 |
ГЛАВА 4. КАМЕННЫЙ ВОЛК/ДИНА ШОР
|
|
|
|
ГЛАВА 4
КАМЕННЫЙ ВОЛК/ДИНА ШОР
— Хорошо выглядишь, papi, — поприветствовал Рико, когда я на следующий день пришел на работу. — Какова причина столь летящей походки?
Было воскресенье, День Господа, как меня учили, но я решил, что Господь не станет возражать, если я приду сюда вместо одного из его молитвенных домов. Ведь я научился вере «У Гордо».
— Наверное, какая-нибудь красивая девчушка, — крикнул Таннер, копаясь в каком-то навороченном внедорожнике, который заводился голосовой командой. — Он теперь настоящий мужчина. С тобой вчера произошла какая-нибудь шестнадцатилетняя странность?
Я привык к их грубым шуточкам. Они не имели ввиду ничего плохого. Но я все равно покраснел как помидор.
— Нет, — произнес я. — Нет, все не так.
— О, — сказал Рико, направляясь ко мне, непристойно виляя бедрами. — Гляньте-ка на этот румянец, — он пригладил мои волосы и легонько ухватил пальцами за ухо. — Она красивая, papi?
— Нет никакой девчонки.
— О, значит, мальчонка? В Casa de Gordо[1] нет места предубеждениям.
Я оттолкнул его, а он все смеялся и смеялся.
— А где Крис? — спросил я.
— Поехал к маме, — ответил Таннер. — Снова что-то с желудком.
— Она в порядке?
Рико пожал плечами.
— Может быть. Пока никто не знает.
— Окс! — крикнул Гордо из кабинета. — Тащи свою задницу сюда!
— Оу-оу, — ухмыльнулся Рико. — Будь осторожен, papi. Кто-то сегодня не в духе.
Голос и правда был такой. Напряженный и сварливый. Я заволновался. Не за себя. За него.
— Он просто бесится, что Оксу нужна неделя для школы, — пробубнил Таннер. — Сам знаешь, какой он, когда Окса нет рядом.
Я чувствовал себя отвратительно.
— Я бы мог…
— Захлопни варежку, — велел Рико, прижимая пальцы к моим губам. Я почувствовал вкус машинного масла. — Тебе нужно сосредоточиться на учебе, и Гордо сможет с этим справиться. Образование гораздо важнее, чем его скулеж. Понятно?
|
|
|
Я кивнул, и он убрал пальцы.
— Мы будем в порядке, — сказал Таннер. — Просто сдай тесты, нас ждет целое лето впереди, хорошо?
— Окс!
Рико пробормотал по-испански, что-то вроде «гребаный хренов диктатор» в сторону Гордо. Я научился довольно лихо разбираться в испанских ругательствах.
Я прошел в заднюю часть мастерской, в кабинет, где сидел Гордо. Сосредоточенно нахмурив лоб, он что-то печатал одним пальцем. Таннер подшучивал над ним, что он словно «дятел по темечку». Гордо почему-то не находил это смешным.
— Закрой дверь, — велел он, не взглянув на меня.
Я закрыл дверь и сел на свободное место по другую сторону его стола.
Он ничего не сказал, поэтому я решил начать сам. Гордо порой бывал таким.
— Ты в порядке?
Он сердито посмотрел на экран компьютера.
— Все нормально.
— Ужасно дерганый для того, у кого все нормально.
— Не смешно, Окс.
Я пожал плечами. Такое было в порядке вещей. Я знал это.
Он вздохнул и провел рукой по лицу.
— Прости, — пробормотал он.
— Ладно.
Он наконец-то посмотрел на меня.
— Я не хочу, чтобы ты появлялся здесь на следующей неделе.
Я попытался скрыть свою боль, но не уверен, что получилось.
— Ладно.
Гордо выглядел пораженным.
— Ох, Господи. Окс, я не это имел в виду. На следующей неделе у тебя выпускные экзамены.
— Я знаю.
— И ты знаешь о договоренности с твоей мамой, что успеваемость в школе не должна пострадать, иначе ты не будешь работать здесь.
— Знаю.
Я был рассержен, и это было заметно.
— Я не хотел… просто… — он застонал и откинулся на спинку стула. — Я в этом полный отстой.
— В чем?
Он махнул рукой между нами.
— В этой херне.
— Ты хорошо справляешься, — тихо заметил я. С этой херней. Он был мне как брат или отец. Мы это не обсуждали. В том не было необходимости. Мы оба знали, чем это являлось. Просто казалось легче чувствовать себя неловко из-за этого. Потому что мы мужчины.
|
|
|
Он сощурил глаза.
— Да?
— Да.
— Что с оценками?
— Четверки. Одна тройка.
— История?
— Ага, гребаный Стоунуолл Джексон.
Он долго и громко смеялся. Гордо всегда громко смеялся, хоть и редко.
— Никогда не говори так при маме.
— Ни за что в жизни.
— На полный рабочий день летом?
Я улыбнулся ему. Потому что уже не мог дождаться.
— Да. Конечно, Гордо.
— Тебе придется попотеть, Окс.
Морщины на его лбу разгладились.
— Могу я… могу я хоть заглянуть сюда на следующей неделе? — спросил я. — Я не… я просто… — слова. Слова — мои враги. Как сказать, что здесь я чувствовал себя в безопасности? Здесь я чувствовал себя, как дома. Здесь меня не осуждали. Здесь меня не звали «гребаным дебилом». Я не был пустой тратой времени и пространства. Хотелось сказать так много, слишком много, но я понял, что вообще не могу ничего вымолвить.
Но это был Гордо, поэтому мне и не пришлось ничего говорить. Я видел в его глазах облегчение, хотя для приличия он старался оставаться строгим.
— Никакой работы. Ты приходишь сюда и занимаешься. Не страдай херней. Я серьезно, Окс. Крис или Таннер могут помочь тебе с гребаным Стоунуоллом Джексоном. Они разбираются в этом дерьме лучше, чем я. И не спрашивай у Рико. От него пользы ноль.
У меня словно камень с души упал.
— Спасибо, Гордо.
Он закатил глаза.
— Выметайся отсюда. Ты должен работать.
Я отсалютовал ему, хотя знал, что он это ненавидит. И поскольку я был в хорошем настроении, то притворился, что не услышал, когда он пробормотал:
— Горжусь тобой, малец.
Позже я вспомнил, что забыл рассказать ему о Беннетах.
* * *
Я шел домой. Солнечный свет просачивался сквозь деревья, отбрасывая тень листвы на мою кожу. Интересно, сколько лет этому лесу? Мне он казался древним.
Джо ждал меня на грунтовой дороге, на том же месте, где и вчера. Явно взволнованный, глаза широко распахнуты. Руки спрятаны за спиной.
— Я знал, что это ты! — торжествующе воскликнул он. — У меня уже лучше получается… — он закашлялся. — Ох. Эта. Всякая ерунда. Ну… знаешь… что-то вроде понимания того… что это ты.
|
|
|
— Супер, — сказал я ему. — Совершенствоваться всегда хорошо.
Его улыбка стала ослепительной.
— Я постоянно совершенствуюсь. Однажды я стану лидером.
— Лидером чего?
Его глаза стали еще шире.
— Вот дерьмо.
— Что?
— Уф. Подарки!
Я нахмурился.
— Подарки?
— То есть подарок. Один.
— Кому?
— Тебе? — он искоса посмотрел на меня. — Для тебя… — он густо покраснел. Покрылся пятнами, вплоть до корней волос. И уставился в землю. — На день рождения, — пробормотал он.
Ребята дарили мне подарки. Моя мама. Больше никто этого не делал. Это обычно делали друзья. Или семья.
— О, — сказал я. — Вау.
— Да. Вау.
— Так вот что ты прячешь?
Он залился краской еще сильнее, так и не подняв на меня взгляд. Лишь кивнул.
Я слышал птиц над нами. Они громко и протяжно кричали.
Я дал Джо время, в котором он нуждался. Ему потребовалось совсем немного. Я видел, как в нем крепнет решимость. Расправляет плечи. Уверенно поднимает голову. Помогает сделать шаг вперед. Я не знал, в чем конкретно он однажды станет лидером, но был уверен, что он хорошо справится с этой ролью. Надеюсь, он не забудет о доброте.
Джо протянул руку. На ладони лежала черная коробочка, обмотанная голубой лентой. По какой-то причине я занервничал.
— У меня ничего нет для тебя, — тихо сказал я.
Мальчик пожал плечами.
— День рождения не у меня.
— А когда у тебя?
— В августе. Что ты… боже. Возьми уже коробку!
Я взял. Коробочка оказалась тяжелее, чем я ожидал. Я положил рабочую рубашку на плечо, а Джо встал рядом. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза.
Развязывая ленту, я вспомнил платье мамы, которое она надевала на пикник летом, когда мне исполнилось девять. По краю подола бантиками были завязаны маленькие ленточки, и она смеясь протягивала мне сэндвич и картофельный салат. После мы лежали на траве, и я показывал на фигуры из облаков, а она сказала:
— Такие дни мои самые любимые.
— И мои, — ответил я.
Мама больше никогда не надевала то платье. Однажды я спросил ее о нем. Она сказала, что оно случайно порвалось.
|
|
|
— Он не хотел, чтобы так вышло, — сказала она. Тогда я почувствовал всеобъемлющую ужасающую ярость, которую не знал, куда девать. Вскоре, все прошло.
И сейчас эта ленточка. Я держал ее в руке. И чувствовал тепло.
— Порой люди грустят, — произнес Джо, прислонившись лбом к моей руке. Из его горла вырвался звук, похожий на стон. — И я не знаю, как это исправить. Хотя именно этого мне всегда и хотелось. Чтобы грусть исчезла.
Я открыл коробочку. В ней лежал аккуратно сложенный черный фетр. Мне показалось, что под ним скрывается великий секрет, и я хотел узнать его больше всего на свете.
Я развернул ткань, под ней оказался каменный волк.
Каждая деталь на столь маленькой, но тяжелой вещице казалась просто чудом. Пышный хвост обвился вокруг задних лап волка. Острые треугольные уши, казалось, чуть подергиваются. Острые когти и черные подушечки на лапах. Наклон головы, обнажающий шею. Глаза закрыты, морда приподнята, словно в завывании песни, которую я слышал у себя в голове. Камень был темным, и я задумался, какого цвета шерсть была бы у настоящего волка. Может с белыми пятнами на лапах? С черными ушами?
Птицы смолкли над нашими головами, и стало интересно, может ли мир затаить дыхание? Удивляло то, насколько велики могут быть ожидания.
Меня удивляли многие вещи.
Я взял волка. Он идеально уместился в моей ладони.
— Джо, — хрипло произнес я.
— Да?
— Ты… это для меня?
— Да? — скорее спросил, чем ответил он. А потом с немного большей уверенностью произнес: — Да.
Я собирался сказать ему, что это слишком. Что ему нужно забрать волка. Что у меня нет ничего столь же прекрасного, чтобы подарить ему в ответ, потому как все прекрасное в моей жизни мне не принадлежало. Моя мама. Гордо. Рико. Таннер. Крис. Вот что у меня было.
Но Джо ожидал подобного. Я видел это. Он чувствовал, что я скажу «нет». Что захочу вернуть подарок, будучи не в силах принять его. Его руки тряслись, колени дрожали. Он побледнел и закусил губу. Я не мог подобрать слов, поэтому сказал единственное, что пришло в голову:
— Наверное, это лучшее, что мне когда-либо дарили. Спасибо.
— Правда? — прохрипел Джо.
— Правда.
И тогда он рассмеялся. Смеялся запрокинув голову, а птицы снова начали щебетать, словно хохоча вместе с ним.
* * *
В тот день я впервые вошел в дом в конце переулка. Джо взял меня за руку и все шел и шел, говорил и говорил. Он не остановился даже когда мы подошли к моему дому. Мы прошли мимо, не замедляя шаг ни на минуту.
Евро-фургоны с подъездной дорожки исчезли. Входная дверь была открыта, и из дома Джо доносилась музыка.
|
|
|
Когда Джо попытался затащить меня на крыльцо, я остановился.
— В чем дело? — потребовал он тоном, который был мне уже знаком.
Я и сам толком не знал. Было бы невежливо просто войти в чей-то дом. Мама хорошо воспитала меня. Но ноги зудели от желания сделать шаг вперед, и еще один, и еще. Я нередко воевал сам с собой из-за мелочей. Что правильно, а что — нет. Как приемлемо поступить, а как — нет. Каково мое место в жизни и есть ли оно у меня вообще.
Я почувствовал себя никчемным. Они были богаты. Машины. Дом. Даже через окна я мог видеть красивые вещи: темные кожаные диваны и деревянную мебель без единой царапинки. Все было таким милым, чистым и прекрасным на вид. Я же Окснард Мэтисон. Мои ногти обломанные и почерневшие. Одежда испачкана грязью. Ботинки износились. Не слишком одарен мозгами, и, если верить отцу, совершенно никчемен. Моя голова не давала покоя сердцу, я был беден. Конечно, мы являлись не самыми бедными в округе, но были близки к этому. Я не мог вынести мысль, что это было милостыней.
И я не знал их. Беннетов. Марк был моим другом, и, может быть, Джо тоже, но я их совсем не знал.
Тем не менее Джо сказал лишь:
— Все в порядке, Окс.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что не отдал бы своего волка кому попало, — он снова покраснел и отвел взгляд.
И я почувствовал, что упустил какой-то скрытый смысл в его словах.
* * *
Элизабет подпевала старой песне Дины Шор, которую проигрывал граммофон. Звук был скрипучим, песня постоянно заикалась и перескакивала, но Элизабет предугадывала моменты, и подхватывала песню там, где она обрывалась.
— Я не прочь быть одинокой, — пропела она бархатным голосом, — когда мое сердце твердит, что ты тоже одинок.
Боже, как же защемило сердце. Она порхала по кухне, ее летнее платье развевалось, легкое и воздушное. Кухня выглядела прекрасно. Все из камня и темного дерева. Она была недавно убрана, и все блестело, как новенькое.
Я слышал остальных во дворе. Они смеялись, и я почувствовал легкость на душе.
Дина Шор перестала петь о том, как она одинока, и Элизабет посмотрела на нас.
— Тебе нравится эта песня? — спросила она меня.
Я кивнул.
— Она грустная, но в хорошем смысле.
— Эта песня о том, чтобы остаться в тылу, — объяснила она. — Когда другие уходят на войну.
— Остаться или быть оставленными? — спросил я, думая об отце. Элизабет и Джо застыли, склонив головы практически одинаково.
— Ох, Окс, — сказала она, и Джо снова взял меня за руку. — Это совершенно разные вещи.
— Иногда.
— Ты останешься на воскресный ужин, — сказала она. — Это традиция.
У меня было не так уж много традиций, чтобы их соблюдать.
— Не хочу никого беспокоить.
— Вижу, ты открыл свой подарок, — заметила она, будто я вообще ничего не говорил.
Джо улыбнулся ей.
— Ему понравилось!
— Я же говорила, что так и будет, — она снова посмотрела на меня. — Он так волновался.
Дина Шор снова запела на заднем плане, а Элизабет начала нарезать огурец тонкими ломтиками.
Джо покраснел.
— Нет, ничего подобного.
Картер вошел через заднюю дверь.
— Да, так, — он изобразил высокий и дрожащий голос. — А что, если он возненавидит его? Что, если это недостаточно круто? А вдруг он подумает, что я лузер?
Джо сердито посмотрел на него, и я подумал, что мне послышался рокот из его груди.
— Заткнись, Картер!
— Мальчики, — предупредила Элизабет.
Картер закатил глаза.
— Эй, Окс. У тебя есть Икс-бокс?
Джо засмеялся.
— Ха! Рифма. Окс и Икс-бокс.
Он отпустил мою руку и начал доставать столовое серебро из ящика рядом с плитой.
Я потер затылок.
— Уф, нет? По-моему, у меня есть Сега.
— Чувак, это ретро.
Я пожал плечами.
— У меня нет на это времени.
— Мы найдем время, — сказал он, доставая пластиковые стаканчики из шкафа. — Мне в любом случае придется поболтать с тобой о школе. Мы с Келли будем ходить с тобой в одну школу со следующего года.
— Жаль, я не могу пойти, — мрачно проворчал Джо.
— Ты знаешь правило, — произнесла Элизабет. — На домашнем обучении до двенадцати лет. Остался всего год, малыш.
Это его не успокоило. Я никогда не был на домашнем обучении и не знал, хорошо это или плохо.
— Окс, позовешь свою маму? — спросила Элизабет, крутясь от стола к столу. Туда-сюда.
— Она на работе, — ответил я, не зная, что делать. Они все двигались так, будто жили тут целую вечность. Я же был слоном в посудной лавке. Или быком. Не уверен, кем именно.
— Тогда в следующий раз, — сказала она так, будто этот следующий раз действительно будет.
— Потому что это традиция?
Она улыбнулась мне, и я увидел в ней Джо.
— Именно. Ты быстро схватываешь.
Я вдруг резко осознал, как выгляжу.
— Я не совсем одет для подобного, — я провел рукой по волосам и вспомнил, что пальцы грязные.
Она махнула рукой.
— У нас тут с этим не строго, Окс.
— Я грязный.
— Скорее потрепанный. Отнеси это во двор, хорошо? Томас и Марк будут рады тебе.
Она протянула мне вазу с фруктами, и я взял ее вместе с коробочкой, в которой лежал каменный волк. Джо попытался пойти со мной, но она остановила его.
— Ты пока останешься здесь. Мне нужна помощь. Окс, иди.
— Но, мам…
Я прошел через заднюю дверь. На траве стоял большой стол. На нем — красная скатерть, по углам которой лежали старые книги. Келли расставлял вокруг стола стулья.
— Все в порядке? — спросил он, пока я ставил вазу с фруктами.
— Здесь все происходит... быстро, — заметил я.
Он рассмеялся.
— Ты не знаешь и половины, — сказал он, и будто в подтверждение своих слов, добавил: — Папа хочет поговорить с тобой.
— О. О чем?
Я постарался восстановить в памяти все события вчерашнего дня, чтобы понять, не сделал ли что-нибудь не то. Я не помнил всего, что говорил вчера. Я был не слишком многословен. Может, в этом и заключалась проблема.
— Все в порядке, Окс. Он не такой страшный, каким кажется.
— Лжец.
— Ну, да. Но хорошо, что ты это уже понял. Так будет проще, — Келли внезапно рассмеялся, словно какой-то шутке. — Да, да, да, — сказал он, махнув рукой.
Марк и Томас занимались грилем. Отчаянно хотелось подойти к ним. Поболтать. Разговаривать так, будто я один из них. И стоило только собраться с духом, как Марк развернулся и сам подошел ко мне.
— Мы поговорим позже, — пообещал он, сжав мое плечо, прежде чем я успел что-то произнести. Марк оставил меня с Томасом. Томас был, по меньшей мере, на три дюйма выше меня, да и фунтов на сорок тяжелее, судя по его груди, рукам и ногам. В свои шестнадцать я выглядел крупнее многих. Но Томас был еще больше.
Он взглянул на коробочку в моей руке.
— Джо сам завязал ленточку, — признался он. — Не позволив никому помочь.
Наверное, стоило быть честным.
— Я почти сказал ему, что не могу принять подарок.
Томас приподнял бровь.
— Это еще почему?
— Это выглядит… дорогим.
— Так и есть.
— Тогда почему?
— Что почему?
— Почему он отдал его мне?
— Почему нет? — уже сводя меня с ума, переспросил он.
— У меня нет дорогих вещей.
— Я так понимаю, у тебя только мама.
— Да, — а затем я понял, что он имел в виду. — О.
— Каждому из нас позволено обладать вещами, которые будут только нашими, — он жестом подозвал Келли к грилю. — Пойдем со мной, Окс.
Я последовал за ним. Он повел меня прочь от дома. В лес. Человек, с которым я познакомился лишь вчера. И все же я не колебался. Я сказал себе, это потому, что я изголодался по вниманию, и ничего больше.
— Мы раньше жили здесь, — признался он. — До того, как вы приехали сюда. Картеру было два года, когда мы покинули Грин-Крик. Наше отсутствие не должно было быть таким долгим. Вот что забавно в жизни. И так пугающе. Что-то встает на твоем пути, а потом однажды ты открываешь глаза, и вот уже десять лет пролетело. Или и того больше.
Он провел ладонями по отметинам на стволе дерева. Его пальцы почти идеально подходили к следу от царапин, и мне стало интересно, что могло оставить их. Походило на следы когтей.
— Почему вы покинули Грин-Крик? — спросил я, хотя понимал, что это не мое дело.
— Обязательства. Обязательства, которые нельзя игнорировать, как бы мы ни старались. Моя семья живет в этих лесах уже очень давно.
— Наверное, хорошо вернуться домой.
— Да, — ответил он. — Марк присматривал за домом, но это не то же самое, что прикасаться к этим деревьям самому. Знаешь, ты ему очень нравишься.
— Марку?
— Конечно. И ему тоже. Ты думаешь, что спрятался, Окс, но тебя многое выдает. Выражение твоего лица. Дыхание. Сердцебиение.
— Я стараюсь не выделяться.
— Я знаю, но не могу понять почему. Почему ты прячешься?
Потому что так проще. Потому что я делал так, сколько себя помнил. Потому что это было безопаснее, чем выходить из тени и открываться людям. Лучше прятаться и задаваться вопросами, чем открываться людям и узнавать горькую правду.
Я мог бы сказать это. Думаю, я бы смог подобрать слова и объяснить. Запинаясь. Судорожно вздыхая. Проглатывая ком горечи. Я бы смог выдавить их.
Но я промолчал.
Томас спокойно улыбнулся мне. Закрыл глаза и повернулся лицом к солнцу.
— Здесь все иначе, — сказал он, глубоко вдыхая воздух.
— Марк сказал то же самое, когда мы встретились. Что это место пахнет домом.
— Он сказал это? В закусочной?
— Он рассказал тебе?
Томас улыбнулся. Улыбка была приятной, но показывала слишком много зубов.
— Рассказал. Он, кажется, считает тебя родственной душой. А потом то, что ты сделал с Джо.
Я разволновался и отступил на шаг.
— Что я сделал? Он в порядке? Мне жаль. Я не…
— Окс, — голос Томаса стал низким. Ниже, чем раньше, а когда его руки опустились на мои плечи, я будто ощутил приказ, и расслабился, не понимая, что произошло. Напряжение исчезло, словно его никогда и не было, я слегка откинул голову назад, словно обнажая перед ним шею. — Какая у тебя фамилия?
— Мэтисон, — с тревогой ответил я, но голос Томаса оставался спокойным, а руки по-прежнему лежали на моих плечах, не позволяя тревожным чувствам прорваться на поверхность.
Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но опять закрыл его. Затем, обдумывая каждое слово, осторожно произнес:
— Вчера, когда Джо нашел тебя. Кто заговорил первым?
— Он. Он спросил, не чувствую ли я чем пахнет.
Захотелось достать каменного волка из коробочки и взглянуть на него еще раз.
Томас сделал шаг назад, опустив руки. Покачал головой. На его лице появилась легкая удивленная улыбка.
— Марк сказал, ты другой. В хорошем смысле.
— Это всего лишь я.
— Окс, до вчерашнего дня мы пятнадцать месяцев не слышали от Джо ни слова.
Деревья, птицы, солнце — все исчезло.
— Почему?
Томас грустно улыбнулся.
— Из-за жизни и всех ее ужасов. Мир может быть весьма жестоким местом.
* * *
Мир. Он может быть ужасающим, хаотичным и прекрасным.
Но жестоки в этом мире только люди.
Я слышал это, когда они оскорбляли меня за спиной.
Я слышал это, когда они делали это в лицо.
Я слышал это в хлопке двери, когда отец ушел.
Я слышал это в дрогнувшем голосе матери.
Томас не сказал мне, почему Джо не разговаривал. А я не стал спрашивать. Это было не мое дело.
Люди могут быть жестоки.
Прекрасны, но в то же время безжалостны.
Словно чему-то настолько прекрасному нельзя оставаться просто прекрасным. Оно обязательно должно быть еще жестоким и отравляющим. Это казалось сложным. Я этого не понимал.
Я не увидел жестокости, когда впервые сел за их стол. Марк занял место слева от меня, Джо справа. Еда была на тарелках, но никто не взял вилку или ложку, поэтому и я не стал. Все взгляды устремились на Томаса, сидящего во главе стола. Подул теплый ветерок. Он улыбнулся всем и начал есть.
Остальные последовали его примеру.
Коробочка с каменным волком лежала у меня на коленях.
И Джо. Джо просто без умолку тараторил: «Мне нравится, когда в фильмах все взрывается, типа бум и все такое» и «Как думаешь, что произойдет, если пускать газы на луне? », и «Однажды я съел четырнадцать тако с Картером на спор, а потом не мог пошевелиться два дня».
Он говорил:
«Мэн — это Мэн. Я скучаю по своим друзьям, но теперь у меня есть ты».
«Это даже не смешно! Я не смеюсь! »
«Можешь передать мне горчицу, пока Келли не прикончил ее всю как придурок? »
И говорил:
«Однажды мы отправились в горы и прокатились на санях».
«Я плохо играю в видеоигры, но Картер сказал, что я научусь».
«Спорим, я бегаю быстрее тебя? »
И говорил:
«Можно я расскажу тебе секрет? Временами мне снятся кошмары, которые я не могу вспомнить. А временами я помню их все».
За столом воцарилась тишина, но Джо смотрел лишь на меня.
— У меня тоже бывают кошмары. Но потом я вспоминаю, что сейчас не сплю, и плохие сны не могут добраться до меня, пока я бодрствую. Тогда мне становится лучше.
— Хорошо, — ответил он. — Хорошо.
* * *
Я сдал все экзамены. Нахер Стоунуолла Джексона.
|
|
|
