 |
Глава XIII 2 страница
|
|
|
|
Транспортные фобии, укорененные в отвергнутых эрогенных чувствах равновесия и пространства, имеют определенное отношение к морской болезни. Вегетативное возбуждение, вызванное раздражением органов равновесия чисто физическим путем, очень сходно с тревогой, и это возбуждение может ассоциироваться с запредельным сексуальным возбуждением в детстве. Невроз и морская болезнь тогда оказывают взаимовлияние. Лица с клаустрофобией и подобными неврозами, вероятно, предрасположены к развитию морской болезни. С другой стороны, морская болезнь у людей, не страдающих неврозом, может мобилизовать инфантильные тревоги и возыметь эффект травмы, активируя вспоминание первичной сцены. Существуют также формы конверсионной истерии, которые являются разработкой транспортных фобий. Так, рвота и головокружение как соматическое предвосхищение пугающих эквилибристических ощущений могут замещать тревогу.
Существует также «клаустрофобия» времени. Некоторые пациенты всегда «стеснены » своими обязанностями и опасаются недостатка времени, что для них столь же тягостно, как ограничение пространства для клаустрофобиков, и имеет то же психологическое значение. Другие боятся свободного времени и спешат от одной деятельности к другой, поскольку свободное время имеет для них то же значение, что открытое пространство для агорафобиков.
Клинические наблюдения показывают, что некоторые виды невротической нерешительности основываются на схожем страхе. Любые определенные решения исключают возможность бегства и поэтому отвергаются. Некоторые формы упрямства представляют собой эмоционально насыщенное отвержение указаний, перекрывающих путь к бегству.
|
|
|
Понятно, что необычное возбуждение угрожает разрушением эго.
Пациент испытывал тревогу, когда автомобилем управлял кто-то другой. «Мне следует бояться, если я не могу остановить машину в любой момент», — говорил он.
Страх перед принятием решений на бессознательном уровне часто представляется утратой контроля над мочевым пузырем и прямой кишкой (557). В свою очередь эта утрата контроля репрезентируется транспортом, движущимся помимо воли пассажира, помещением, которое
нельзя произвольно покинуть, а исходно нарастанием сексуального возбуждения, доходящего до оргазма.
Райх проанализировал нормальное и патологическое протекание сексуального возбуждения. За фазой произвольных движений следуют конвульсивно-непроизвольные движения мускулатуры тазового дна, во второй фазе половой акт нельзя произвольно прервать без сильной досады, полное развертывание второй фазы является условием экономически достаточной разрядки в оргазме (1270). Утрата эго на пике сексуального возбуждения в норме совпадает с пиком сексуального наслаждения. Согласно Райху (1270), эго может быть «оргазмически импотентным» и не испытывать подлинного наслаждения. Для таких индивидов сексуальное возбуждение оборачивается тревогой, утратой эго-контроля и болезненными ощущениями сдавленности, удушья и «внутреннего разрыва».
Поезд, комната репрезентируют собственное тело или, по крайней мере, ощущения тела, от которых пытаются избавиться посредством проекции.
Сказанное о клаустрофобии, конечно, справедливо в отношении особой клаустрофобии по прототипу страха перед «материнской маткой», имеется в виду страх быть захороненным заживо (406). Как «страшная комната» интерпретируются и ощущения собственного тела и материнская матка. Если связать эти интерпретации, то «страшная комната» репрезентирует внутреннее пространство собственного тела.
|
|
|
Хорошо известно, но не часто обсуждается, что у большинства агорафобиков проявляется специфическая обусловленность симптома, относящегося к широте пугающей улицы: чувство ограничения тоже базовый компонент испытываемой тревоги. Лица, чье возбуждение оборачивается тревогой, чувствуют сдавленность дыхания, словно грудь внезапно сузилась. (Противоположное чувство экспансии, «расширение » груди, физиологически связано с преодолением тревоги и приятно, но неожиданное увеличение «ширины» как «репрезентацияпротивоположным» тоже может служить пугающим символом. ) Если индивид воспринимает не тело, а улицу как узкую или широкую, он пытается защититься от болезненного чувства ограничения (или простора), и данное обстоятельство объясняет проекцию при агорафобии. Одни пациенты боятся только узких Улиц, другие только открытых пространств, у некоторых
парадоксально сочетаются оба страха. У большинства из них проявляется страх перед неожиданным изменением ширины улиц, по которым они передвигаются. Многим агора-фобикам свойственно также состояние со значением, уже обсуждавшимся при клаустрофобии: они должны быть уверены в возможности бегства, которое репрезентирует желание убежать от собственных ощущений.
Тревожная истерия и анимизм
Когда индивид, страдающий фобией, переходит узкую улицу, он пугается, потому что вчувствуется в узость улицы, «инроецирует » ее узость. Если страх силен, даже относительно широкая улица воспринимается как узкая, т. е. проецируется собственная «узость». В силу своих особенностей такой индивид отождествляет ограничение с опасностью. Узкая улица и другой испуганный индивид вызывают в нем одинаковые чувства. Он даже ведет себя, словно сама улица напугана.
Анимизмом называется примитивное понимание мира, основывающееся на предположении, что свойственные нам психические процессы происходят также в окружающих объектах. Анимизм по-прежнему действенен на бессознательном уровне и используется в механизмах формирования фобий.
Модель анимистического понимания мира очень похожа на способ, которым агорафобики связывают чувство страха с ограниченностью улицы. Сейч описывает роль нар-циссической проекции в наших чувствах к природе (1329). «Осознание природы » состоит не в осознании реальных физических и географических элементов природы, а в осознании собственных чувств, которые мы считаем связанными с этими физическими или географическими элементами (ср. 380).
|
|
|
Верно, что не все проекции чувств на природу подразумевают воплощение природой наших собственных чувств. Природа может также репрезентировать других людей, и чувства к ней могут происходить из отношения к этим людям. Горы, например, могут символизировать отцовский пенис, а безбрежный океан и пустыня — материнскую матку. Но даже в эмоциях, вызванных горами или океаном, все же присутствует нарциссический компонент. Индивид, погруженный в ландшафт, не просто чувствует любовь или
ненависть к объектам природы, но испытывает своеобразную идентификацию с ландшафтом в целом, мистическое единство с «отцовским пенисом» или «материнской маткой ». В осознании природы проекции данного типа весьма действенны. Об этом свидетельствуют эстетические категории, используемые в описании ландшафтов. Мы говорим о величии и красоте ландшафтов, потому что ощущаем величие и красоту, когда любуемся ими. Верно, что один и тот же ландшафт оказывает разное воздействие в зависимости от настроения наблюдателя. Но верно и то, что определенные ландшафты создают или, по крайней мере, мобилизуют схожие чувства у разных людей: бескрайность прерий располагает к меланхолии, горы увеличивают активность и импульсивность. Этот эффект достигается обратной проекцией на эго.
Существует множество фобий (или предпочтений, переходящих в фобии) ландшафтов, причуд природы, световых и теневых эффектов, времени дня и т. д. Если собрать их воедино и детально описать, то они могли бы многое объяснить не только в рассматриваемых проекциях, но и в онтогенетических связях между инфантильным сексуальным возбуждением и чувствами, которые впоследствии проецируются. Вероятно, многие фобии темноты и сумерек содержат воспоминания о первичных сценах.
Вышесказанное справедливо и для страхов перед окружением, в котором утрачиваются обычные средства ориентации, страхов перед загробным миром, однообразными шумами, приостановкой привычной последовательности событий. Некоторые тревоги относительно смерти по существу представляют собой беспокойство относительно потери ориентации во времени, т. е. утраты сил, которые защищают от опасной стихии неуправляемого инфантильного возбуждения (338).
|
|
|
Регрессия и агрессивность
при тревожной истерии
Общий фактор во всех фобиях — это регрессия в детство. В детстве опасность можно преодолеть, найдя защиту во внешнем мире под крылом более или менее могущественных объектов. Пациент, боящийся своих побуждений или последующих наказаний, пытается вернуться в благоприятную ситуацию, где доступна внешняя защита. В этом
смысле все пациенты с фобией ведут себя подобно детям, чьи тревоги успокаиваются, если мать сидит у постели и держит их за руку. Требование такого успокоения от родительских заместителей особенно очевидно у тех агора-фобиков, кто чувствует защищенность в присутствии спутника. Поскольку это относится не ко всем агорафобикам, либидные конфликты вокруг лица, используемого в качестве спутника, не составляют основу агорафобий в целом. Однако во многих случаях данные Элен Дойч (325) подтверждаются. Она установила, что при фобиях, где присутствие спутника существенно, крайне важно отношение к нему. Спутник репрезентирует не только защищающего родителя, но также бессознательно ненавистного родителя. Присутствие спутника служит цели отвлечь пациента от бессознательных фантазий к реальности, т. е. заверить его в том, что он не убьет человека, спокойно идущего рядом. В таких случаях страх пациента перед возможным несчастьем с ним часто предваряется страхом о безопасности того самого лица, которое впоследствии при агорафобии используется в качестве спутника.
Болезненный страх за благополучие одного или нескольких особых лиц нередко сам по себе принимает форму тревожной истерии. Психоанализ показывает, что индивид, в защите которого возникает навязчивая потребность, на бессознательном уровне вызывает ненависть, поэтому на самом деле он нуждается в защите не от внешних опасностей, а от пожеланий смерти (792, 1283). Нередко вытесненный материал возвращается из вытеснения, и непрерывная опека или охранительная любовь превращается в мучение объекта опеки. Особенно часто такого рода поведение проявляется у родителей по отношению к детям (618), но и дети иногда подобным образом относятся к родителям.
Трансформация беспокойства о другом человеке в страх за самого себя обусловлена самоосуждением путем идентификации с бессознательно ненавистным объектом. Многие обсессивные попытки мученически и магически защитить бессознательно ненавистный объект предваряют тревожную истерию. Подобные случаи, несомненно, составляют переход к компульсивным неврозам.
|
|
|
На поверхностном уровне спутник защищает пациента от соблазна. Мужчина не станет подходить к незнакомым женщинам, и его спутница будет избегать мужчин,
если они находятся в компании своего уважаемого супруга. Юноши и девушки в присутствии родителей, как правило, не заводят любовных интриг. Опека спутника избавляет от необходимости следить за собственными побуждениями.
Фрейд указывал, что одна и та же процедура может выражать множество инстинктивных желаний. Когда девочка требует, чтобы мать постоянно находилась рядом, она осуществляет бессознательное желание изолировать мать от отца (618). Навязчивое принуждение партнера к каким-то действиям может выражать враждебное отношение к нему.
Тот факт, что регрессия в детство посредством фобий представляет собой поиск защиты от инстинктивной опасности, не всегда вполне очевиден.
Александер писал об агорафобии (53): «Такой пациент испытывает страх в безопасной ситуации. Симптом становится понятным, только если осознать, что у пациента произошла регрессия к детской эмоциональной установке. Будучи ребенком, он чувствовал безопасность лишь рядом с домом и боялся отдалиться. В то время его тревога могла быть совершенно оправдана, ведь он не умел ориентироваться. В таком случае встает вопрос о причине регрессии пациента к столь неприятным переживаниям прошлого. Аналитическое изучение показывает, что пациент использует симптом как меньшее зло во избежание большего несчастья. На самом деле он боится не пребывания вдали от дома, а одиночества и недостатка человеческих контактов. Он не уверен, что сможет разрешить эту проблему в существующей жизненной ситуации. Его симптом, страх выходить на улицу, по-видимому, способствует самообману относительно неразрешимой проблемы. Он убеждает себя, что боится улицы, и таким путем спасается от болезненного осознания того, насколько он одинок и изолирован в жизни. Он также избегает усилий по построению человеческих отношений, к которым чувствует себя несклонным и непригодным. Этот симптом имеет дополнительную детерминацию. Пациент жаждет вернуться в прошлое в качестве ребенка, когда его зависимость находила удовлетворение. Тем не менее, возвращаясь в фантазиях в прошлое, он вынужден сталкиваться с неприятной стороной детства, отсутствием безопасности и страхом».
Но пациент не ищет неприятностей детства как меньшего зла, скорее, он стремится к относительной безопас-
ности того времени, которую обеспечивали опекающие взрослые. Тревожность невротика, вынуждающая стремиться к более спокойному прошлому, имеет источником не «одиночество и недостаток человеческих контактов», а мобилизацию инфантильных инстинктивных конфликтов.
Регрессия при тревожной истерии, как и при других формах истерии, обычно ограничена. Главный соблазн, который следует отвергнуть, репрезентирован желаниями генитального эдипова комплекса. Фаллические желания и страх кастрации могут предстать в замаскированном преге-нитальном виде. Но имеются и такие случаи, в которых на передний план выступает собственно прегенитальная основа. В некоторых случаях решающую роль играет защита от агрессивных соблазнов (282, 325, 797, 935). Иногда страх перед собственным возбуждением базируется на том, что в этом возбуждении действительно содержатся компоненты самодеструкции, произошедшие от садистских побуждений, направленных на объект. Тогда в обстоятельствах, вызывающих в норме приступ гнева, может проявиться страх смерти. Это особенно справедливо в случаях сочетания тревожной истерии и компульсивного невроза, в которых можно признать выраженные деструктивные тенденции благодаря часто встречающемуся на бессознательном уровне равенству: смотрение/присмотр (пожирание глаза-ми)=прием пищи (430). В данную категорию входят вышеупомянутые случаи агорафобии, когда некая особа, отношение к которой явно амбивалентное, выбирается в качестве охраняющего спутника (325).
Даже амбивалентные индивиды без какой-либо агорафобии часто нуждаются в спутнике, т. е. объекте, демонстрирующем любовь, интерес, поддержку, защиту, своеобразном магическом помощнике (653). Зависимость от внешних ресурсов для поддержания самоуважения — признак ранней, обычно оральной, фиксации. Отношение к магическим помощникам, как правило, амбивалентное: они ненавидятся не только как представители эдипова объекта, но также из-за неадекватности их защитной мощи.
Агрессивность играет весьма значительную роль и в случаях тревожной истерии, вращающейся вокруг болезненного страха смерти (206, 207, 254, 1632). Сомнительно, существует ли такой феномен, как нормальный страх смер-
ти. Ведь собственную смерть трудно вообразить (591), поэтому страх смерти часто скрывает другие бессознательные идеи. Речь идет, конечно, о фобиях смерти. Чтобы их объяснить, необходимо разобраться, какие идеи бессознательно связываются с представлением о смерти. Иногда эти идеи по сути либидные и становятся понятными при изучении истории жизни пациента (284, 641, 1153, 1330, 1632). (Например, умирание может означать воссоединение с другим умершим. ) Нередко детский опыт превращает страх кастрации или одиночества (утраты любви) в страх смерти. Чаще всего встречаются два рода связей:
1. Мысли о смерти могут быть вызваны страхом наказания за пожелание смерти другим людям. Уже упоминалось, что некоторые индивиды реагируют страхом смерти на события, которые у других вызывают гнев. Это происходит, вследствие поворота деструктивных побуждений на самого индивида.
2. Страх смерти может репрезентировать страх перед собственным возбуждением: умирание становится выражением сокрушающей паники, т. е. искаженного представления пациента об оргазме. Каждый тип возбуждения подразумевает полную релаксацию. В случаях, когда достижение такой релаксации рассматривается как ужасное чувство утраты эго, это состояние отождествляется со смертью, и тогда ожидание сексуального возбуждения провоцирует страх смерти (1280).
Страх перед инфекцией — еще одна распространенная фобия с преобладанием бессознательных садистских устремлений, обычно сочетающаяся с компульсивным неврозом. Страх заразиться прежде всего рационализирует страх кастрации. Венерическая инфекция как реальная опасность, связанная с сексуальной активностью, может использоваться для рационализации нереальных бессознательных опасений (1614). На более глубоком уровне страх заразиться репрезентирует защиту от женственных желаний, инфекция символизирует оплодотворение. Еще глубже этот страх выражает прегенитальные фантазии об инкорпорации, бациллы выступают эквивалентом интроецированных объектов с разрушающим (и подверженным разрушению) характером (1459). В идеях об инфекции хорошо отражается родственность садизма и мазохизма, поскольку равновероятно заразиться и заразить других.
Идея заражения рационализирует также чувства, связанные с архаическим табу прикосновения. В магическом
мышлении любой объект предстает как материальная субстанция, передаваемая прикосновением, наподобие грязи и микробов. Архаический страх прикосновения варьирует по содержанию. Фрейд привлек внимание к тому факту, что любое побуждение, выражает ли оно жестокость, чувственность или нежность к другому человеку или аутоэро-тически направлено на собственное тело, подразумевает прикосновение к объекту (618). И все перечисленные побуждения могут фобически избегаться. Часто объекты, к которым не следует прикасаться, сразу производят впечатление генитальных символов. Лица с фобией прикосновения интерпретировали в детстве запрет на мастурбацию, нередко высказываемый в приказной форме (Не прикасайся! ), либо слишком буквально как запрет на прикосновение, либо на манер «язвительного послушания ». В ряде случаев у них возникают варианты мастурбации с избежанием прикосновения к гениталиям руками (1262). Нередко отвергнутое желание мастурбировать преобразуется посредством регрессии, и тогда появляются фобии, защищающие от желания пачкаться и быть грязным. Иногда это сразу очевидно: нельзя прикасаться к дверным ручкам, предметам, замоченным водой в клозете, и другим вещам, считающимся грязными. Запрет может распространяться на предметы по уходу за телом (с. 376).
Трансформация болезненного страха заразиться в убежденность о наличии инфекционного заболевания может репрезентировать стадию, когда фобия перерастает в бред. Идеи такого типа бывают по сути ипохондрическими, например, представления о пожирании тела бактериями, раковыми клетками, мысли об отравлении (948). Однако подобные опасения встречаются и при тревожной истерии в чистом виде, где они соответствуют бессознательным конфликтам относительно кастрации или беременности.
Дальнейшее развитие тревожной истерии
Чаще всего за вспышкой тревожной истерии следует развитие фобии, т. е. избежание ситуации, вызвавшей тревогу. Иногда тревогу удается фактически предотвратить благодаря развитию соответствующей фобии, за счет некоторого ограничения свободы эго. Болезнь может успокоиться, если инстинктивная угроза полностью и успешно превращается в перцептивную опасность.
Однако в других случаях развитие неблагоприятно. На первых стадиях невроз может осложниться вторичным травматическим неврозом, индуцированным первым приступом тревоги, который переживается кактравма (1569). Нередко образуется порочный круг из страха перед тревогой и одновременно повышенной готовности к возникновению тревоги. Проекция фобий не всегда успешна, и тогда заболевание прогрессирует: проекции становятся неадекватными, границы фобий расширяются. Например, вначале пациент не способен перейти площадь, затем не может выйти на улицу и наконец не выходит даже из комнаты. Исключение внешних обстоятельств в таких случаях не уменьшает действенности влечений, которые будоражатся этими обстоятельствами. Побуждения продолжают действовать. Тот факт, что они не находят разрядки, только придает им силу, и это неизбежно способствует распространению фобий (590). Успешность проекции зависит от экономического баланса между побуждениями и противодействующей тревогой, обусловленного всем предшествующим развитием личности (с. 710-711).
Проекция собственного возбуждения иногда успешна в том смысле, что пациент избавляется от определенных тревог, суетливости и кинестетических ощущений при наличии неких условий, которые позволяют проецировать эти свойства. Если пациент чувствует вокруг себя тревожную атмосферу, суету, шум, неразбериху, то может избавиться от внутренней тревоги, нетерпения, спутанности. Существуют не только люди, патологически боящиеся грозы (кто проецирует свои переживания на раскаты грома и сверкания молнии, но при экстернализации не преодолевает тревогу), но и те, кто наслаждается грозой, поскольку при осознании внешнего шума их проекция достигает цели. Реальный шум позволяет почувствовать, что внутри «шума» больше нет и поэтому не нужно бояться.
Некоторые утверждают, что нуждаются в «стимуляции», или «отвлечении», чтобы работать в полную силу. Они страдают невротическим расстройством концентрации. Работоспособность у них нарушена из-за внутреннего напряжения, которое порождает нетерпеливость. Однако они могут преодолеть тревожные чувства, подыскивая себе шумное окружение.
Социологическая роль кафешантанов в некоторых странах Европы (и клубов в других странах) довольно сложна и не объясняется простой психологической формулой. Показателен в этом отношении следующий случай. Па-
циенту очень хорошо работалось в кафешантане. Он предпочитал шумиху, музыку и скопление людей спокойной обстановке своего кабинета, где, напротив, ему работалось трудно. Правда, этот человек находил в кафе некое удовлетворение инстинктов (особенно скопофилии и гомосексуального влечения), но данный факт не особенно существенен. Гораздо важнее, что он чувствовал необходимость убежать из спокойной обстановки, чтобы успокоиться в атмосфере суеты (444).
Было бы интересно изучить, какие личности при невротическом нарушении концентрации нуждаются в абсолютно спокойной обстановке и какие личности требуют противоположных условий. Вероятно, снова обнаружится, что не существует полярных типов, и потребность во внешнем спокойствии или суете опять же носит двойственный характер. Что успокаивает и расслабляет, при переходе некоего предела неожиданно становится неприятным и угрожающим. Лица, о которых говорилось, могут избавляться от тревог, убеждая себя в способности запугивать других (541, 784, 895, 971, 1298). Но иногда этот простой механизм осложняется успешной проекцией, уже рассмотренного здесь вида. Тревожные индивиды создают вокруг себя беспокойную атмосферу, при вынесении тревожности вовне самочувствие у них улучшается. Но результат такого поведения имеет обоюдоострые последствия. Если они слишком преуспели и обнаруживается, что все окружающие действительно испуганы, может возникнуть ощущение крушения потенциальной защиты, и тогда, опасаясь возмездия, они сами пугаются.
Часто индивиды, страдающие фобиями, не способны избежать страшных ситуаций. Снова и снова они вынуждены переживать те самые события, которых боятся. Отсюда неизбежен вывод об обусловленности происходящего организацией их бессознательного. Бессознательно они устремлены к подобным ситуациям. Это понятно, ведь пугающие ситуации изначально были инстинктивными целями. Таков вариант «возвращения вытесненного из вытеснения ». Активность первоначальных влечений составляет также основу всех попыток сверхкомпенсации фобий контрфоби-ческими установками (435), когда предпочитаются изначально пугающие ситуации (с. 618).
Фобии, т. е. избежание вызывающих тревогу ситуаций, не единственное средство, с помощью которого эго пытается бороться с тревогой. Другие способы защиты от тре-
воги, типа сексуализации тревоги, запугивания других, идентификации с пугающими объектами, накопления внешних гарантий, тоже задействованы в тревожной истерии (с. 617).
Вытесняющие силы
и вытесненный материал
в симптомах тревожной истерии
Любая психоневрологическая разработка последствий состояния запруживания заканчивается компромиссом между конфликтующими силами. Как правило, компромисс состоит в замещающей и поэтому болезненной разрядке деривата, к которому перемещается часть катексиса вытесненного материала. Но разрядка деривата облегчает (по крайней мере, не препятствует) отвержению оставшихся исходных побуждений. На первый взгляд приступ тревоги представляется, подобно состоянию торможения, проявлением защитных сил, сигналящих об опасности при приближении соблазна или наказания. Однако приступ тревоги носит также характер аварийной разрядки. Смещения в тревожной истерии, несомненно, создают суррогаты первоначально отвергнутых побуждений, тем самым облегчая исходную защиту. Таким образом, тревога в тревожной истерии на самом деле большее, чем проявление защитных сил. Она психоневротический симптом, хотя бессознательная тревога, мотивирующая защиту, по-прежнему находит применение как таковая.
Если другие психоневротические симптомы, не связанные с явной тревогой, искусственно подавляются, то тревога, как правило, манифестируется. Это показывает, что тревожная истерия примитивнее других психоневрозов. Невротические симптомы без тревоги представляют собой более сложные разработки, в которых индивид научается избегать или связывать тревогу (618).
Тревожная истерия у маленьких детей
Примитивный характер тревожной истерии выражается также в том, что она типичный невроз детства (ср. 175). Симптомы этого заболевания появляются и при нормальном развитии ребенка, по крайней мере, в современных культурных условиях. Едва ли найдется ребенок, не боявшийся темноты или животных. Страх темноты можно свести к стра-
ху одиночества. Фрейд цитирует ребенка с фобией темноты: «Если кто-то разговаривает, становится светлее» (596).
Одиночество представляет объективную опасность для беспомощного ребенка. На самом деле, однако, ребенок не боится объективных опасностей, поскольку не способен их оценить. (Многие беспокойства, связанные с воспитанием, стали бы излишними, если бы дети могли адекватно оценивать реальные опасности. ) Ребенок страшится не столько травматической ситуации, сколько гибели от возбуждения. Тревоги вызваны не объективной беспомощностью ребенка, а его беспомощностью перед собственными влечениями, которые он не способен удовлетворить (разрядить) без поддержки других людей. Кроме того, исчезновение любимого человека не позволяет ребенку выразить любовь, и таким образом создается состояние запруживания. По словам Фрейда, ребенок не знает лучшего способа овладеть своим вожделением в отсутствии любимого человека, чем трансформация вожделения в тревогу (596).
Отношение тревоги к инстинктивным конфликтам наиболее очевидно в фобиях животных. Дети не столь высокомерны, как взрослые, пытающиеся верить в фундаментальное отличие человеческих существ от животных. Ребенок может легко вообразить человеческих существ в виде животных (579), и животные, вызывающие фобии, как правило, замаскированно представляют человеческих существ, обычно отца. Репрезентация отца в качестве животного означает сексуально возбужденного отца. Эта репрезентация выражает восприятие отца как звероподобного существа, т. е. страстного, сексуального, агрессивного. Пугающий аспект отца иногда выражает его карающую (кастрирующую) силу, как в случае маленького Ганса (566). Порой отцу преписываются ужасающие компоненты сексуальной потребности, как в случае «человека-волка» (599).
Вышеупомянутый случай, описанный Элен Дойч (327), показывает, что не все фобии животных возникают таким путем. Животное не обязательно символизирует страшного родителя. Иногда на животное проецируются собственные влечения.
Маленькие существа, такие как насекомые (пауки, мухи и т. д. ), вызывающие фобии, не символизируют отца. Паук иногда означает «жестокую мать» (23), но чаще эти твари символизируют гениталии, фекалии или маленьких детей (братьев и сестер) (552), что соответствует бессознатель-
ному уравниванию: ребенок = фекалии (593). Пациентка, чьи конфликты вращались вокруг ненависти к младшему брату, боялась всех насекомых. В страхе перед возмездием она считала, что все насекомые ядовиты.
Обычно тревожная истерия раннего возраста со временем спонтанно излечивается, словно дети вырастают из нее. (В некоторых случаях исход неблагоприятен, и закладывается основа невротических заболеваний зрелого возраста. ) Это становится возможным благодаря двум обстоятельствам:
1. Эго ребенка продолжает развиваться. Ранние тревоги, обусловленные неспособностью к активной разрядке, угасают, когда эго усиливается и становится способным овладеть возбуждением благодаря лучшему управлению двигательной сферой.
2. В случаях отвержения определенных побуждений из страха утраты любви, возрастание опыта и уверенности в себе позволяют ребенку убедиться, что его страх напрасен, и отвержение становится излишним (с. 705).
Первичная сцена
Нельзя обсуждать тревогу у детей, не упомянув вновь о так называемой первичной сцене, т. е. наблюдении ребенком сексуальных сцен между взрослыми, особенно родителями (599).
Первичная сцена создает у ребенка сильное возбуждение. Это возбуждение, возникшее не спонтанно изнутри, а вследствие внешней стимуляции, не поддается контролю со стороны недостаточно развитого эго. Поэтому весьма вероятно возникновение травматического состояния из-за наплыва на организм чрезмерной стимуляции. Именно на таком опыте, скорее всего, основывается связывание представлений о сексуальном возбуждении с опасностью. В последующем эта связь может упрочиться из-за ошибочного понимания воспринятого (непонимания отчасти обусловлено травматическим состоянием ребенка, отчасти его невежеством и анимизмом). Самый распространенный вариант ложной интерпретации — интерпретация сексуального акта в аспекте жестокости и деструкции, а женских гениталий как результата кастрации.
|
|
|
