 |
Когда в город приходит любовь 9 глава
|
|
|
|
Его собственный «Каприс Классик» отделяли три другие машины.
— Секундочку, — сказал Дуг, вытащил ключи и открыл дверцу.
Клэр осталась на тротуаре, глядя на видавшую виды белую машину с выгоревшей голубоватой крышей.
— Это твоя машина?
— Нет. — Дуг запустил руку под велюровое сиденье, задев освежители воздуха с мускусно-апельсиновым запахом, висевшие на прикуривателе. — Я этому придурку одолжил несколько дисков. — Он пощупал голубой коврик, ища их, выпрямился и помахал коробочками, но Клэр не успела прочитать названия.
Они вернулись на улицу Банкер-Хилл, в свете газовых фонарей прошли три квартала к западу, к Высотам, остановились на вершине холма у церкви святого Франциска с ее пирамидальной башней.
— Пришли.
Здесь стоял чистенький трехэтажный домик из песчаника с эркерами и подвешенными на них огненно-красными кадками с буйно разросшимися цветами. Черные двери с потертыми латунными кольцами, ручками и окантовками. Дуг поднялся на порог из искусственного мрамора, отпихнул новеньким ботинком несколько коробок с логотипом «ФедЭкса».
— Ты здесь живешь? — опасливо спросила Клэр, все еще стоя на тротуаре.
— Никоим образом. — Протянув руку, Дуг ощупал раму внутренней двери. — Нет, тут один мой приятель заправляет. — Он выудил ключ, показал девушке и повернул его в скважине. — Просто воспользуемся тутошней лестницей, чтобы подняться наверх. Что скажешь?
Боязливо оглянувшись, Клэр вошла следом за ним.
Крыша была ребристой, из прорезиненного шифера, обрамленная со всех сторон кирпичными зубцами в полметра высотой. Заброшенная решетчатая голубятня не закрывала вид на город — он будто сошел с открытки. Бостон — от башен финансовых корпораций до зеркальной Башни Хэнкока и небоскреба Пруденшл-Центра — лежал внизу, словно на иссиня-черном шелке. И все это обвивала сверкающая лента загруженного шоссе.
|
|
|
Клэр стояла на южном краю крыши, со стороны большого города, и смотрела на Чарлзтаун, словно женщина, застывшая на высоком мосту с пустым бокалом в руке.
— Ух ты!
Крыши, окружавшие их с обеих сторон, напоминали ступени, поднимавшиеся к небу, на многих были устроены деревянные площадки с пластиковыми столами, стульями и даже барбекюшницами. Колючки старых телеантенн торчали вперемежку со спутниковыми тарелками, которые обращали свои полные надежды лица к югу. Налево, к востоку от Флагманской Верфи, принадлежащей военно-морскому флоту, из темноты неба, словно звезды на нитке, выныривали огни реактивных самолетов. Другие воздушные суда кружили в вышине по заданной схеме, ожидая посадки, словно вращающееся созвездие.
Гул Города поднимался вверх. Держа свободную руку в кармане, Клэр вернулась к стулу, рядом с которым стояла бутылка вина.
— Это небо очистил ты?
Дуг внимательно осмотрелся.
— Ага, я.
— Особенно мне нравится, как ты поработал со звездами.
— Мы их импортируем. Слушай… ты заказывала что-нибудь из телемагазина? Ну, после ночной рекламы?
— Нет. Но если бы решила заказать, выбрала бы вакуумную машинку для стрижки волос.
Дуг показал ей два диска.
— «Золотые хиты». Музыка всех времен и народов, попробуйте послушать в течение месяца. Через каждые четыре-шесть недель мы будем высылать остальные, можете отказаться от рассылки в любое время.
Старый переносной проигрыватель «Саньо» без отделения для кассет был прикован велосипедным замком к столбу голубятни. Дуг поставил первый диск и запустил его.
— Ах, боже мой! — узнала она. Запели «Карпентерс».
— Погоди, пусть тебя захватит. Для меня это серьезный шаг.
— Что именно? Признаться всему миру, что ты — фанат «Карпентерс»?
|
|
|
— Позволь тебя сразу же поправить. Я уж точно не фанат «Карпентерс». Тут дело в общем воздействии музыки, той, что была в семидесятых, до появления диско. Не все песни в этом сборнике я одобряю — некоторые просто ужасны. Однако тут есть «Любовь ондатров».[48]Что мне нравится — так это ощущение радиотрансляции. Как будто поймал радиосигнал, который плутал где-то двадцать лет.
Клэр взяла у него коробочку и стала ее рассматривать.
— Ух ты! — поразилась она. — Мама целыми днями эти песни слушала.
— Конечно, «Дабл-Ю Эйч Ди Эйч»,[49]да? — Дуг сидел на почтительном расстоянии от нее. Они оба смотрели на город, словно на океан.
— Каждое утро, когда я в школу собиралась.
— Джесс Кейн.[50]
— Да. Ух ты! — Вот она, ни с чем не сравнимая сила ностальгии. — И полицейский Билл на вертолете дорожной полиции.[51]
В кухне у матушки Дуга радио работало денно и нощно. Это было одно из самых четких воспоминаний о ней. Но делиться им с Клэр он не решился, опасаясь дальнейших расспросов. Прошлое у него — что минное поле. Ходить надо осторожно, чтобы ненароком не подорваться.
Девушка вернула ему коробочку от диска.
— Часто сюда поднимаешься?
— Нет. Почти никогда.
— Разве ты не приводил сюда всех своих девушек?
— Должен признаться, там внизу я слегка приврал. На самом деле я не знаю, кто управляет этим домом. Знаю только, где ключи лежат.
— А… — Клэр задумалась, глядя на Бостон, который подмигивал ей огнями.
— Мне хотелось, чтобы мы забрались на большую высоту и поглядели оттуда на Город. Ну, понимаешь, хотелось тебе что-нибудь показать.
— Понятно. — Она откинулась на спинку стула, небольшое озорство ее не пугало.
Лоу Роулс[52]затянул «Леди Любовь», и Дуг, изо всех сил постаравшись изобразить бас, подпел:
— О, да-а-а…
Клэр улыбнулась и, вытянув ноги, согнула лодыжки так, словно вытаскивала мокрые ступни из набежавшей на берег волны.
— Так где же ты живешь?
— За холмом. — Дуг указал большим пальцем за спину. — Снимаю. А у тебя собственная квартира?
— Мне банк такую хорошую ставку по кредиту сделал. Мне дешевле за свое жилье платить, чем снимать. А ты тут всегда собираешься жить?
— В смысле, как большинство горожан? Если честно, еще пару лет назад я ни о чем другом и помыслить не мог.
|
|
|
— Ну, теперь ты понимаешь… я даже не представляю, как можно жить в том же городе, где обитают твои родители. Это просто невозможно. Что же такого в этом месте, что так крепко держит людей?
— Наверное, уровень комфортности. Каждый закоулок здесь знаешь.
— Допустим. Но если то, что вы найдете в этом закоулке, не так уж и… хорошо?
— Я тебе рассказываю скорее о том, как было, чем о том, как есть сейчас. Потому что, положа руку на сердце, я не возьмусь сказать, как теперь обстоят дела. Последние пару лет я будто в стороне оказался. Но вот когда я рос, было легко. Тебя все знают. У тебя есть собственная роль в Городе, и ты ее играешь.
— Как в большой семье?
— А семьи бывают и хорошими, и плохими. Хорошими и плохими. Вот моя роль в Городе была — паренек Мака. Маком звали моего папашу. Куда бы я ни пошел, на любом углу меня узнавала каждая собака. «А вон паренек Мака идет». Яблоко от яблони недалеко падает. И когда долго в этом живешь, как-то срастаешься. Но теперь все меняется. Нет такого, что все всех знают. Новые лица, приезжие. Люди, которые не знают историю твоей семьи, твою родословную. В этом есть какая-то свобода. По крайней мере для меня. Уходит какая-то фамильярность. Мне так только приятно, что на каждом углу не напоминают: «Вот ты кто такой, ты — паренек Мака».
— А я думала, такие вещи побуждают людей уезжать, убегать от привычного. Начинать новую жизнь. С чистого листа.
Дуг пожал плечами.
— Ты поступила именно так?
— Я пробовала. И все еще пытаюсь.
— Ну, с окраинами всегда так, по-моему. Они вроде стартовой площадки. А Город скорее как фабрика. Мы тут все — местного производства. Крутимся тут каждый день. В воздухе, конечно, полно гадости, но это наша гадость, понимаешь? — Фраза получилась не настолько глубокомысленной, как он надеялся. — Это как ящик — что есть, то есть. Как остров, с которого не уплыть просто так.
Она потягивала вино, подлив себе еще немного так, что Дуг даже не заметил. Заиграла другая песня.
— «Огонек»[53]— узнала Клэр, поглядев на проигрыватель. — Боже ж мой, как мне нравилась эта песня. Про лошадку?
|
|
|
— Вот видишь, — отозвался Дуг, снова отдаваясь мелодии.
Некоторое время они слушали молча под огнями круживших в небе самолетов.
— Ты вот про отца говорил, — вспомнила Клэр.
Черт! Минное поле.
— Ага.
— Здесь вся твоя семья живет?
— Нет вообще-то. Никто здесь не живет. Уже.
— Все уехали, только ты остался?
— Вроде того. Мои родители развелись.
— Ой. Но они где-то поблизости живут?
— Не совсем.
— «Не совсем»? Это как?
Бум! Как будто ногу до колена оторвало.
— Моя мама бросила нас с отцом, когда мне было шесть лет.
— Ой, извини. В смысле, черт возьми, прости, что спросила.
— Да ничего. Она ушла в самое удачное время. Так было лучше для ее же психики, по-моему. Из-за отца.
— Вы с ним не близки?
— Уже нет. — Еще один вопрос по краю обошел. По-прежнему ковыляя на одной ноге.
— Я не очень много вопросов задаю?
— Так ведь первое свидание, — ответил Дуг. — Чем же еще заниматься?
— Да, точно. Обычно, когда первый раз встречаешься с мужчиной, он рот не закрывает, уж нахваливает себя и нахваливает. Или меня вопросами изматывает, как будто хочет доказать, что я ему очень интересна. Можно подумать, если я начну про себя рассказывать, то перестану считать, сколько коктейлей водка-спрайт я выпила.
Песня затихла. С улицы донесся гогот, потом удар и звон осколков, ругань, смех, быстрые удаляющиеся шаги.
— Отлично, — пробурчал Дуг.
Заиграли «Литтл Ривер Бэнд», все сгладив.
— Я знаю эту песню, — сказала Клэр. — Мне вот на ум пришло, что в последнее время я слушала ужасно депрессивную музыку.
— Да? И насколько?
— Типа подборок университетских радиостанций. Вроде старых песен «Кью». «Смэшин Пампкинз».
— Ого! «Пампкинз». Неслабо.
Она кивнула.
— Хочешь об этом поговорить? — без нажима спросил Дуг.
Она крутила снова опустевший бокал за ножку, изучая отпечатки губной помады и пальцев на ободке.
— Да не знаю. Приятно от всего этого отвлечься.
— Вот и славно. Отвлечемся.
Клэр отставила бокал.
— У тебя есть ко мне какие-то конкретные вопросы?
— Да всего-то сотня-другая, не больше. Но как ты сказала, сейчас и так хорошо. По-моему, всему свое время. По крайней мере я надеюсь, что всему свое время.
Молодец. Его слова подействовали на нее — даже несмотря на то, что внутренний голос нудил: «Всего одно свидание».
— А можно, тогда я спрошу? — поинтересовалась она.
Дуг остановил ее, не позволив задать вопроса.
— У меня была непутевая юность. Стоит мне выпить, становлюсь скотиной, так что с выпивкой я завязал.
Клэр нежно, почти смущенно улыбнулась.
— Я не об этом хотела спросить.
— Я два года уже капли в рот не беру. Регулярно посещаю собрания, по нескольку раз в неделю. Мне они нравятся. Полагаю, у меня аллергия. У кого-то аллергия на орехи или еще на что-то, никто же их в этом не упрекает. А у меня вот аллергия на алкоголь. Сразу с катушек слетаю. А это, понимаешь ли, ужасно портит первое впечатление. Однако с этим приходится мириться. — Дуг вздохнул. — Ладно. Извини. Так что у тебя за вопрос?
|
|
|
— Н-да, — отозвалась она. — Я собиралась узнать, с чего это ты пригласил на свидание девушку, которая при тебе рыдала в прачечной.
Дуг задумчиво кивнул.
— Хороший вопрос.
— Да уж.
По шоссе ползли полицейские мигалки — яркие синие точечки.
— Но хорошего ответа у меня нет. Да, конечно, мне стало любопытно. Симпатичная девушка, у которой проблемы — такое не каждый день увидишь.
На этот раз ему показалось, что вино полилось в ее бокал с каким-то виноватым журчанием. Заиграла песня «Чудеса» в исполнении то ли «Самолета Джефферсона», то ли «Звездолета Джефферсона».[54]Дуг на мгновение прикрыл глаза и увидел старый мамин радиоприемник, черный с металлическими кантами, поющий на холодильнике.
— Скажи честно, — попросила Клэр, сделав глоток, — ты все это спланировал?
— Ни на йоту, богом клянусь.
— А получилось идеально. И даже непонятно, в чем тут дело. Если бы можно было остановить время прямо сейчас и не дать солнцу взойти завтра утром…
— Да? А за что это ты так солнце недолюбливаешь?
— Завтра опять выхожу на работу.
— Опять? — Дуг старательно изобразил удивление.
От вина Клэр стала говорить чуть медленнее.
— У меня получилось что-то вроде продленного отпуска.
— Это ж хорошо.
— Не совсем. — Она сделала глоток и повернулась к Дугу. — Ты ведь тут всю жизнь живешь, так?
— Так.
— А что ты знаешь о здешних банковских грабителях?
Он откашлялся и бесшумно вздохнул.
— В смысле?
— Говорят, у вас тут рассадник воров. Я подумала, может, ты вырос с некоторыми из них.
— Наверное… вполне возможно… да, пожалуй.
— Мой банк, ну, в котором я работаю… несколько недель назад ограбили.
— А. Понятно.
— Они затаились внутри и поджидали нас.
Поразительно, как вдруг ему стало паршиво.
— И что же они сделали? Связали вас?
— Держали нас на прицеле. Заставили лечь на пол. Разуться. — Клэр снова посмотрела на Дуга. — По-моему, это самое странное. Снять обувь. У меня это все никак из головы не выходит. Не знаю почему. Зациклилась на пустяке, понимаешь? Сны всякие снятся про то, что я босая. — Она перевела взгляд на свои туфли, стоявшие на прорезиненном шифере. — А, ладно.
— Но ты не пострадала.
— Дэвису досталось — моему заместителю. Его избили. Сработал бесшумный сигнал тревоги.
Теперь только бы не облажаться.
— Но если он был бесшумный?..
— У одного из них была рация с наушником. Он ловил полицейскую волну.
— А. Так они его отделали за то, что он включил сигнал тревоги.
Клэр пристально всматривалась в раскинувшийся внизу Бостон, словно там скрывался правильный ответ. Но она так и не ответила. Дуг задумался над этим.
— Полиция их уже поймала? — осведомился он.
— Нет.
— Но ищет, конечно?
— Не знаю. Они не рассказывают.
— А тебе, наверное, пришлось пройти через, как это называется, допрос?
— Это не страшно, как оказалось.
Дуг не стал продолжать. Лучше не напирать.
— И ты с тех пор на работу не ходила?
Клэр покачала головой, задумчиво нахмурившись.
— Они меня с собой забрали, когда убегали.
Тут Дуг не нашелся как подыграть. Не придумал, что сказать.
— Они волновались из-за сигнала тревоги. — Клэр следила за огнями самолетов, заходивших на посадку слева от них. — Вот где-то там меня отпустили. У меня глаза были завязаны.
В ее голосе было все. Все то, что он не хотел знать и слышать.
— Страшно было?
Она долго молчала. Так долго, что Дуг уже испугался: неужели он как-то выдал себя?
— Больше ничего не было, — наконец произнесла Клэр.
Она смотрела на него в упор, довольно мрачно.
— Нет… я не про то… — запинаясь, начал оправдываться Дуг.
— Они просто отпустили меня. И все. Как только им стало ясно, что за ними никто не гонится, они остановились и выпустили меня.
— Понятно, — кивнул Дуг. — Ну конечно.
Клэр сложила руки на груди, защищаясь от подкравшейся прохлады.
— Я с тех пор в таком подавленном состоянии. Агент ФБР говорил, что состояние будет похоже на скорбь.
— Агент ФБР? — уточнил Дуг так, чтобы голос не дрогнул.
— Ну не знаю уж. Вот когда дедушка с бабушкой умерли, грустно было, очень даже. Но скорбела ли я?..
Дуг все кивал и кивал.
— Так ты с ними общаешься?
— С ФБР-то? Только вот с этим агентом разговаривали. Классный такой.
— Да? Хорошо. — Выжидаем паузу, не спешим. — А что он у тебя спрашивал? Ну, там типа: «Как они выглядели?» или «Что говорили?»
— Нет. То есть сначала — да. А теперь нет.
— А теперь он типа звонит и проверяет, все ли в порядке?
— Кажется, да. — Клэр посмотрела на него искоса, и Дуг понял, что задает слишком много вопросов. — А что?
— Да нет, ничего, просто интересно. Как это все выглядит с его точки зрения? Может, он думает: «Черт возьми, да это кто-то из своих поработал».
Клэр пристально посмотрела на Дуга.
— С чего бы ему так думать?
— Только потому, что другого парня избили, тебя взяли с собой, а потом отпустили целую и невредимую.
— Что ты имеешь в виду? Он что, меня подозревает?
— Откуда мне знать? Просто в голову пришло. Ты никогда об этом не задумывалась?
Клэр замерла, словно человек, сквозь сон услышавший какой-то странный звук и ожидающий его повторения.
— Ты меня немного напугал.
— А знаешь что? Наверное, мне лучше говорить о том, в чем я разбираюсь.
— Нет, — решила она, — нет, это невозможно.
— Видимо, они просто решили не исключать никаких возможностей.
Но все-таки он заронил в ней тень сомнения, и этого достаточно. Она сидела, ссутулившись и скрестив руки высоко на груди.
— Озябла? — спросил Дуг.
— Да.
— Думаю, скоро будет песня «Любовь ондатров». Это нам намек.
Клэр сказала, что она больше не будет пить вино, и Дуг вылил остатки в сточный желобок на краю крыши, затем сложил стулья и выключил проигрыватель посреди песни «Поэтичный парень».[55]Вино капало на тротуар, образуя кровавое пятно. Они вышли из здания и пошли по улице Банкер-Хилл к площади Памятника. Кучка скейтбордистов, околачивающихся на ступеньках у подножия гранитного монумента, напомнила Дугу его команду, он почувствовал зуд раздражения. Они пришли к перекрестку пяти улиц в самом сердце перестроенного района Чарлзтауна.
— Ну что же, — сказал Дуг, резко остановившись на тротуаре. До ее дома за углом оставалось несколько сотен метров.
Клэр это явно удивило.
— Что же…
«Попроси телефончик. Иначе будет некрасиво. А потом исчезни навсегда. Ради нее, да и ради себя тоже».
— Итак… — Она ждала.
Дуг вытер капельки пота над верхней губой. «Ты сходил на свидание, поиграл с огнем, получил, что хотел, — и хватит». Клэр смотрела на него. В пустом бокале, который она по-прежнему держала в руке, отражаясь, разлился свет фонаря.
— Послушай, — начал Дуг. — Я, наверное, вообще не должен был оказаться здесь с тобой.
— Почему ты так говоришь? — удивилась она, словно он говорил на языке, понятном лишь ему одному. — Что ты имеешь в виду?
— Да я сам не знаю. — Дуг переминался с ноги на ногу, понимая, что надо уходить. — Я в последнее время сам не свой, в голове полный бардак. Привык к порядку, ясности, чтобы все определенно было. А не так. Когда сам не понимаю, что делаю.
— Но ведь… я тоже. — Откровение. Радостная улыбка — узнала родственную душу. — У меня ведь то же самое сейчас.
— И мне необходимо… Я пытаюсь жить хорошо, понимаешь?
— Послушай. — Клэр шагнула к нему, разглядывая его лицо в свете газовых фонарей. Протянула руку к его лбу. Дуг не отстранился. И девушка дотронулась до шрама, рассекавшего его левую бровь. — Еще в ресторане хотела спросить.
— Хоккей. Старая травма. Ты… ты любишь хоккей?
Она отняла пальцы от его лица.
— Терпеть не могу.
Дуг быстро закивал.
— Так что ты делаешь завтра вечером?
— Что… завтра? — удивилась Клэр.
— Наверное, дел невпроворот, да? Первый день на работе после перерыва. Устанешь. Может, тогда послезавтра?
— Я не… — Она озадаченно посмотрела на Дуга. — Даже не знаю.
У него было такое ощущение, будто кто-то, сидевший у него в груди, решил раскрыть зонт.
— Ладно, давай так. Я сделаю все необходимое, чтобы увидеть тебя снова. А ты хотела бы со мной встретиться?
— Я… — Клэр посмотрела ему в глаза. — Конечно.
— Отлично. Стало быть, у нас обоих крыша поехала, и это хорошо. На этот раз твоя очередь. Выбирай место. Где-нибудь за пределами Чарлзтауна. Я за тобой заеду — прямо здесь и встретимся. Назови последние четыре цифры твоего номера.
Она назвала. Дуг не дал ей возможности узнать его телефон, отмахнулся от мысли о прощальном поцелуе и попытался просто оторваться от нее. Сейчас он вел себя так, будто был пьянее, чем когда-либо в жизни.
— Удачи тебе, — пожелал он, отступая. — Завтра.
— Спасибо. — Клэр подняла бокал, словно это был подарок. — Спокойной ночи, Дуг.
— Ух ты! А можешь еще раз это сказать?
— Спокойной ночи, Дуг.
— Спокойной ночи, Клэр. — Он произнес это, и странное дело — в него не ударила молния и не убила прямо посреди улицы.
14. Крестный отец Заброшенного поселка [56]
Дез жил в Шее.
Чарлзтаун был пасынком Бостона, а Шея — падчерицей Чарлзтауна. Чтобы добраться туда, надо было проехать мимо башни Шраффт-Центра,[57]у западного выезда из Города, потом крутануться на сто восемьдесят градусов у железнодорожного депо ТУЗМ[58]на Низкую улицу, нырнуть под две осыпающиеся эстакады и свернуть, минуя станцию «Площадь Салливана» — бетонное строение, отдававшее дань городской деградации. За ней ютился райончик из шести улиц, застроенный старыми домишками, также известный под названием Заброшенный поселок. Аванпост, расположившийся на краю Чарлзтауна и самого Бостона, последнее поселение перед бразильскими продуктовыми рынками сомервилского Булыжного Холма.
Шея воплощала осадное сознание Города. Матушка Деза по сю пору злобно шипела, говоря о предателях, забравших деньги на переезд, которые и запустили сюда строителей и инженеров, чтобы «ободрать» Шею. Бульдозерами сносились целые улицы: Овсяный холм, Перкинскую, Раздельную выламывали, словно руки и ноги, однако Шея, горделивый ветеран, все-таки выжила.
Двухэтажный домик с алюминиевой обшивкой на улице Брайтон, в котором жила матушка Деза, втиснулся между двумя строениями повыше. Квадратная лужайка перед ним была огорожена рабицей высотой с ребенка. Взрослея под широкой эстакадой, Дезмонд Элден чувствовал себя изолированным от окружающего мира, исключенным из него — и гордым. Глядя вверх на ржавеющие опоры, на разрушающуюся Центральную магистраль, на выпадающие из нее куски цемента, Дез часто задумывался о том, что видят рыбы, смотрящие снизу на пирс.
Дез зарабатывал достаточно (если иметь в виду законный заработок) у другой своей мамочки, старой доброй Мамаши Белл, то есть в отрасли связи, чтобы съехать из этого района и увезти мать. Но он был не такой дурак, чтобы хотя бы заикнуться на эту тему. Мама никогда не расстанется с землей, о которой брюзжала столько лет. И разговору не было о том, чтобы покинуть эту дыру. Матушка Деза не водила машину и ежедневно на своих двоих ходила на мессу, хотя идти было далеко. Жуткие полкилометра по раскаленному асфальту — это летом. А зимой — прогулка под ударами хлещущего ветра с реки. Переходить бесконечно движущийся поток магистрали — настоящая игра со смертью. И это только чтобы добраться до башни Шраффт-Центра, а уже оттуда дошагать аж до Банкер-Хилл, до церкви на гребне холма. Но уговорить ее не ходить в церковь святого Франциска все равно что попросить маму поменять Деза на другого сына. Эта ежедневная одиссея была для нее неотъемлемой частью мессы, так же, как частью жизни в Шее, частью ее католической веры, ирландского происхождения, частью ее вдовьей доли. Страдания были поводом для гордости. Мама говорила, что может покинуть Шею только двумя способами. Один из них — если последнюю снесут бульдозером.
Дез понимал ее взгляд на мир, хотя больше не разделял его. Работа в телефонной компании подняла его высоко над большинством жителей Большого Бостона, как будто в люльке подъемного крана над зелеными городками, вроде Белмонта, Бруклайна, Арлингтона, пригородов с газонами и парками, с небом, не закрытым высотными зданиями, и даже с проходами между домами. Однако мама ничего, кроме Шеи, не знала. И для нее это стало вроде курения, давно переросло привычку и пристрастие, стало образом жизни.
Мама упорно курила больше сорока лет, и это окончательно и бесповоротно иссушало ее. Волосы — копна рыжих волн, которой она была знаменита, — редели, превращаясь в коричневатые пучки. Ее кожа стала жесткой и серой, словно старая губка для мытья посуды. Глаза выцвели. Губы увяли вместе с красотой. И все, что было таким податливым и упругим, словно испарялось. В ее морщинистых руках подрагивал окурок, пачка сигарет или зажигалка — главное, чтобы были чем-то заняты. Все чаще она проводила вечера в одиночестве за кухонным столом под лампой из разноцветного стекла, слушая радио и наполняя дом сигаретным дымом.
Мама отложила сигареты подальше, чтобы спокойно сесть и съесть то, что приготовила. Дуг забежал на минутку и вернул ее к жизни, что было приятно видеть. По крайней мере она еще была в состоянии ожить при появлении гостей: начать суетиться на старой кухне, перебросив полотенце через плечо и напевая, как раньше. Ей и Дезу нужно было приподнятое настроение.
— Мясной рулет хорош как никогда, госпожа Элден, — похвалил Дуг, склонившись над тарелкой и выуживая еду.
У нее был свой секрет: сначала испечь небольшой батон пряного хлеба, потом разломать его в крошку и смешать с фаршем. Ее стряпня становилась все более острой, от курения ее вкусовые почки атрофировались одна за другой.
— Картошка тоже, мам, — добавил Дез. Она взбивала пюре миксером, добавляя четыре куска масла.
— Да, — протянул Дуг. — Вот это я понимаю — еда.
— Вы у меня такие воспитанные, — порадовалась она. — Мой Дезмонд — понятно, по-другому и быть не может. Так уж я его вырастила. Но ты, Дуглас, ты ведь так непросто рос. Тебе столько невзгод на долю выпало.
Он налил себе еще немного кетчупа.
— Это только для того, чтобы вы меня снова в гости позвали.
— Да что ты такое говоришь! Ты же знаешь, что тебе тут всегда рады, в любой день недели.
Дез радостно уплетал еду, почти задевая локтем фотографию отца. Ее передвинули с другой стороны стола, чтобы освободить место для гостя. На ней под вывеской «Больница» красовались две расплывчатые монашки и счастливый изумленный мужчина в рубашке с короткими рукавами, темных очках в толстой оправе, держащий летнюю шляпу с узкими полями. Фотографию сделали 4 июля 1967 года, в день рождения Деза. Сходство между отцом и сыном еще больше усиливалось очками. Сейчас на носу Деза были те же очки, что у отца на снимке. За шестнадцать лет, прошедших со дня убийства Дезмонда-старшего, Дез и его мама никогда не садились есть, не поставив на стол портрет папы.
Линолеум на полу покоробился, и, когда Дез уперся локтями в стол, все три стакана с пепси подпрыгнули.
— Надо его выпрямить, — заметил Дез.
— Как у твоего папы дела? — спросила мама у Дуга. — Часто с ним видишься?
— Да не сказал бы.
— Джем говорит, все у него в порядке, мам, — вставил Дез. — Джимми Кофлин к нему гораздо чаще заходит, чем Дуг.
Дуг вытер губы и кивнул.
— Его папаша с моим много общались. А Джем у нас любитель байки послушать. Всякие там рассказы про своего отца. Что ему еще остается.
— Ох уж эти дети Кофлинов! — Мама покачала головой, Дез напрягся. — И как только ты таким хорошим вырос, Дуглас, в таком-то районе, вот уж загадка! Уж если ты в какие переделки попадал, так то их семья виновата, я считаю.
— Нет, — возразил Дуг, вилкой указывая на свою грудь. — Все обвинения можете вот сюда адресовать.
— Эта женщина со своими тирадами. Матерь Божья! Налакалась — и давай по городу бегать, врагов проклинать. Я знаю, она тебя приютила, Дуглас. И благослови ее Господь за это. Это уж для нее единственный билет, наверх-то. Как же я горюю, что мы тогда тебя к себе взять не могли, чтобы у тебя нормальная семья была.
— Госпожа Элден, мне очень приятно это слышать. А мама Джимми, вы поймите, она же старалась, как могла. И, если честно, мне кажется, она меня больше любила, чем своих родных детей. Я чувствовал ее отношение.
— А уж ее дочка…
— Мам, — оборвал маму Дез.
— Дезмонд не любит, когда я это говорю, но… — она выставила руку вперед, чтобы Дез ее не перебивал, — я готова до небес прыгать от радости, что вы больше не вместе…
— Господи, мам! — выдохнул Дез. — Я не говорил тебе ничего такого, так что могла бы…
— Нет-нет-нет, — остановил их Дуг, тоже вскинув руку. — Ничего страшного, правда. С Кристой все в порядке, госпожа Элден. Она всегда сухой из воды выходит. Все у нее хорошо.
Его вежливое вранье повисло в воздухе; все трое молча жевали.
— Знаю, ваша четверка в школе была не разлей вода. Но я Дезмонду с такими, как Кофлин, мальчишками потемну слоняться не разрешала. — Она перевела взгляд на своего Деза. — А теперь он вон какой большой стал, сам себе друзей выбирает. Сам разберется, что хорошо и что плохо. И уж ума-то хватит не попасть в переплет.
Дез не поднимал головы, продолжая жевать над тарелкой.
— Да я всем вокруг говорю, госпожа Элден, что Дез из нас — самый лучший.
Дез нахмурился и поднял глаза на друга. Ему было приятно.
— Да ладно тебе.
— Колледж закончил, — продолжала мама, которой только дай волю похвалить сына. — Работа хорошая — в телефонной компании. Чистенький мальчик. Вести себя умеет. И какая подмога мне все эти годы. А ты посмотри, какой симпатичный. Только вот все не женится никак. Оба вы не женитесь.
Дез указал на Дуга.
— Ну вот, допрыгался.
— А этот ваш дружок, как же его… — Она щелкала сухими пальцами, припоминая. — Мэглоуны с Медовой улицы. Конопатые детишки, такие прям мухоморчики.
|
|
|
