Глава XIII 21 страница

Маньяки мало спят, они напряжены и испытывают неодолимые влечения в силу двух обстоятельств: 1) в противоположность ребенку, они запруживали свои побуждения многие годы и вкладывали всю ментальную энергию в «тонические» интропсихические катексисы, которые становятся излишними и нуждаются в отреагировании; 2) утрированным поведением отрицаются противоположные бессознательные установки.

Уже упоминалось, что патологические влечения защищают от депрессии, поскольку представляют другой способ достижения тех же целей. Существует определенное взаимоотношение между специфическими патологическими влечениями и маниакальными неспецифическими влечениями, многие импульсивные неврозы фактически являются эквивалентами мании.

Маниакально-депрессивный цикл в конечном анализе прослеживается к циклу насыщения и голода, что снова поднимает проблему периодичности. Периодичность — биологический фактор. Этот фактор в первую очередь отражает ритмичность, присущую всему живому. Фрейд предположил, что периодический отказ от дифференциации психического аппарата, связанный с «давлением», обусловлен биологической необходимостью (606). Но в родствен-

ности состояний отсутствия суперэго и насыщения младенца, угрызения совести и голода обнаруживается еще один тип биологического чередования. Смена насыщения голодом неизгладимо отпечатывается в памяти. Всякое чередование наслаждения и боли воспринимается как следование паттерну этой памяти. После боли ожидается наслаждение и наоборот. Согласно первозданному представлению, любое страдание компенсируется наслаждением, а любое наказание допускает совершение греха. Наказание и утрата родительской любви воспринимаются аналогично голоду, а прощение соответствует насыщению. После интроек-ции родителей эго повторяет интропсихически тот же паттерн в отношении суперэго. В депрессии эго больше не чувствует любви со стороны суперэго и ощущает себя заброшенным, его оральные желания не реализуются. В мании эго получает прощение, и его любовно-оральный союз с суперэго восстанавливается (1107).

Признание такого соотношения все же не полностью отвечает на вопрос о природе периодичности. Остается загадкой, почему в одних случаях имеется внешняя причина (явная или скрытая) смены фазы, в других же случаях смена фазы соответствует только биологическому ритму. Например, психоанализ депрессивного состояния при менструации показывает, что менструация субъективно воспринимается как фрустрация со значением: «У меня нет ни ребенка, ни пениса» (322), однако нельзя избавиться от впечатления о вовлечении в эту депрессию чисто биологических факторов (257).

Историческое резюме

Основные психоаналитические представления о маниакально-депрессивных нарушениях отражены в немногих разрозненных, взаимодополняющих публикациях. Наилучшим обобщением будет краткий обзор этих работ. Вслед за двумя важными публикациями Абрахама в 1911г. (5) и 1916г. (13), Фрейд опубликовал в 1917г. работу «Печаль и меланхолия» (597), в этой работе определялись основные понятия. В монографии, выпущенной в 1924г. (26), Абрахам углубил и расширил эти понятия. В 1927г. Радо опубликовал статью (1238), которая тоже способствовала разработке проблемы маниакально-депрессивных нарушений.

В первой из упомянутых публикаций Абрахам (5) сообщил о своем фундаментальном открытии. Он обнаружил, что базовой характеристикой психической жизни депрессивных пациентов является амбивалентность, ее влияние оказалось даже сильнее, чем при компульсивном неврозе. Депрессивные пациенты не способны любить. Если они любят, то одновременно ненавидят, любовь и ненависть у них сосуществуют и почти равны по силе. Впоследствии Абрахам выявил прегенитальную основу этой амбивалентности и утверждал, что депрессивные пациенты амбивалентны к себе в той же мере, как и к объектам. Садизм, с которым они критикуют себя, возникает из садизма, первоначально направленного вовне.

Во второй публикации Абрахам (13) сообщил о необычайном усилении у депрессивных пациентов орального эротизма. Он показал, что при депрессивной заторможенности, нарушениях приема пищи, «оральных» чертах характера вокруг орального эротизма происходят конфликты. Выяснилось, что амбивалентность и нарциссизм, описанные в первой публикации, имеют оральную основу.

В работе Фрейда «Печаль и меланхолия» (597), начинавшейся с анализа депрессивных самообвинений, отмечалось, что депрессивные индивиды после утраты объекта ведут себя так, словно утратили собственное эго. Фрейд описал патогномоничную интроекцию. Он продемонстрировал, каким образом депрессивные состояния свидетельствуют о существовании суперэго и что после интроекции первоначальная борьба между эго и амбивалентно любимым объектом замещается борьбой суперэго с эго.

В своей монографии Абрахам (26) не только привел обильный клинический материал, подтверждавший взгляды Фрейда, но и сделал ценные дополнения к фрейдовской теории. Абрахам счел обоснованным разделить оральную и анальную стадии либидной организации на две фазы. Он доказал, что самообвинения — это не только интернализо-ванные упреки эго объекту, но также интернализованные упреки объекта в отношении эго. В книге по-новому раскрывались этиологические предпосылки депрессии (особенно важно открытие первичной депрессии детского возраста), приводились данные исследования мании, согласовавшиеся с соображениями Фрейда, высказанными в «Психологии масс и анализе Я »(606).

Радо (1238) проник в суть депрессивных самообвинений как амбивалентного заискивания перед суперэго

(и объектом). Он разъяснил взаимосвязь депрессии и самоуважения, а также двойственную интроекцию объекта в эго и суперэго. Чтобы объяснить предназначение защитных механизмов при депрессии, Радо дифференцировал «хороший» (защищающий) и «плохой» (наказывающий) аспекты суперэго. Кроме того, Радо интерпретировал маниакально-депрессивную периодичность как частный случай общей периодичности грехопадения и искупления, а в конечном анализе как результат фундаментальной биологической периодичности голода и насыщения младенца.

В последующих публикациях выдвинутые концепции углублялись, приводились новые клинические иллюстрации (668, 844, 1078).

Психоаналитическая терапия

маниакально-депрессивных

нарушений

Перспектива психоаналитической психотерапии в случаях невротической депрессии и при маниакально-депрессивных психозах значительно различается. Что касается невротической депрессии, то легкие случаи не нуждаются в особом лечении. Разрешение базовых конфликтов детства в процессе психоанализа основных неврозов автоматически устраняет невротическое чувство неполноценности и гармонизирует отношения с суперэго. Тяжелые случаи с доминированием в клинической картине депрессии представляют те же трудности, что и компульсивные неврозы, поскольку основываются на схожей прегенитальной фиксации.

При психоаналитическом лечении маниакально-депрессивных психозов трудности совсем иные. Чем больше «ин-тернализированы» патологические процессы, тем сложнее устанавливается необходимый в психоанализе перенос. При нарциссических состояниях нельзя приступать к психоанализу, не укрепив объектные отношения пациента, достигается это только за счет ненарциссических резервов его личности. Модификация техники в этих целях будет обсуждаться в связи с психоаналитической терапией шизофрении (с. 579).

Существуют три проблемы, которые аналитик должен решить, работая с маниакально-депрессивными пациентами. Первая проблема относительно проста и актуальна так-

> ке при невротической депрессии. Речь идет об оральной фиксации, т. е. отдаленности инфантильных кризисных переживаний, которые следует вскрыть (история первой депрессии). Вторая проблема труднее и состоит в нарцис-сической природе заболевания, а следовательно, в слабости переноса. Даже если перенос устанавливается, он неустойчивее, чем при других неврозах, и это создает угрозу неожиданной нарциссической регрессии. Третья проблема самая принципиальная. При выраженной депрессии или маниакальном состоянии пациент недоступен психоаналитическому воздействию. Разумное эго, которое с помощью психоанализа обучается преодолевать конфликты, просто отсутствует. Тем не менее даже малодоступные депрессивные пациенты весьма признательны внимательному слушателю и вознаграждают за доброжелательное терпение неожиданным контактом, но поддерживать этот контакт не простая задача (26).

У маниакально-депрессивных пациентов имеется естественный способ решения третьей проблемы. В интервалах между приступами они способны к объектным отношениям. Понятно, что психоаналитические усилия следует затрачивать в «свободные» интервалы. Но и в этих интервалах амбивалентность и нарциссическая ориентация создают помехи. Кроме того, существует опасность, что психоанализ, начатый в свободный интервал, спровоцирует приступ. Абрахам на основе богатого клинического опыта отрицал серьезность такой опасности и даже сообщил об удлинении свободного от приступов периода благодаря проведению психоанализа (26). Он также добивался подлинного излечения, хотя терапия была продолжительной, не в последнюю очередь из-за вклинивавшихся приступов (26, см. описание случаев: 200, 246, 275, 330, 336, 386, 398, 509, 668, 844, 1053, 1060, 1094, 1217 и др. ).

Таким образом, при маниакально-депрессивных нарушениях показана психоаналитическая терапия, особенно учитывая тот факт, что даже при ее безуспешности состояние пациентов улучшается благодаря возможности выговориться. Кроме того, другие виды психотерапии все равно бесполезны, а техника психоанализа прогрессирует. Приступая к лечению, обязательно нужно предупредить пациента и его родственников об отсутствии гарантии полного выздоровления. Нельзя забывать об ошибках, которые Могут возникнуть из-за диссимуляции пациента и резких Изменений клинической картины депрессивного состояния.

При выраженной депрессии всегда существует опасность суицида. Хотя аналитик и обычный психиатр контактируют с пациентами по-разному, не помешает осторожность, которой учит психиатрия. Более обширное и планомерное изучение маниакально-депрессивных нарушений в научно-исследовательских институтах принесет пользу и пациентам и науке.

Что касается шоковой терапии, некоторые соображения будут высказаны ниже (с. 731).

Глава XVI I I

ШИЗОФРЕНИЯ_________________

Вводные замечания

Разнообразие шизофренических феноменов делает ориентацию в них более трудной, чем в любых других психических нарушениях. Временами возникает сомнение, возможна ли вообще такая ориентация и действительно ли эти феномены имеют нечто общее. Ярлык «шизофрения » прикрепляется к столь многим расстройствам, что даже утрачивается его прогностическая ценность. Известны «шизофренические эпизоды », и индивиды, пережившие их, явно здоровы до и после приступа, известны и тяжелые психозы, которые заканчиваются слабоумием. Иногда, поэтому, акцентируется различие между «шизофреническими эпизодами» и злокачественными «психотическими процессами » (с. 5 73). Шизофрения, конечно, не нозологическая единица, а, скорее, целая группа заболеваний.

У этих заболеваний имеются общие особенности, которые трудно выразить точной формулой. Сюда относятся отчужденность и причудливое поведение, абсурдность и непредсказуемость аффектов и мыслей, а также явная несоразмерность мыслей и аффектов. Возникает вопрос: обусловлены ли общие характеристики едиными специфическими механизмами?

Фрейд привел механизмы шизофрении в соответствие со своей теорией формирования невротических симптомов, сгруппировав шизофренические феномены на основе концепции регрессии. При такой группировке не выносятся суждения относительно соматогенного или психогенного происхождения регрессии. В разных случаях регрессия может иметь различные причины и разный диапазон, но всегда одинаково большую глубину. Она достигает гораздо более ранних времен, чем при неврозах, точнее, времени, когда эго только зарождается.

Младенец вступает в мир в состоянии «первичного нарциссизма », когда ментальный аппарат еще не дифференцирован и объектов не существует. Дифференциация эго совпадает с открытием объектов. Эго наличествует в той мере, в какой дифференцируется от объектов, которые не эго. Поэтому следующие определения обозначают одно и то же явление, но с разных позиций: шизофреник регрессирует к нарциссизму; шизофреник утрачивает свои объекты; шизофреник оторван от реальности; эго шизофреника разрушается (с. 57-58).

Многие феномены, как представляется, указывают на существенное отличие шизофрении от неврозов, но между этими заболеваниями имеется и немало общего. Предстоит еще изучить, обусловлены ли различия глубиной и обширностью принципиально схожих процессов или неврозы и шизофрения вообще различны по этиологии, подчиняются разным законам патологии. Иррациональность шизофренического поведения затрудняет сопереживание пациентам, тем не менее вполне оправдано стремление с позиций психологии понять, почему менталитет шизофреников так непохож на менталитет нормальных людей и невротиков. Если даже оказалось бы, что этиология шизофрении в основном соматическая, все равно важно было бы изучить психологические аспекты этой гетерогенной дезинтеграции (193, 705). Теорию шизофрении нельзя построить только на основании психоаналитических исследований, хотя они имеют существенное значение в создании такой теории (ср. 149, 200, 238, 596, 786, 1096, 1138, 1229, 1241, 1359, 1467, 1557). Важны и соматические проблемы, а в психологическом аспекте описательные исследования. «Микроскопические» исследования психоанализа предполагают «макроскопические » психиатрические исследования, как гистология предполагает анатомические изыскания. Последующие комментарии подразумевают знание «макроскопических» описаний и посвящены обсуждению «микроскопических» данных.

В настоящее время шизофрения достаточно изучена психоаналитически и четко дифференцирована от неврозов. Роль соматических факторов в ее этиологии важна, но принципиально не отличается от роли этих факторов в формировании неврозов. Как известно, предрасположенность к неврозам и провоцирующие обстоятельства со-

ставляют комплементарные серии. Соматическая конституция в разных случаях более или менее важный компонент предрасположенности к заболеванию.

В нескольких разделах этой книги в обсуждении неврозов затрагивались темы, относящиеся к области шизофрении. Установлено, что при ипохондрических состояниях и прегенитальных конверсиях интропсихические объектные репрезентации могут утрачивать свои катекси-сы, взамен катектируются органные репрезентации: объектные отношения замещаются нарциссизмом. В случаях общей заторможенности утрачивается интерес к внешнему миру, почти полностью исключаются объектные отношения (с. 244-245). Некоторые психогенные тики, по всей видимости, выражают заторможенный органный катек-сис (с. 417). В депрессивных состояниях первоначальная борьба между пациентом и внешним объектом продолжается в психике пациента после интроекции объекта (с. 516).

Все эти состояния объединяет хотя бы частичная регрессия к раннему нарциссическому уровню. При шизофрении страдает основная функция эго, оценивание реальности, и проявляются признаки «дезинтеграции эго», что равносильно серьезному нарушению целостности личности. Приведенные нарушения можно также интерпретировать как возврат ко времени, когда эго еще не утвердилось или только начало утверждаться. Таким образом, уместно предположить, что изучение шизофрении поможет понять существо психических процессов в самый ранний период жизни, как изучение компульсив-ного невроза позволило проникнуть в суть анального садизма.

Одни шизофренические симптомы прямо выражают регрессивное разрушение эго и уничтожение дифференциации (скатывание к примитивизму), возникшей в ходе ментального развития. Эта категория симптомов включает фантазии о крушении мира, сенестопатии, деперсонализацию, манию величия, архаические способы мышления и речи, гебефренические и некоторые кататонические симптомы. Ко второй категории симптомов относятся галлюцинации, бредовые образования, шизофренические особенности социального поведения и речи, остальные кататонические симптомы, т. е. все проявления, направленные на реституцию нормального состояния.

Симптомы регрессии при шизофрении Фантазии о крушении мира

На ранних стадиях шизофрении часто встречаются фантазии о приближении конца света, что обусловлено, согласно Фрейду, переживанием утраты объектных отношений (574). Пациенты, испытывающие апокалиптическое чувство, в известном смысле правы, их объективный мир действительно рушится (709, 974). Иногда переживается утрата только части мира. Например, бредовая идея о чьей-то смерти репрезентирует утрату либидной связи с «умершим » (142). Мир переживается как жизненно значимый, пока он наделен либидо. Когда либидо отводится от объектов, шизофреник жалуется на опустошенность, бессмысленность, монотонность мира, он чувствует, будто произошли некие перемены: люди воспринимаются, словно мимолетные призраки, в новом мире он одинок и обескуражен (1462). Один и тот же феномен относительно локально выражен деперсонализацией, интенсивно и полно — кататоническим ступором.

Тому, что данная особенность отражает специфику шизофрении, можно возразить, поскольку у невротиков и нормальных либидо при разочарованиях тоже отводится от реальности. Но возражение неправомерно. В последнем случае либидо отводится совсем по-иному, процессу сопутствует погружение в фантазию, названное ин-троверсией. Место реальных объектов, в которых индивид разочаровался, занимают воображаемые фигуры, репрезентирующие объекты детства. Шизофреники же полностью теряют интерес к объектам. Обратившись к этой проблеме, Абрахам ясно указал, что при неврозах в отличие от психозов в процессе отхода от реальности сохраняются объектные репрезентации (1). Если при депрессивных психозах объектные репрезентации у субъекта как-то трансплантированы, то при шизофрении отведение либидо диффузно, несмотря на акцентуацию определенных эрогенных зон.

Имеется много фактов, которые на первый взгляд противоречат сделанным заявлениям. Даже беглый визит в психиатрическую клинику свидетельствует об интенсивном интересе некоторых шизофреников к объектам. Посетитель сразу становится объектом переноса нежности, чувственности или враждебности. Но беспорядочность и интенсивность наблюдаемых реакций устраняет противоре-

чие. Неустойчивость переноса создает впечатление, что, пытаясь преодолеть нарциссическую стадию и восстановить контакт с внешним миром, эти пациенты преуспевают только на короткое время. Кстати говоря, подобное поведение по отношению к объектам составляет часть «реституционных» симптомов.

В некоторых шизофренических симптомах проявляется намеренный отказ от объектов. Мутизм может выражать не только отсутствие интереса к объективному миру, но также враждебность к нему. В симптоме негативизма открыто выражается негодование в отношении внешнего мира.

Телесные ощущения и деперсонализация

Шизофрения зачастую начинается со специфичных ипохондрических ощущений. Теория ипохондрии, в которой утверждается, что катексисы органов нарастают за счет катексисов объектов, объясняет эту раннюю симптоматику. Начало шизофренического процесса представляет собой регрессию к нарциссизму, что приводит к увеличению «либидного тонуса» тела (всего тела или определенных органов в зависимости от анамнеза). Такое увеличение воспринимается в форме ипохондрических ощущений.

Младенец открывает эго (и объективный мир) в связи с открытием собственного тела, которое отличается от всего окружающего тем, что воспринимается посредством двух видов ощущений одновременно: внешних тактильных ощущений и внутренних проприоцептивных ощущений (1231) (с. 57-58). Фрейд утверждал, что первоначально эго — телесный феномен, т. е. перцепция собственного тела (608). «Образ тела» составляет ядро эго (134, 1372). Ипохондрические ощущения в дебюте шизофрении показывают, что при регрессивном изменении эго снова проявляется и изменяется его ядро (68, 1531).

Соматические симптомы в дебюте шизофрении не обязательно состоят в интенсификации ощущений, столь же часто возникает впечатление дефицита ощущений. Индивид воспринимает определенные органы, области тела или все тело, словно ему непринадлежащие, во всяком случае, не вполне обычно. Это объясняется тем же изменением либидо. Когда тело перестает нормально осознаваться, дело не обязательно в отведении либидо от проблемного органа (387). Иногда орган, напротив, чрезмерно заряжен либи-До, сокрытым сильным контркатексисом (1291, 1366). Тоск

указывает, что отчуждение тела обычно происходит вслед за предшествующим ипохондрическим периодом. Изъятие объектного катексиса интенсифицирует органный ка-тексис, что вначале вызывает ипохондрические ощущения. Эго, однако, успешно отвергает эти ощущения посредством контркатексиса, в результате возникает феномен отчуждения (410, 1531). И усиление, и ослабление телесных ощущений изменяет образ тела и вызывает у пациента непривычное состояние. Специфические изменения телесного образа обусловливаются подлежащими ментальными конфликтами и могут использоваться в качестве отправного пункта психоанализа (233, 387, 389, 391, 395, 746, 1366, 1418, 1605).

Шизофренический эпизод начался с отчаяния пациента по поводу непригодности новой шляпы. Психоанализ обнаружил, что при надевании шляпы пациент чувствовал себя иначе. Он считал, что шляпа изменяет форму его головы. Чрезмерная реакция на шляпу была искаженным выражением страха перед «неполадками» в голове. Вообще чрезмерная реакция на одежду означает сосредоточение на телесных ощущениях (521) (с. 59, 342). Оберндорф описал случаи, в которых неуверенность в чувствовании тела была обусловлена сомнениями относительно половой принадлежности (1186, 1187, 1188, 1189, 1191).

В стадии отчуждения повышенному нарциссическо-му катексису тела противопоставляются защитные реакции. В деперсонализации повышение нарциссического катексиса ментальных процессов компенсируется таким же образом: чрезмерно заряженные чувства и представления вытесняются. Прибегая к самонаблюдению, пациент сознает неполноту чувств на манер забытого имени, крутящегося «на кончике языка ». Отчуждение и деперсонализация обычно обусловлены особым видом защиты, контркатексисом против собственных чувств, которые изменились и интенсифицировались вследствие предшествующего повышения нарциссизма (402, 410, 1173, 1291, 1531). Эго воспринимает произошедшую интенсификацию как неприятность, поэтому с его стороны принимаются защитные меры. Иногда защитные меры состоят в реактивном отведении либидо (1173), но, как правило, они строятся посредством контркатексиса. Усиление самонаблюдения и впечатление, что недостающие чувства все же существуют (подобно забытому имени),

представляют собой клиническое проявление этого контркатексиса(410).

Шилдер особо подчеркивал, что «у индивидов, страдающих деперсонализацией, вовсе не отсутствуют чувства, они просто испытывают внутреннее сопротивление собственным переживаниям» (1379). Усиление самонаблюдения — явное выражение такого сопротивления. При деперсонализации тенденция к восприятию тела находится в конфликте с противоположной тенденцией. Орган, который наделен нарциссическим катексисом, наиболее подвержен отчуждению (1379).

Не во всех случаях деперсонализации повышение нарциссизма столь явно, как в дебюте шизофрении. Деперсонализация служит отвержению неприемлемых чувств и вне шизофрении. Она может выражать защиту от возбуждения, особенно при чрезмерном любопытстве (107, 1347) и специфических размышлениях (1186, 1187, 1188, 1189, 1191).

Сказанное об отчуждении и деперсонализации как реакциях эго на повышение нарциссического либидо относится и к шизофренической растерянности, а также впечатлению шизофреников об изменении всего окружающего. Все эти начальные симптомы обусловлены внутренним восприятием нарциссической регрессии и сопутствующих смещений либидо.

Мания величия

Отведение катексисов объектов в ментальное эго не обязательно проявляется деперсонализацией. Не всегда увеличение нарциссизма отвергается, при некоторых обстоятельствах возвышение эго очень приятно. Неожиданное слияние катексисов объектных репрезентаций и эго может вызвать маниакальное состояние и экстатические переживания (574).

Уже неоднократно отмечалось, что ребенок, утратив ощущение всемогущества, верит во всемогущество взрослых и стремится к воссоединению с ними. Больные психозом способны просто отрицать утрату всемогущества и сохранять или возобновлять «океаническое единение» с внешним миром: обеспечив удовлетворение, объективный мир у них снова исчезает, как у насытившегося младенца при засыпании (324) (с. 57-58). Такие особы реагируют на любой ущерб нарциссизму тем же образом, как пытались реагировать впервые, т. е. поняв, что не всемогущи, отрица-

1 о

ют ущерб и увеличивают самоуважение по механизму сверхкомпенсации. Для них регрессия к нарциссизму — это также регрессия к первичному нарциссическому всемогуществу, которое возобновляется в форме мегаломании.

В обсуждении механизмов защиты указывалось, что нормальное развитие эго и оценивание реальности не позволяют широко использовать механизм отрицания (с. 191). Иногда, однако, избалованность и изолированность ребенка способствуют его цеплянию за нарциссическую надменность и облегчают сверхкомпенсации любого ущерба нарциссизму еще большим самомнением. Но причины нарцис-сической фиксации не всегда достаточно понятны.

Иногда сверхкомпенсаторный нарциссизм этого рода становится отправным пунктом в формировании аскетически-мазохистских установок. В других случаях такой нарциссизм далее не разрабатывается и пациенты просто компенсируют утрату любви повышением себялюбия. Упоминалось, что у нормальных и невротичных индивидов утраченный объект может замещаться идентификацией с этим объектом, уподобившись любовному объекту, эго предлагает себя ид (608) (с. 513). Индивиды, способные регрессировать к нарциссическому всемогуществу, настолько очарованы собственной личностью, что всякое уподобление объектам для них излишне. Любовь к объектам замещается у таких особ любовью к себе, вместо обычной переоценки возлюбленного завышается оценка собственного эго. Пациент не только склонен верить в свое всемогущество, но предается страстной самовлюбленности, воображая сексуальный акт с самим собой. Подобное себялюбие явно не соответствует первичному состоянию до существования объектов (регрессия к первичному состоянию репрезентируется скорее кататоническим ступором, чем мегаломанией) (924). Здесь проявляется «вторичный нарциссизм» (585, 608), при котором эго замещает объект.

Вера в собственное всемогущество лишь один из аспектов магически-анимистического мировосприятия, снова выступающего на передний план при нарциссической регрессии {ср. 1250).

Нарциссические грезы и в самом деле становятся предметом веры, и формируется бред. Пациенты считают себя королями, президентами, богами, что обусловлено утратой способности к оцениванию реальности. Содержание бреда можно подвергнуть психоанализу, подобно фантазиям невротиков и нормальных. Мания величия представ-

дяет собой прямое выражение активированного нарциссизма. Бред с элементами этой мании строится, как и другие бредовые системы (70) (с. 554).

Шизофреническое мышление

Больные шизофренией не всегда используют слова и понятия беспорядочным образом. Их мышление обладает неким упорядочением, но оно не подчиняется законам «нормальной » логики. Шизофреническое мышление идентично магическому мышлению примитивного человека (1047). Такое же мышление у маленьких детей, у взрослых в состоянии усталости и у невротиков на бессознательном уровне (1363). Это архаическое мышление (166, 234, 235, 236, 732, 930, 1042, 1550). Нарушения, обнаруженные в легкой форме при компульсивном неврозе, резко выражены при шизофрении. Шизофреник скатывается к прелогическому мышлению.

Регрессивная природа шизофренического мышления подтверждается, согласно исследованиям, его идентичностью с архаическими предтечами логического мышления (с. 71). Шизофреническое мышление конкретнее и активнее, чем нормальное мышление, но не способно к реалистическому абстрагированию. Это мышление не столько приготовление к действию, сколько символический эквивалент действия. Конкретность шизофренического мышления относительна, его образы формируются под влиянием побуждений к магическому осуществлению желаний и не соответствуют объективной реальности. Активность такого мышления обусловливается тем фактом, что восприятие стимулов и реакция на них (субъективная переработка) снова переплетаются (с. 59).

У индивидов, не страдающих психозом, этот модус мышления все еще действенен на бессознательном уровне. Поэтому создается впечатление, что при шизофрении «бессознательное становится сознательным». «Первичный процесс» и архаические способы мышления снова выступают на передний план, шизофреники больше не чуждаются этих феноменов. Они, например, интуитивно понимают символику. Если невротики в процессе психоанализа с трудом принимают интерпретации символов, то шизофреники делают интерпретации спонтанно, не испытывая затруднений. Для них символика не способ искажения, а модус мышления (ср. 982) (с. 73-75).

1R*

Что касается содержательной стороны мышления, то шизофреники обычно свободно выражают идеи, которые большинство людей глубоко вытесняют: например, представления эдипова комплекса (181, 228, 806, 808, 973, 1506, 1625). Отсюда создается впечатление, что эго шизофреников повержено инстинктивными позывами, прорвавшимися в сознание. Эго может, однако, повергаться и защитной регрессией. Порой кажется, словно регрессия уносит пациента от неприятностей и опасностей в мир удовольствий, где исполняются желания. Но чаще конфликты не прекращаются. Пациент погружается в инфантильно-сексуальные фантазии, чтобы избежать опасной реальности, но терпит неудачу. Опасность, которой он пытался избежать, возвращается, затопляя его инфантильными побуждениями.

⇐ Предыдущая33343536373839404142Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: