Мы привлекаем к себе внимание Финляндии 6 глава
Сумелиус решил полностью открыться своей жене, Анни, которая во время войны была руководителем добровольной женской организации "Лотта Свэрд". Это внесло умиротворение в их нелегкую, полную трудностей супружескую жизнь. Сумелиус стал настоящим "строителем мостов", миротворцем в промышленности, не признающим ни классовых, ни языковых барьеров. Это был человек, перед которым вы могли с полным доверием распахнуть свои "внутренние двери". Сумелиус был чрезвычайно прост и искренен, и у него не было никакого ощущения значительности своей персоны. Так, он очень удивился, когда один из ведущих промышленников Финляндии сказал ему: "Оскар, ты не можешь себе представить, что ты значишь для финской промышленности". Замкнутость и резкость Хейкки Херлина были лишь его внешней оболочкой. Он был исключительно чувствительным, ранимым человеком, и страдания другого человека легко доводили его до слез. До войны Херлин также пережил некоторый перелом в результате зна-комства с "Оксфордской группой". После ее окончания он выступил с инициативой установить связи между Финляндией и Россией, основанные на личных контактах. Херлин научился бегло говорить по-русски. В своей собственной компании он считал человеческий капитал важнейшим ресурсом - 50 лет назад такая позиция была крайне редкой. Вероятно, повышенное внимание к взаимоотношениям между людьми и объясняет тот факт, что группа "Коун" выросла во всемирный синдикат со штатом более чем 26000 служащих. Сумелиус и Херлин услышали о нашей группе в Техническом университете и связались с нами. Нас поразило прежде всего то, что для них жизнь вовсе не была разделена на разные сферы - профессиональную, христианскую и сферу досуга. Они верили в то, что у Бога есть план относительно них самих, относительно Финляндии и всего мира, и нужно делать все, чтобы
Часть II. Я не одинок |47
постичь этот план и провести его в жизнь. Они чувствовали, что единство между адми-нистрацией и профсоюзами жизненно важно, и это было в то время, когда (финские – прим.. пер.)коммунисты разжигали классовую войну, надеясь, что забастовки помешают нам выполнить наши репарационные обязательства и это оправдает интервенцию Советского Союза [в Финляндию - прим. пер.]. Они (Сумелиус и Херлин) устраивали митинги, собрания и даже театральные с представления, в которых участвовали люди, работавшие в промыш-ленности, - с тем, чтобы показать им куда более значимые приоритеты, чем классовая вражда. Мало кто из богословов давал нам такую перспективу. Для хорошим христианином был тот, кто проявлял усердие в своей повседневной работе и не участвовал в сомнительных мероприятиях. Многие служители церкви не придавали значения тем стремлениям и той готовности к служению, которые хранились глубоко в душе многих мирян. Мысль о том, что Господь Бог может вдохновлять отдельных людей, занятых в промышленности или в сфере политики, по-видимому, была им совершенно чужда. В конце учебы у меня появился шанс пойти в докторантуру, одновременно занимаясь исследованиями в целлюлозной промышленности. Я колебался. В один жаркий и влажный июльский день, когда пары брома наполняли всю лабораторию, я смотрел на одного химика-исследователя, который прервал свою работу на несколько минут, чтобы сварить в колбе гороховый суп. Я думал, что передо мной настоящий ученый. Не очень-то трудно получить докторскую шапочку и мантию, но многие ли доктора наук в конце концов продвигают науку вперед? Я сомневался, что мог бы стать одним из них. Встреча с Херлином и Сумелиусом показала мне иную реальность и иную потребность. Я решил обойтись без докторской диссертации.
Летом 1950 года Сумелиус предложил мне поехать на всемирную конференцию в Ко, в Швейцарию. Я в то время работал менеджером по продаже пластмассы в химической компании, которая представляла британскую компанию IСI. Я пригласил с собой одного друга из университета. После окончания войны прошло пять лет, но значительная часть Европы все еще была в развалинах. Горечь, порожденная войной, укоренилась очень глубоко. Когда в 1946 году откры-лась конференция в Ко, впервые большие группы прежних врагов смогли общаться друг с другом на равных. Тысячи немцев, французов и итальянцев стремились участвовать в кон-ференциях, которые продолжались в последующие годы. Более сотни японских сановников прибыли сюда для возобновления контактов с западными странами. Целыми неделями нужно было организовывать ночлег и питание для более чем тысячи участников. За всем этим не стояло ни правительственной, ни промышленной, ни церковной, ни какой-либо иной крупной организации. Однако, став старше, я понял, что редко большие числа дают новый стимул к движению. Инициатива возникает у нескольких энтузиастов, охваченных какой-либо идеей и мечтающих пострадать за нее, и исчезает вместе с ними. И здесь произошла такая же история. Трое молодых швейцарцев обрели новый смысл жизни благодаря "Оксфордской группе". Они верили, что Швейцария избежала тягот войны не из-за добродетельности ее народа, а потому, что ей это было даровано свыше. И теперь Швейцария могла бы стать таким местом встречи, где будет положено начало новому сообществу народов. Недалеко от Женевского озера они нашли старую гостиницу, которая находилась под угрозой сноса. Сначала их не устраивали ее внушительные размеры, поскольку они предполагали что-то более скромное, но потом все же решились ее купить. Несколько сотен швейцарских семей помогли им собрать деньги; одни отдали весь свой капитал, другие продали свои летние коттеджи. К ним присоединились люди из многих других стран. Хейкки Херлин пожертвовал коуновский элеватор. Компания, в которой я начал работать через 20 лет, выделила им лампы накаливания. Леннарт Сегерстрале, известный финский худож-ник, нарисовал фреску во всю стену большой столовой и назвал ее "Вода жизни". На фреске были изображены люди разных рас, идущие к источнику, чтобы утолить свою жажду и затем принести эту воду своим народам.
Как раз перед второй мировой войной Фрэнк Бухман, основатель "Оксфордской группы", распространил призыв к нравственному и духовному вооружению как единственному разум-ному противовесу более грозному военному вооружению. Программа нравственного перевооружения (Могаl Re-Armament MRА) явилась, в сущности, прямым продолжением Пол Гундерсен. Этот неисправимый индивидуалист | 48
деятельности "Оксфордской группы", но в ней больше внимания было уделено национальным и интернациональным проблемам. Пребывание в Ко как бы распахнуло для меня окно в мир, и я обрел там реальное понимание той глобальной перспективы, о необходимости которой говорил Маннергейм. Несколько дюжин финских парламентариев и крупные делегации, представлявшие адми-нистрацию и профсоюзы, приобрели аналогичный опыт в предыдущие четыре года. Почти за каждым завтраком, обедом и ужином мы знакомились с представителями других народов и узнавали необычные истории из их жизни. Однажды я завтракал с легендарным защитником Варшавы - генералом Тадеушем Бор-Коморовским. Он внимательно следил за успехами Финляндии в ходе войны и оценивал роль Маннергейма, но чего он никогда не мог понять, так это то, как финнам удалось в ней уцелеть. "В чем же был секрет Финляндии?" - спрашивал он у меня. Большинство людей в Ко слышали о Маннергейме и его смелом руководстве. Между 1947 и 1951 годами он провел значительное время в санатории в Валмонте, расположенном ниже Ко, и сейчас в Монтрё разбит небольшой парк на берегу озера и поставлен памятник в его честь. В 1949 году две финские девушки, живущие в Ко, встретили Маннергейма по пути в Валмонт. Он очень интересовался тем, что происходит в Ко. Маннергейм пишет о том, что придает большое значение своим поездкам в Швейцарию и особенно беседам с генералом Гизаном, главнокомандующим швейцарской армии во время войны. В 1951 году, в конце своих дней оказавшись в госпитале в Лозанне, он с улыбкой сказал врачу: "За свою жизнь я участвовал во многих войнах и пережил много сражений. Но я думаю, что эту последнюю битву мне суждено проиграть". Его швейцарская сиделка рассказывала: "Именно так я и представляла себе человека, который собирается в бой".
Всю работу в Ко практически делали добровольцы. Я присоединился к смене, которая занималась мытьем посуды и обслуживанием, и обнаружил, что рабочая группа - это подходящее место для того, чтобы начать учиться понимать и ценить другие народы. Часто мы мыли посуду по восемь часов без перерыва, но нами владел дух коллективизма, и после полуночи мы старались вознаградить себя, поглощая большие порции мороженого и ведя длинные разговоры. В это время я близко сошелся с моим соотечественником, Паули Снеллманом, целиком посвятившим себя работе в МR.А. Нам суждено было проработать вместе в течение последующих 46 лет. После того как прошли самые первые, очень сильные впечатления - прекрасный альпийский пейзаж, яркое интернациональное окружение, встреча с Фрэнком Бухманом, о котором я столь-ко слышал, - эта жизнь покачалась мне куда менее привлекательной. Я хорошо понимал, что всё происходившее в Ко вовсе не вызывало всеобщего одобрения. Мне следовало избрать себе новый жизненный путь, а это означало, что нужно иметь смелость как бы смотреть на себя глазами Самого Бога и действовать в соответствии с этим. Такой подход казался простым и логически оправданным, но он редко находил применение в обычной жизни. Так, среди нас был один араб, многие поколения семьи которого жили в той области, которая теперь отошла к Израилю. Его родные глубоко страдали, а он говорил, что никогда не сможет полюбить какого-нибудь еврея, пока все евреи не переменятся. Через несколько недель пребывания в Ко он осознал, что он никогда не сможет повлиять на кого-нибудь, пытаясь изменить его, пока не научится его любить. Шотландец Лудон Гамильтон, ветеран первой мировой войны, привлекал меня своим блестящим и в то же время сдержанным юмором. Он был студентом Оксфорда в то время, когда возникла "Оксфордская группа", и Бухман пришел на заседание их студенческого клуба, носившего название "Мясо и Пиво". Гамильтон рассказал нам о его опытах с "четырьмя
Часть II. Я не одинок |49
Слово "абсолют" одновременно и раздражало, и восхищало меня. Мне казалось, что оно просто не применимо к практической жизни. В то же время я чувствовал, что жизнь была бы гораздо проще, если бы в ней действовали установки, укорененные в сознании человека и не зависящие от отношения к происходящему других людей. Гамильтон указывал также, что эти четыре "дорожных знака" надо обязательно видеть в их единстве. Честность без любви делает человека жестким и склонным осуждать других, любовь без честности приводит к мягкости и благодушию. Обладал ли я должной смелостью, чтобы спокойно предстать перед лицом Бога и показать всю свою жизнь в свете этих принципов? Благодаря своим благочестивым родственникам я, безусловно, был знаком с понятием "грех". Но лишь с тех пор, как я попал в Ко, оно затронуло меня действительно глубоко, и тогда я осознал, что грех - это все, что отделяет меня от Бога и других людей. Однажды кто-то спросил меня, испытываю ли я ненависть к кому-либо. "Разу-меется, нет", - ответил я. Теперь же я понял, что в не меньшей степени, чем ненависть, проти-воположностью любви является сосредоточенность на самом себе и безразличие. И я тут же стал думать о людях, которые были для меня, по меньшей мере, неинтересны. После некоторых колебаний я решил проверить свою честность. В конце концов не было никакой нужды говорить об этом кому-нибудь. Первая мысль, которая пришла мне в голову, удивила меня. Я подумал о моем младшем брате Лейфе. Война стала одним из важнейших событий в его жизни: хотя он так и остался рядовым, его приняли в свои ряды и полюбили его друзья. Однако с тех пор, как война осталась позади, его занятия продвигались не очень-то хорошо, здоровье было нарушено, нервная система пришла в расстройство. Он чувствовал себя неудачником, хотя много заботился о других людях, особенно о слабых и всеми забытых. Я вдруг понял, что должен написать Лейфу, попросить у него прощения за мое безразличие к его проблемам и искренне рассказать ему о своей жизни. Я почувствовал ужасный стыд за то, что стремился всячески избегать общения с ним, когда он впадал в состояние глубокой депрессии. Я долгое время колебался, прежде чем написал ему письмо и сказал в нем такое, о чем лучше бы вовсе не знать другим людям, по крайней мере, членам моей семьи. Я шесть раз ходил туда и обратно по деревенской дороге, ведущей к почтовому отделению, прежде чем в конце концов опустил это письмо в почтовый ящик. Мое письмо положило начало новой жизни Лейфа. Он понял, что переживаемые им труд-ности не уникальны, что, по существу, нас обуревают схожие мысли, искушения и трудности. В прошлом он иногда опасался, что годы войны окажутся лучшим периодом в его жизни. Теперь же его стало наполнять не свойственное ему раньше ожидание будущего. Он встретил прекрасную голландскую девушку, которая в годы войны была интернирована в японский концентрационный лагерь на Яве. К сожалению, им не суждено было долго прожить вместе: через три года Лейф внезапно умер от кровоизлияния в мозг. Я был в то время во Франции: я плакал всю дорогу домой. Я чувствовал скорбь из-за этой утраты, а также свою вину за все те годы, когда я не смог быть ему другом, который был ему так отчаянно необходим. И все же я при этом благодарил Бога за то, что у нас возникли новые взаимоотношения, и за ту жизнь, которую мой брат вел в свои последние годы. Я написал также еще одно письмо. Я верил, что честность имеет исключительное значение в деловой жизни, но, когда я спросил самого себя, насколько честен был я сам, то вспомнил, как пользовался шпаргалками на одном экзамене. Я написал президенту Технического универ-ситета и покаялся. Через двадцать лет один бизнесмен спросил меня, каким был мой первый шаг на новом пути. Я рассказал ему о своем письме. "Ну, да это пустяк", - сказал он. "Вы совер-шенно правы",- ответил я. Но именно это решение помогло мне позднее твердо стоять на своем, когда от меня требовали принятия нечестных решений. "Я думаю, что Ко - самый богатый жизненный опыт, который у меня когда-либо был", - писал я домой из Швейцарии. При этом я имел в виду не потрясающие истории людей, которые я услышал, и не возведение мостов между народами и классами, чему я учился применительно к промышленности; скорее, я имел в виду некое внутреннее измерение, которое я открыл здесь, движущую силу молчания, мысль о том, что каждый день следует начинать с безмолвного предстояния перед Богом. Что-то произошло. Я увидел, что под жизнью подразумевается единое целое, без какого-либо деления на духовную и профес- Пол Гундерсен. Этот неисправимый индивидуалист | 50
сиональную сферы. Я почувствовал себя абсолютно свободным. Вернувшись в Финляндию, я отправился в наш летний коттедж. Когда, выйдя из автобуса, я шел пешком к нему последний километр, природа показалась мне куда более прекрасной, чем когда-либо раньше. Я был потрясен. Через несколько месяцев после этого Хейкки Херлин пригласил Пентти Тамминена и меня поехать в Великобританию на встречу промышленников с посещением нескольких фирм. Мы побывали на фордовских линиях поточной сборки в Дэгенхэме, в восточной части Лондона. Темпы производства были очень высокими. "Что произойдет, если вдруг хотя бы один специалист выпадет из этого конвейера?", - спросил я у технического директора. "Не называйте их специалистами, -ответил он. - Для меня рабочие - это всего лишь номера". Неудивительно, что на этом предприятии часто возникали конфликты. Я начал понимать, насколько необхо-димы дух и принципы, которые я вынес из Ко; и когда некоторые из рабочих и персонала начали проводить их в жизнь, мне стало очевидно, что для изменения ситуации к лучшему нужно не так много людей.
| 51
11. Проклятие! Однажды после работы Хейкки Херлин пригласил меня в дом кинооператора Вильо Лампелы, чтобы обсудить проект, приданный способствовать созданию гармонических отношений В финской промышленности. Будущее Финляндии полностью зависело в это время оттого, удастся ли нам выплатить репарации: если мы не сумеем это сделать, на что надеялись финские коммунисты, то русские захватят нашу страну. Вильо Лампела во время войны был летчиком-истребителем, а впоследствии стал работать в крупнейшей финской кинокомпании. Его жена Кая была известной актрисой. Они оба пережили сильнейший внутренний кризис благодаря "Оксфордской группе". У Вильо был живой, но несколько непостоянный характер, столь свойственный артистическим натурам: энтузиазм и безрассудство сменялись отчаянием, но в конце концов его вера неизменно побеждала. Вильо закончил киносценарий на индустриальную тему, но у него не было средств для реализации своего проекта. Мы должны были решить, что с этим делать. С того вечера начался совершенно новый период в моей жизни, наполненный неожиданными событиями; тогда же закончилась моя "нормальная" деловая карьера. Мы прочитали сценарий. Это была история борьбы между администрацией и профсоюзами, основанная на реальном опыте некоторых предприятий. Какой путь принесет победу - путь цинизма и классовой борьбы или же путь согласия и примирения, общего благосостояния и нравственности? Сценарий заканчивался ярким пропагандистским митингом на предприятии. Профсоюзный лидер, боровшийся за единство, упал получив удар по голове, - в него бросил кусок железа фанатично настроенный противник. Таким образом, не было ни счастливого конца, ни сколько-либо очевидного решения проблемы. Мы поняли, что появление такого фильма помогло бы разрушить стену предубеждений и предрассудков. Проблема была в том, чтобы подобрать актеров, обеспечить аппаратуру, деньги, реквизит и главное - найти ту группу специалистов, которая отдала бы этому свое время, способности и воображение без какого-либо вознаграждения. Вильо собрал несколько человек, чтобы помолиться и попросить совета у Бога. "Если это Ему угодно, ресурсы появятся", - рассуждал он. В нас как будто что-то загорелось. Мы согласились начать. Херлин и Сумелиус предложили себя на роли руководителей фирм, а несколько ветеранов профсоюзов - на роли рабочих лидеров. Пентти и я занялись мобилизацией людей из Технического университета для выполнения бесконечных прак-тических задач. Надо признаться, что мы не делали из этой деятельности тайны. Однажды вечером, когда мы сидели в комнате Пентти, мимо проходил один из аспирантов, Ниило. "Заходи", - позвали мы его и рассказали о том, что замышляем. Через час он сказал: "Мне придется отложить мои занятия на год!". И многие последовали его примеру. Несколько месяцев, прежде чем пойти на работу, мы встречались в семь утра, чтобы обсуждать наши планы и вместе молиться. По вечерам у нас был короткий деловой ланч с Херлином в его офисе. Каждый день мы работали до полуночи. Фильм снимался на пяти главных промышленных предприятиях в Южной и Восточной Финляндии. Всю ново-годнюю ночь - единственное время, когда здания пустовали, - мы работали на фабрике Стромберга. Однажды вечером, когда мы работали у Вильо, в комнату вошел пожилой фермер мо-гучего телосложения и немедленно вмешался в наш разговор. "Теперь мы начнем борьбу!", - сказал он густым басом. Его ясные глаза скрывались под густыми бровями. "Дайте мне водителя-студента, и мы соберем деньги!". В следующие за этим месяцы Часть II. Я не одинок |52
Густав Розенквист посетил руководителей 430 финских фирм, - и не с тем, чтобы просить, а с тем, чтобы сделать им заманчивое предложение - помочь чем-либо своей стране. Розенквист был фермером по призванию. Через семь лет после вступления в брак у него, наконец, появился сын, который мог бы впоследствии стать наследником фермы. Но когда мальчику было всего четыре дня, няня уронила его на каменный пол, и он умер. Миссис Розенквист так и не смогла прийти в себя после этого. Некоторые люди пытаются утопить свое горе в вине, но Густав топил его в работе. Вместе с Нобелевским лауреатом А.И. Виртаненом он занимался внедрением новых методов ведения сельского хозяйства в разных странах, а в перерывах между поездками усиленно трудился на своей ферме. После войны Розенквист принимал как-то участие в заседании "Оксфордской группы", и один швед помог ему освободиться от того тяжкого груза, который не оставлял его ни на минуту. Розенквист ушел с и ого собрания новым человеком: его бунт против Бога закончился. Раньше Густав Розенквист был заклятым врагом любых профсоюзов. Теперь он попросил представителей профсоюзов организовать местное отделение на его ферме. Он извинился перед рабочими за то, что раньше смотрел на них не как на людей, а как на машины. Он решил делить с ними пополам свои доходы, предоставил им землю для строительства собственных домов и дал личную гарантию под получение ими жилищных ссуд. Финский конгресс тред-юнионов обычно посылал советские делегации на его ферму, чтобы они видели, чего можно достичь благодаря новому методу хозяйствования. Однаж-ды русские спросили, почему производство молока увеличилось, а количество коров не изменилось. "Спросите женщин, которые доят коров", - ответил Розенквист. Женщины рассказали, что когда их хозяин начал обращаться с ними, как с согражданами, они, в свою очередь, начали лучше обращаться с коровами. "Чтобы было больше молока, коров надо любить", - добавил Розенквист. Повсюду, где ему приходилось бывать, Розенквист рассказывал людям о результатах своего эксперимента. Особенно сильное впечатление он произвёл в Руре, самом сердце индустриальной Германии, где бушевала жестокая классовая борьба. Он никогда не предлагал отвлечённых теорий; он сам был живым свидетельством того, что Бог может сделать в жизни любого человека. В старости он пожертвовал свою ферму Армии Спа-сения. Итак, продолжалась работа над фильмом, который мы назвали "Ответ". Ян Сибелиус предложил нам использовать его музыку, хотя было известно, что он ни разу не делал этого даже для полнометражных художественных фильмов; кроме того, он отказался от своего гонорара. Городской оркестр Хельсинки и его дирижер Тауно Ханникайнен бесплатно сделали для нас записи третьей и седьмой симфоний, а мой двоюродный брат Вейкко Хеласвуо, ставший впоследствии главой академии Сибелиуса, дирижировал хором более чем из ста человек, который исполнил великолепную кантату Сибелиуса "О народы, встаньте на ноги!", никогда раньше не звучавшую в Финляндии. Ристо Орко, один из основоположников финской киноиндустрии, предоставил бесплатно оборудование и лаборатории. Теперь надо было определить день премьеры. Мы решили начать с торжественного прос-мотра для специально приглашенных гостей в кинотеатре "Савой", расположенном в центре Хельсинки, а затем запустить фильм в кинопрокат по всей стране. За неделю до этого случилось несколько неприятностей. Техническая группа работала круглосуточно и без выходных, они спали прямо на полу в лаборатории. Не слишком ли рано мы назначили премьеру фильма? Но приглашения уже были разосланы, и останавливаться было поздно. Здоровье моей матери в последние годы ухудшилось, и теперь она проводила в постели большую часть времени. Однако это не помешало ей жить в полную силу и участвовать во всех наших начинаниях. Она попросила своих бывших учеников из воскресной школы в Вихти ежедневно молиться об успехе нашей акции. 19 марта 1952 года 800 приглашенных заполнили кинотеатр так, что не осталось ни одного свободного места. Среди них было около сорока членов парламента и правительства, а также Пол Гундерсен. Этот неисправимый индивидуалист | 53
двадцать промышленных и профсоюзных лидеров из разных стран Европы. Леа Ваннас, героиня нашего фильма, у входа подарила букет роз жене президента Паасикиви. Казалось, вся атмосфера была проникнута огромными надеждами. Торжественно и празднично настроенная аудитория следила за драмой, разворачивающейся на экране, не подозревая о той драме, которая происходила в то время снаружи. Когда начался фильм, в проекционной комнате было только два из шести роликов, остальные четыре все еще оставались в лаборатории. Вильо ходил взад-вперед в фойе кинотеатра, перемежая проклятия с молитвами. Я ходил с ним рядом, пытаясь его успокоить. Фольксваген курси-ровал туда и обратно, доставляя из лаборатории одну за другой части фильма. "Где же следующий ролик?" - закричал механик, когда до конца пятой части оставалось пять минут. В этот момент прибыл уже почти бездыханный посыльный. Потрясенный Вильо Лампела принимал поздравления. Через два дня повторная публичная премьера состоялась в Хельсинки, а потом компания "Суоми-Фильм" распространила фильм по всей стране. Город Тампере, известный как "финский Манчестер", стал ареной самой сильной борьбы в войне за освобождение в 1917-1918 годах. Даже теперь, во время промышленного кризиса, здесь разгоралась классовая борьба. Наш фильм пришли смотреть все профсоюзные лидеры и управляющие одного крупного предприятия. После просмотра, на открытии митинга, на ко-тором должно было быть принято окончательное решение о судьбе предприятия, председательствующий напросил присутствующих "вести дебаты в том духе, который мы только что видели в фильме". И единство было достигнуто. Подобное, как мы слышали, проис-ходило и во многих других местах. Летом 1952 года Финляндия проводила у себя Олимпийские игры, демонстрируя всему миру, что она является свободной страной, несмотря на все слухи противоположного характера. Мы решили организовать показ нашего фильма для иностранных гостей во время этих Игр. Одним из тех, кто пришёл на фильм, был Фриц Филипс, вице-президент голландской трансна-циональной электронной корпорации. "Этот фильм слишком значителен, чтобы оставаться только в Финляндии, - сказал он. - Я готов сделать все от меня зависящее, "и забрать его отсюда". Однако вряд ли он представлял себе, какую ношу при этом на себя взвалил. Не меньшие последствия, чем сам фильм, имели дружба и сотрудничество всех тех, кто принимал участие в его создании и его поддерживал. По мере продвижения нашей работы, я все яснее осознавал, насколько важно создать нравственную атмосферу в промышленности и бизнесе. По-видимому, мало кто принимал это всерьез, но я чувствовал, что этот фактор столь же жизненно необходим, как само производство и продажа товаров. Я понимал, какую роль в жизни отдельного предприятия и даже в отношениях между странами могло бы сыграть изменение внутренних ориентиров у того или иного человека. Однажды я понял что мне нужно оставить свою постоянную работу и заняться работой в MRA, посвятив себя целиком делу создания новой нравственной атмосферы в мировой индустрии. 19 сентября 1952 года с военными репарациями Финляндии Советскому Союзу было покончено, и я почувствовал, что моя социальная и гражданская служба во имя национальных интересов выполнена, поэтому я могу перейти к деятельности, нацеленной на благо всего мира. Однако что скажет моя семья и мои коллеги? Я попросил совета у Хейкки Херлина. Он подбодрил меня, призывая следовать своим убеждениям. Ночью я долго не мог заснуть, думая об этом, и постепенно во мне появилась внутренняя убежденность. Я решил, что все же сделаю этот шаг. Я сказал об этом решении своим родителям. "И какая же у тебя будет зарплата?", - спросил отец. "Никакой", - ответил я. Он помолчал некоторое время, а затем сказал: "Я требую свободы для себя, и я даю свободу тебе. Делай, что хочешь!". Однако отец был сильно разочарован. Он радовался тому, что его сын уже делает карьеру в промышленности. Мама поняла меня. Она знала, что если Бог дал тебе уверенность в правильности своего решения, то ты не должен колебаться. Я беспокоился также о том, что сказать моему начальству. Прежде чем войти к директору, я задержался в пустой комнате для посетителей и молился о том, чтобы Бог направлял меня во всех моих действиях. "Проклятие!" - произнес один из директоров, когда я подал ему заявление об уходе. В компании начались разные слухи и разговоры. Но я почувствовал себя лучше, когда Часть II. Я не одинок |54
главный босс сказал: "Если Вы к нам вернетесь, вас будет ждать работа, - а если ее не будет, то мы специально создадим ее". У отца были непредвиденные расходы из-за болезни. Я отдал ему все мои сбережения после того, как купил билет до Ко в один конец и сотню лезвий, чтобы выглядеть достаточно презен-табельно на тот случай, если у меня кончатся деньги.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ![]() ©2015 - 2025 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|