Глава cXV. Последний свидетель
Напряженное ожидание среди торжественной тишины длитсяцелых десять минут. Тишина время от времени нарушается отдельнымивосклицаниями. То тому, то другому чудится, что на горизонтепоказалась какая-то точка. Тогда по толпе проносится шум, и всестановятся на цыпочки, чтобы лучше видеть. Уже трижды тревогаоказывалась ложной. Терпение зрителей иссякает, но вдруг вчетвертый раз раздаются возгласы, более громкие и болееуверенные. И действительно, на горизонте показываются темныеточки, которые быстро вырастают в движущиеся фигуры. Громкое "ура" раздается под дубом, когда три всадникапоявляются из марева раскаленной солнцем прерии и приближаютсяк дереву. Двух из них нетрудно узнать -- это Зеб Стумп и КассийКолхаун. Еще легче узнать третьего -- слишком необычен егооблик. За первым возгласом толпы, приветствовавшей возвращениедвух всадников, следует еще один, более бурный, вырвавшийся привиде их спутника, который так долго был предметом таинственныхразмышлений и странных предположений. Хотя окружавшая его тайна теперь уже рассеялась, он всееще вызывает трепетный страх. После громких приветствий наступает тишина -- ее никто ненарушает до тех пор, пока всадники не подъезжают совсем близко;но и тогда раздается только робкий шепот, как будто мыслизрителей слишком сокровенны, чтобы произносить их громко. Многие бросаются навстречу вновь прибывшим и в изумлениисопровождают их к дубу. Три всадника останавливаются около толпы, которая тут жеобступает их со всех сторон. Двое соскакивают с лошадей. Третий остается в седле. Колхаун отводит свою лошадь в сторону и исчезает в толпе.Его присутствие никого уже больше не интересует. Все взоры, также как и мысли, обращены к всаднику без головы. Зеб Стумп, оставив свою старую кобылу, берет под уздцылошадь всадника без головы и ведет ее к дубу, в тени которогозаседает суд. -- Вот, господин судья и вы, двенадцать присяжных... --говорит старый охотник спокойно и властно,-- вот свидетель,который, может быть, прольет свет на это темное дело.Допросите-ка его. Раздается крик: "Боже мой, это он!"--и высокий старик,шатаясь, проходит вперед и останавливается около всадника безголовы. Это его отец. Издали доносится крик, переходящий в подавленный стон,словно женщина упала в обморок. Это его сестpa. Вудли Пойндекстера уводят. Он не сопротивляется и,по-видимому, даже не сознает, что происходит вокруг него. Егоподводят к карете и усаживают рядом с дочерью. Но карета не трогается с места. Луиза Пойндекстер самаправит лошадьми, и она не уедет отсюда до самого окончаниясуда, пока не будет объявлен приговор, пока не настанет часказни,-- если таков будет конец. Старому охотнику предлагают занять место свидетеля. По распоряжению судьи допрос ведет защитник. Он обходится без многих формальностей. Так как Зеб Стумпуже присягал, ему просто предлагают рассказать, что он знает обэтом деле; ему предоставляют возможность говорить, как онхочет. Он же говорит очень короткими фразами, видимопредполагая, что так принято в суде. -- В первый раз я услыхал об этом страшном деле на второйдень после исчезновения молодого Пойндекстера. Мне об этомсказали, как раз когда я возвращался с охоты. Мне сказали, чтомустангера обвиняют в убийстве. Я знал, что он не такойчеловек, но, чтобы не думалось, поехал повидаться с ним. Домабыл только один Фелим, его слуга. Парень был так напуганвсякими происшествиями, что я почти ничего не мог понять изтого, что он мне рассказывал. Ну, пока мы говорили, прибежаласобака -- у нее на шее было что-то привязано; это была карточкамустангера. На ней оказались слова, написанные краснымичернилами -- попросту кровью. Эти слова говорили тому, кто могчитать по-писаному, где можно найти парня. Я отправился туда,взяв с собой Фелима и собаку. Мы пришли как раз вовремя, чтобыспасти мустангера из когтей одной из тех пятнистых пантер,которых мексиканцы называют тиграми; я же слыхал, как молодойирландец называл их ягуарами. Я пустил пулю в эту пятнистуюкошку. Тут ей и был конец. Ну, мы доставили мустангера в егохижину. Нам пришлось нести его вроде как на носилках, сам он немог и шагу сделать. Да и с мозгами у него было неладно --парень соображал не лучше индюка в весеннюю пору. Так вот,привезли мы его домой; там он и лежал, пока не явился отряд,который его разыскивал... Свидетель на минуту замолкает, как будто соображая, стоитли ему рассказывать обо всех происшествиях, разыгравшихся вхижине мустангера. Не лучше ли будет умолчать о них? Он выбирает последнее. Однако это не нравится прокурору, и он начинает егодопрашивать. В конце концов он заставляет его рассказать все, чтопроизошло до того момента, когда Мориса Джеральда заперли нагауптвахте. -- Ну, а теперь,-- говорит Зеб Стумп, когда его кончаютдопрашивать,-- вы заставили меня рассказать, что я знаю об этойстороне дела, но кое-что вам не пришло в голову спросить, и яхочу сам добавить. -- Продолжайте, мистер Стумп,-- говорит защитник изСан-Антонио. -- Так вот что. То, о чем я буду говорить, не столькокасается подсудимого, сколько того человека, который должензанять его место. Я сейчас не стану называть его имя. Я толькоскажу о том, что мне удалось узнать. Вы же, присяжные, самидогадаетесь об остальном... Старый охотник на минуту останавливается и переводитдыхание, как бы готовясь к пространной речи. Никто не пытается ни прервать его, ни поторопить. Всемкажется, что он может открыть тайну убийства. Всадник безголовы уже перестал быть тайной. -- Что же, друзья! -- продолжал Зеб.-- После того, что мнепришлось слышать, а главное -- видеть, я понял, что молодогоПойндекстера больше нет в живых. Так же твердо я знал, что немустангер, не Морис Джеральд совершил это подлое убийство. Ктоже тогда? Вот вопрос, который мучил меня так же, как и многихиз вас, кто над этим задумался. Не сомневаясь, что ирландецневиновен, я решил выяснить всю правду. Многое, черт возьми,было против него, этого я не отрицаю. И все же это не моглоубедить меня. Я решил сам изучить следы в прерии. Я знал, чтонайду на том месте лошадиные следы, ведущие туда и обратно. Но,черт побери, там оказалось еще множество следов, идущих вразных направлениях,-- если бы не это, все было бы просто. Следодной лошади казался мне особенно интересным, и я решил пойтиза ним хоть на край света. Это были следы американской лошади;одна подкова у нее была сломана. Вот эта самая подкова. Свидетель запускает руку в глубокий карман своей куртки ине торопясь вытаскивает оттуда сломанную подкову. Он поднимает ее достаточно высоко, чтобы судья, присяжныеи все присутствующие могли ее видеть. -- Так вот, господин судья и господа присяжные, лошадь споломанной подковой скакала по прерии в ту самую ночь, когдабыло совершено убийство. Она шла по следам убитого, а также итого человека, которого здесь обвиняют в убийстве. Она скакалаза ними и остановилась недалеко от места преступления. Но еехозяин пошел дальше пешком, и он шел до того места, где нашлилужу крови: пролитая кровь -- это дело его рук. Убийца ехал налошади со сломанной подковой... -- Продолжайте, мистер Стумп, -- говорит судья. --Объясните, что означает ваше неожиданное заявление. -- А вот что: человек, о котором я говорю, спрятался вчаще и оттуда пустил пулю, от которой погиб молодойПойндекстер. -- Какой человек? Кто он? Назовите его имя! Его имя! --закричало двадцать голосов сразу. -- Вы найдете его имя там. -- Где? -- В этом теле... Посмотрите сюда,-- продолжает свидетель,указывая на труп.-- Видите красное пятно на полосатом серапе?Посредине пятна -- дырочка. А на спине не видно отверстия. Таквот, я думаю, что пуля застряла в теле. Давайте-ка разденем егои посмотрим. Никто не возражает. Несколько человек выступают вперед,среди них Сэм Мэнли. Они осторожно снимают серапе. Кругом царит глубокая, торжественная тишина, не нарушаемаяни одним звуком. Лишь когда серапе уже снято, по толпепроносится шепот. На трупе голубая блуза со складками на груди, застегнутаядо самого верха; такого же цвета брюки с более светлой полоскойвдоль шва; они видны только до колен, потому что на ногах унего -- гетры из пятнистой шкуры. Талия дважды опоясана куском веревки, сплетенной изконского волоса. Концы веревки привязаны к лукам седла;благодаря этому труп удерживается в сидячем положении.Дополнительно он укреплен другим куском той же веревки, котораяпривязана к стременам и проходит как подпруга под животомлошади. Все так, как говорил обвиняемый, -- нет только головы. Где же она? Никто не решается задать этот вопрос. Прислушиваясь ктому, что говорит Зеб Стумп, все внимательно рассматриваюттруп. Он прострелен в двух местах: одна пуля попала выше областисердца, другая прострелила грудную клетку как раз над брюшнойполостью. Все взоры сосредоточены на нижней ране; вокругпростреленного отверстия запеклась кровь. Мягкая ткань блузыпропитана кровью. Верхняя -- это даже не рана, а просто небольшая дырочка вткани, величиной с горошину, издали почти не заметная. Вокругнее совсем нет крови. -- Это,-- говорит Зеб Стумп, указывая на верхнееотверстие, -- не имеет значения. Вы видите, что крови здесьнет, а это доказывает, что пуля попала уже в труп. Это я пустилее ночью у обрыва. А вот вторая -- это уже другое дело. Это ибыла смертельная рана. И если я не ошибаюсь, то вы найдете этупулю здесь. Надо сделать надрез и посмотреть. Предложение старого охотника не встречает возражений.Напротив, сам судья приказывает извлечь пулю. Веревки развязаны, гетры расстегнуты, и труп снимают сседла. Он кажется очень твердым, одеревенелым -- руки и ноги егосовсем не сгибаются. Но все же он очень легок, как будто весьвысох,-- его вес почти не превышает вес мумии! Его бережно кладут на траву. Несколько человек молчасклоняются над ним. Сэм Мэнли исполняет роль главного хирурга.По распоряжедию судьи он делает надрез вокруг раны -- той, укоторой запеклась кровь. Надрез проводится через ребра клегким. В левом легком находят то, что искали. Остриеохотничьего ножа касается чего-то твердого. Это похоже насвинцовую пулю. Так и есть! Пулю вынимают, обтирают и передают присяжным. Несмотря нато что она поцарапана винтовой нарезкой ружья, несмотря назазубрину там, где она ударила по ребру, на ней все еще можноразличить изображение полумесяца и буквы "К. К.". Как много говорят эти инициалы! Среди тех, кторассматривает их сейчас, некоторые помнят, что они слышали оних раньше. Они могут засвидетельствовать, кто хвастался такоймеченой пулей во время охоты на ягуара. Тот, кто хвастался тогда, теперь, должно быть, жалеет обэтом. Но где же он? Этот вопрос уже начинают задавать в толпе. -- Как вы это объясните, мистер Стумп? -- спрашиваетзащитник. -- Да что тут говорить--дело простое! Всякому молокососудолжно быть ясно, как день, что эта пуля убила молодогоПойндекстера. -- Но кто выстрелил, как вы думаете? -- Что же, это не менее ясно. Когда человек подписываетсвое имя на письме, никто не ошибается, кем оно послано.Правда, здесь только первые буквы, но догадаться нетрудно --они говорят сами за себя. -- Я в этом ничего особенного не вижу, -- вмешиваетсяпрокурор. -- Пуля меченая, это правда,-- на ней стоят буквы,которые могут иметь -- а могут и не иметь -- отношение куважаемому местному жителю. Предположим даже, что это егоинициалы и его пуля. И все-таки этим еще ничего не доказано.Убийство, совершенное краденым оружием, -- довольно обычнаяистория. Кто станет возражать против этого? Кроме того, --продолжает прокурор,-- зачем было совершать это убийствочеловеку, на которого вы намекаете? Мы все знаем, чьи этоинициалы. Я думаю, он сам не будет этого отрицать. Однако этоеще ничего не доказывает. Других улик, позволяющих связать егоимя с этим преступлением, нет. -- Вы так думаете? -- спрашивает Зеб Стумп, который снетерпением ждал, когда прокурор кончит. -- А как вы назоветевот это? При этих словах Зеб вынимает из своего кисета клочоксмятой бумаги, почерневший от пороха. -- Я нашел это в зарослях около места убийства, -- говоритстарый охотник, передавая бумажку присяжным. -- Она зацепиласьза шип акации, а попала туда из дула того самого ружья, изкоторого вылетела и пуля. Насколько я понимаю, это клочокконверта, использованный вместо пыжа. Любопытно, что на немстоит имя, которое вполне соответствует инициалам на пуле.Присяжные могут сами прочитать. Старшина присяжных берет бумажку и, расправив ее, читаетвслух: -- "Капитану Кассию Колхауну".
Глава XCVI. БЕЖАЛ!
Провозглашение этого имени производит на суд сильноевпечатление. Одновременно раздается дружный крик толпы. Это не крикудивления. Нет! Он говорит гораздо больше. Это оправданиеобвиняемому и обвинение тому, кто был самым ярым из всехобвинителей. Показания Зеба Стумпа доказали виновность Колхауна, но всезаподозрили его уже раньше, и, по мере того как раскрывалисьфакты, это подозрение росло. Теперь ни у кого нет сомнений, чтоМорис Джеральд невиновен и не его надо судить за убийство ГенриПойндекстера. Все верят также, что убийца -- Колхаун. Клочок обожженнойбумаги -- последнее звено в цепи доказательств, и хотя этотолько косвенная улика, а мотив преступления по-прежнемуостается тайной, однако среди присутствующих едва ли найдетсячеловек, который еще сомневается, кто совершил преступление. После того как присяжные по очереди осмотрели конверт,свидетелю снова предоставили слово, поскольку он заявил, чтоеще не все сказал. Он говорит о том, как у него возниклиподозрения, которые и заставили его искать следы в прерии; овыстреле Колхауна из чащи и о том, как после этого капитанбросился в погоню, о мене лошадьми. Наконец он подробнорассказывает о сцене в зарослях, когда был пойман всадник безголовы. После этого он делает паузу, словно ждет вопросов. Но на него уже больше не смотрят. Все знают, что онзакончил свой рассказ, а если и нет, то доказательств все равнодостаточно. Присутствующие даже не хотят ждать, пока суд будетсовещаться. Такая задержка не по вкусу людям, которые только что былисвидетелями, как правосудие едва не оказалось обманутым и онивместе с ним; и теперь, чувствуя упреки совести, они громкотребуют: -- Освободите ирландца, он совершенно не виновен! Намбольше не нужно доказательств! Все ясно! Отпустите его! Раздаются и другие, не менее настойчивые требования: -- Арестуйте Кассия Колхауна! Предайте его суду! Это онсовершил преступление! Вот почему он всех натравливал намустангера! Если он не виновен, то сможет это доказать. Егобудут судить справедливо, но судить его необходимо. Мы ждемвашего слова, судья! Распорядитесь, чтобы Колхауна арестовали.Пусть место невиновного займет преступник! Сначала раздается лишь несколько голосов, но потом этоткрик подхватывают все собравшиеся. Судья не смеет противиться воле подавляющего большинства,и Кассия Колхауна, вопреки установленному порядку, вызывают всуд. Глашатай трижды выкликает его имя. Ответа нет. Все ищутглазами Колхауна. Только Зеб Стумп смотрит в нужном направлении. Охотник бежит к своей старой кобыле -- она по-прежнемустоит рядом с гнедым. С быстротой, поразившей всехприсутствующих, Зеб вскакивает на спину своей лошади иотъезжает от дуба. Одновременно все видят, как кто-то другой пробираетсямежду лошадьми, привязанными в прерии. Он продвигаетсякрадучись, словно боясь, что его заметят, но быстро и,очевидно, к определенному месту. -- Это он! Это Колхаун! -- кричит кто-то. -- Собирается удрать! -- кричит другой. -- За ним! -- раздается строгий и повелительный голоссудьи.-- За ним, и приведите его сюда! Повторять не приходится: не успели прозвучать последниеслова, как десятки людей бросаются к своим лошадям. Колхаун уже добежал до своего серого мустанга, которыйстоит с краю. Это тот самый мустанг, на котором он так недавнопреследовал всадника без головы. Лошадь все еще оседлана ивзнуздана. Колхаун заметил смятение под деревом, и одновременно донего донеслись крики -- он понял, что его заметили. Теперь уже незачем скрываться, и капитан одним прыжкомоказывается в седле. Бросив назад дикий взгляд, он мчится впрерию. Пятьдесят неистовых всадников несутся за ним,воодушевленные грозным напутствием: -- Привезите его живым или мертвым! Эти суровые слова, кажется, произнес майор. Но не все ли равно, кто это сказал? Преследователям вовсене требуется официального приказа, они возмущены гнуснымпреступлением и хотят отомстить за Генри Пойндекстера, котороголюбили и уважали. Никогда еще жизнь отставного капитана не была в такойопасности. Ни на кровавом поле боя при Буэна-Виста, ни тогда,когда он лежал в баре Обердофера и револьвер мустангера былприставлен к его виску. Капитан это знает -- вот почему он так гонит коня и толькоизредка бросает назад взгляды, которые полны злобы и страха. Но отчаяния в его взгляде нет, хотя и странно, что видмчавшихся за ним мстителей не лишил его последней надежды. Да,он еще надеется. Он знает, что сидит на быстром коне и чтовпереди лес. Правда, до него десять миль. Но что такое десять миль! Онскачет со скоростью двадцать миль в час; через полчаса он будетуже в зарослях. Не эта ли мысль поддерживает в нем бодрость? Вряд ли. Онзнает, что не может скрыться в чаще леса -- ведь среди егопреследователей не меньше десятка опытных следопытов во главе ссамим Зебом Стумпом. Что же тогда спасает его от отчаяния? Почему он непокоряется, казалось бы, неизбежной судьбе? Или это простослепой инстинкт самосохранения? Совсем нет. Убийца Генри Пойндекстера -- не сумасшедший. Всвоей попытке избежать страшного для него правосудия он нестанет полагаться ни на своего быстроногого коня, который мчитего по прерии, ни на заросли впереди. Но за лесом проходитграница -- вот почему он надеется. Собственно говоря, там двеграницы. Одна, которая разделяет две нации, именуемыецивилизованными. Между ними существует соглашение о выдачепреступников. Впрочем, убийца может обмануть правосудие (как это частоделается), постоянно переходя границу и меняя национальность иместо жительства. Однако не этот путь избрал Колхаун. Как ни слабособлюдается упомянутое соглашение между Техасом и Мексикой, онне решается положиться на это -- он боится рисковать. Его страхпонятен: это слишком опасная игра для человека, запятнанноготаким ужасным преступлением. Он скачет к Рио-Гранде, но не для того, чтобы перебратьсячерез мексиканскую границу: он вспомнил о другой границе -- отой, за пределами которой кочуют дикие команчи, ненавидящиевсех людей с белой кожей. Но его они встретят как друга -- ведьон пролил кровь одного из их врагов! В вигваме индейца убийца может найти не только приют -- оннадеется на гостеприимство и на продолжение кровавой карьеры. Вот почему Колхаун не теряет надежды на спасение, апоэтому и не поддается отчаянию; и, хотя он скачет понаправлению к Рио-Гранде, он хочет под прикрытием леса свернутьв сторону Льяно-Эстакадо. Он не боится опасностей этой ужасной пустыни; никакиебудущие невзгоды не могут сравниться с тем, что ждет егопозади. Может быть, потом он пожалеет о том, что потерялбогатство, друзей, общественное положение, удобствацивилизации; больше того -- ему грозит разлука с той, которуюон так безумно любит и с которой, быть может, никогда больше невстретится. Но сейчас нет времени подумать даже о ней. Этому низкомучеловеку жизнь дороже любви. Он думает, что впереди жизнь, и онзнает, что сзади надвигается смерть. Убийца мчится со всейскоростью, на которую способен его мексиканский мустанг,быстрый, как арабский конь. Серому мустангу давно уже пора устать. С утра он проделалбольше двадцати миль и притом весь путь галопом. Но он непроявляет никаких признаков утомления. Как и все мустанги, онможет свободно пробежать пятьдесят и, если нужно, сто миль, незамедляя шага. "Какое счастье, что я обменялся лошадью с мексиканкой! --думает Кассий Колхаун.-- Если бы не ее мустанг, я уже стоял бытеперь в мрачной тени дуба, перед судьей и присяжными, слушая,как толпа требует моей смерти". Кассий Колхаун больше не боится этой участи, он думает,что опасность миновала. Он оглядывается назад и видит, чтовсадники остались далеко позади. Он смотрит вперед -- над изумрудной зеленью саваннывырисовывается темная полоса леса. Колхаун не сомневается, чтоуспеет достичь его и спастись.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
