Перевод на последующие курсы — по показателям успешности обучения. 9 глава

9) Работая с глубоко регрессировавшим пациентом, современный аналитик будет ограничивать свои интервенции четырьмя или пятью объект-ориентированными вопросами за сессию, чтобы ограничить возможность регрессии и способствовать развитию нарциссического трансфера.

В заключение можно сказать, что данная статья фокусируется на основных аспектах теории и техники лечения психотической депрессии, разработанной Хайманом Спотницем. В ней предпринята попытка объяснить решающую роль нарциссического трансфера в разрешении доэдипального расстройства. Объясняется важная роль агрессии в аналитическом лечении этих пациентов. В тех ситуациях, когда аналитик не может полагаться на сотрудничающее и компетентное наблюдающее Эго пациента, которое способно конструктивно использовать интерпретации, эффективными будут методы, разработанные современным анализом. Хотя в данной статье подчеркиваются определенные конкретные теории и техники, следует указать на то, что современные аналитики не ограничиваются приверженностью исключительно этим теориям и техникам.

Иногда теории и подходы современного анализа воспринимаются как манипулятивные, уделяющие недостаточное внимание инсайту. Однако современный анализ в этом отношении не одинок. Бибринг (1954) пишет о «сдвиге от инсайта через интерпретацию к манипуляции переживанием». Этот сдвиг стал типичным для различных методов динамической психотерапии. Александер и Френч (1946) уже давно высказывали утверждения, которые могут иллюстрировать этот сдвиг: «Инсайт часто является резуль-

Харольд Стерн. Роль агрессии в депрессивных расстройствах 119

татом, а не причиной эмоциональной адаптации». И далее: «Роль инсайта преувеличена».

При лечении депрессивного доэдипального пациента мы не стремимся к инсайту. Мы стремимся к эмоциональному росту и развитию через эмоциональные отношения с аналитиком, направленные на помощь пациенту и рост его Эго через ощущение безопасности в возможности «говорить все». Как уже объяснялось, это, наряду с другими факторами, дает возможность безопасного и здорового высвобождения в ситуации лечения ранее заторможенной самодеструктивной агрессии, которая была заложена в ранних отношениях родитель-ребенок. Когда этот рост достигает уровня объектных отношений с аналитиком, появляется возможность терапевтического процесса, включающего интерпретацию и ин-сайт.

Роберто Нойбургер¹

Лаканианский блюз

Несколько шагов в направлении метапсихологии «депрессии»

Депрессия? Что могут психоанализ, психоаналитическая практика и — не в последнюю очередь — сами психоаналитики извлечь из этого слова, из этой так называемой «самой распространенной болезни наших дней»? Чем является ее явно описательный характер — помощью или препятствием для структурного исследования?

Один видный британский аналитик любил повторять, что смысл депрессии не нужно объяснять — до такой степени он ясен. Кстати, это точно соответствует современным психиатрическим взглядам, явной цели классификационных руководств, будь то системы DSM или МКБ, то есть избеганию теоретической дискуссии ради сужения спектра значений. Попытка вполне удалась? Рост применения селективных ингибиторов обратного захвата серото-нина (или других антидепрессантов) должен дать позитивный ответ на этот вопрос...

Роберто Нойбургер (Буэнос-Айрес, Аргентина) — психоаналитик, психиатр, автор многочисленных публикаций но проблемам истории психоанализа, льезон-психоанализа, психоанализа искусства и др. E-mail: [email protected]

Роберто Нойбургер. Лаканианский блюз

Однако представитель любого направления современной лингвистики заявит с уверенностью, что ни одно слово не может избежать универсального полисемического характера. И конечно, когда наши пациенты употребляют слова, их значение умножается в бесконечной прогрессии, пока аналитическая проработка не выдаст иной, трансфероцентричный и метапсихологически обоснованный (но всегда нестабильный) «диагноз», который, в свою очередь, должен быть деконструирован.

Серж Котте (1985, с. 68-86) задается вопросом, может ли это «нарушение» не рассматриваться в аналитическом опыте по той простой причине, что оно не проявляется, либо же запутанная совокупность так называемых «депрессивных состояний» может стать частью фрейдовского поля (и интерпретироваться как следствие действия бессознательного), если предприняты некоторые попытки связывания и упорядочивания. Даже если он в итоге принимает вторую гипотезу, возможно, первую тоже не следует отбрасывать...

Приближение к источникам: Фрейд, логика переживания

Помимо описательного и частого, ставшего общим местом, употребления термина «депрессия» в отношении ряда клинических описаний каждый исследователь непосредственно ссылается на известные тексты по меланхолии: «Скорбь и меланхолия» (Фрейд, 1915а) и «Я и Оно» (Фрейд, 1923а) — как верно утверждает Эрик Лоран (1988, с. 3-17). Тень объекта упала на Я, последнее мудрее было бы рассматривать как субъект. Этот эффект идентификации возвращает нас к первому логическому моменту производства субъекта, то есть к отчуждению; в непоследовавшей за этим сепарации коренится причина болезненного опыта и его сходства со скорбью — как утверждает Лакан в десятой книге семинаров («Тревожность») и в одиннадцатой книге («Четыре фундаментальных понятия психоанализа»). Конечно, это определяет не толь-

Психоанализ депрессий

ко означающие², с которыми идентифицируется субъект, но и тот особый способ, которым jouissance³ — психическое страдание — ассоциируется с его конкретным фундаментальным фантазмом³.

Второй текст Фрейда — устанавливающий вторую топографическую карту — говорит о различии этой конкретной идентификации и истерического типа: «объект» идентификации после его утраты конкретен, это Мертвый Отец. Как известно, Лакан подробно и конкретно описывал этот пример, демонстрируя его функции как Символической инстанции кат' е£охг|у⁴.

К счастью, вскоре был опубликован еще один — весьма глубокий — текст, а именно «Общие замечания о неврозах переноса»⁵, в котором Фрейд (1915а) далее исследует эту структуру со ссылкой на «поворот винта»⁶ в мифе «Тотема и Табу»:

² Означающее — термин, введенный Ф. де Соссюром в «Курсе общей лингвистики» — формальная сторона языкового знака, находящаяся в связи с его содержательной стороной — означаемым. Ж. Лакан противопоставил сос-сюровской идее знака как целого концепцию разрыва между означаемым и означающим, обособления означающего. См. подробнее о различии концепции означающего у Соссюра и Лакана в книге Ж.-Л. Нанси и Ф. Лаку-Ла-барта «Le titre de la lettre». — Прим. ред.

³ Jouissance (фр., букв.) — 1) наслаждение; 2) оргазм; 3) право на пользование/владение чем-либо. Термин Ж. Лакана, который развивает концепцию «Genuss», описанную Фрейдом в работе «По ту сторону принципа удовольствия». — Прим. ред.

⁴ Здесь следует сделать примечание относительно крайнего случая, суицидального акта. Хотя его различные смыслы зависят от положения субъекта, самый «примитивный» аспект — действительно примитивный, поскольку не было достигнуто даже отчуждение — заключается в том, чтобы «извлечь» неотчужденный объект из Другого, избежать становления его неограниченным jouissance и отбросить его в Реальное: в качестве означающего предела этой окончательной попытки рассматривалось окно, при полной «успешности» достигающее полного «отсутствия». См.: Anon., Scilicet (1968). — Прим. автора.

⁵ кат' s^oxnv (греч.) — по преимуществу.

⁶ Идиома «поворот винта» в данном случае является аллюзией на известный одноименный рассказ Генри Джеймса. При этом автор отсылает читателя не столько к содержанию этой готической истории, сколько к смыслу ее названия, т. е. к новой разработке известной темы. — Прим. ред.

Роберто Нойбургер. Лаканианский блюз

Скорбь по Отцу возникает вследствие идентификации с ним, и мы

доказали, что эта идентификация лежит в основе меланхолического

механизма⁷.

Для сохранения контекста предыдущих работ Фрейд не рассматривает «депрессию» как отдельную категорию в своей основанной на метапсихологии нозографии (в трансферные неврозы входят лишь истерия и обсессивный невроз; истерии тревожности выделяется промежуточное положение между ними, а маниакально-меланхолический психоз занимает значительное место в «нарциссической» категории).

Хотя Эрик Лоран об этом не упоминает, можно определить клинический резонанс этих идей в более позднем тексте, которому не уделяется достаточного внимания, в частности, имеется в виду «Демонологический невроз семнадцатого столетия» (Фрейд, 19236). Меланхолическое истощение и летаргия Кристофа Хайц-манна⁸ последовали сразу за смертью его отца, и видения Дьявола должны были помочь ему, предоставив адекватную замену. Лоран совершает здесь скачок и подходит к этому типу идентификации с позиции лаканианского предотвращения Имени Отца — базисного механизма, действующего при психозах (вспомним, что, начиная с третьего семинара «preclusion», т. е. «предоотвращение», стало современным переводом фрейдовского термина Verwerfung — «отвержение», подробно обсуждающегося в клиническом случае Человека-Волка). Отсюда следует, что избыток jouissance при этой идентификации лишает мир удовольствия (таким образом обращая принцип удовольствия) и предопределяет инерцию меланхолического состояния.

Остановимся на этом моменте, но продолжим клиническое исследование и посмотрим, что наше смутное время — и бесконечный прогресс технологии — извлекли из этой тщательно продуманной структуры или, скорее, отделили от нее?

⁷ «Die Trauer un den Urvater geht aus der Identifizierung mit ihm (her)vor, und solche Identifizierung haben wir als die Bedingung des melancholishen Mechanismus nachgewiesen».

⁸ Кристоф Хайцманн, баварский художник XVII века, заключивший, по его словам, договор с дьяволом и затем мучительно пытавшийся его рассторг-нуть. Случай его одержимости исследует Фрейд в своей работе «Демонологический невроз семнадцатого столетия». — Прим. ред.

Психоанализ депрессий

Отход от источников:

основа и следствия системы DSM

Психоаналитик, работающий консультантом в общественном госпитале, стоит между двумя разными мирами: это бесконечная конфронтация между Психоанализом и Медициной, между миром, где возможен проблеск субъективности, и Наукой, которая по необходимости исключает все индивидуальное. Позвольте прокомментировать ряд клинических зарисовок из нашего каждодневного набора:

Консультанта зовут в палату госпиталя: прежний диагноз пациентки — «биполярное расстройство».

Интервью происходит в комнате пациентки; она лежит на кровати, рядом сидит ее сестра. Между ними маленький ночной столик; на нем разложены лекарства, которые принимает пациентка. Они вполне соответствуют ее диагнозу: здесь горы лития, карбюамазепина, хлоназепама.

— У меня бывают периоды эйфории, за которыми следуют периоды депрессии, — говорит пациентка. — Психиатр говорит, что было бы удобнее всегда оставаться на одном уровне, без этих колебаний «вверх-вниз», — добавляет ее сестра.

— Что это за «эйфория»? — начинаю расспрашивать я.

— Ну, все утверждают, что я говорю слишком много, слишком быстро, и я чувствую себя счастливой.

— Это причиняет вам какие-нибудь неудобства? — спрашиваю я.

— Вовсе нет, — отвечает она.

— А «депрессия»?

— О, когда это начинается, я предпочитаю до полудня оставаться в темной комнате.

— А после полудня?

— Я отправляюсь по магазинам, как всегда.

Несколько дней спустя я рассказал об этом случае эксперту-психиатру. Он объяснил мне, что есть два различных психиатрических критерия: «категориальный», при котором ищут признаки «категории» (например, «биполярного расстройства»), и критерий «измерения», при котором предполагается существование «минимальной биполярности», которую следует атаковать медикаментами для предотвращения развития полной «болезни».

Роберто Нойбургер. Лаканианский блюз

— У меня депрессия, — рассказывает пациент, — и я посетил невролога. Он диагностировал «общее депрессивное расстройство».

Естественно, он показал множество коробочек с меняющимися сериями антидепрессантов, которые он употреблял раньше или употребляет сейчас. Они не дали никакого изменения; дело в том, что по возрасту его перевели на другую должность и понизили в категории. Он был водителем генерального управляющего, а теперь должен водить машины простых служащих. Вскоре пришло время пенсии; у него было ощущение, что все тщетно, а доход был минимален. Эту ситуацию флюоксетин, созданный, возможно, специально для энергичных «яппи», разрешить не смог.

Другой пациент сообщает: — Я «биполярный». Мой психиатр поощряет меня вступить в группу поддержки для «биполярных».

Решающим моментом в лечении является сообщение диагноза. На болотистой почве психиатрии, между замкнутостью медицинского порядка и открытостью по требованию субъекта, не становится ли номинативный приговор фактором риска? Что касается аналитика, то просьбу: «Доктор, пожалуйста, скажите, что у меня», — как выражение изначального требования, невозможно исследовать, если она подавляется преждевременным поспешным ответом; перед ним стоит задача оставаться аналитиком, не прибегая к готовым рецептам заранее заданного («познанного») знания.

Ни абстиненция, ни нейтральность не заботят психиатра, когда он приклеивает пациенту ярлык. Тот факт, что при неврозе устанавливается псевдоидентификация с этим означающим и что с ним будет ассоциироваться тревожность (снижающаяся или возрастающая), его не волнует. Задача (с точки зрения психиатра) несложная: слова — всего лишь поверхностный феномен, лишенный материальной субстанции, побочный продукт нейротрансмиттеров, которые и следует рассматривать как материальную и действенную причину.

Психиатрии известно заранее, что хорошо и необходимо для организма. Фармакон — это средство, обещающее уменьшить или устранить «страдания». Нет необходимости спрашивать, не соот-

Психоанализ депрессий

ветствует ли это предполагаемое страдание запросу и не служит ли прикрытием для желания. Возвращение к Фрейду — это тоже риск, если его означающие ставятся в доминирующую позицию. Аналитик может лишь сохранять позицию «мудрого неведения» (ignoranta docta), чтобы продуцировать вопрошающий субъект: Тимей просит Сократа: «Я хочу, чтобы ты дал нам лучший, самый совершенный фармакон, то есть Знание»⁹.

Закончим эту небольшую главу, вспомнив анализ демонологического невроза Фрейда. У нас нет ощущения, что речь идет о чем-то новом: одержимый художник Хайцманн во многом похож на этих пациентов в своей подчиненности Другому, полной зависимости от него, не допускающей ни малейших сомнений в его позиции. Времена изменились, и сейчас именитый доктор занимает место всемогущего существа, которое некогда принадлежало Дьяволу; тем не менее потребность в Другом у депрессивного пациента, за которое он готов платить своим порабощением, ничуть не менее очевидна.

На пути к Лакану:

некоторые аспекты трансфера

Проблема психиатрии — и любого психиатрического диагноза — заключается в ее гибридном характере. С одной стороны, ей необходимо иметь дело с субъективным аспектом симптома, хотя в то же время ей приходится полностью отрицать этот аспект (и вместе с ним субъективность как таковую), чтобы получить доступ к Медицинскому Порядку¹⁰.

Здесь может быть полезна теория четырех дискурсов Лакана. Согласно ей, существуют только четыре возможных дискурса¹¹,

⁹ Платон, Критий.

¹⁰ Занятно, что одновременное принятие и отвержение означающего (определение отрицания, Verleugnung) характерно для перверсий. — Прим. автора.

¹¹ Это Дискурс Хозяина, Дискурс Университета, Дискурс Истерички и Дискурс Аналитика. См.: Лакан (1968-9), Verhaeghe (2001).

Роберто Нойбургер. Лаканианский блюз

каждый из которых указывает на определенный тип социальной связи. Во всех этих дискурсах есть общие образующие элементы, но они по-разному организованы в каждом случае.

Как известно, медицинский порядок обладает структурой дискурса хозяина, которая исключает субъект¹², а с ним и любую социальную связь, которая не относится к превосходству хозяина. Это можно проиллюстрировать следующей историей.

Однажды я посетил психиатрический «интерактивный» курс. Аудитории не позволялось задавать вопросы непосредственно лектору, как это было принято в былые дотехнологические времена. Вместо этих старомодных привычек прошлого вопросы с несколькими вариантами ответов появлялись на экране уже готовыми. У каждого в аудитории было контрольное устройство для ответов, на котором можно было набрать соответствующий номер. Диалог был исключен, его устранила технология (тип опросника с «множеством ответов» передает суть дискурса хозяина: предполагается, что вы должны ответить в точности то, что требует хозяин).

Лектор был не в ладах со статистикой, которая указывала на то, что все еще остается небольшое количество исследуемых индивидов, предпочитающих не принимать психоактивных медикаментов: «остаток темных времен». К счастью, остальное население говорит «да» медицинскому дискурсу и даже требует таблеток. Наш новый Кнок¹³ осознавал, что предстоит еще много работы, чтобы скорректировать общественное мнение и достигнуть полного обращения неверных. Extra medicinam nulla salus¹⁴.

Это исключает другой аспект симптома, по крайней мере как понимает и рассматривает его психоанализ. Для медицины симп-

¹² См.: Clavreul, J. (1973).

¹³ Доктор Кнок, врач-шарлатан, персонаж комедии Жюля Ромена «Кнок, или Торжество медицины» (1924) — консультирует в маленькой деревушке и подчиняет всех ее обитателей Медицинскому Порядку. Его девиз: «Всякий здоровый пациент — это еще не выявленный больной». — Прим. ред.

¹⁴ Вне медицины нет здоровья {лат.). Аллюзия на святоотеческое высказывание «Extra ecclesiam nulla salus» (Вне церкви нет спасения), ставшее религиозной догмой. — Прим. ред.

Психоанализ депрессий

том может быть изолированным феноменом, универсальным для любого времени и любого места; доктор связывается со своим знанием, а пациент всего лишь предоставляет информацию. А для психоанализа знание (непознанное) — это знание бессознательного, и даже если аналитик «предположительно знает», остается тот факт, что он впервые слушает пациента, пребывая в полном неведении. Далее, все его «знания» и «опыт» не слишком ему помогают: ему необходимо отложить свои умения и ждать раскрытия конкретных означающих. Они вскоре покажут, что всякий «симптом» привязан к другому и потому не может быть изолирован. Как бы это ни разочаровывало, симптом индивида не имеет универсальной ценности, лишь конкретное значение для отдельного субъекта. Конечно, есть и другие отличия: например, важными феноменами для психоанализа — в которых все может указывать на истину — являются именно те, которые Наука отбрасывает («шум», «ошибки» и т. д.): сновидения, оговорки, шутки.

Процедура и метод системы DSM пытаются отделить каждый симптом (будь то «нарушения настроения» или любая другая категория) от его социального аспекта, что позволяет включить его в медицинский контекст. И действительно, это необходимый аспект медицины: иначе любое исследование (например, фармакологическое тестирование со случайными контрольными группами и т. д.) будет невозможным. Однако, как мы видели, именно в отношении «психических» аспектов эта структура вскоре показывает свою невозможность и/или бессилие¹⁵.

Тем не менее такие отношения очевидны в общем контексте, где социальные связи все более сложны и сомнительны. Лакан указывал на общий феномен, ослабление фигуры отца в западном мире, растворение авторитета и одновременный акцент на неприкрытой власти; нет необходимости упоминать, что из этого бессмысленно извлекать общий патогенный момент, поскольку это приведет лишь

Эти два термина не направлены на критику медицины, так как Лакан включает их в структуры всех остальных дискурсов. Как показал Всрхегс (2001), в этом обстоятельстве нет ничего плохого, так как оно имеет защитную природу. — Прим. автора.

Роберто Нойбургер. Лаканианский блюз

к другому гибриду из социологии и психоанализа¹⁶. Однако его продолжающаяся ассоциация с так называемыми «новыми патологиями» остается открытой темой для исследования.

Депрессия и аналитический опыт

Лакан редко упоминает депрессию. Тем не менее в семинарах большинство из таких ссылок относится к введенной Кляйн «депрессивной позиции»: далее в том же духе он связывает это с окончанием анализа. Величайшая заслуга Мелани Кляйн (идущей по шагам своего учителя Карла Абрахама, о чем не забывают упомянуть Котте и Лоран) заключалась в установлении связи депрессивного феномена с возможностью завершения «бесконечного анализа». Скорбь, связанная с сепарацией, лежит в основе «депрессивной позиции», где она, возможно, ослабляет прежние узы, прежние надежды на ответ Другого, который полностью удовлетворит требования влечений реального — частичное и болезненное понимание его невозможного характера и необходимости новой отправной точки. Вместо того чтобы представлять фантастический балет садистически разрушаемых частичных объектов, которые преследуют беззащитное Эго, Лакан обозначает этот поворотный момент «la destitution subjective»¹⁷ и сопоставляет его с дру-

¹⁶ Этот феномен чрезвычайно сложен, и здесь мы его касаться не будем. Помимо тройного регистра (Символическое, Воображаемое, Реальное), который применим в этом контексте, фрейдовской «отец» расщепляется по крайней мере на два противоположных аспекта, безграничный jouisscur матрицы Тотем и Табу и примиряющий законодатель из работы «Моисей и Монотеизм». См.: Жижек (1997), Верхегс (1999), Зафиропулос (2002), Нойбургер (2003). — Прим. автора.

¹⁷ Другие изменения Бытия могут способствовать продвижению в анализе и определять прогресс лечения. Это произошло в известном случае Фриды, пациентки Маргарет Литтл (1956) с психотической меланхолией; Лакан подробно комментирует этот случай (1962-3) в семинаре по тревожности. Аналитик исчерпала все ресурсы, предлагавшиеся ей литературой и преподавателями се института: сначала она интерпретировала шизо-параноидный «трансфер», затем «депрессивную позицию», но ни одна из технических процедур не вызвала изменений. Знаменитая интервенция Литтл заключалась в том, что она озвучила пустоту и крайнее отчаяние. Результат известен: пациентка отреагировала как никогда прежде и встала на путь выздоровления. Лакан объясняет, что именно с этого момента трансфер начался по-настоящему, а не в воображаемых неверных шагах, которые предписывает Дискурс Хозяина. — Прим. автора.

Психоанализ депрессий

гим вызывающим скорбь событием, исчезновением «субъекта, предположительно знающего» (sujet suppose savoir) по мере того, как аналитик переходит от этой позиции к нежелательной — или еще более нежелательной — позиции объекта. Это также показывает нам практическую сторону рассмотрения депрессии и всякого диагноза вообще в свете трансфера и метапсихологии, а не в рамках атеоретического, чисто феноменологического подхода: структурный недостаток не может быть устранен или полностью переведен в означающие, в то время как с утратой справляются, пусть даже и посредством «ложной ассоциации» (falsche Verknupfung no Фрейду)¹⁸.

«Счастливого конца» не предвидится: светлый образ вечной благодарности и признания между аналитиком и пациентом может, конечно, скрывать под собой сохранившуюся зависимость, которая не означает разрешения трансфера. Однако творческие возможности «sujet averti de Г inconscient» — это уже неплохо...

Литература

Anon. (1968) Essai sur la signification de la mortpar suicide. Scilicet,

Seuil, Paris Clavreul, J. (1973) L' ordre Medical, Seuil, Paris. Cottet, S. (1985) La "belle inertie". Note sur la depression en

psychanalyse. Ornicar?, No. 38, Navarin Editeur, Paris. Freud, S. (1915a) TrauerundMelancholie. G.W. 10:428; S. E. 14: 237. Freud, S. (1915b) Ubersicht der Ubertragungsneurosen. S. Fischer,

Frankfurt/M, 1985. Freud, S. (1923a) Daslch unddasEs. G.W. 13: 237; S. E. 19:1.

Это подразумевает общий контекст этического измерения в анализе, и одна из возможностей состоит в том, чтобы понять одно из самых трудных для понимания утверждений Лакана (1974, стр. 39), ярлык lachete morale (моральной трусости), который он относит к печали или депрессии. Несмотря на попытки проработать этот афоризм, ни Котте, ни Лоран, увы, не смогли с ним ничего сделать, и только признали его сакральный характер. Конечно, потенциальная опасность сведения его к проблеме морали (которого тщательно избегает психоанализ) несомненна.

Роберто Нойбургер. Лаканианский блюз

Freud, S. (1923b) Eine Teufelsneurose im XVII. Jahrhundert. G. W.

13: 317; S. E. 19: 67. Lacan, J. (1962-3) Le Seminaire, Livre X: L'angoisse (unpublished). Lacan, J. (1964) Le Seminaire, Livre XI: Les Quatre Concepts

Fondamentaux de la Psychanalyse, Seuil, Paris, 1973. Lacan, J. (1968-9) Le Seminaire, Livre XVII: L'envers de la psychanalyse.

Seuil, Paris, 1991. Lacan, J. (1974) Television. Seuil, Paris. Laurent, E. (1988) Melancolie, douleur d'exister, lachete morale.

Omicar?, No. 47, Navarin Editeur, Paris. Little, M. (1956) "R" - la reponse totale de Vanalyste awe besoins de

son. patient. In: Le Contre-Transfert, ed. Colette Garrigues-Nancy

Katan-Beaufils. Navarin Editeur, Paris, 1987. Neuburger, R. (2003) Contra la disolucion. Psicoanalisis у el Hospital,

Ediciones del Seminario, No. 23. Verhaeghe, P. (1999) Love in a time of Loneliness, Other Press, New

York. Verhaeghe, P. (2001) Beyond Gender. Other Press, New York. Zafiropoulos, Markos (2002) Lacan у las ciencias sociales: La

Declination del Padre. Nueva Vision, Buenos Aires. Zizek, Slavoj (1997) The Big Other doesn't exist. Journal of European

Psychoanalysis, II Mondo 3 Edizioni, No. 5.

Хорст Кэхеле¹

Отборочное обследование

и терапия матерей

с послеродовой депрессией

1. Содержание исследований

При помощи лонгитюдной модели отбора 722 матери после родов были обследованы на предмет послеродовой депрессии. Эта модель содержит в себе Эдинбургскую шкалу послеродовой депрессии (EPSD) и Шкалу депрессии Гамильтона (HAMD). Первый отбор осуществлялся через 6-8 недель после родов при помощи EPSD. Матери с высокими показателями первого отбора прошли второй отбор через 9-12 недель после родов при помощи EPSD. Временной промежуток между первым и вторым обследованием составлял по крайней мере 3 недели. Матери с высокими показателями обоих отборов были также обследованы при помощи Шкалы депрессии Гамильтона (HAMD). Для классификации

Хорст Кэхеле — доктор медицины, профессор, психоаналитик, заведующий отделением Психосоматической медицины и психотерапии в центре психотерапевтических исследований в Ульмском университете (Германия). E-mail: [email protected].

Хорст Кэхеле. Отборочное обследование и лечение матерей... 133

использовался ДСМ-4. После наблюдения, продолжавшегося до 3-го месяца после родов, 3,6% матерей (N = 28) получили диагноз послеродовой депрессии. Этим матерям были предложены различные методы терапии. 18% из них приняли предложения. Остальные матери с послеродовой депрессией отказались от терапии, большей частью по практическим причинам. У 13,4% матерей были высокие показатели при первом отборе, но они не подтвердились при втором. В случае этих матерей сейчас осуществляется долговременное наблюдение для того, чтобы отличить депрессивный эпизод и депрессию с осциллирующими симптомами.

2. Введение

Существует различие между послеродовой депрессией и так называемой «хандрой после родов» (Baby Blues). Основные симптомы хандры после родов — это печаль и лабильность аффектов. Около 50% матерей страдают от хандры после родов. Как правило, симптомы появляются между вторым и пятым днями после родов и вскоре исчезают. Депрессивные же симптомы появляются или остаются по прошествии первых десяти дней после родов и могут сохраняться неделями или месяцами, а в более серьезных случаях и годами. Для точного диагноза послеродовой депрессии необходимо, чтобы эти симптомы начинались в течение первых двух месяцев после родов.

По данным литературы, по большей части англо-американской, послеродовой депрессией страдает около 10% родивших матерей. Некоторые авторы приводят более высокие показатели. Гар-рис обнаруживает депрессивные эпизоды у 15% матерей в конце 2-го месяца после родов. Рейхард нашел послеродовую депрессию у 19,9% наблюдавшихся матерей в конце второго месяца после родов. У других исследовательских групп более низкие показатели. Например, Ли в Гонконге обнаруживает послеродовую депрессию у 5,5% матерей. Рейхер-Ресслер после интенсивного обзора литературы находит, что 10-15% матерей после родов имеют депрессивные симптомы или у них развилась депрессия.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: