 |
Тебе нечего делать с самим собой 8 глава
|
|
|
|
С.: Я не знаю, оригинален он или нет.
К.: Это был бы вопрос. Что не является тем, что ты узнала, прочитала или что тебе говорили твоя мать или твой учитель? Что это? Чем бы ты была без того услышанного, без того узнавания? Даже не ничем, на что ты можешь претендовать. Так что вот мой совет: пытайся найти твой вопрос, который не вторичен. Это был бы прямой путь. И я говорю Тебе – у Того, что ты есть, никогда не было никакого вопроса, оно никогда не нуждается ни в каком ответе ни на что. Это безвопросность. Это безответность. Оно – Абсолют. Как Оно может сомневаться в самом Себе? А то сомнительное «Я», которое всегда собирает какие‑то вопросы и ответы, всегда будет коллекционировать вопросы и ответы. Вот почему я называю это «его‑историей».
Кому есть дело до его истории? Истории его, кто всегда будет продолжать спрашивать себя «кто я?» или «я кто?», «я кто? Кто я?» – вверх и вниз, подобно пауку, прядущему и снова вытягивающему паутину. Но даже вытягивая, он прядет. Этот паук «Я» всегда будет прясть. Прясть, прясть, прясть. Тот Брахма, что прядет весь мир, тот создатель, всегда прядущий все, что можно прясть. А потом снова вытягивающий это, только для того, чтобы прясть что‑нибудь еще. Так что Ты – тот паук или Ты можешь быть Тем, что даже не знает никакого паука, даже не знает никакого прядения или чего бы то ни было. Поэтому Ты делаешь свой выбор. Для меня То, что за пределами того паука, просто превосходит то «Я», которое является пауком, просто будучи Тем, чем ты не можешь не быть. Ты будешь без всякого вопроса совершенным, каковым Ты являешься. И нет никакой возможности становиться совершеннее. А То, что никогда не может быть совершеннее, не может определяться никем. Так что Ты – совершеннейшее из совершеннейшего. Но совершеннейшее из совершеннейшего не знает никакого совершеннейшего. Нет никакого совершеннейшего. И Ты – высочайшее из высочайшего. Но высочайшее из высочайшего не знает никакого высочайшего. Или нижайшего, или чего бы то ни было. Но любой, кто знает, тот знающий, который начинается с «Я», всегда хочет большего. Он никогда не удовлетворяется ничем. Так что теперь Ты можешь сделать свой выбор – Ты тот неудовлетворенный ублюдок, которым Ты себя считаешь, или То, что даже никогда не знает само Себя. Это не зависит от тебя, но все равно ты То. Для Того существование не требует усилий. Просто быть Тем естественно, и нет ничего более естественного, чем быть Тем, чем ты не можешь не быть. А что до покоя, то покой не может давать Тебе Покой, которым Ты являешься. Так пусть беспокойное «Я» делает то, что оно делает, – оно все равно не найдет Покой. Поскольку покой, который ты можешь находить, временный и сомнительный и будет начинать что‑нибудь еще. Что делать?
|
|
|
С.: Так что вопросы, о которых нужно беспокоиться, – это те, что не вызываются обусловливанием, – вы говорите об этом?
К.: Нет, я говорю: у Того, чем ты являешься, никогда не было никакого вопроса. Поэтому поиски какого‑то оригинального вопроса – это уже на один вопрос слишком много. А ищущий тот оригинальный вопрос никогда его не найдет. В ненахождении того источника кого это волнует?
С.: Все вопросы основываются на мышлении.
К.: На молве. Нельзя винить мышление. Это просто кто‑то, слышавший что‑то от кого‑то, кто слышал что‑то от кого‑то – молчаливая передача[28]. Знаешь, где это начинается? С того, что мы сейчас делаем. Это начало последнего момента молвы. Это следствие, которое создает все другие следствия того, что даже является последним следствием. Последний момент создается этим моментом. Молва. Это начало и конец того, что было непосредственно за тобой. Следствие реализации Того, что ты есть. Но ты не можешь находить Себя в этой реализации. И реализация всегда будет романом с самим Собой, и в этом романе Ты хочешь знать своего Возлюбленного. Исследование никогда не кончится. Так что лучше быть вопреки этому исследованию. Потому что исследование никогда не кончится. В нем никогда не будет никакого счастливого конца. И будь счастлив, что нет никого, кто когда‑либо знает самого Себя в каком бы то ни было относительном смысле. А то Знание, которым Ты являешься, Ты в любом случае не можешь утрачивать. Или обретать в чем бы то ни было. Что делать? Так что есть та абсолютная Естественность, а все, что бы Ты ни переживал, – это неестественность. И ты ожидаешь находить Естественность в неестественности? Это болезнь. Это уже приходит с первым «Я». Больной. Тогда потенциальный больной ищет здоровья. Искатель. «Болезный»[29]. Нет никого более больного, чем искатель. Искатель, ищущий То, чем является искатель. Это просто страдание ненахождения самого Себя. Но что делать? Это случается.
|
|
|
С.: Так искатель, ищущий искателя, это ловушка?
К.: Это не ловушка. Это случается. Это просто то, как Ты реализуешь Себя. «Я» – искатель. И потом «Я» становится сомнительным «Я есть», и из сомнительного «Я есть» происходит сомнительный поиск того, что является сомнительным образом. Сомнительный образ, пытающийся искать сомнительный образ, думая, что посредством этого он может становиться реальным. Его даже нельзя винить. Нереальное невыносимо. Быть нереальным невыносимо. Даже существовать – это слишком много. Это невыносимо. И с того момента Ты хочешь избавиться от этого бремени. Это все равно что врожденный источник страдания. Всякий раз, когда есть переживание, есть переживающий и что‑то переживаемое – два. И это невыносимо. Поэтому Ты ищешь выхода из этого. И это будет происходить всегда. И тогда есть 7 миллиардов других ищущих. Каждый принимает это на свой счет: «Быть может, я могу прекратить поиск». Ха‑ха‑ха. По‑прежнему видя 7 миллиардов других, которые ищут: «Но я прекратил поиск! Я это сделал! Теперь я пробужден, и я могу показать вам, как пробудиться». Это все часть того ложного. Кто‑либо что‑то заявляет и затем хочет делиться этим с кем‑либо еще. Так что я могу делать? Я могу только указывать на ложное. Я не могу указывать на То, чем ты являешься. Это более чем легкая работа! Все, что бы Ты ни говорил, – ложно!
|
|
|
С.: Правильно ли я вас понял, когда …
К.: Нет, это было бы ложно. Все, что бы Ты ни получал от Меня, – ложно.
С.: Когда вы употребили слово «болезнь», я размышлял о том, является ли исследование болезнью?
К.: Исследование – это уже отсутствие непринужденности, болезнь[30]. Должна быть. Кому хочется просыпаться от приятного сновидения? Если сновидение приятное и никто не беспокоится, то почему ты исследуешь? Тут должна быть неестественность. Автоматическая неестественность. В любой момент, когда ты знаешь себя, ты находишься в неестественном положении знания себя. Когда есть знающий, который отличен от Того, чем он является, это уже болезнь. Так что автоматически имеет место страдание разделения. Из этого нет никакого выхода. И это начинается очень рано. С самого чистейшего понятия «Я», бытия осознающим, уже начинается ложное. Поэтому даже чистейшая идея осознавания не ближе к Тому, что ты есть. А кто хочет быть ближе к Тому, что ты есть? Ты хочешь быть Тем, что ты есть, ты не хочешь быть ближе к Тому, что ты есть. В чулане с самим Собой. Взаперти.
С.: Поэтому То, что ты есть, кажется действительно загадочным, очень сложным, непознаваемым.
К.: Нет. Это так естественно и так известно Тому, что ты есть, потому что Ты и есть То. Ничто другое Ты не знаешь больше, чем То.
С.: Это парадокс. Я не знаю, чем я являюсь.
К.: Ты абсолютно знаешь это. Чтобы Ты сейчас мог говорить: «Я не знаю, что я такое», Ты должен знать, что Ты существуешь. Есть Существование, являющееся Знанием, которое позволяет тебе говорить: «Я не знаю, чем я являюсь». Потому что для того, чтобы Ты мог говорить: «Я не знаю, что я такое», Ты должен знать То, что ты есть.
С.: И это знание не посредством исследования?
|
|
|
К.: Ты есть, несмотря на исследование. Чтобы могло быть исследование, Ты должен быть Тем. Чтобы вообще мог быть переживающий, То, что ты есть, уже должно быть, чтобы могло быть это первое переживание. И То никогда ничего не требует.
С.: У меня есть эта склонность спрашивать: «Это верно или это иллюзия? Это то, что я воображаю, или это нечто реальное?» Я всегда задаю этот вопрос в отношении всего.
К.: Это называется сновидением. Сновидец сновидит о сновидении, о реальном сновидении или нереальном сновидении. Только когда есть относительный сновидец, у него бывает реальное или нереальное сновидение. Этот вопрос неприменим к Тому, что ты есть. Он применим только к тому, кто уже ложен. Хорошее и плохое, правильное и неправильное применимы только к тому, кто уже ложен. Поэтому То, что является добродетелью, не знает никакой добродетели и никогда не сомневается в добродетели. А сомневающийся будет сомневаться во всем. Он сомневается в самом себе и потом сомневается во всем, в чем он может сомневаться. Пусть сомневается. Он никогда не перестанет сомневаться. Что бы он ни заявлял, чего бы он ни мог достигать, сомнительно. Раньше или позже он снова в этом сомневается, и тогда приходит что‑то еще. Глубже или выше, и больше осознания и еще одно осознание и более глубокое постижение – никогда не кончающаяся история. Так что эта история того фантома, который иногда бывает непросветленным, а иногда просветленным, – призрачная история.
С.: Вчера вы говорили, что основное указание – это быть Самостью.
К.: Что бы Ты ни искал – это для Того, чему никогда не приходится искать что бы то ни было. Все, чего Ты желаешь – это для Того, чтобы быть Тем, что никогда ничего не желает. Но никаким желанием Ты не можешь достигать той безжеланности, которая есть То, что ты есть.
С.: И То, что ты есть, подразумевает, что Ты – Самость?
К.: Я говорил, что Ты есть Сат, и что То, что есть Сат, – это сама Удовлетворенность. И никогда не становится более или менее удовлетворенной. Его Природа – Удовлетворенность. Но То, что является Удовлетворенностью, не имеет никакого представления об Удовлетворенности. Оно просто То, что есть Удовлетворенность. Оно никогда не может становиться больше или меньше. А то, что может получать большее или меньшее удовлетворение, – фикция, вымысел. Очень легко. Есть фикция и есть Удовлетворенность. Так что в этом вымысле Ты никогда не получишь удовлетворения. В этом вымысле есть вымысел Сат. Идея Сат. Но для Того, что есть Сат, нет даже идеи Сат. Это просто То, что есть Сат. Но Я могу это повторять и повторять, это ничего не меняет. Потому что ты все равно это сразу забываешь. Поэтому все, что ты можешь понимать, – ложное понимание. Что бы то ни было. И мне это нравится. Все это неправильное понимание прекрасно. Посредством чего бы то ни было из того, что понимается, Ты никогда не можешь достичь Того, что ты есть. Это никогда не будет достаточно хорошо. И это достаточно хорошо для меня. Все, чего жаждет твое сердце, это быть Сердцем без какого бы то ни было представления о Сердце. Быть Сердцем, у которого нет никакого Сердца, чтобы его терять или обретать. Сейчас, когда у тебя есть относительное сердце, тобой руководит право собственности. Это относительное сердце всегда жаждет той Безвладельности, той свободы Сердца, где есть Сердце, но нет никого, кто имеет какое‑то Сердце или может претендовать на него. То, что является Сердцем и никогда не может быть более или менее Сердцем и никогда не нуждается в том, чтобы быть открытым или закрытым, поскольку у того Сердца, которым Ты являешься, нет вообще никакого представления о том, чтобы быть открытым или закрытым. Так что все то применимо к относительному сердцу, сердцу права собственности. «Мое сердце» – которое более или менее открыто. А тот, кто думает: «У меня открытое сердце», более закрыт, чем кто‑либо другой. Мне всегда нравится эта работа с сердцем. Она очень трудна. Быть Сердцем так легко. Но иметь сердце и потом хотеть работать над своим сердцем и хотеть делать его открытым! Тогда есть кто‑то другой, кому тебе приходится открывать свое сердце, вот дела! И тогда ты можешь говорить себе: «У меня открытое сердце, а у кого‑то другого закрытое» Что это за открытое сердце, кто видит других, у кого сердце закрытое? И затем по той или иной причине оно может быть снова закрыто. Если оно не такое, как тебе нравится, ты снова его закрываешь. «Я открываю свое сердце, я закрываю свое сердце». Звучит хорошо. Но это только звучит хорошо. Это никогда не бывает достаточно хорошо. Я не верю ни в какое сердце. Вопросы о сердце? Мне нравится сердце. Мне нравится уничтожать это фальшивое сердце всякий раз, как я с ним встречаюсь.
|
|
|
С.: Так что вы не верите, что есть что‑либо, называемое любовью?
К.: Есть что‑то, называемое любовью. Но чем оно может быть? Фальшивкой!
С.: Тогда это отнимает саму суть жизни.
К.: Я на это надеюсь!
С.: Если нет никакой любви, почему бы мне хотеть жить?
К.: Прыгай из окна! Я никого не удерживаю. Если ты все еще думаешь, что в твоей власти прыгать или не прыгать! Ты даже мизинцем не можешь пошевелить без согласия Тотальности. Без того, что уже есть. Кому нужно ощущение жизни? Кому нужна эта любовь и кому нужен смысл? Только «я». «Я» все еще думает, что оно может быть любимо кем‑то другим без какого бы то ни было условия.
С.: Так что же такое безусловная любовь?
К.: Нет никакой безусловной любви!
С.: Что бы вы сказали о таком человеке, как Мать Тереза? У нее было так много безусловной любви.
К.: Нет, у нее ее не было! Послушай! Она мне очень нравилась, так как она была необыкновенным человеком, который в своих письмах говорил: «Я делаю эту работу только для того, чтобы закрывать тьму внутри. Я не делаю ее ни для кого другого, я делаю ее только для себя». Не было никого, кто любил кого бы то ни было. Так что не заявляй, что у Матери Терезы было любящее сердце. Эгоистичная, как и все! И она, по крайней мере, признавала это, чистое себялюбие, а не любовь к кому бы то ни было другому. Ты просто хочешь избавиться от страдания. И ты думаешь, что, делая добро, ты можешь закрывать страдание.
С.: Когда я вижу портрет Раманы Махарши, это символ..
К.: Замолчи! Все это – надежда. Ты думаешь, что это возможно, и это заставляет Тебя продолжать существовать в качестве маленького человечка, который думает: быть может, когда‑нибудь я буду подобным Рамане. Вот почему я называю это Рамана‑бананом. Обезьяний ум даже из Раманы делает образец для подражания, к которому он должен стремиться. В этом смысле я должен уничтожать даже его, как Рамана уничтожал Раману, поскольку он всегда уничтожал то тело, этот образ. Никто не может иметь сострадание, даже он. И он всегда на это указывал. Состраданием нельзя обладать. Ты – сострадание. Но сострадание нельзя разделять. И сострадание никогда не показывает себя. То сострадание, которое показывает себя, это жалость. Сейчас Ты жалок как человек, который считает Раману особенным. Это жалкость, поскольку ты жалеешь себя. Это все жалость к себе. Происходящая от жалкого «я», думающего: когда‑нибудь я могу быть похожим на него, и тогда, и тогда, и тогда. Откладывая свою так называемую Природу до какого‑то будущего события, когда для тебя будет возможно быть похожим на Раману. Он был первым, кто уничтожал все образы! А чем он становится теперь? Раманаизмом, новой религией в Тиру. Быть может, именно поэтому я больше не возвращаюсь туда, поскольку там снует слишком много «учеников», которые объявляют себя учениками того, кто никогда не брал никаких учеников. Что за ложь сегодня витает вокруг этой горы? Но горе все равно. Кто‑то претендует на то, чтобы быть, – я мог бы… Но Я слишком ленив для этого. Меня не интересует уборка. Иначе Мне пришлось бы уничтожать всю Вселенную. Но Я уже это делал. Как Я могу уничтожать то, чего нет? Просто будучи Тем, что ты есть, Ты уничтожаешь все. Уничтожается все, что Ты можешь вообразить. Что же есть? Есть только То, чем ты являешься. И если просто быть Тем, что ты есть, больше нет даже идеи лжи. Но когда мы говорим о том, как ты можешь этого достичь, – это все ложь. Так что если ты спрашиваешь меня, что ты можешь делать, – ложь. Если ты спрашиваешь меня все, что угодно, – ложь, ложь, ложь, ложь. Но если ты спрашиваешь меня, что ты такое, – ты есть То, а это есть это, и нет даже идеи лжи. Так что да, во всем, о чем мы говорим, есть ложь. И все, что бы я ни делал, – это старание уничтожать ложь прямо перед Тобой. Но в то мгновение, когда ты являешься Тем, что ты есть, не было даже идеи лжи. Или правильного и неправильного. Или чего‑то, что должно изменяться. Даже если кто‑то идет к Рамане и претендует на то, чтобы быть учеником, кому какое дело? Для этого есть абсолютное «Кому какое дело?». Но если спрашиваешь «меня», того относительного человека, и я вижу Себя в плену той идеи, что он может достичь самого Себя, просто ведя себя как Рамана, тогда Я должен ударить Его, или самого Себя, поскольку Я не вижу никого другого. Так что если Я бью кого‑то, Я бью самого Себя. Так что если Я уничтожаю всех учителей, Я уничтожаю все свои идеи учителей.
Не то что Я вижу какого‑то Раману или кого‑то, кто является ложным. Я просто вижу самого Себя в том заблуждении страдания из‑за образа. Так что Я лучше его уничтожаю. Я делаю все, что в Моих силах, но все же не ожидаю, что из этого что‑нибудь выйдет. Это все бесполезно. Так что это должно быть больше похоже на забаву. Это развлечение. Я не могу принимать это всерьез. Но в тот момент, когда есть эта энергия, это очень серьезно. Но это – пустая серьезность, пустая энергия.
С.: Так что у вас нет никаких идеалов и образцов для подражания…
К.: У меня их много. Но все они пустые. У меня до сих пор есть образ девушки, которую я так и не встретил. Слава Богу. Я так и не встретил ту девушку, которая бы подходила этому парню. Ничто не должно меняться. Я такой же глупый, как был раньше. Я по‑прежнему бреюсь, я по‑прежнему одеваюсь по утрам, я чищу свои зубы, которых нет.
С.: Так что никаких убеждений, никаких идеалов?
К.: У меня нет никаких идей относительно отсутствия идей. Все это – То, что я есть, и я не могу избежать Того, что я есть. Но посредством этих переживаний Я не могу что‑либо приобретать или терять. Так что нет никакого победителя, нет никакого проигравшего, вот и все. Но это твое страдание: ты – победитель или проигравший. В тот момент ты совершал самоубийство для Того, что является абсолютным владельцем. Ты становишься относительным владельцем, и теперь ты никогда не получаешь достаточно. И тебе даже не приходится от этого отказываться. У меня по‑прежнему есть банковский счет. Все это есть. Чтобы быть Тем, что ты есть, ничто не должно умирать. Не нужно ни от чего отрекаться. Вот, что мне нравится в Рамане, – отречение от отречения – это То, что ты есть. Ты не можешь отрекаться от Того, что ты есть. Поэтому Ты отрекаешься от отречения и просто являешься Тем, что ты есть. Ты жертвуешь жертвование, потому что нет ничего, что ты должен жертвовать кому бы то ни было. Кто может жертвовать что‑либо самому Себе? И кому это нужно? Так что если ты спрашиваешь меня, Рамана для меня, как и я, это То. Но делая его образцом для подражания, я сразу уничтожаю Его. Поэтому я должен называть его Рамана‑банан. И это так привлекательно только для обезьяньего ума. Пусть обезьяний ум будет занят, всегда создавая образцы для подражания и все то святое, святое дело. Ему нужно святое дело потому, что он нечестив. Он безумен и потому он создает идею здравомыслия. Поэтому в любой момент, когда есть что‑то святое, ты создаешь нечестивое, в то же мгновение. Срань Господня!
С.: Так что когда вы говорите «будь тем, что ты есть», и это все, чем ты можешь быть, это означает быть противоречием, быть неестественностью …
К.: Чем угодно. Ты – То, что является неведением, Ты – То, что является знанием, – нет никакого второго. Это адвайта. Недвойственность, или никакого второго, означает, что Ты есть То. И когда есть неведение, есть неведение. Так что Ты абсолютен. Абсолютное означает, что нет никакого второго. И абсолютное никогда не может быть привязано к чему‑то еще, поскольку нет ничего, к чему оно может быть привязано. Поэтому абсолютная отстраненность, нет никого, кто может быть отстраненным от чего бы то ни было. Нет никого, кто видит мир как иллюзию и затем отстраняется от мира. Если просто быть Тем, что ты есть, которое есть То, имеется полная отстраненность. Но не какая‑то относительная отстраненность того, кто отстранен от чего‑то. Это всегда как то маленькое неправильное понимание, что есть реализующий, создающий «реализовавшего». Такое никогда не происходило. Непросветленный умирает. Маленький обладатель умирает. Просто будучи Тем, что ты есть, которое является абсолютным обладателем. Но переживание относительного обладателя не должно иметь к этому отношение.
В этом красота твоей Природы: ничему не надо меняться. Она никогда ничего не просила. Никогда ничего не требует. Никогда не нуждается в том, чтобы кто бы то ни было был другим. Поэтому есть абсолютное приятие того, что есть. Просто будучи Тем, что ты есть. Но не посредством какого бы то ни было достижения какого бы то ни было относительного приятия. Так что это никогда не будет «твое» приятие. В приятии нет собственности. Когда ты – То, что ты есть, есть сострадание превыше твоего воображения. Но этим нельзя обладать. Так что ты не можешь заявлять «это, черт возьми, мое сострадание». Там, где есть «я», ум, есть жалость. Есть только одно жалкое «я», жалеющее другое жалкое «я». Жалость к себе. Вот почему буддисты хотят достигать этого сострадания. Но в сострадании не может оставаться никого. Поэтому оно никогда не будет достигаться, никогда не будет культивироваться никем. Но они все равно пытаются. И я согласен, им следует пытаться. Почему нет? Пусть они пытаются.
С.: Но почему лишь некоторые люди очень остро чувствуют страдание разделения?
К.: Нет, оно есть у всех. В большей или меньшей степени, но у каждого. Даже тот, кто заявляет, что он счастлив, боится, что счастье может снова уйти. Страх правит всеми. В тот момент, как «ты» существуешь, «ты» боишься. Уже имеется экзистенциальный кризис. И этот кризис подобен сомневающемуся «я».
С.: Но только некоторые люди очень остро чувствуют страдание разделения. Другие счастливо наслаждаются жизнью.
К.: Ты думаешь! Ты воображаешь. Потому что ты думаешь: «Я несчастен, а все другие счастливы».
С.: Да.
К.: Да. Это жалость к себе. Так с каждым, если он полностью подавлен: «Любому лучше, чем мне»! А если ты считаешь себя счастливым, то: «Я желаю всякому быть таким же счастливым, как я». Всегда эта точка отсчета. И мысль, что никто не является более несчастным или более счастливым, чем «я». Такова природа этого, этот самонадеянный дьявол внутри, который хочет управлять адом. Этот маленький ребенок, который уже есть, будучи любимым или нелюбимым. А мир делает то, чего ребенок хочет или не хочет. Это все равно что маленький Бог внутри, маленький Бог‑творец, маленький Бог‑ребенок, который теперь творит и никогда не бывает доволен своим творением. А если он хоть чуточку им доволен, он думает: «Я самый большой, я вершина мира, первый». А если оно не ведет себя так, как он ожидает, то: «Я так несчастен, потому что мое существование не ведет себя так, как мне нравится!» Вот так игра. Поэтому даже малыш знает, что он – Всемогущий, но потом он спрашивает себя: «Почему мир не ведет себя так, как мне нравится?» Это знание уже налицо, это естественное знание, что Ты – Всемогущий. Ты не можешь этого отрицать. Каждый думает, что он подобен этому маленькому абсолютному Богу. Так что Бог становится маленьким ребенком, по‑прежнему будучи тем Богом и думая: «Все должно быть согласно моей воле, но почему это не так? Почему я чего‑то желаю и это сразу не происходит?» И тогда ты делаешь все эти «тренинги аватара» и все прочее, чтобы ты мог вернуть себе ту силу, которую ты, возможно, утратил. Со всеми мастерами сиддхи, концентрационными лагерями сиддхов, ты думаешь, что можешь вернуть себе свою силу, свое всемогущество. Потому что ты хочешь править, потому что ты влюблен в своего возлюбленного. Этим движет любовь. А потом ты хочешь, чтобы твой возлюбленный вел себя так, как тебе нравится. И если возлюбленный не ведет себя так, как тебе нравится, ты несчастен. Так что он никогда не ведет себя полностью так, как тебе нравится. Слава Богу, ни в чем нет никакого счастья. Счастье невозможно находить ни в каком относительном переживании. И им никто никогда не может обладать. А когда есть счастье, не остается никого, кто может им наслаждаться.
С.: Почему некоторые люди приходят к таким, как вы?
К.: Потому что есть немногие, кому настолько надоели мир и все страдание, что они уже обратили свой взор на то, что является Тем, что они есть. И это естественная тенденция. Когда замешано то, что является Самостью, и снова хочет быть Тем, что не имеет «самости», оно будет момент за моментом убивать то, что перед ним. Это просто сокращение. Это подобно абстрагированию абсолютной Абстракции. Сперва оно выходит, а потом снова абстрагирует все, что можно абстрагировать, только чтобы снова быть той абсолютной Абстракцией, которую невозможно дальше абстрагировать. Или Субстрат, «субстрагирующий» все, что можно «субстрагировать», просто чтобы оставаться в том абсолютном Субстрате, который никогда невозможно дальше «субстрагировать». Так что если дело касается этого – вот почему каждый сидит здесь. Есть тенденция того, что ты называешь семью миллиардами других, отправляться искать счастья в мире. Это массовая тенденция. А потом, в очень редких случаях, подобных этому, она полностью изменяется. Потому что та уже полностью надоела. Человек пробовал все – отношения, дорогие машины, золото, дома, все материальные вещи, которые не помогают, по‑прежнему чувствуя себя несчастным. И тогда приходит духовное переживание. Тогда ты стремишься к блаженной Я‑естьности, к переживанию единства. И тогда у тебя есть маленькие моменты блаженства посредством какого‑либо маленького понимания. А потом ты снова несчастен. Эти маленькие оргазмы, случающиеся посредством понимания. Тогда это подобно подъему Кундалини или чему‑то вроде: «О да, я уже чувствую это в спине! Мой учитель говорил, что если я чувствую это там, то я уже на верном пути». А потом: «О да, теперь это в плечах!» И тогда есть учителя: «Ты должен открыть свою макушечную чакру». А потом околосмертные переживания, ты должен покидать свое тело. И тогда ты покидаешь свое тело, но снова возвращаешься: «Черт! Я должен снова его оставлять!» А потом у тебя появляется это жжение, и ты думаешь: «Должно быть, открывается мой третий Глаз. Теперь я могу ясно видеть!» И тогда вдруг ты можешь говорить то, о чем ты никогда не мечтал, потому что здесь открывается эта чакра. Ты так поражен, что ты можешь говорить спонтанно, без всякого говорящего. И тогда ты говоришь: «Теперь я – единство существования, я этого достиг! Потому, что мое сердце открылось, потому что теперь есть сердце без сердца». Но даже это фальшивка. Даже то переживание ложно. Чудесно! Ты так много ожидал от Кундалини, будучи в том потоке Кундалини. Но он тебя убивал, потому что если он действительно на тебя действует, то «тебя» больше не будет. Так что ты даже не можешь пожинать плоды. Ты не можешь пожинать То, что ты есть. Нет никакого пожинания плодов. Есть только То, что ты есть, и это и есть пожинание плодов момент за моментом. Это уже было. Ты постоянно пожинаешь То, что ты есть, переживая следующий и следующий. Это никогда не было иначе. Это не что‑то новое. Поэтому я не отрицаю процессы чего бы то ни было. Но ты момент за моментом пожинаешь То, чем ты являешься. Переживаешь То, что ты есть. И в этом нет ничего нового. Так что даже переживание «я» в страдании – это пожинание плодов. Ты переживаешь То, чем ты являешься. Так что? Делает ли это Тебя несчастным? Нет. То, что ты есть, не может быть несчастным ни от чего. Как может То, что является абсолютным Видящим, становиться несчастным, если есть счастливое или несчастное «я»? Поэтому все эти переживания есть либо нет. Они всегда другие. Но они никогда не могут изменять твою Природу. Они никогда не могут изменять То, чем ты являешься. Не существует никакой возможности изменения. Все это, кажется, есть просто для развлечения. Удовольствия. Так что Ты наслаждаешься всем, что есть. Что есть такое, что можно было бы Тебе сделать? А страдание о самом Себе – это неведение. Потому что это То, чем ты являешься. Как может Самость страдать о Самости? Чтобы страдать, нужны две Самости. Когда Ты – То, что ты есть, нет даже одной Самости. И как может отсутствие любого присутствия какого бы то ни было отсутствия страдать о чем бы то ни было? Это абсолютный конец «страдающего», которого вообще никогда и не было. Но в любой момент, когда ты хочешь делать этого «страдающего» счастливым, – ха‑ха‑ха! Это похоже на бесконечное дело. Какие‑то другие вопросы? Я всегда стараюсь заканчивать за 5, или ю, или 15 минут. Но нет никакой опасности, что вопросы когда‑нибудь иссякнут.
|
|
|
