 |
Опять Венская опера
|
|
|
|
По наследству от подполковника Перервина ко мне перешли все театральные дела Вены.
Разговор об упорядочении работы столичных театров, начатый еще при коменданте Благодатове, дал свои результаты.
Вначале возобновили свои представления большинство частных театров, Бургетеатр переведен в здание варьете Ронахер. Венской опере предоставлены здание Народного оперного театра (Фольксопера), дом «Театра ан дер Вин» и «Редутензал» дворца Франца Иосифа. Сравнительно быстро возобновила свою работу Венская филармония.
Культурная жизнь Вены постепенно входила в свою колею.
Когда в городе появляются первые афиши, извещающие об открытии в «Театре ан дер Вин» Венской оперы, австрийская столица встречает это известие, как национальный праздник.
— Наконец-то в Вене возрождается жизнь! — восторженно заявляют венцы.
И действительно, первый спектакль превращается в народное торжество.
Генералу Лебеденко предоставлена специальная ложа. Еще в вестибюле его встречает директор театра Фрич. В соседних ложах члены правительства и руководители партий.
Зал полон до отказа. В театре много наших военных: венцы любезно прислали им билеты. [217]
— Прикажете начать? — обращается к Лебеденко директор театра.
— Я только ваш гость. Здесь парадом командуете вы.
На авансцене появляется бургомистр. Его встречают горячими аплодисментами. Кернер поднимает руку, но аплодисменты усиливаются. Наконец зал стихает.
— Граждане венцы! — раздается слабый голос Кернера. — Сегодняшним спектаклем Государственной оперы мы открываем новую страницу венской музыкальной жизни. Этим мы обязаны Советской Армии, нашей освободительнице, представители которой, как почетные гости, находятся среди нас.
|
|
|
Громом аплодисментов отвечает бургомистру зал. Овация нарастает, ширится. Зрители встают. Кто-то в порыве благодарности обнимает и целует своих соседей — наших солдат и офицеров.
Наконец гаснет свет. И снова аплодисменты. Это появился дирижер. Он растроганно кланяется зрителям, поднимает свою палочку, и раздается первый аккорд оперы-драмы Вольфганга Моцарта «Дон Жуан».
Вскоре в столицу Австрии приезжают наши советские артисты — Уланова, Козловский, Иванов, Шпиллер, Ойстрах, Оборин, Кнушевицкий. Их любезно принимает глава австрийского правительства Реннер и приветствует, как «первую ласточку Москвы». Вслед за ними в Вене выступил Государственный ансамбль народного танца СССР и Государственный русский народный хор. В австрийской столице состоялся показ произведений художника А. Герасимова и других.
Как-то в конце лета генерал Лебеденко пригласил к себе театральных деятелей Вены.
— Я должен вас порадовать, господа. Советское командование в лице маршала Конева отпустило на восстановление Венской оперы два миллиона шиллингов. Будут также доставлены лес, цемент, кровельное железо, металл, кирпич, грузовые машины. Теперь все зависит от вас, господа. Если вам дорога Венская опера, засучите рукава и восстанавливайте вашу былую славу, ваш национальный театр.
Сообщение коменданта буквально ошеломляет театральных деятелей. Оно превосходит даже самые смелые мечты. Им уже кажется, что скоро откроются двери возрожденного [218] из пепла любимого театра, и под его сводами снова на весь мир прозвучит музыка гениальных композиторов.
Однако эта радость оказалась несколько преждевременной...
Ко мне в кабинет частенько заходит господин Фрич, директор-администратор Венской оперы.
Бывший социал-демократ, в свое время несколько лет проживший в Советском Союзе, он был назначен на эту должность, как только с приходом советских войск в Вену начала возрождаться ее театральная жизнь.
|
|
|
Господин Фрич горько сетует. С восстановлением Оперы творится что-то непонятное. Начатые было работы теперь фактически приостановлены. И он, Фрич, бессилен что-либо сделать. Наравне с ним, директором-администратором, существует еще генеральный директор Кальмхохер, директор технической части Гем, директор художественной части Шпефер. Этот Шпефер — замаскированный национал-социалист. Когда выселяли из Вены немцев, он тотчас же принял австрийское подданство и теперь благоденствует.
Все эти директора считают Фрича советским ставленником и всюду суют ему палки в колеса.
Да и среди артистов Оперы много если и не открытых фашистов, то во всяком случае их сторонников, особенно среди музыкантов и хористов. Проведенная чистка фактически ничего не дала: слишком много нашлось покровителей у нацистов в министерстве просвещения.
— К театру присосались негодяи и сосут из него кровь, как пиявки, — продолжает жаловаться Фрич. — Заработная плата артистам задерживается. Раньше Опера получала правительственную дотацию в размере ста тысяч шиллингов. Сейчас правительство отказало в субсидии, пришлось вдвое поднять стоимость билетов и фактически закрыть дверь в театр малоимущим венцам. Но больше всего Фрича беспокоит приостановка работ по восстановлению здания Оперы. Не раз обращался он к венскому магистрату, но там беспомощно разводят руками: мы бы, дескать, готовы, но это компетенция правительства. Фрич обивал пороги приемной канцлера, стучался в двери его заместителей, но от него отмахиваются, как от назойливой мухи: «До театра ли теперь! » А сейчас разгорелся бесконечный спор, кому положено [219] заниматься строительством Оперы — магистрату или министерству просвещения.
— Чем же вы объясняете все это, господин Фрич?
— Причин тому, конечно, много, но основная мне ясна. Австрийцы очень любят свою Оперу и за ее восстановление поблагодарят Советское правительство. А это кое-кому нежелательно. Вот и тянут в надежде, что когда-нибудь ваши войска уйдут из Австрии и тогда можно будет открыть Оперу, забыв о советской помощи.
— Но как все это можно совместить — любовь к Опере и сознательную затяжку ее восстановления? Ведь Опера — ваша национальная гордость.
|
|
|
— Что поделаешь, господин полковник. Есть люди, для которых национальная гордость — ничто в сравнении с их политическими махинациями.
— Пойдемте к генералу, господин Фрич.
Лебеденко внимательно выслушивает наши доклады, сердито постукивая пальцами по столу.
— Значит, саботаж? — коротко бросает мне Никита Федотович.
— Похоже на это, товарищ генерал.
— А ну-ка, поедем на место. Побачим, чем они дышат.
Здание Оперы выглядит так же, как в первый день прихода советских войск: чудом уцелевшая стена главного фасада и развалины внутри. Разве только в те дни не было рядом с руинами штабелей подвезенного нами леса, груды песка и цемента и двух десятков рабочих, копошившихся среди хаоса балок и перекрытий.
С трудом взбираемся по шаткой лестнице на второй этаж. Здесь, в крохотной комнатушке, похожей на скворешник, склонился над листом ватмана маленький человечек — крутой лоб, редкие русые волосы, бегающие, неопределенного цвета глаза. Это инженер Функ, руководитель строительства.
— Когда начинаете работать? — без обиняков спрашивает генерал.
— Работа уже идет, господин комендант.
— Пока я вижу только два десятка рабочих.
— Других не можем найти.
— Не можете? Вена полна безработными. Неужели никто из них не хочет работать? [220]
— Не знаю, господин комендант. Я человек маленький. Это не от меня зависит.
— От кого же?
— От правительства, господин комендант.
Лебеденко резко поворачивается и уходит: обстановка ясна.
Несколько раз поднимает наша комендатура вопрос о восстановлении Оперы. Ей отвечают неизменно одно и то же: еще раз благодарят за оказанную помощь, заверяют, что приложат все силы к быстрейшему строительству, но тут же оговариваются, что решено восстановить Оперу точно в том виде, в каком она была до бомбежки, а это трудоемко и дорого.
Венская опера была восстановлена в октябре 1955 года, когда наши и союзные войска были выведены из Австрии и австрийский парламент принял закон о постоянном нейтралитете страны.
|
|
|
