 |
Курс священника. Константина Корепанова. Наставления. святого Иоанна Кассиана Римлянина. Оглавление. Передача от 20 января
|
|
|
|
Курс священника
Константина Корепанова
Добротолюбие. Том II
Наставления
святого Иоанна Кассиана Римлянина
Записала Инна Корепанова
для телеканала “Союз”
Оглавление
Оглавление
Глава 1. Цель и конец подвижниченства. 3
Глава 2. Смотря на сию цель, надлежит определять и то,
каково должно быть наше отречение от мира. 17
Глава 3. О борьбе плоти и духа. Теплохладность. 29
Глава 4. Общее очертание страстей и борьбы с ними. 49
Глава 5. Борьба со страстью чревоугодия. 62
Глава 6. Борьба с духом блуда. 81
Глава 7. Борьба с духом сребролюбия. 89
Глава 8. Борьба с духом гнева. 100
Глава 9. Борьба с духом печали и уныния. 115
Глава 10. Борьба с духом тщеславия. 138
Глава 11. Борьба с духом гордости. 163
Глава 12. Борьба с помыслами. 193
Глава 13. Борьба со всякого рода скорбями. 223
Глава 14. О Божественной благодати. 257
Глава 15. О молитве. 273
Глава 16. О рассудительности. 298
Глава 17. О конце покаянных трудов. 317
Глава 1 к оглавлению
Цель и конец подвижничества
Текстовая запись четырех выпусков
передачи «Читаем Добротолюбие»,
выходивших в эфир на телеканале «Союз»
с 20 января по 10 февраля 2020 года
| 20 января | сайт | видео | |
| 27 января | сайт | видео | |
| 03 февраля | сайт | видео | |
| 10 февраля | сайт | видео |
Передача от 20 января
Мы начинаем читать второй том «Добротолюбия» и переходим к словам святого Иоанна Кассиана Римлянина. Самая первая глава подборки рассуждений святого Иоанна Кассиана посвящена цели и концу подвижничества. Об этом мы и поговорим некоторое время. Самый первый абзац:
|
|
|
Все науки и искусства имеют свою цель (scopon) и свой конец (telos), – смотря на которые, рачительный любитель искусства охотно переносит все труды и издержки. Так земледелец, терпя то зной, то холод, неутомимо распахивает и разрыхляет землю, имея “целью”, – очистив ее от всякого стороннего сора, сделать плодороднейшею; убежден будучи, что иначе не достигнет “конца”, т. е. получения обильной жатвы, для содержания себя и умножения своего достояния. Так и подвижничество наше имеет свою цель и свой конец, ради которого неутомимо и с удовольствием подъемлем мы все труды, – ради которого не тяготит нас скудость питания постнического, веселит изнеможение от бдений, всегдашнее чтение Писаний с размышлением не знает сытости, и не страшат ни непрестанный труд, ни обнажение от всего и скудость во всем, ни даже ужасы этой безмерной пустыни.
Мы видим, что здесь Иоанн Кассиан говорит о цели и конце подвижничества. Для него очень важным представляется различить эти два явления жизни, два феномена. Дело здесь, конечно, не в словоупотреблении. Наше сознание понимает цель как нечто окончательное, конечное. Но он как человек другой культуры (а главное – другого языка) различал эти вещи. У нас не сразу получается уловить эти различия, но поверим (и проверим), что они не случайны.
С его точки зрения, цель – это некий результат деятельности, какой-то тактический результат; а конец – стратегический результат, стратегическая цель, ради чего вся эта деятельность и осуществляется. То есть цель, по Иоанну Кассиану, – это результат, а окончательный итог деятельности – конец.
Тот пример, который он здесь приводит, достаточно простой, понятный: человек выходит на поле с плугом и пашет землю, его цель – вспахать поле. Это не конечная его цель, он на этом не успокоится. Конечная его цель – получить урожай. Но цель конкретно этой деятельности, для чего он с плугом выходит на поле, – вспахать это поле. Потом он выйдет, чтобы посеять, удобрить, взрыхлить или прополоть, потом для того, чтобы полить… И каждый раз он выходит на поле с некой целью. А итогом всего этого, концом, по мысли Иоанна Кассиана, является жатва.
|
|
|
Применяя этот образ, это слово к подвижничеству, он говорит, что цель в отношении подвижничества – борьба, победа над какой-нибудь страстью. Например, мы что-то делаем для того, чтобы побороть конкретную страсть. А конец – это сама вечная жизнь. Она есть конечный итог, ради этого все наши нынешние тактические цели.
Мы можем даже несколько раз прочитать эти слова – и они будут казаться нам надуманными, хотя это не надуманность, а некая особенность языка. Вообще древние народы для разных явлений жизни, которые мы часто называем одним словом, предпочитали придумывать разные слова. Древние языки сложнее и богаче новых. Скажем, то, что в современном языке передается хоть письменным, хоть устным словом «о’кей», означает что угодно, имеет огромный спектр значений, эмоциональных переживаний. Все это выражается одним простым словом «о’кей». Древние для каждого состояния, каждой вещи, каждой вещи в разных состояниях придумывали разные слова. У них это считалось правильным, а нам кажется ненужным.
Но посмотрите: и различение этих феноменов, и различение слов «цель» и «конец» не просто носят филологический характер. Это различение имеет некое сущностное значение, оно не лишено смысла. И в чем этот смысл, мы попытаемся сейчас рассмотреть.
Вот человек держит пост, он постится. Для чего? Простой вопрос. Я никогда не задавал его людям (может, всего раза два в жизни), потому что знаю: простые, обычные люди не смогут ответить на этот вопрос, а смущать их и не хочется, да и Бог не велит. Зачем? Для чего постится человек?
Пытаясь найти ответ, большинство людей скажут: «так надо», «так велено», «так повелели», «так установлено», «я делаю это потому, что так надо». Кому так надо? Богу пост не нужен – об этом в Священном Писании сказано достаточно слов, чтобы понять. Богу наш пост не нужен. Особенно если мы обратим внимание на такие фундаментальные тексты, как 58-я глава Книги пророка Исаии, мы увидим, что Богу все это не нужно. Тогда кому? Нам? Зачем? Зачем нам этот пост нужен?
|
|
|
Очень часто наши насмешники – непонимающие, ерничающие над некоторыми обычаями Церкви Христовой, пользуясь высказываниями простых и бесхитростных людей, а не богословскими рассуждениями, которые надо еще найти, прочитать и понять, спрашивают: «А зачем тебе нужен пост? Для чего ты его держишь? Ты хочешь сказать, если воздержался в пост от сосиски, то попадешь в рай? Или, если съел в пост сосиску, попадешь в ад? » Примерно так ерничают наши насмешники. А ведь, в сущности, это как раз то, о чем говорит Иоанн Кассиан, потому что на самом деле тактические вещи перепутаны со стратегическими. Называются вещи, которые никакого отношения к Царству Божиему на этом этапе нашей жизни не имеют, но итогом всего этого действительно будет Царство Божие. Сосиска не имеет отношения к Царству Божиему, а пост имеет отношение к Царству Божиему. Съели мы что-то или не съели – это никак не влияет на то, спасемся мы или не спасемся. Это просто влияет на то, постимся мы или не постимся. Но в целом наше постное устроение, наше воздержание от страстей, несомненно, влияет на то, спасемся мы или не спасемся.
Вот эта путаница, смешение тактических целей и стратегических (или, на языке Иоанна Кассиана, который не просто жонглирует словами и пытается по-разному назвать разные феномены, – смешение цели и конца) как раз и порождает подобное насмешничество и непонимание того, что на самом деле происходит.
Пост есть добровольное ограничение себя ради любви к Богу, Церкви, ради того, чтобы исцелить тело или преодолеть страсти. То есть дело не в пище, которую мы едим. Но она так или иначе имеет некие цели, которые помогают нам приблизиться к достижению искомого итога нашей жизни, конца. И это различение на сущностном уровне представляется чрезвычайно значимым.
Ведь реально дело не в том, чтобы, скажем, достигнуть состояния, когда мы вообще не нуждаемся в пище. Например, буддисты делают то же самое, все спортсмены сидят на диете (я уж не говорю о девушках, которые хотят быть или становятся великими моделями – они все достигают состояния воздержания, а некоторые из них заболевают болезнью, которая полностью исключает возможность употребления пищи). Ведь не для того, чтобы вызвать анорексию, человек постится.
|
|
|
Разве дело в том, чтобы человек не нуждался в женщине и вообще никакого чувства не испытывал при взгляде на женщину? Евнух становился таким гораздо быстрее и безо всяких проблем, искушений, испытаний. Тогда проще вовремя человека оскопить, чтобы не было никаких влечений, искушений, развращений и тому подобного. Тогда, может, надо было человека таким сразу и создавать, чтобы он не смотрел на женщин, а не требовать от него труднодостижимых вещей? Не в этом же смысл жизни.
И не в том смысл, чтобы не иметь собственных денег или собственности как таковой. Ведь нищие люди, огромное количество людей в мире без определенного места жительства, особенно населяющие некоторые области Бангладеш или какой-нибудь африканской страны, вообще ничего не имеют. Так вот где находятся истинные христиане и подвижники, если так рассуждать! Ведь эти люди абсолютно лишены собственности.
Или мы изучаем Священное Писание для того, чтобы знать его наизусть? Но мы знаем множество профессоров, которые лучше всех помнят Священное Писание наизусть, но это нисколько не приближает их к Богу, потому что все это временные цели, не истинные.
Представим, человек достигает какой-то цели: вот он выучил Священное Писание, вот он воздерживается от женщин, вот он может не есть целую неделю пищу и не соблазняться или вот он отказался от имения. Но это все ни о чем, потому что это всего лишь временные, не подлинные, тактические, не настоящие цели.
Истинная цель всего – в другом: в том, чтобы войти в общение с Богом, спастись, наследовать жизнь вечную. Окончательная цель всякого бытия человека есть вхождение в Царство Божие, жизнь с Богом. Подлинная, конечная цель, подлинный конец всякой нашей деятельности – упокоение в Боге, отказ от деятельности, когда мы войдем в покой вечной субботы, вечного пребывания с Богом, как пишет об этом автор Послания к Евреям.
Но при этом мы ставим какие-то тактические цели: например, победить свое чревоугодие, обуздать свою похоть или блудную страсть, исцелиться от алкоголизма, сребролюбия и чего-нибудь еще. Мы ставим эти цели – и они реальные, их надо достигать, но не в них суть.
Вот, скажем, мы достигли воздержания от еды. И что? Ничего. Это имеет какое-то отношение к конечной цели? Надо посмотреть. Приближает меня это к итоговой цели? Если да, то надо приближаться дальше. Но может быть и не так. Сколь угодно людей, которые вообще мяса не едят, но очень далеки от Царства Божия. Есть люди, которым вообще не нужны женщины, которые сохранили свою девственность, однако, как те юродивые девы, в Царство Божие могут не войти. Есть люди, у которых вообще нет собственности (и она им не нужна), но и они могут быть чужды Богу. Вроде цель – а вроде и не цель; вроде мы чего-то добились – а вроде никакого отношения к сути нашей жизни это не имеет.
|
|
|
Это и пытается нам сказать Иоанн Кассиан: что есть какие-то маленькие цели, очень важные, очень нужные, но если они не сориентированы на итоговую цель, на конечную цель, то толку от этого никакого нет. Ведь очень важно, чтобы все нас вело именно к жизни с Богом. Это и есть подлинный конец. Идя по этому пути, мы постепенно обретаем надежду на вечную жизнь с Богом. И эта надежда, как некое тайное утешение для идущего к Царству Божиему человека, удостоверяет его, что он идет правильно и действительно спасется.
Вот эта надежда не постыжает, она не просто некое состояние души. Это состояние, но оно не душой нашей определяется и не в душе нашей имеет корень. Это утешение, подаваемое свыше, это Бог поддерживает нас, удостоверяя Своей поддержкой, что мы идем в правильном направлении, что мы действительно к Нему стремимся. И, скорее всего, это утешение свидетельствует нам, что если мы не сойдем с этого пути, не ослабеем, то действительно получим утешение и достигнем цели: соединимся с Богом в полноте Его любви в Царстве Божием.
Это как залог – такое слово использует апостол Павел. Раньше (сейчас так не принято, а в прежние времена, до революции, может быть, до второй половины ХХ века, эта традиция сохранялась), когда молодые люди влюблялись и заявляли о намерении стать мужем и женой, они дарили друг другу обручальные перстни, обручальные кольца. Эти кольца были залогом, то есть «свидетелями» обещания. Девушка, взирая на это кольцо, подаренное женихом, утешалась тем, что, хотя сейчас возлюбленного нет рядом и, быть может, есть какие-то скорбные обстоятельства (может быть, он даже ушел на войну – таких случаев было много, скажем, во время Первой мировой войны), она его ждет, он вернется – и тогда они станут мужем и женой. Это верно, потому что у меня есть «свидетель» – это кольцо: залог того, что он действительно обещал на мне жениться.
Это было в ту эпоху, когда слова значили именно то, что они значили: они не выражали ни чувств, ни эмоций – просто свидетельствовали о том, что должно быть. Если человек говорил – значит, дело за этим, несомненно, последует. Слова свидетельствовали о делах, а не об эмоциях и чувствах.
Это сейчас человек говорит: «Я тебя люблю», – а подразумевает только то, что ему конкретно сейчас с кем-то хорошо и ему это состояние нравится. Девушка может в ответ сказать то же самое – и это будет значить точно то же самое. А в прежние времена человек говорил «я тебя люблю» – и это означало: «Я тебя никогда не брошу, никогда тебя не предам, независимо от того, будет мне хорошо или нет, захочешь ты этого или не захочешь. Я обещаю тебе любовь – и я тебя не оставлю. И нет силы, которая заставила бы меня нарушить слово».
В этом смысле ситуации со словом были просто потрясающие и в нашей среде, и в европейской. Одного слова человека, что он заплатит долги, было достаточно, чтобы в течение назначенного времени к нему никто не приставал, потому что он сказал, что заплатит, – значит, заплатит. И бесчестие (представление о человеке, что его слово не означает дела) было для человека духовной катастрофой: он умирал для общества, он умирал личностно и очень часто фиксировал это тем, что умирал и физически. Он не мог существовать в этой ситуации.
Сейчас все изменилось: наши слова ничего не значат. Но в ту эпоху, когда человек говорил: «Я на тебе женюсь, потому что я тебя люблю», – это было временной заминкой. Не сегодня – так завтра, не в этом году – так в следующем, несомненно, он на мне женится. Я буду ждать. И это кольцо утешает меня ожиданием того, что это (сто процентов) исполнится.
Вот так и человек, когда ставит какие-то тактические цели, воздерживается, постится, еще что-то делает, но делает это действительно ради итога, конечной цели, конца, ради того, чтобы быть именно с Богом. Тогда все эти постные труды, как здесь и говорит Иоанн Кассиан, срастворяются с утешением (всегда содержат в себе элемент утешения, элемент надежды, что все это не напрасно и в Царстве Божием человек найдет упокоение). Именно ради этого все труды. Не ради того, чтобы не желать женщины, а ради того, чтобы быть с Богом; не ради того, чтобы не желать пищи, а ради того, чтобы быть с Богом; не ради того, чтобы не выходить из храма и стоять там по двадцать часов, а ради того, чтобы быть с Богом.
По сути, мы подъемлем все эти скорбные труды ради того, чтобы быть с Богом, но спасаемся мы вовсе не тем, что постимся, стоим в храме, не желаем кого-то... На самом деле этими трудами мы учимся быть послушными Богу и в послушании созреваем в любви. Мы становимся готовыми к тому, чтобы жить с Ним единой жизнью, чтобы стать с Ним одним целым бытием, чтобы действительно войти в Царство Божие. Ведь Царство Божие означает не только то, что там Царь – Бог, а каждый, как в наших странах, живет так, как ему хочется. Царство Божие и предполагает, что мы входим в новый мир, где абсолютно добровольно подчиняемся единственной воле нашего Бога, которая есть действительно единственная, спасительная, благая. Чтобы стяжать этот навык послушания Богу, мы и трудимся. Важны не сами труды, не сами достижения этих трудов, а то, что в процессе этого мы вырабатываем те условия, которые позволяют нам жить с Богом в Его мире.
|
|
|
