Этнометодология Г. Гарфинкеля

Понятие «этнометодология» ввел Г. Гарфинкель, ученик А. Шюца, американского профессора социологии и социальной психологии, родоначальника феноменологической социологии. Как отмечает X. Абельс, этнометодология Гарфинкеля соединяет феноменологическую социологию Шюца с американским прагматизмом и символическим интеракционизмом [Абельс, 1999, с. 139].

Будучи учеником А. Шюца, Гарфинкель главное внимание в своей теории направил на исследование повседневного поведения обычных людей в обычных условиях и их «конструирования» собственного «социального мира». Под «этносом» в названии теории имеется в виду любая общность людей, под «методами» понимаются способы взаимодействия людей по неписаным правилам поведения, которые регулируют их повседневную жизнь, а «логос» — это знание, теория. Ряд авторов [Ионин, Митина, 1996; Абельс, 1999 и др.] отмечают, что Гарфинкель весьма экзотичен по своей терминологии и способу определения предмета и методов исследования. Как пишут приверженцы этнометодологии Вайенгартен и Сакс, Гарфинкель ввел понятие этнометодологии сознательно по аналогии с этнографией, предметом которой является знание, с помощью которого представители примитивных обществ овладевают явлениями в окружающей предметной среде. Замысел этнометодологии является сходным: обнаружить методы (средства), которыми пользуется современный человек в обществе для реализации всего многообразия повседневных действий [Абельс, 1999, с. 138].

Этнометодология постулирует определенные теоретические допущения, например, отождествление социального взаимодействия с речевой коммуникацией и исследования — с интерпретацией действий собеседника и др.

Этнометодологов прежде всего интересует: 1) как организуется и совершается практичное повседневное взаимодействие людей; 2) как эти действия с помощью общения понимаются и интерпретируются, какой им придается смысл. При этом их не интересует, почему люди совершают некоторые действия. Их интересует, как они это делают.

Общества как объективной реальности для Гарфинкеля вообще не существует. Оно сводится к объясняющей, интерпретирующей деятельности индивидов [Митина, 1996].

Совершение и осмысление поступков в процессе коммуникативного взаимодействия определяется как создание людьми своего «социального мира». Люди рассматриваются как постоянно формирующие и созидающие свой социальный мир во взаимодействии и общении с другими людьми.

Исследовать эти процессы, по мнению этнометодологов, можно только методами, разработанными в «субъективистской» традиции. Это прежде всего интерпретационный метод, когда исследователь вместе с испытуемым в ходе беседы пытается найти тот смысл, который последний придает своим словам и поступкам.

Гарфинкель подчеркивает, что люди часто не осознают те неписаные, само собой разумеющиеся правила, которыми они пользуются каждодневно. Для выявления этих правил Гарфинкель пытается использовать так называемые кризисные эксперименты. Их смысл заключается в том, чтобы попытаться выявить эти правила путем их нарушения. Так, например, как описывает Абельс [Абельс, 1999], Гарфинкель дал задание своим студентам вести себя дома, как в гостях: например, говорить, только отвечая на вопросы, просить разрешения пойти в туалет, многословно хвалить обед и спрашивать рецепты и т.п. Студенты в своих отчетах отмечали, что их родители приходили в полное замешательство от такого поведения студентов дома. Они спрашивали, что случилось и, не получая ответа, решали, что их дети или перетрудились, или переживают жизненный кризис [Garfmkel, 1967]. Другой пример исследования: наблюдение за поведением жюри суда присяжных, а потом подробная беседа с каждым из его членов для выяснения, какой смысл они вкладывали в свои слова и поступки при обсуждении выносимого приговора [Meltzer, Petras, 1972].

Огромное внимание в этнометодологии уделяется анализу самых разнообразных форм коммуникации, особенно разговорного языка.

В настоящее время этнометодология распалась на несколько течений, в том числе таких, как анализ разговорной речи, этнометодологическая герменевтика, анализ обыденного поведения и др. [Ионин, 1996].

Можно задаться вопросом: есть ли основания включать этнометодологию как особое направление в интеракционистскую ориентацию? Одно из оснований заключается в том, что в центре внимания этнометодологии находится коммуникативное взаимодействие, т.е. социальная интеракция людей. Работы Гарфинкеля печатаются в сборниках интеракционистов [Meltzer, Petras, 1972 и др.].

Ближе всего этнометодология символическому интеракционизму, особенно Чикагской школе Блумера. Недаром многие авторы называют символический интеракционизм в качестве теоретического источника этнометодологии. В обоих направлениях человек рассматривается как активное творческое существо, которое творит свой «социальный мир».

Основное различие между символическим интеракционизмом и этнометодологией заключается в том, что для первого характерны общие абстрактные рассуждения о символической коммуникации и взаимодействии, а в этнометодологии в центре внимания — анализ отдельных конкретных случаев коммуникативного взаимодействия конкретных индивидов в их обыденной повседневной жизни.

Поэтому, вероятно, будет правильно говорить не о включении этнометодологии в интеракционистскую ориентацию, а о близости с ней по ряду важных вопросов.

Перспективы интеграции

Символический интеракционизм и ролевые теории имеют много общего, поэтому они и включены нами в интеракционистскую ориентацию, но границы между ними весьма размыты и некоторые авторы заговорили о возможных перспективах их интеграции. Наиболее обстоятельно этот вопрос был исследован американскими авторами Ш. Страйкером и Э. Стейтем [Stryker, Statham, 1985]. Они очень тщательно анализируют символический интеракционизм и социологические ролевые теории в отдельности, сравнивают их и находят в них общие моменты.

Эти общие моменты заключаются прежде всего в том, что и в символическом интеракционизме, и в ролевых теориях подчеркивается необходимость анализировать социальные явления с точки зрения участников взаимодействия, т.е. для объяснения социальных явлений следует учитывать действия участников социального процесса [Stryker, 1973].

Оба направления используют понятие театра как метафору социальной жизни, где понятие «роль» является одним из центральных. Что касается различий, то в ролевых теориях социальное взаимодействие рассматривается как поведение актеров, играющих роли, сформировавшиеся в ходе социальной эволюционной адаптации. Интересуясь прежде всего вопросами социальной организации, представители ролевых теорий используют понятие роли как основополагающее в своих рассуждениях относительно функционирования социальных структур.

Представители символического интеракционизма трактуют театральную метафору применительно к обществу по-иному. Они не считают, что ролевые предписания являются подробными указаниями, которые должны строго выполняться. По их мнению, ролевое поведение должно ограничиваться лишь рамками культуры и общества, где происходит действие. Их прежде всего интересует структура личности и анализ ролевого взаимодействия как такового. Они используют понятие «роль» для того, чтобы «опуститься до уровня личности и ее структуры» [Stryker, Statham, 1985].

Для ролевых теорий главная концептуальная единица — роль, а для символического интеракционизма — личность. Эти различия определяют сильные и слабые стороны данных направлений. Сильная сторона символического интеракционизма — наличие в ней концепции творческой активной личности, которая может повлиять на изменение социальных условий, а его слабость — в превалировании абстрактных рассуждений о ролевом поведении без соотношения их с социальными структурами общества.

Что касается ролевых теорий, то их сильная сторона заключается в дифференцированном анализе социальных структур общества и их влиянии на ролевое поведение.

Таким образом, сильные стороны одного направления могут в какой-то степени компенсировать слабые стороны другого. Однако интеграция символического интеракционизма и ролевых теорий еще остается далекой перспективой.

Следует отметить, что ролевые теории были особенно популярны в 50-60-х годах, когда вся проблематика интеракционистской ориентации нередко анализировалась в рамках именно ролевых теорий.

Особый интерес к символическому интеракционизму появился в 70-е годы, когда весьма актуальными стали исследования социальных изменений, сопровождавшиеся особым вниманием к механизмам социальной интеракции [Якимова, 1995]. И сегодня интерес к символическому интеракционизму не угасает. Как отмечают Страйкер и Стейтем, это происходит, возможно, потому, что интеграция символического интеракционизма и ролевых теорий может помочь решить стоящую перед современной социальной психологией задачу адекватного совмещения исследований личности и социальной структуры [Stryker, Stathem, 1985].

В целом про интеракционистскую ориентацию можно сказать, что она послужила одним из важных теоретических источников формирования в последнюю четверть века целого ряда концепций, направленных на поиск новых парадигм социально-психологических исследований в противовес позитивизму, в частности таких, как конструкционизм Гергена и этогенический подход Харре, которые будут рассмотрены в следующей главе.