 |
Перевод на последующие курсы — по показателям успешности обучения. 4 глава
|
|
|
|
Джейн Хейнц. Состояния депрессивного отчаяния... 45
Язык, даже эмпатический, не может магически исцелить боль отчаяния, скорбь и меланхолию, но мы не должны недооценивать его целительную способность смягчать боль и печаль. Многие приходящие к нам пациенты всю жизнь провели в психологической изоляции, не зная, что такое эмпатия другого человека. В «Моих университетах» Горький говорит о том, что его одинокая скорбь и молчаливое понимание не могли смягчить боль от смерти его любимой бабушки. Он хотел поговорить хоть с кем-нибудь и чувствовал, что он настолько лишен контакта с людьми, что был бы рад любому собеседнику, тому жизненно важному другому, которому можно поведать воспоминания об умершей женщине. Он погружается в меланхолию:
«Долго носил я в душе тяжелое желание, но рассказать было некому, так оно, невысказанное, и перегорело. Я вспомнил эти дни много лет спустя, когда прочитал удивительно правдивый рассказ А. П. Чехова про извозчика, который беседовал с лошадью о смерти сына своего. И пожалел, что в те дни острой тоски не было около меня ни лошади, ни собаки и что я не догадался поделиться горем с крысами».
Горький, «Мои университеты»
Литература
Abraham, К. 1965. Selected Papers of Karl Abraham, M. D. Trans. Douglas
Bryan and Alex Strachey. London: The Hogarth Press, Ltd. Freud, S. 1915. Standard Edition,Vol. 14. The Hogarth Press, Ltd.:
London. Gorky, M. 1921. My Universities. Penguin Classics: London. Jung, C. G., Wilgelm R. 1968. The Secret of the Golden Flower,
Collected Works Vol. 13. Routledge and Kegan Paul: London, N. Y. Hare, D., 1997. Adaptor of Chekov's Ivanov Faber, London. Kraepelin, Emil. 1921 Manic Depressive Insanity and Paranoia. Ayer Co. Mcvay, G. 1994. Chekov: a life in letters. The Folio Society: London.
Я также признательна Эндрю Соломону за блестящую анатомию депрессии в работе «The Noonday Demon: an anatomy of depression», 2002, London: Vintage.
Малькольм Пайнз1
Стыд
как центральный аффект
|
|
|
в психологии самости
Депрессия стыда
Взросление приносит нам радостные, вдохновляющие, печальные и горькие переживания. Мы становимся существами социальными, усваивая уроки семьи и школы. Мы учимся распознавать и принимать границы нашего инфантильного всемогущества, тем самым приучаясь к моральным чувствам, среди которых видное место занимают вина и стыд. В статье 1955 года «Универсальность стыда» я писал:
«Стыд защищает нашу идентичность и сообщает нам о том, что мы пережили вторжение и эксплуатацию, что у нас нарушилось самоуважение, а потому мы чувствуем себя представшими перед судом своих высших устремлений. Вина скажет нам о том, что мы причинили вред другим людям и что мы можем ожидать от них наказания
' Малькольм Пайнз — доктор медицины, профессор, психиатр, психоаналитик и групповой терапевт, один из основателей «Общества группового анализа» и Института группового анализа (Лондон, Великобритания), редактор «Журнала по групповому анализу» и книжной серии «Международная библиотека групповой психотерапии», автор ряда книг и статей но проблемам философии и социологии психоанализа. E-mail: [email protected]
Малькольм Пайнз. Стыд как центральный аффект
и возмездия. Стыд и вина — это социальные маркеры, необходимые для нахождения собственного положения в семье и последующих группах. Стыд и вина учат нас при помощи болезненных, но неизбежных проб и ошибок, как адаптироваться к социальным ролям, и как влиять на других людей, которые адаптируются к нам. Мы узнаем, когда и как и насколько можно открываться другим; как отмерить приемлемую степень близости и отдаленности; как не обижать и не быть обиженным; скромность, такт, социальная чувствительность и сочувствие мы усваиваем именно таким путем. Мы учимся быть людьми, узнавая, что то, что чувствуем мы, чувствуют также и другие люди».
Не иметь вины, быть безвинным — это добродетель, но бесстыдство — это социальная опасность, поскольку человек, действия которого не ограничены предполагаемым стыдом, не будет признавать и уважать права других людей.
|
|
|
Я исследую некоторые из патологий стыда, опираясь на свою работу с пациентами и на некоторые автобиографические труды. Я обозначу концепцию «депрессии стыда», обращаясь как к тяжелым переживаниям глубокого чувства стыда, так и к тому факту, что переживание депрессии может быть попыткой блокировать непереносимые аффекты стыда.
Я начну с рассмотрения универсальных переживаний осмеяния и унижения, которые становятся ступенями на пути к стыду. Для иллюстрации некоторых из своих примеров я использую концепцию фигура—фон из гештальта.
Ортега-и-Гассет задается вопросом: «Кто я?» — и отвечает: «Я это я сам плюс мои обстоятельства». Мне нравится это определение. Вы можете разглядеть себя в этом гештальте фигура—фон. Обстоятельства, которые нас окружают, дают ощущение, что у нас есть место в мире, с которого мы можем рассматривать окружающую реальность. Мы признаем, что есть и внутренняя реальность, место, где мы находимся в смысле линий развития наших отношений самость—другой. «Достаточно хорошее» младенчество и детство дают ощущение устойчивости, уверенности в себе, самоуважения, достаточной внутренней поддержки, чтобы справиться с психологическими задачами каждодневной жизни. Использование концепции обращения фигуры и фона (когда нас рассматривают
Психоанализ депрессий
окружающие) может подкреплять ощущение, что мы достаточно хороши при таком рассмотрении, что нас одобряют; мы видим свой хороший образ в глазах и в сознании значимых других. Это процесс отзеркаливания, нахождения столь желанного одобрения в глазах и в сознании значимых других. Я могу видеть и признавать хорошие аспекты себя в глазах других; неодобрение и наказание — это каждодневные аспекты, посредством которых самость учится выдерживать ограничения, что повышает ее силу и гибкость. Без этого опыта личностного роста человек останется жить в нарцис-сическом коконе.
Но в переживаниях осмеяния и унижения человек лишается ощущения «достаточно хорошего» положения в мире. Во всех переживаниях по типу стыда мы из благодати проваливаемся в уныние: обнаженные, обгадившиеся, униженные. Обстоятельства стали враждебными. Мы стали объектом для других, как пришпиленное к дощечке насекомое, объектом наблюдения и насмешки. Вечная тема для карикатур — насмешки над могущественными людьми: большие уши Буша, Блэр как пудель Буша.
|
|
|
У меня есть сборник карикатур X. М. Бейтмана, британского карикатуриста, популярного в двадцатые и тридцатые годы; он высмеивал средний и высший классы за их ригидный социальный этикет, представляя «постороннего», который не знает правил игры и потому подвергается насмешкам и становится козлом отпущения. В других его карикатурах униженный человек, движимый яростью и ненавистью, способен перевернуть ситуацию для своих обидчиков.
В этих карикатурах происходит обращение конвенции фигуры—фона, при котором центральный персонаж совершенно унижен, у него нет положения, пет уважения к себе. Он нанизан на булавку холодной иронии окружающих. Они изображены с огромными злобными лицами, большими зубами, горящими глазами. Одно лишь осуждение, отвержение, отторжение. Мост коммуникации полностью разрушен и починке не подлежит. Эти яркие иллюстрации передают ужас ситуации раскрытия, которая приводит к ярости, направленной на раскрывшуюся самость и на раскрывшего ее другого. Эта ненависть ощущается как столь опасная, что
Малькольм Пайнз. Стыд как центральный аффект
ее следует глубоко прятать посредством вытеснения или отщепления. Так начинается процесс подчинения и адаптации, развитие ложной самости, защищающей человека от повторной травмати-зации, которой грозит повторение ситуаций стыда и осмеяния. В своей автобиографии «Дженни и я. Взросление с моей матерью» Вирджиния Айронсайд (2003, Fourth Estate London) описывает соблазняющие и деструктивные отношения мать—ребенок. Сама Вирджиния Айронсайд стала консультантом по эмоциональным проблемам и публикуется в центральных газетах. Ее мать была поразительно красивой женщиной, очень известной: она была первым профессором в области моды в Королевском Колледже Искусств в Лондоне и сыграла значительную позитивную роль в продвижении британской моды на мировой рынок. Дочь была так на нее похожа, что их часто принимали на улице за сестер. Вирджиния с горечью пишет о том негативном отзеркаливании, которое она получала. Она чувствовала, что вынуждена быть средством для материнских амбиций; она должна была носить созданные матерью вещи. Она ненавидела эти вещи, отличавшие ее от сверстников, в группе которых она предпочитала бы не выделяться, поскольку была крайне стеснительна. Когда она носила вещи, созданные матерью, она чувствовала, что ее вынуждают быть такой, как мать. То, о чем она пишет, можно понять в терминах стыда при отсутствии нормального, чувствительного, эмпатического отзеркалива-ния и в присутствии злокачественного отзеркаливания. Злокачественное отзеркаливание — это процесс, при котором ребенок чувствует, что он получает ненависть родителя, принужден принимать глубоко искаженную идентичность, является средством для выражения деструктивности матери, не признающей чувство самости и потенциалы самого ребенка. Вирджиния чувствовала, что в сознании матери отсутствует представление о ней как о ребенке, нуждающемся в понимании и любви. Мать заставила ее принимать участие в одном из модных показов, несмотря на то что Вирджиния чувствовала себя испуганной и несчастной; она писала, что глаза матери останавливались только на платье, а не на выражении лица ребенка, пребывавшего в эмоциональной агонии. Дочь могла «почти физически ощутить свое отсутствие в зрачках материнских глаз», когда мать смотрела на нее. Она чувствовала, что
|
|
|
Психоанализ депрессий
сама она не существует, и когда мать осматривает ее вид и одежду, у нее нет самости, нет души, только вакуум. Ношение одежды, которая делала ее столь похожей на мать, было эмоциональным шантажом; ее вынуждали быть такой, как мать, а она отчаянно хотела быть иной.
Однако ретроспективно она признавала, что была некая отвратительная притягательность в том, чтобы выглядеть как мать; «становясь ей», дочь получала ее навсегда и уже не могла быть проигнорирована и брошена. Когда она стала старше, то начала прятать свое несчастье и гнев и выработала позицию безразличия, скрывавшую ее ненависть от нее самой и от матери.
Они стали ближе с отцом, поскольку оба чувствовали, что мать их не признает. Дочь обнаружила, что у матери было много сексуальных эскапад. Мать стала много пить, и когда она бывала пьяна, Вирджиния чувствовала, что ее восхищенный взгляд, направленный на красавицу-дочь, становился удушающим, вытягивал из нее женственность и жизнь.
|
|
|
В подростковый период у Вирждинии начались депрессивные циклы, которые преследовали ее на протяжении всей жизни и не реагировали на медикаментозное лечение и психотерапию. Ее спасло от суицидальных намерений и депрессии рождение ребенка; она стала жить ради заботы о своем сыне. Она стала заботливой, теплой матерью, которой самой ей так недоставало, но ее по-прежнему преследовал образ матери, которая смотрела на нее из зеркала.
На протяжении нескольких лет я работал с чрезвычайно самодеструктивной пациенткой, алкоголизм которой был попыткой защититься от ненависти к себе и депрессии. Она была убеждена, что мать ненавидела ее с рождения, что мать смотрела на нее с ненавистью, сурово наказывала ее как физически, так и эмоционально и была неспособна на какую-либо эмпатию, хотя по отношению к младшему сиблингу проявляла любовь и чувствительность. Когда пациентка была ребенком, она пережила сексуальное насилие со стороны отца, но признавала, что они сблизились, пытаясь получить немного тепла и противостоять холодности матери. Она выросла с ощущением, что ее «большое я» было автоматом, а свое «маленькое я», маленького ребенка, она обнаружила прячущимся под пианино у
Малькольм Пайнз. Стыд как центральный аффект
своего первого терапевта. Она чувствовала, что не понимает природу любви: «Я люблю жареную фасоль, я люблю свою мать, и как я пойму разницу, если у меня нет никаких чувств?».
Существует выраженная связь между недостатком позитивного отзеркаливания и идентичностью, наполненной стыдом. Стыдно не получать любви, восхищения, исполнения и признания здоровых нарциссических потребностей. Реципиент этого негативного и злокачественного отзеркаливания становится уязвим к стыду и отстраняется от эмоциональных связей с другими людьми. Он становится безразличным, и создается чувство ложной самости для зашиты от повторения болезненных разочарований, переживания отсутствия любящего признания. На месте любящего признания есть ощущение, что тебя ненавидели и заставляли принять ложную идентичность. Научение предвидению ситуаций, способных вызывать чувство стыда, называется «уходом от стыда» посредством поведения социального избегания. Из-за этого избегающего поведения человек не развивается эмоционально, психологически и физиологически, и поэтому биологический организм переживает серьезные повреждения. Это может быть глубокая депрессия, алкоголизм, наркомания и психосоматические расстройства. К несчастью, моя пациентка страдала от синдрома Sjogren — болезненного хронического состояния, при котором иссушаются все слизистые оболочки; это состояние сложно распознавать и лечить; она относилась к нему мазохистически, что давало ей ощущение избранности и препятствовало попыткам помочь ей. Весь мир стал жестокой, отвергающей матерью.
Когда эта пациентка пытается писать о себе, она не продвигается дальше утверждения, что она лживая, пристыженная, совершенно никчемная и ей не достает самоуважения. Недавно я сказал ей, что в будущем она будет приходить ко мне на прием домой, а я не впущу ее в дом, если она будет пахнуть алкоголем и сигаретами. Это немедленно привело к трансферным проекциям на мою жену как на мать, которая не может любить ребенка, когда он запачкался и его необходимо вымыть. Она сказала, что для нее единственный способ получить чью-либо дружбу — это секс с ее партнером либо плата, которую я с нее беру. Я ответил, что чувствую себя обиженным и то, что она от меня может получить, нельзя ку-
Психоанализ депрессий
пить, а именно уважение и помощь, которые я предлагаю. Это было полезное испытание, которое привело к более глубокому принятию нашей совместной работы.
Она живет с партнером, которому сложно мириться с ее алкоголизмом, ее враждебной зависимостью и социальной изоляцией. Она чувствует себя в ловушке: чем меньше она делает, тем сильнее ее чувство неудачи, и она пытается уменьшить его, прибегая к алкоголю, снижающему ее чувство бессилия. Хотя она признает, что многого добилась в терапии, прогноз остается чрезвычайно сомнительным.
Тайны
Глубоко в психике многих переполненных стыдом людей погребены семейные тайны. В случае нашей алкоголической пациентки это были инцестуозные сексуальные отношения, о которых, по ее убеждению, знала мать, но это всегда оставалось невысказанной тайной. Моя дочь, семейный терапевт, рассказала мне о ребенке, с которым она работает и который случайно обнаружил постыдный семейный секрет. Отец этой девочки приехал в Англию из Африки и привез с собой все надежды и амбиции своей семьи. К сожалению, он не преуспел, и его семья осталась нищей и боролась за существование без матери, которая год спустя умерла. Отец был неспособен признаться семье, что его попытки не увенчались успехом, и это оставалось семейной тайной. Однако обсуждение этого с отцом помогло разрешить ситуацию, он вернулся к родительской семье и сообщил им правду, так что семье не пришлось больше нести бремя постыдного секрета. Постыдные открытия в индивидуальной терапии могут в течение долгого времени скрываться; рассказ о постыдных тайнах в контексте группы помогает сделать универсальными проблемы стыда и облегчает ношу существования за экраном ложной самости.
В своей характерной парадоксальной манере Винникотт говорит, что важная материнская функция состоит в том, чтобы «совершать ошибки», то есть ощущать, когда и как дать развивающемуся ребенку возможность взять верх и сделать самому то, что
Малькольм Пайнз. Стыд как центральный аффект
прежде она делала за него. Таким образом, эта материнская функция приводит к ощущению достижения самостоятельности у ребенка. Отсюда мы можем заключить, что здесь встает вопрос правильного выбора времени, «ошибка», совершенная прежде, чем ребенок сможет справиться с заданием, будет травматичной, и ребенок будет чувствовать свою ответственность за нее. Я совершил ошибку, я ответственен за разрыв связи. Это чувство неудачи в достижениях и поддержании связи с любимым человеком, будь то мать, отец, сиблинг, другой заботящийся человек, может иметь далеко идущие последствия. Когда отношения заканчиваются, наряду с болью утраты присутствует нарциссическое повреждение того, кто был оставлен: стыд, унижение, нарушение самооценки. Последствиями становятся отвержение, стыд, ярость и ненависть к самости, которая становится объектом стыда. Ощущение себя нелюбимым и нежеланным приводит к дальнейшей ненависти к себе, к стыду от переживания стыда. Все это вызывает отстраненность от мира других людей, тех, кто мог бы вывести человека из этого изолированного состояния.
Одна из моих пациенток выросла в большом богатом загородном поместье. Однако ее чрезмерно активная, обладающая многими талантами мать доверила материнскую роль домработнице/ няне. Моя пациентка росла вместе с приемным ребенком, девочкой, которая была менее одаренным, умным и привлекательным существом. Но этому «близнецу» именно по этим причинам отдавали предпочтение. Мэри очень рано начала стыдиться своей ненависти к сиблингу и гиперкомпенсировала это чувство чрезмерной ответственностью за ее благополучие и чувствовала сильную вину, когда у девочки развилась опасная для жизни болезнь.
Травматические утраты начались, когда пациентке было 2,5 года. Семья покинула поместье предков, где было много заботливой прислуги, и переехала в другой дом. Мэри остро чувствовала утрату теплого, идеализированного сообщества, чувства «мы», и была глубоко травмирована, когда ее няню отослали в прежний дом и она смогла видеть ее только по праздникам. У пациентки был серьезный психозоподобный срыв в возрасте 7 лет, а затем началась долгая история ее существования как пациентки, в кото-
Психоанализ депрессий
рой доминировал панический страх утраты. Она защищалась от агонии детской беспомощности и утраты при помощи отношений подчиняющейся адаптации, которые не давали ей эмоциональной подпитки. Она боялась оставленности и депрессии, интенсивность которой можно понять по ее сновидениям: ей снилось, что она погружена в дерьмо, и дерьмо бесконечно распространяется вокруг нее, как травматическая беспомощность, с которой она пыталась справиться. Она была хорошей матерью для двух своих дочерей, и с их помощью она получала доступ к витальности, но все равно боялась покинутости, которая наступит, когда они вырастут и оставят дом.
Избегание стыда при помощи успеха
Я работал с несколькими пациентами, которым удавалось избегать и блокировать стыд и беспомощность при помощи своей успешности. Джейн вышла замуж за очень богатого банкира, а также добилась больших успехов как специалист в области декора и моды. Она страдала от приступов паники с раннего детства и потому всегда искала близости с матерью. Успех, которого она добилась, был как развитием ее талантов, так и реализацией неудавшихся амбиций ее матери.
Хотя они с мужем жили в роскоши, всегда путешествовали первым классом, останавливались в прекрасных отелях, она чувствовала себя ограниченной из-за того, что не может жить такой же жизнью, как другие богатые люди. Очевидно, ею двигали ее желания, и мы с ней затронули вопрос, кто этот «Я» (глаз)2, который желает, и эти желания находит свое выражение через нее. Она вспомнила о том, что она извлекла из своей психики, о стыде, который она ощущала в подростковый период, когда у нее на каникулах не было лыжных ботинок. Их надо было брать в прокате, на них были проставлены номера, и она пыталась спрятать их; это было похоже на номера жертв Аушвица. Я поднял вопросы, которые она блокировала, а именно еврейства, психологии Холокоста;
2 Англ. «я» (I) и «глаз» (еус) произносятся одинаково. — Прим. перев.
Малькольм Пайнз. Стыд как центральный аффект
в ее семье это всегда оставалось фоновой угрозой, не признаваемой и не вербализуемой. На идиш говорила только бабушка со стороны отца, жившая в маленьком американском городке. Хотя ее муж умер молодым, она смогла добыть денег и обеспечить своим детям обучение в университете. Отец Джейн всегда проявлял лояльность к своей матери, но его жена стыдилась этой женщины и всегда огорчалась, когда приходило время наносить ежемесячный визит. Они проводили лето в Хэмптонсе, на богатой и модной части Восточного побережья, и между ее родителями всегда возникало напряжение, когда приезжали бабушки и дедушки. Эти проблемы стыда никогда не признавались, и с ними никогда не работали. Пациентка росла с психологией, которая — как иммунная система — не встречалась со здоровыми переживаниями, которые могли бы выстроить ее иммунитет. Отсюда и приступы паники.
Приступы паники вызывали у нее ощущение внутренней пустоты. Ей приходилось, как только начинался приступ, идти домой, но у нее никогда не было чувства настоящего понимания того, из-за чего начинается паника или избавления от нее. Мы сейчас работаем над тем, как эта паника связана с потенциальным стыдом.
Ричард — очень успешный бизнесмен, которого высоко ценят в кругу коллег и в религиозном сообществе. Он пришел ко мне около 15 лет назад из-за того, что по выходным у него было чувство депрессии и неадекватности, и он чувствовал, что его деловая карьера вовсе не так уж успешна, а жизнь проходит без особых достижений. В то время его отец был еще жив; этот человек вышел из нищеты и построил успешный бизнес, в который позже вошел мой пациент. Через несколько лет он сменил отца на посту руководителя и дальше жил в ощущении ожидаемого возмездия. В детстве его холодная амбициозная мать выстраивала отношения исключительно с мужем и давала пациенту очень мало материнской теплоты. В возрасте 6 лет его отослали в пансион, и он начал сам добиваться успеха. Мы с ним прорабатывали темы угрозы утраты престижа, когда ему пришлось оставить роль председателя, которую он сочетал с ролью исполнительного директора в своем биз-
Психоанализ депрессий
несе. Он чувствовал невыносимую угрозу своему образу самости, который он настолько сильно инвестировал в материальный мир, страх, что без прикрытия материальным успехом ему придется вновь столкнуться с плохим представлением о себе, идущим из детства. Когда он был ребенком, он иногда причинял себе боль и бился головой о стену от чувства, что он очень плохой. У него не возникало ощущения, что он хорош для своей матери, поскольку ее взгляд был обращен только на отца. Он боялся, что может оказаться голым королем, поскольку он не был укутан в хороший любящий образ себя. Он не мог использовать свое воображение для того, чтобы проникнуть за пределы защитного образа самости, а в соответствии с ним он никогда не видел снов! Он чувствовал, что должен, как барон Мюнхгаузен, постоянно сам себя вытаскивать за волосы из болота. Он жил в состоянии голода и пустоты, и проблемы становились для него средством подпитки себя и постоянного продвижения вперед. Старение и смерть угрожали восстановлением отношений с матерью, со снежной королевой, которая может отнять его жизнь. Мы с ним смогли поговорить о страхе разрушающейся самости, которую он пытался поддерживать работой, успехом, обретением репутации. Постепенно он смирился с тем, что не должен стараться быть «на верху каждой горы» и что он может выработать более естественный ритм жизни.
Между ним и другим пациентом, Гарольдом, есть потрясающее сходство. Гарольд также добился заметных успехов, но ему было необходимо время от времени возвращаться на сессии на кушетке, чтобы исследовать свои глубинные страхи. Он стремился разотождествиться со своим отцом-неудачником. Когда пациент добился первого серьезного коммерческого успеха, его отец сказал некому третьему лицу: «Гарольд думает, что он важная птица, а он просто большой кусок дерьма». На протяжении своего детства он пытался справиться с ощущением стыда оттого, что его семья была относительно бедной по сравнению с благополучными соседями, а также оттого, что его страдающая пограничным психотическим расстройством мать вела себя так, что он смущался.
Эти люди пытались обойти стыд и в своих усилиях не могли ни на минуту расслабиться. А каковы люди, поддавшиеся депрессии?
Малькольм Пайнз. Стыд как центральный аффект
Здесь я сошлюсь на статью Чарльза Монтгомери, опубликованную в сборнике по групповому анализу «Ценность депрессии и тайная жизнь стыда: групп-аналитическая перспектива». Согласно его опыту, депрессия некоторых пациентов является противодействием, которое должно нейтрализовать осознание стыда. В этом смысле депрессия играет роль избавления; она приглушает воспоминания о стыде и парализует индивида в этом процессе. Стыд остается скрытым при посредстве внутренней организации, предназначенной защитить человека от осознания собственной ненависти и желания отомстить за ранние травмы, вызывавшие стыд. В его группе индивиды смогли установить достаточный контакт с этим блокированным уровнем, признать злость, ярость, деструктивный триумф наряду с невыносимыми чувствами любви и раскаяния, направленными на тот же самый объект. Мы можем связать это с «нарциссической яростью» по Когуту — нескончаемой яростью в отношении того, кто причинил нарциссическую травму.
Описываемая терапевтическая группа смогла поделиться переживаниями унижения и стыда в детстве. Однако ярость, направленная на того, кто вызвал эту злость и унижение, в течение долгого времени отсутствовала. Они говорили о чувстве пустоты, вызванном отсутствием эмпатического отклика в детстве. Защитная озабоченность утратой и пустотой наконец была разрушена новым членом группы, пограничным пациентом, который принес с собой выраженную подавленность, злость и смог направить их против членов группы и терапевта.
Таким образом, за разделяемыми историями и признанием сходства обнаружились различия и конфликт. Пациенты начали видеть, что находится за пределами адаптивной, послушной, ложной самости, из-за которой они не чувствовали жизненной энергии и наполненности. Постепенно в групповой работе начало проявляться ощущение более аутентичной истинной самости, более связное и более глубоко интегрированное. Баланс между избеганием стыда при помощи сокрытия и стремлением говорить о лжи, которая должна стать правдой, изменился. Диалог группы привел к углублению уровней самоисследования и самовыражения. «Эти
Психоанализ депрессий
проблески, моменты взаимного признания и одобрения, уникальны для тех видов терапии самости, которые происходят в аналитических группах». Появление «группового селф-объекта», «групповой самости», было ступенью к более сепаратному психологическому переживанию. Симптом говорит негромко, но он хочет быть услышанным и понятым.
Я закончу цитатой из замечательной книги Тома Кейва «Триада. Врач. Аналитик. Каббалист» (Лондон, Rosenberg and Krausz, 2000).
«В существовании правого подразумевается существование левого. То и другое существует, и у каждого из нас левое — это зеркальное отражение правого. Когда я по-настоящему понимаю и признаю это в себе, я чувствую себя целостным, чувствую единство со своей самостью. Нет ни правого, ни левого, есть только я как единое целое. Есть те, кто симметричен и сбалансирован, и те, кто этого лишен, кто страдает от недостатка симметрии, у кого доминирует та или другая сторона. Такие люди могут реализовать только одну свою сторону, левую или правую. Поэтому они неразвиты как личности. Они, независимо от их возраста, остаются детьми».
Саломон Резник1
О нарциссической депрессии
Введение
В этой статье развивается одна из тех тем, которые были исследованы мной при психоаналитически терапии психотических и пограничных пациентов, а также пациентов с нарциссическими нарушениями характера. Как известно, Фрейд называл психозы «нарциссическими расстройствами». Нарциссической депрессией я называю состояние, при котором пациент переживает сильное чувство разочарования и утраты самого важного аспекта себя или своего патологического Эго-идеала, своего «иллюзорного мира».
Он чувствует, что он лишился своего идеализированного Эго (чрезвычайно ценного для него) или своей иллюзорной самости (Наполеон, Юлий Цезарь, Карл Великий, святой Франциск Ассизский...); того, что он мог ментально (или «соматически», то есть в своих соматических иллюзиях и галлюцинациях) создавать и выстраивать. Это психическое состояние переживается так же, как конкретное физическое событие. Тело может ощущать свое величие через телесные галлюцинации, а также депрессивные чувства дефляции Эго-идеала (то есть нереалистичного идеала Эго).
1 Саломон Резник — доктор медицины, профессор, психиатр, психолог, психоаналитик. Основатель Международного центра психодинамических исследований личности. Сотрудник ниверситетов и институтов во Франции и Италии, автор многочисленных книг и статей. E-mail: [email protected]
Психоанализ депрессии
В этом случае депрессивный «плач» пациента может проявляться в чрезмерном потоотделении, «слезах», текущих через все поры тела, а также в суицидальных фантазиях или действиях (как результата невозможности жить без иллюзорных конструкций).
|
|
|
