 |
Глава 48. Avril Lavigne. Halestorm
|
|
|
|
Глава 48
Waking up I see that everything is okay
The first time in my life and now it's so great
Slowing down I look around and I am so amazed
I think about the little things that make life great
Avril Lavigne
I promise to myself
Alone and no one else
My flame is rising higher
I am the fire
Halestorm
Гермиона проснулась от холода. Высунув нос из-под одеяла, она протерла глаза и посмотрела на свою жаровню. Так и есть – опять погасла. И, кажется, одной такой на комнату уже мало, нужно сделать еще одну. Потянувшись за валявшейся на полу у кровати палочкой, она заново разожгла огонь, еще раз прогрела постель и, бросив палочку обратно на пол, нырнула назад под одеяло. В комнате было не так светло, как обычно – снег шел всю ночь и налип на стекло, еще больше приглушив свет. Северус спал на своей половине кровати, зарывшись головой в подушки, его спутанные волосы казались чернильным пятном на белоснежных наволочках. Гермиона придвинулась к нему и уткнулась в него носом. То, что они полночи творили в этой постели, до сих пор сохраняло в теле приятную истому. И если это красное платье так подействовало, то она не прочь носить его каждый день. Ну… или почти каждый. Пожалуй, ежедневные занятия подобным будут здорово отвлекать от всего остального.
А еще ей страшно хотелось есть.
Она погладила своего мужа по спине и поцеловала его в плечо. Он даже не пошевелился. Гермиона погладила его еще раз, надеясь, что он все-таки проснется и повернется к ней, но он лишь глубже зарылся в подушки и пробубнил:
– Я сплю.
Гермиона, ухмыляясь, выбралась из постели и потянулась, закинув руки за голову. Поискала что-нибудь из своей одежды, затем вспомнила, что платье осталось внизу в гостиной, а вся прочая одежда – в ее комнате. Надо хоть убрать весь бардак, а не то проснется, увидит разбросанные повсюду вещи – и начнет ворчать. Ежась, она сходила к себе, оделась, выбрав длинное платье из тонкой шерсти, набросила на плечи шаль и спустилась вниз. Спускаться по ступенькам оказалось труднее чем обычно – ноги гудели. Сколько раз вчера было – три? Или четыре? Кажется, все-таки три. Когда они поднялись в спальню, Северус проделал с ней весь свой традиционный набор нежностей, от которых она неизменно исходила стонами, дал ей немного времени прийти в себя, а потом отымел еще раз, до потери пульса и дрожи в ногах. Неудивительно, что так вырубился. Вполне возможно, не встанет и до обеда.
|
|
|
Гостиная с рождественской мишурой и валявшейся на кресле одеждой почему-то выглядела особенно уютно. Гермиона разожгла камин, подобрала с пола туфли, собрала одежду и отнесла все наверх. Спустившись второй раз, огляделась. Вроде бы больше ничего убирать не надо. Сладко зевнув, она отправилась на кухню – и остановилась, увидев на столе запакованный в изумрудно-зеленую бумагу подарок. Очевидно, под их крохотной елкой он не поместился. Когда он успел его здесь оставить? Вроде бы не покидал комнату. Она развернула бумагу и обнаружила небольшой белоснежный фарфоровый кофейник с тонким золотым ободком по крышечке. К кофейнику прилагалась карточка с инструкцией, из которой она узнала, что предназначен сей предмет исключительно для варки… какао. Она-то до сих пор варила его вручную на своем портативном костерке, и нужно было следить, чтобы не сбежало молоко. Теперь же вообще никаких проблем – просто залить с утра в кофейник молоко, всыпать какао и сахар – и весь день свежайший, горячий напиток без каких-либо дополнительных манипуляций с ее стороны. Правда, работала эта штука только в течение восьми часов, после чего заливать ингредиенты нужно заново. Но, тем не менее…
Она присела на краешек стула и, подперев голову руками, уставилась на это фарфоровое чудо колдовской кухни. Где он его откопал? Ей ни разу не попадалось ничего подобного, а ведь она облазила все магазины на Диагон-аллее вдоль и поперек. Любопытно, что за чары на него наложены. Она повертела кофейник в руках, но понятней не стало. Затем налила в него молока, насыпала какао-порошок – и через тридцать секунд получила большую чашку ароматного сладкого напитка, так нравившегося ей с самого детства. Заглянув под крышечку, она заметила, что уровень жидкости опять поднялся, стоило ей налить немного в чашку. Надо же. Сколько бы волшебных игрушек она ни увидела за последние семь лет – каждая новая вещица всякий раз вызывала у нее поистине детский восторг.
|
|
|
Не переставая улыбаться, она сделала себе завтрак, с аппетитом его съела, запила какао и, памятуя про холод в спальне, полезла на чердак в поисках еще одного чугунного котла, который можно трансфигурировать в печку. Котла не оказалось, хотя в прошлый раз их вроде бы было два. Гермиона порылась в нескольких старых сундуках, время от времени чихая от пыли, но не нашла ничего, кроме книг и толстой пачки журналов «Практическое зельеделие». Вытащив один, она подсветила себе палочкой и полистала выцветшие от времени страницы. Надо посмотреть повнимательнее, возможно, здесь найдется что-нибудь полезное для экзамена. Прихватив с собой несколько экземпляров, она снова вернулась на кухню и, налив себе еще какао, взялась за чтение.
Когда на кухню через час спустился заспанный, взъерошенный Снейп, впервые за их совместную жизнь не снявший пижаму после того, как вылез из постели, то застал свою жену полностью закопавшейся в разбросанные по всему столу журналы. Она подняла на него глаза:
– Доброе утро. Точнее, уже день. Это в самом деле ты писал?
И ткнула пальцем в какую-то статью в журнале, лежавшем поверх остальных. Северус, чуть нахмурившись, склонился над столом. Пробежал глазами текст. Почесал затылок:
– Я. Но это было давно.
– Не так и давно, – она закрыла журнал, чтобы посмотреть на дату выпуска. – Я нашла целую пачку на чердаке. Я еще не все прочла, но здесь как минимум десять статей с 1977 по 1985 годы. Ты и позже что-то писал для этого журнала?
– Что-то писал. Но времени писать у меня особо не было. Так, кое-какие исследования.
|
|
|
– Почему же больше не пишешь? – она подняла журнал и повертела им у него перед носом. – Эта статья о разновидностях обезболивающих… Нам Слагхорн не рассказывал ничего подобного, когда мы проходили эти зелья.
– Неудивительно, что не рассказывал, – фыркнул Снейп. – Он не знает и половины того, что здесь написано. Это мои личные наработки. Когда пару раз попадешь под пыточное проклятие, поневоле начинаешь задумываться над способами снять боль и не лишаться при этом ясности мысли, как это происходит с большинством обезболивающих составов. Как ни странно, самым эффективным средством оказались зелья не для внутреннего, а для наружного применения. Они облегчали боль и при этом не влияли на мозг.
Ее глаза сузились. Когда она так смотрела, он уже знал, что она считывает его состояние. Не мысли – а именно физическое состояние. Он подозревал, что когда он пребывал в мрачном настроении или же вспоминал очередные нелегкие дни из прошлого, исходившие от него вибрации как-то менялись. И она безошибочно их улавливала. Держать при ней равнодушное лицо уже не срабатывало.
– Это не стоит твоих переживаний, дорогая, – отмахнулся он, чтобы успокоить ее.
– И много ты испытал на себе собственных изобретений? – чуть тише спросила она, по-прежнему не отводя от него взгляд.
– В то время – довольно много. Это был единственный способ проверить. Но валяться в ванне с обезболивающими составами приходилось долго. Куда дольше, чем потребовалось бы для обезболивания посредством внутреннего приема.
– Мне ни разу не попадались наружные обезболивающие, – пробормотала она, возвращаясь к журналам. – Ты наизобретал столько всего – и оставался обычным преподавателем в Хогварце?
Он пожал плечами:
– Ну, а кем я должен был быть? Меня все устраивало. У меня даже была возможность заниматься исследованиями во время школьных каникул.
– А твой учебник по зельеделию за шестой класс? Ты ведь практически полностью его переписал. Честно говоря, такого паршивого учебника у нас не было ни за один предыдущий год.
|
|
|
– Согласен, автор – редкостный кретин. Уж если шестикласснику хватило ума внести необходимые правки, удивительно, как этот учебник вообще прошел проверку министерства. Я считал, что там работают люди куда умней меня. Но, похоже, ошибался, – он обвел взглядом кухню и задержался на кофейнике. Гермиона, проследив за его взглядом, поднялась со своего места, обошла стол и, обвив руками шею мужа, поцеловала его в губы:
– Мне очень нравится твой подарок. Я даже не знала, что такие вещи существуют. Тебе подарок под елкой, кстати.
Он поднял брови:
– Подарок? Мне?
– Ну да… А что тебя так удивляет? Ведь сегодня Рождество.
Он хотел было сказать ей, что никогда не получал никаких подарков, но к горлу вдруг подкатил комок. Надо что-то делать с этими странными приступами сентиментальности, совершенно ему не свойственными. Более того – в нем шевельнулось любопытство. Выпустив Гермиону, он вернулся в гостиную и заглянул под миниатюрную елочку на каминной полке. Там его ждал небольшой сверток из серебряной бумаги, а в свертке – черные перчатки.
Подошедшая сзади Гермиона обняла его за пояс:
– Примерь.
Он надел перчатку на правую руку – и ощутил приятное тепло, быстро согревшее ладонь и пальцы. Пару лет назад он где-то оставил свои старые перчатки и так и не удосужился купить новые. Было не до того. И когда приходилось подолгу бывать на улице в холодное время года, руки буквально отмерзали. Холод он переносил неважно, невзирая на то, что привык жить и работать в подземельях.
– Я их немножко… модифицировала, – шепнула Гермиона ему на ухо, теснее прижимаясь к нему со спины. – Они греют даже в сильный мороз. И не потеряются. Если ты попытаешься их где-то оставить – они сами вернутся к тебе в карман.
– Какая-то разновидность привязывающих чар? – уточнил он, проводя пальцами по мягкой черной ткани, невесомо обволакивавшей руку и ничуть не ограничивавшей подвижность пальцев.
– «Незабудка».
– И опять то, что не входит в программу П. А. У. К., – удовлетворенно отметил он, поворачиваясь к ней. «Незабудка» относилась к чисто женским чарам и считалась хоть и не очень сложной, но изящной. Не всякая женщина могла воспользоваться этим заклинанием так, чтобы оно не ощущалось на предмете. Здесь – не ощущалось.
Она расплылась в довольной улыбке:
– Ты же знаешь, я много читаю. Иди умывайся, а я пока приготовлю тебе поесть.
Оставив еще один поцелуй у него на подбородке, она вернулась на кухню и загромыхала там посудой. Северус, кусая губы, смотрел ей в спину. Казалось бы, все это такие мелочи. Завтрак или ужин. Перчатки, не стеснявшие движений. Высушенная и вычищенная мантия. Нагретая постель. Легкое прикосновение губ к его лицу. Скользившие по его волосам теплые пальчики. Но все эти мелочи дарили ему такую неимоверную радость, в которой он боялся признаться даже самому себе, только бы не спугнуть это чувство. Эти мелочи согревали его сердце, давно забывшее о том, что такое тепло.
|
|
|
Пока он ел, Гермиона продолжала увлеченно рыться в старых журналах. На столе их валялось уже больше двух десятков, и каждый был открыт на одной из его статей. Снейп, убрав пустую посуду в раковину, расслабленно откинулся на спинку стула с чашкой чая в руке, с неподдельным интересом наблюдая за своей женой. Она не слишком вчитывалась в его работы, лишь сканируя текст беглым взглядом, но он не сомневался, что если ему вздумается спросить ее о чем-то из того, что там написано – она ответит без запинки.
– Нет, я решительно не понимаю, почему ты предпочел хоронить себя на преподавательской должности, если наизобретал столько всего, – наконец, выпалила она, отталкивая от себя очередной журнал. – И не говори мне, что все это не запатентовано.
– Я не идиот, – парировал он, делая глоток из своей чашки. – Запатентовано, естественно. Все, кроме моих последних разработок.
Она подняла голову, пристально глядя на него:
– То, над чем ты работаешь сейчас в госпитале? Там есть какой-то сдвиг, кстати?
– Скажем так, мне удалось добиться некоторых результатов. Но они слишком незначительны по сравнению с тем, что еще предстоит сделать, – он потянулся через стол и придвинул к себе тот журнал, который она только что отбросила. Цокнул языком. – Н-да… Мое эссе о влиянии нейролептиков на сознание требует серьезной доработки.
– Нейролептиков? – Гермиона с подозрением уставилась на него. – Здесь написано «антипсихотические составы».
– Это одно и то же, – он повел головой из стороны в сторону и нахмурился. – Кажется, я слишком увлекся маггловской медицинской литературой.
– Похоже на то. Северус… Что вы там с Макнейром пытаетесь сделать?
– Я уже говорил, что не имею права это обсуждать, – с легкой ноткой раздражения ответил он, надеясь, что она отстанет. Она нетерпеливо заерзала на своем стуле:
– Я помню и деталей не требую. Меня интересует общая направленность проекта. И насколько опасно то, чем вы занимаетесь.
– Опасность заключается лишь в том, что мы можем не справиться. Лично для меня последствий никаких… кроме, разве что, уязвленной гордости.
– И чувства вины, – добавила она, все так же пристально глядя на него. Он в упор посмотрел ей в лицо:
– Это настолько очевидно?
– Мне – да.
Северус помедлил, обдумывая ее слова. Говорить с ней о своей работе в Св. Мунго он считал нарушением профессиональной этики, хоть и не был целителем, как Макнейр. Но они зашли в тупик с этими исследованиями. Лаванде Браун не становилось лучше. Как обратить ликантропию, пусть даже частичную, они по-прежнему не знали. Заклинание, нацеленное на выявление в ее крови этой инфекции, сбоев не давало и раз за разом показывало заражение. И он был почти убежден в том, что без нейтрализации этой дряни он не сможет сделать ничего, чтобы излечить ее помутившийся рассудок. Пусть она и не полноценный оборотень и вполне могла бы жить так же, как Билл Уизли – несвоевременное извлечение осколка зуба, так долго отравлявшего ее организм, лишило ее даже этой возможности.
– В данный момент у меня есть пока незапатентованное зелье для обнаружения слюны или крови оборотня в организме. При помощи заклинания, созданного в пару к этому зелью, можно найти в теле источник заразы. Вплоть до уровня клеток, в зависимости от концентрации зелья и силы заклинания. Мой первый рабочий вариант зелья находил только очаги. Например, зуб или коготь, застрявший в теле и незамеченный при общем осмотре. Пока что моих знаний хватило только для доработки этого зелья. Но не для нейтрализации заражения.
Она смотрела на него круглыми от изумления глазами. Когда она заговорила, ее голос упал до шепота:
– Северус… Ты пытаешься создать антиликантропное зелье?
– Да.
– Но ведь до этого никому не удалось…
– Я знаю. Но все же надеюсь, что нашей команде удастся. Как только я дочитаю все те маггловские труды, которыми Макнейр набил лабораторию.
– Думаешь, маггловские научные исследования могут в этом помочь?
– Я почти уверен, что да. Как я уже говорил, колдовская медицина в некоторых аспектах просто-таки возмутительно ограничена.
– А Волчьелычное зелье?
– Оно позволяет лишь сохранить человеческое сознание в теле волка. Обезвредить зверя. Но не вернуть ему человеческий облик.
– Сколько у тебя всего патентов? – спросила она, резко меняя тему. Он прикрыл глаза, подсчитывая в уме:
– Думаю, порядка тридцати. Может, чуть меньше. Плюс десяток заклинаний. Причем, заклинания не прошли сертификацию министерства, но ими все равно пользуются все кому не лень.
Она поднялась со своего места и пересела к нему на колени, обвив руками его шею. Он поставил на стол чашку, которую все еще держал в руке, и приобнял Гермиону за талию. То, как она смотрела на него сейчас… Он не помнил, чтобы на него хоть раз так смотрели до этого.
– Что такого у меня на лице, что ты так меня рассматриваешь уже второй день? – поинтересовался он, поглаживая ее по бедру. Она провела кончиками пальцев по его щеке:
– Думаю о том, как мне повезло.
– Да неужели? – ухмыльнулся он, старательно игнорируя это теплое мерцание в ее глазах, чтобы не разложить ее на этом столе сию же минуту. – В чем же, осмелюсь спросить?
– С самого первого дня, когда я увидела тебя в Хогварце, я тебя боялась. Да что там я – большинство боялось.
– А некоторые еще и ненавидели. Если не все, – фыркнул Снейп. Она провела губами по его губам, уже призывно приоткрывшимся для поцелуя, но целовать не стала. Вместо этого придержала его голову обеими руками, чтобы он не уворачивался и смотрел ей в лицо.
– Ну, кто не был способен заглянуть под твой непревзойденный сарказм и добраться до смысла твоих слов – безусловно, ненавидел, – продолжала она, слегка массируя пальцами его голову. – Не скрою, порой ты говорил ужасные вещи. Даже мне.
– Правда? – удивился он, мгновенно ощутив неприятную тяжесть в груди. Гермиона качнула головой:
– Я давно на тебя не обижаюсь. Но факт – ты держал в страхе всю школу. А потом стал еще более таинственным… ну, после того, как мы поняли, чем именно ты занимаешься по приказу Дамблдора.
– Дорогая, если за всеми этими сомнительными дифирамбами кроется какая-то мысль, я бы хотел, наконец, услышать ее, – нетерпеливо оборвал ее Снейп. – Я уже понял, что я таинственный мерзавец и тиран.
– Ты здорово поработал над этим образом, – кивнула она. – Эта твоя маска. Но теперь-то я знаю…
Он закатил глаза:
– Вот только не надо разглагольствований про мою трепетную душу, или что ты там собралась сказать. Я уже вижу. И сентиментальных соплей не люблю.
Гермиону это ничуть не смутило.
– Я знаю. И даже знаю, почему. Но не суть. Ты – не лед и не камень, Северус. Лед – лишь прикрытие. И все твои изобретения, и то, что я прочла, и то, что я о тебе знаю на данный момент… все то, что ты сделал… подтверждает мою догадку. По ряду причин ты никогда не хотел или не мог проявлять то, что у тебя внутри. Ты задавил это так же, как давил свои эмоции и воспоминания. Потому что без определенного контроля это и впрямь может причинять вред. Особенно в сочетании с темной магией.
– И что же я такое, по-твоему? – несколько заинтригованно уточнил он, хотя, кажется, уже знал ответ. Ее неторопливые прикосновения, этот опаляющий взгляд из-под темных ресниц и ее дыхание на его губах сводили его с ума. Она очертила его скулы кончиками пальцев:
– Ты – пламя.
И накрыла его губы своими в таком же пламенном, как ее слова, поцелуе.
Оставаться хладнокровным и дальше уже не было сил.
Журналы и чашка с недопитым чаем полетели на пол.
– Не сдерживайся, – шепнула Гермиона, пока он, уложив ее на стол, задирал ей платье и стаскивал очередной кружевной шедевр с ее бедер. – А не то применю запрещенное средство…
Этот жар в крови просто невыносим. И самоконтроль, оказывается, тоже. О, боги, какое невыразимое облегчение, что он может наконец-то быть собой, не прячась и не закрываясь наглухо. Он мог по-прежнему закрываться от всего мира и выдавать сплошной холод в отношениях со всеми остальными, но здесь, с ней, необходимость в этом полностью отпала. И он был несказанно рад этому. Впервые за всю свою жизнь. Впервые с момента, как он понял, чем грозит эта ревущая стена огня, поднимавшаяся из самых сокровенных глубин. И на что он может быть способен, если этот огонь не подчинить железной воле и не научиться им управлять.
Впрочем, сейчас можно не управлять и не сдерживать. Она давно уже знала, что делать с этим огнем, чтобы он не обжег ее.
Его тело плавилось под ее руками, а сознание выключалось, выключалось, выключалось, выбрасывая его даже не в привычную доводящую до исступления тьму, а куда-то гораздо дальше и выше. Он слышит прерывистые вздохи своей юной, бесстрашной женщины – и срывается в пропасть, откуда его выносит уже знакомая волна наслаждения, затапливавшая его от края и до края.
Мог бы говорить в этот момент – уже нашептал бы ей тех самых сентиментальных глупостей, которые так ненавидел. Слава Мерлину, что сейчас он способен только на нечленораздельные звуки, и глупостям не суждено выплеснуться наружу.
Уронив голову ей на плечо, Северус обеими руками перебирал разлетевшиеся во все стороны каштановые пряди. Нет, это ему несказанно повезло. Мысль о том, что он мог совершить самую непростительную ошибку тогда, в мае, и отбросить ее руку, повергала в ужас. Лишиться жизни – не страшно. Куда страшнее было бы, если бы он все же погиб в этой войне, так и не испытав всего того, что произошло с тех пор. Не осознав, что все его прошлые метания и страдания были вызваны исключительно им самим, что они были абсолютно бессмысленны, и что он тоже имеет право на комфортное, спокойное существование и… счастье. Даже невзирая на все то, что он натворил.
Гермиона обхватила его за плечи обеими руками:
– Подними меня, мне неудобно так лежать.
Он выпрямился, подхватил ее под плечи и потянул ее к себе, перемещая ее в сидячее положение. Она обвила его руками и ногами, прижавшись так тесно, словно хотела раствориться в контурах его тела. Уютно пристроила голову у него на плече, дыша ему в шею.
– Ты всерьез хотела применить беспалочковую магию? – облизывая пересохшие губы, пробормотал он, крепче обнимая ее. Она издала легкий смешок:
– Надо же было как-то бороться со всеми твоими… ограничениями. Но нет, я же дала слово. Только если попросишь…
Он прижимал ее к себе, слегка покачиваясь на гудевших от перегрузки ногах. Шевелиться было лень. Гермиона, подняв голову, заглянула ему в глаза. Хитро улыбнулась:
– Я же говорила… Ты носишь абсолютно бесполезную маску, милый.
О…
То, как она выговорила последнее слово, было, пожалуй, даже лучше испытанных пару минут назад ощущений. Он замер, вслушиваясь в эхо ее голоса в своей голове, бесконечно повторявшего это слово – и так отчаянно желая услышать это еще раз.
– Пошли поваляемся где-нибудь, – шепнула она, целуя его в висок и пропуская длинные черные пряди сквозь пальцы. – Если честно, то ноги меня не держат еще с утра. А сейчас и подавно.
– Поваляемся, значит, – повторил он, отвлекаясь, наконец, от эха в своей голове. – Просто… поваляемся?
– Ты же знаешь – я люблю истории, – улыбнулась она, выпуская его из объятий, сползая со стола и одергивая платье. Ноги у нее и правда подрагивали. Северус на мгновение зажмурился, пока она подтягивала на нем штаны. Гермиона взяла его за обе руки и потянула прочь из кухни.
Вот теперь и впрямь… до неприличия счастлив.
И убьет любого, кто посмеет это нарушить.
|
|
|
