 |
Развитие темы в форме параллелизма
|
|
|
|
В поэзии второй половины XIX – начала XX вв. достаточно часто встречается развитие темы в форме параллелизма. Один из таких примеров – уже проанализированное стихотворение Вяч. Иванова «Любовь».
Явление параллелизма на фольклорном материале в русской науке было описано в трудах А. Н. Веселовского[123], а в последующие десятилетия изучалось не только в фольклоре, но и в русской лирике XIX – XX вв. [124] Это один из наиболее древних способов развития поэтической темы, характерный прежде всего для народной поэзии. А. Н. Веселовский характеризует его так: «Картинка природы, рядом с ней таковая же из человеческой жизни; они вторят друг другу при различии объективного содержания, между ними проходят созвучия, выясняющие, что в них есть общего»[125]. Один из примеров такого фольклорного параллелизма:
Отломилась веточка
От садовой от яблонки,
Откатилось яблочко;
Отъезжает сын от матери
На чужу дальню сторону[126].
А. Н. Веселовский комментирует смысл общей схемы такого параллелизма: «Сопоставлены два мотива, один подсказывает другой, они выясняют друг друга, причем перевес на стороне того, который наполнен человеческим содержанием. Точно сплетающиеся вариации одной и той же музыкальной темы, взаимно суггестивные. Стоит приучиться к этой суггестивности, - а на это пройдут века – и одна тема будет стоять за другую»[127]. В этом случае одна из частей параллели умалчивается, двучленный параллелизм превращается в отрицательный («Не шатучая осина расшумелася - / Добрый молодец кручиной убивается») или одночленный («Сломим мы со грушеньки вершиночку - // Расти же ты, грушенька, без верха» - свадебная песня об уходе дочери из родительского дома). Именно из древнего параллелизма развивается система переносных метафорических значений, тропов, используемых на более поздней стадии эволюции лирической поэзии.
|
|
|
Важно осознать отличие параллелизма от сравнения. Формальное различие налицо: в параллелизме отсутствуют сопоставительные конструкции (как, словно, будто, точно, как… так и т. п. ). Исторически сравнение более поздняя и более рациональная, расчленяющая, аналитическая конструкция. В сравнениях очевидно, что речь идет о разных, хотя и сопрягаемых явлениях, они могут быть достаточно произвольными, как в проанализированном выше стихотворении Фета. В основе параллелизма исторически лежит древний синкретизм – представление о нерасчленимом единстве человека и природы.
По наблюдениям А. Н. Веселовского, поэтика сравнений более характерна для рационалистических эпох в развитии культуры, а тяготение к параллелизму возвращается в переходные эпохи: «В таком искании созвучий, искании человека в природе, есть нечто страстное, патетическое, что характеризует поэта, характеризовало, при разных формах выражения, и целые полосы общественного и поэтического развития. Элегическое увлечение красотами природы, интимность Naturgefü hl’а < нем. – чувство природы. –Д. М. > жаждущего отголосков, наступало в истории не раз: на рубеже древнего и нового миров. у средневековых мистиков, у Петрарки, Руссо и романтиков. < …> Такое настроение понятно в эпохи колебаний и сомнений, когда назрел разлад между существующим и желаемым, когда ослабела вера в прочность общественного и религиозного уклада и сильнее ощущается жажда чего-то другого, лучшего. Тогда научная мысль выходит на новые пути, пытаясь водворить равновесие между верой и знанием, но сказывается и старый параллелизм, ищущий в природе, в ее образах, ответа на недочеты духовной жизни, созвучия с нею. В поэзии это приводит к обновлению образности, пейзаж-декорация наполняется человеческим содержанием. Это тот же психический процесс, который ответил когда-то на первые, робкие запросы мысли; та же попытка сродниться с природой, проецировать себя на ее тайники, переселить ее в свое сознание; и часто тот же результат: не знание, а поэзия»[128].
|
|
|
Рассмотрим стихотворение И. А. Бунина «Песня», ориентированное на стилистику народной песни.
Зацвела на воле
В поле бирюза,
Да не смотрят в душу
Милые глаза
Помню, помню нежный
Безмятежный лен.
Да далеко где-то
Зацветает он.
Помню, помню чистый
И лучистый взгляд.
Да поднять ресницы
Люди не велят.
Помимо заглавия, на стилизацию народной песни указывает и стихотворный размер текста: 3-стопный хорей с чередованием женских и мужских рифм. По наблюдениям М. Л. Гаспарова, «первым истоком семантики 3-стопного хорея были любовные песенки XVIII в. »[129], а позднейшие стилизации превращали салонную любовную песенку в народную. При этом одной из важных тематических составляющих этого размера названы темы «любви-разлуки», а также «русского пейзажа»[130]. Параллелизм как способ развития темы также соотносится со стилистикой народной песни.
Первая строфа задает сопоставление «лен (бирюза)» - «глаза» в форме отрицательного образного параллелизма (бирюзовые цветы цветут, а глаза любимой для меня не цветут, не смотрят). Две последующие строфы развивают тему в форме грамматического и образного параллелизма, каждая из строф разворачивает одну из частей параллели, между ними существуют семантические и ритмико-синтаксические переклички, в которых развиваются синонимические отношения между «природным» и «человеческим»: Помню, помню… лен – Помню, помню… взгляд, Да далеко… зацветает он – Да поднять ресницы / Люди не велят. Эта синонимия мотивирует и «одушевленные», «психологические» эпитеты (нежный, безмятежный), сопровождающие лен во второй строфе.
Обращает на себя внимание и не вполне явный отрицательный параллелизм в начале и в конце стихотворения: зацвела на воле - поднять ресницы… люди не велят. Тема разлуки в тексте совершенно очевидна. Менее очевидна другая тема – насильственной разлуки в противоположность природной «воле».
|
|
|
Развитие темы в форме параллелизма получило широкое распространение в поэзии рубежа XIX – XX вв. Как отмечает Н. А. Кожевникова, параллелизм в поэзии символистов используется «для установления точек соприкосновения между разными сферами изображения, смысловых соответствий и параллелей»[131]. В частности, с помощью параллелизма могут быть сопоставлены прямые и непрямые выражения одной и той же мысли, может произойти своего рода «перевод» с «предметного» языка на язык образных «соответствий». Рассмотрим в качестве примера стихотворение Ф. Сологуба «Качели».
В истоме тихого заката
Грустило жаркое светило.
Под кровлей ветхой гнулась хата
И тенью сад приосенила.
Березы в нем угомонились
И неподвижно пламенели.
То в тень, то в свет переносились
Со скрипом зыбкие качели.
Печали ветхой злою тенью
Моя душа полуодета,
И то стремится жадно к тленью,
То ищет радостей и света.
И покоряясь вдохновенно
Моей судьбы предначертаньям,
Переношусь попеременно
От безнадежности к желаньям.
Первая строфа стихотворения представляет собой описание предметной реальности. Правда, уже и здесь начинается неявная психологизация, одушевление предметного мира (в истоме… заката, грустило жаркое светило, березы… угомонились). Вторая строфа – описание внутреннего мира лирического «я». Большинство слов второй строфы либо изначально лишены предметного значения: (печаль, душа, тленье, радости, судьба, предначертанья, безнадежность, желанья), либо меняют предметное значение на переносное (полуодета, тень, свет). Строфы связаны между собой лексическими повторами (тень, свет, ветхая, переноситься) и тематическими перекличками (грустило – печаль, светило – свет, приосенила – полудета).
|
|
|
Параллелизм устанавливается прежде всего через глагол «переноситься» ( То в свет, то в тень переносились / Со скрипом зыбкие качели. – Переношусь попеременно / От безнадежности к желаньям. ). В первой строфе глагол использован в прямом значении, во втором – в переносном. Одновременно меняют значение на переносное и другие слова, повторенные во второй строфе: не «ветхая кровля», а «ветхая (давняя, застарелая) печаль». Слово «тень» получает ряд новых синонимов, также свидетельствующих об изменении значения: «безнадежность», «печаль», «тление». Так создается система соответствий между внешним миром и миром «я».
В поэзии рубежа XIX – XX вв. нередко встречается одночленный параллелизм, когда используется лишь одна тематическая составляющая параллелизма и, по выражению А. Н. Веселовского, одна тема стоит за другую. Как правило, в таких текстах преобладает привычная, традиционная для русской поэтической культуры символика, позволяющая сразу же раскрыть значение второй, не названной части параллели. Чаще всего это природная символика, имеющая устойчивые семантические соответствия. Рассмотрим стихотворение А. Н. Апухтина «Астрам».
Поздние гости отцветшего лета,
Шепчутся ваши головки понурые,
Словно клянете вы дни без просвета,
Словно пугают вас ноченьки хмурые.
Розы – вот те отцвели, да хоть жили…
Нечего вам помянуть пред кончиною:
Звезды весенние вам не светили,
Песней не тешились вы соловьиною.
В противопоставлении осенних поздних астр и роз, цветущих от весны до осени, у Апухтина отсутствует прямая параллель с человеческой жизнью. Однако все «очеловеченные» глаголы (шепчутся, клянете, пугают, жили, помянуть, не тешились) указывают на второй, неразвернутый план этой параллели. Каждое из тематических полей стихотворения – «цветение», «времена года», «день и ночь» - находится в ряду традиционных символических обозначений человеческой жизни. Одночленный параллелизм превращает все стихотворение в аллегорию.
|
|
|
