Идея метахудожествениости в эстетике русского символизма 2 страница

торое начато природой, - в дальнейшем и более полном разъяснении той же эстетической задачи» [3, с. 390].

При соблюдении представителями искусства таких требований их произведения станут подлинно эстетическими. Они станут выполнять и свои значимые функции. Среди них Соловьев особую роль отводил функции улучшения и преображения всего существующего в этом мире: «Эстетически прекрасное должно вести к реальному улучшению действительности» [3, с. 351].

Что же подлежит в этом мире «улучшению»? В указанной работе Соловьев писал, что «улучшение» должно начинаться с самой природы, «одухотворения природной красоты». Осуществление этого процесса будет сопровождаться и «превращением физической жизни в духовную». Реализацию данного «превращения» Соловьев связывал с «концом всего мирового процесса». А «пока история еще продолжается», то подлинное искусство будет служить «переходом и связующим звеном между красотою природы и красотою будущей жизни» [3, с. 398]. Такое видение сущности искусства исключит его понимание как «пустой забавы». Оно становится «делом важным и назидательным».

В цитируемом произведении Соловьева обращается внимание и еще на одно направление «улучшения» существующего мира. Он считал, что «вещественное бытие вещей» в этом мире нуждается во включении в него «нравственного порядка». А все это может осуществляться через «просветление, одухотворение» материального мира. И реализуется оно «только в форме красоты». Вот почему «красота нужна для исполнения добра в материальном мире. Ибо только ею просветляется и укрощается недобрая тьма этого мира» [3, с. 392].

Конкретные формы «исполнения добра» в существующем мире Соловьев указывает в своем главном философском труде «Оправдание добра. Нравственная философия» (1899). В нем не только вводится в систему философии понятие «нравственная философия», но и подчеркивается ее связь с эстетикой природы. В указанном труде проводится обоснование обязанностей человека по отношению к такому объекту природы, как земля. А главнейшей обязанностью человека к ней Соловьев называет ее «улучшение», «вводить ее в большую силу и полноту бытия». Человек ни в коем случае не должен «злоупотреблять», «истощать и разрушать» землю. По его твердому убеждению, «материальная природа не должна быть лишь страдательным и безразличным орудием экономического производства или эксплуатации» [4, с. 426]. Она должна стать целью деятельности человека и быть «самодеятельным членом этой цели». Природа имеет все «права на нашу помощь» и свое «возвышение». Соловьев поясняет, что обычные вещи не имеют прав. Но «природа или земля не есть только вещь». Она имеет «овеществленную сущность». В силу этого люди и должны «способствовать ее одухотворению».

Осуществлять «одухотворение и возвышение» природы человек может в процессе своей трудовой деятельности. Соловьев писал: «Цель труда по отношению к материальной природе не есть пользование ею для добывания вещей и денег, а совершенствование ее самой - оживление в ней мертвого, одухотворение вещественного» [4, с. 427]. При такой форме деятельности будет меняться и сам человек. У него будет формироваться любовь к природе, да и «нравственная организация материальной жизни» людей станет качественно иной. Они изменят свое отношение к ней. Оно станет «нормальным».

У Соловьева данное состояние является предпочтительным среди имеющихся форм отношения человека к природе - поклонения человека природе или его борьба с нею. Эти формы он называет «ненормальными», так как они унижают и человека, и природу. А «нормальным» отношением человека к природе будет такое отношение, когда человек станет осуществлять «культивирование земли, ухаживать за нею ввиду ее будущего обновления и возрождения» [4, с. 428].

Как видим, только с внесением человеком культуры в природу Соловьевым связывается возможность ее «обновления и возрождения», совершенствование нравственности человека и улучшения «материальной жизни» людей. Но все сказанное побуждает и новый вопрос. В силу каких особенностей красота становится орудием преображения существующего мира? Ответ на поставленный вопрос может быть получен при исследовании онтологической сущности красоты, развиваемой Соловьевым.

«Красота есть действительный факт»

Освещение сущностных основ красоты в природе Соловьев начинает с предметов и явлений неживой природы. И в качестве первых он берет алмаз и обыкновенный древесный уголь. Им отмечается их химическое сходство, так как они состоят из атомов одного и того же химического элемента - углерода. Соловьев не касается того, как атомы углерода связаны в алмазе и угле, особенностей их структурной организации. Он считает, что красота предмета не зависит от составляющих его элементов, их особой организации. По его убеждению, красота предмета определяется характером его взаимодействия со световым лучом. Так, уголь только поглощает свет и в силу этого он лишен красоты. А в алмазе «материя углерода» под воздействием света становится иной. Она «просветляется» светом и становится красивой для нашего глаза. Да и лучи света в алмазе «разлагаются» на свои составные части. В «многообразии спектров» они фиксируются органами зрения. При этом Соловьев считал, что свет является «сверхматериальным, идеальным деятелем». Только когда этот «деятель» воздействует на алмаз, тогда становится возможным его «просветление» и красота. Для Соловьева красота есть «преображение материи чрез воплощение в ней другого сверхматериального начала» [3, с. 358]. Именно в результате взаимодействия этого «начала» с «темной материей углерода» возникает и красота алмаза.

Когда Соловьев писал цитируемую работу, свет трактовался, даже в системе научного знания, как невесомый эфир. Так его понимал и Соловьев. Только в 1899 г. русский физик П. Н. Лебедев установил его материальную основу и способность оказывать давление на твердые тела. Но прежнее представление о свете для философа-идеалиста Соловьева было весьма значимым. Для нас особый интерес вызывает высказанное Соловьевым положение о красоте и как результате взаимодействия двух противоположных сторон: углерода алмаза и света.

Становление красоты природных объектов он видел и в явлениях их движения: раздвоении и взаимодействии сторон одного целого. В таких случаях и возникает их красота. «Этою красотою видимой жизни в неорганическом мире, - писал Соловьев, - отличается, прежде всего, текучая вода в разных своих видах: ручей, горная речка, водопад. Эстетический смысл этого живого движения усиливается его беспредельностью, которая как бы выражает неутолимую тоску частного бытия, отделенного от абсолютного всеединства» [3, с. 367]. Дальнейшее развитие высказанной мысли он осуществляет в поэтической форме, воспроизведя строки своего стихотворения «Волна, разлученная с морем»:

Волна в разлуке с морем Не ведает покою, Ключом ли бьет кипучим, Иль катится рекою, -Все ропщет и вздыхает, В цепях и на просторе, Тоскуя по безбрежном, Бездонном синем море.

А само это «безбрежное море» благодаря действию своих «кипучих» сил «получает новую красоту как образ мятежной жизни, гигантского порыва стихийных сил, не могущих, однако, расторгнуть общей связи мироздания и нарушить его единство, а только наполняющих его движением, блеском и громом» [3, с. 367].

В единстве внутренних и внешних сил, их взаимодействии (и борьбе) видит Соловьев рождение красоты не только алмаза и моря, но и всех других природных объектов и явлений. Например, «величавая красота летних гроз» зависит «от шевелящегося хаоса и от возбужденной интенсивности стихийных сил, оспаривающих окончательное торжество у светлого мирового порядка» [3, с. 368]. Для подтверждения сказанного Соловьев приводит строки из стихотворения Ф. И. Тютчева «Не остывшая от зною... »:

Не остывшая от зною Ночь июльская блистала, И над тусклою землею Небо, полное грозою, От зарниц все трепетало... Словно тяжкие ресницы Разверзалися порою, И сквозь беглые зарницы Чьи-то грозные зеницы Загорались над землею...

Благодаря наличию «светлого» в существующем мировом порядке и звуки в неорганической природе «приобретают свойства красоты». Соловьев писал, что материальная природа «проникается светом». Природа «поглощает его, претворяет во внутреннее движение и затем сообщает это движение внешней среде - в звуке» [3, с. 369]. А когда звуки, исходящие от многих предметов какого-то сложного образования, например города, сливаются в одно целое, вот тогда они и производят «эстетическое впечатление». Сам Соловьев испытал такое впечатление при подходе к городу Каиру со стороны пустыни.

Во взаимодействии внутреннего (материальной природы) и внешнего («светлой формы») Соловьев объясняет и происхождение красоты представителей органического мира. Выявлению ее истоков и проявлений он придавал большое значение. Он утверждал, что «никакая философия природы, а следовательно, и никакая эстетика природы» будут «невозможны» без учета красоты представителей живого мира [3, с. 372]. В силу этого им осуществляется более подробный анализ их красоты.

В цитируемой работе Соловьев отмечае, т прежде всего, своеобразие красоты в органическом мире, ее место и роль в жизни растений и животных, их эволюции. Он считал, что при постижении ее сущности факты и открытия «положительной науки» могут иметь «решающее значение». В своем исследовании и объяснении красоты живого он опирался на труды ряда биологов. В частности, им многократно цитируются положения из труда Ч. Дарвина «Происхождение человека и половой подбор» (1871). Как известно, Дарвин красоту живого считал объективным явлением. Он обосновал и положение о том, что красивые формы живого закрепляются естественным отбором, и тем самым они сохраняются для удовлетворения «известных удовольствий» животных и человека. Им делается вывод, что «все-таки человек и многие низшие животные одинаково наслаждаются одними и теми же красками, приятными оттенками и формами, одними и теми же звуками» [5, с. 140].

Множество примеров красоты в растительном и животном мире из вышеуказанного труда Ч. Дарвина воспроизводит и Соловьев. Он считает, что присущее организмам «сочетания форм, цветов и звуков... ложатся в основу их видового существования». Но в отличие от Дарвина, который обосновывал естественное происхождение красоты у живого, Соловьев считал ее результатом действия «идеального начала на животную материю». Это «начало» есть ни что иное, как выражение «реальной идеи», которая в виде «света и жизни» воплощается в «различных формах природной красоты». Им делается и окончательный вывод относительно источника и оснований красоты: «Если же вообще красота в природе объективна, то она должна иметь и некоторое общее онтологическое основание, должна быть - на разных ступенях и в разных видах - чувственным воплощением одной абсолютно объективной всеединой идеи» [3, с. 388]. Именно эта идея, по Соловьеву, обуславливает красоту природы. Она в процессе взаимодействия с природным миром и вхождения в его объекты и явления порождает не только их красоту. А что же еще формируется в этом мире под влиянием объективной идеи? Для поиска ответа на поставленный вопрос следует обратиться к анализу хотя бы одного объекта природы и характеру его преображения под воздействием этой идеи.

Красота и «трепет жизни мировой»

Из объектов природы особое предпочтение Соловьев отводил земле. Он утверждал, что когда идея сливается с землей, то последняя становится «землей-владычицей». Поэт Соловьев видит в ней проявление красоты всего мира и даже «трепет жизни мировой». В стихотворении «Земля-владычица. » (1886) он писал:

Земля-владычица! К тебе чело склонил я, И сквозь покров благоуханный твой Родного сердца пламень ощутил я, Услышал трепет жизни мировой.

В этот «трепет жизни мировой» вносит свой посильный вклад и «вольная река» и «многошумный лес». В таких условиях на землю «сходит благодать сияющих высот». Да и «земная душа сочетается со светом неземным». От всего этого в мире утверждается любовь. А от «огня любви» все «житейские страданья уносятся как мимолетный дым». Так от «сочетания» земного и космического в мире утверждается не только красота, но и Добро, Любовь и Вечная женственность.

«Трепет жизни мировой», его постижение было предметом содержания практически всех стихотворений Соловьева. В «жизни мировой» он видел и источник красоты природы. Но ее красота есть только «отблеск» Вечной идеи. В стихотворении «Милый друг. » (1884) данная мысль выражается весьма четко:

Милый друг, иль ты не видишь, Что все видимое нами -Только отблеск, только тени От незримого очами? Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий -Только отклик искаженный Торжествующих созвучий?

Когда в реальном мире начинает «торжествовать» все то, что исходит от «незримого очами», вот тогда стремится и «сердце к сердцу», и воплощается Добро. У Соловьева Добро является первенствующим началом. Только когда оно утверждается в этом мире, тогда формируется и Красота - красота природы, человека и человеческих отношений. Тогда же и «огонь любви» начинает торжествовать над «житейскими заботами». Осуществляется и торжество добра над злом, которое имеет место в здешней жизни. Возможность его преодоления подчеркивается во многих стихотворениях Соловьева. Но, как писал Брюсов, с «большой охотой» поэзия Соловьева «останавливается на всех проявлениях жизни природы, которые можно принять как символы конечной победы светлого начала» [2, с. 229] над темными.

Эта победа связывалась Соловьевым с наступлением «грядущей весны», которая несет в себе не только «дыхание Вечности», но и сменит «злую жизнь» предшествующей поры годы (стихотворение «Отшедшим», 1895). Особые надежды им связывались и с «тучей черной», которая «могучими струями», «омоет» землю и все находящиеся на ней. Она же и «огонь стихий враждебных утолит», и «блеск небесного свода откроет», и «всю красу земли недвижно озарит» (стихотворение «О, как в тебе лазури чистой много», 1883).

Особую роль в жизни земли Соловьев отводил небу. Только когда к «земле небо приклонилось», тогда для первой «распахнулся Вечности чертог» (стихотворение «Ночь на рождество», 1894). Так в природе земли воплощается Вечность. Хотя она находит свое проявление во временном бытии ее объектов и явлений, но все они несут в себе «отблеск» Вечности.

«Отблеск» Вечности находит свое выражение и в красоте природы. В своей поэзии Соловьев славит эту красоту. Тем самым он воздает должное Вечному как источнику не только Красоты, но и Добра, и Любви. Кроме того, когда он анализирует проявления жизни природы, то всегда подчеркивает торжество светлого (Добра) над темным («мир лжи», «злая жизнь» и т. д. ). В борьбе Добра и Зла первое всегда одерживает победу над вторым. Все это говорит об оптимизме Соловьева и гуманистической выраженности его мировоззрения.

Поскольку в красоте природного мира Соловьев видит только «отблеск» и «тени» от вечной идеальной сущности, постольку его следует признать представителям того направления в европейской и русской культуре рубежа XIX - ХХ вв., которое получило название символизм. Его сторонники считали поэтический символ тем художественным средством, которое позволяет выразить в объективных вещах и явлениях, особенно природных, наличия какой-то вечной идеальной сущности. Отсюда, например, красота и добро рассматриваются ими как «соответствие», или результат «воплощения» объективной идеи. Все это носило свое проявление и в эстетике природы Соловьева.

О принадлежности Соловьева к символизму убедительно писал Лосев. Он считал своего идейного учителя «глубоким и ярким символистом», который проявился уже диссертациях Соловьева. Далее Лосев раскрывает особую выраженность его символизма: «За 20 лет до появления первых русских символистов Вл. Соловьев создал свое учение о всеединстве. Это учение основывается на том, что единство бытия охватывает каждый его отдельный момент и присутствует в каждом таком моменте, так что всякий отдельный момент бытия свидетельствует и обо всех других его моментах и о бытии, взятом как нерушимая цельность. Такого рода учение с полным правом можно назвать символизмом» [1, с. 567]. Со всем сказанным Лосевым следует согласиться. Но нужно иметь в виду и то, что у Соловьева единым и «охватывающим» фактором бытия природного мира и отдельных его компонентов была объективная идея. Соловьев достаточно определенно писал об этом: «Частное бытие идеально или достойно, лишь поскольку оно не отрицает всеобщего, а дает ему место в себе, и точно так же общее идеально или достойна в той мере, в какой оно дает себе место частному» [3, с. 361]. В процитированном положении его автор выразил и содержание своего символизма. Все сказанное позволяет поставить и новый вопрос. В каком отношении находились другие представители русского символизма к Соловьеву?

«Сладкое бытие растений в убранстве зимней красоты» (В. Я. Брюсов)

Одним из первых символистов, а затем и лидером символического движения в России, был поэт В. Я. Брюсов (1873 - 1924). В становлении его поэтического творчества существенную роль сыграл и Соловьев. В чем же выразилось его влияние на Брюсова? И в какой форме проявился символизм Брюсова?

Ответ на первый вопрос может быть следующим. В 1894 - 1895 гг. в Москве были изданы три сборника поэзии под названием «Русские символисты». Издателем, редактором и основным автором этих сборников был Брюсов. Эти сборники вызвали огромное количество печатных откликов, преимущественно негативных. Ответ на них давал Брюсов. В публикации под названием «Русские символисты» (1895) он писал: «Наши издания подвергались такой беспощадной критике со стороны и мелких, и крупных журналов, что нам кажется необходимым выяснить свое отношение к ней» [2, с. 32].

«Отношение» Брюсова к своим оппонентам было выражено весьма четко: они оказались «совершенно неподготовленными» к оценке опубликованных стихов. Сущность символизма, считал Брюсов, ими не понята, а потому их оценки не являются продуктивными. Но из всех своих критиков он отметил суждения Соловьева. Их Брюсов назвал «дельными замечаниями», особенно касающиеся наличия подражания его стихов другим поэтам.

В. С. Соловьев, в отличие от других критиков, весьма обстоятельно знакомился с содержанием всех трех сборников. Свое мнение о них он выразил в трех публикациях под общим названием «Русские символисты» (1894 - 1895). Уже в первой публикации Соловьев осуществляет подробный анализ ряда стихотворений юных поэтов (он их назвал «юными спортсменами»). Внимание Соловьева привлекло стихотворение Брюсова «Осеннее чувство» (1893). В нем молодой поэт фиксирует красоту природы, ее видение и восприятие человеком в зависимости от своего духовного состояния:

Гаснут розовые краски В бледном отблеске луны; Замерзают в льдинах сказки О страданиях весны;

Под лучами юной грезы Не цветут созвучий розы На куртинах Красоты,

И сквозь окна снов бессвязных Не встречают звезд алмазных Утомленные мечты.

В выражениях «созвучий розы на куртинах красоты» и «окна снов бессвязных» Соловьев увидел «довольно верное определение» символического направления поэзии [6, с. 507]. Он советует начинающему поэту Брюсову избавляться от подражательства другим именитым поэтам (Г. Гейне, А. А. Фет), не допускать «потворства низменным страстям, хотя бы и под личиной символизма», так как все это «не приведет к добру».

Отмеченные и другие пожелания Соловьева были положительно восприняты Брюсовым. В уже цитировавшейся статье Брюсова, посвященной памяти Соловьева, отмечалось, что он и другие молодые поэты того времени «к властному голосу Вл. Соловьева прислушивались, как к словам учителя; за ним признавали право судить» [2, с. 230].

В. Я. Брюсов оказался достойным учеником Соловьева и продолжил разработку его эстетики природы. Красота природного мира была в центре поэзии Брюсова. Поэта восхищали практически все его объекты и явления. Причем в процессе их описания он выражает и свое отношение к ним. Так, в стихотворении «Звездное небо бесстрастное» (1893) красота звездного неба представляется на фоне чувств и переживаний поэта:

Звездное небо бесстрастное, Мир в голубой тишине; Тайна во взоре неясная, Тайна, невнятная мне.

Чудится что-то опасное, Трепет растет в глубине; Небо безмолвно, прекрасное, Мир неподвижен во сне.

Яркие впечатления у Брюсова вызывают все поры года. В стихотворении «Зимняя красота» (1902) он писал:

Твердят серебряные сени О счастьи жизни для мечты, О сладком бытии растений В убранстве зимней красоты.

Но далее поэт заявляет, что он более всего любит «воскреснувшую землю» и «мощные побеги // На пире огненной весны».

В его поэзии нашли свое отражение состояния природы в различное время суток, что фиксируется в названиях стихотворений: «Сумерки» (1906), «Зимний день» (1902), «Вечерний свет» (1899), «Вечер» (1896), «Ночь» (1902) и др. Специальные стихотворения Брюсова посвящены описанию теней, радуги, закатам, волнам моря и т. д. Все они являются носителями красоты. Ее образное описание осуществляется поэтом в рамках развиваемого им символизма. Но его символизм был отличным от символизма Соловьева. У Брюсова красота есть объективное свойство самой природы и результат взаимодействия ее компонентов. У него нет упоминания и даже намека на наличие чего-то «незримого», идеи, где бы то ни было.

Объекты и явления природы вызывали у поэта Брюсова самые многие формы чувств и переживаний. Так, во время его пребывания у озера Сайма «мир и нежность вкрадчиво вливались в него» («Меня, искавшего безумий», 1905). В стихотворении «Закат спокойный и огнистый» (1913) он просит такое красочное природное явление, как закат солнца, «озарить» его душу и «глухоеозеро любви». Примеров подобных обращений к природным объектам и явлениям весьма много в поэтических произведениях Брюсова. Но из всех объектов природы самым притягательным для него была земля. Ее поэтический образ проходит через всю его поэзию. В стихотворении «Сын земли» (1913) он говорит:

Я - сын земли, дитя планеты малой, Затерянной в пространстве мировом, Под бременем веков давно усталой, Мечтающей бесплодно о ином.

На этой планете «сладостна зеленая весна». Здесь и «сны любви баюкает луна». Отсюда осуществляется наблюдение за «движением планет» в «просторе темном», и сам поэт в далекое «бесконечное бросает свой стих». Он уверен и в том, что жители других планет «поймут его голос» и «его страстный вздох, домчавшийся с земли». Он убежден и в том, что «властелины Марса или Венеры» являются «хранителями веры» и «завета о том, что будем вместе мы».

Такая уверенность поэта исходила из его представлений о мощи человека, его способности изменить и даже преобразовать среду своего обитания. Так, в стихотворении «Хвала человеку» (1906) он возносит хвалу человеку за начатое им преобразование природы земли. Его радуют победы человека над многими предметами и явлениями природы:

Камни, ветер, воду, пламя Ты смирил своей уздой, Взвил ликующее знамя Прямо в купол голубой.

Силы природы в этом стихотворении квалифицируются в качестве врага человека. Их «усмирение» человеком есть свидетельство его «торжества над врагом». В стихотворении «Земля молодая» (1913) Брюсов перечисляет направления деятельности человека, которые приведут к коренному преобразованию природной среды его обитания:

Зданья громадные стройте, Высьте над башнями башни, Сводом стеклянным закройте Свободные пашни; Солнцами солнце затмите, Реки замкните гранитом, Полюсы соедините Тоннелем прорытым.

Но на таких преобразованиях природы человек не должен останавливаться. Его деятельность распространится и на космическое пространство. Человек призван «править движеньем планеты», на которой он живет и даже «бегом в пространстве небесном». С успехами человека в отмеченных направлениях деятельности Брюсовым связывалось становление нового облика Земли - «Земли молодой».

Несколько позже, в 20 - 30-е гг. идеи покорения природы и насилия над ней обосновывали М. Горький и А. Платонов. Краткая оценка данной стороны их творчества осуществлена автором настоящей работы в специальном издании [7, с. 133 - 135].

С 1909 - 1910 гг. в поэзии Брюсова существенно меняется тематика. Поэт все чаще и чаще обращается к рассмотрению поэзии Древней Греции и Древнего Рима, многих европейских стран периода средневековья и Нового времени и т. д. Его волнует состояние их культуры в прошлое и настоящее время. Свои оценки ее состояния он выражает во множестве своих стихотворений. Все это есть свидетельство его отхода от символизма. Им даются и оценки ряду других представителей данного направления. Среди них особое внимание он уделял К. Д. Бальмонту. Ему он посвящал и отдельные стихотворения, и специальные статьи. Обратимся и мы к анализу творчества этого поэта.

«Я на землю смотрю с голубой высоты» (К. Д. Бальмонт)

Идеи символизма получили свою реализацию в раннем творчестве видного поэта России начала ХХ в. К. Д. Бальмонта (1867 - 1942). Он, как и Брюсов, получил поддержку Соловьева. Она выражалась в следующем. В 1898 г. Соловьев ознакомился со стихотворениями Бальмонта, опубликованными в сборнике под названием «Тишина». По свидетельству Лосева, стихотворения Бальмонта понравились Соловьеву. Более того, этот сборник «по тематике и по стилю, и по идеологии» оказался «чрезвычайно близок к стихотворениям самого Вл. Соловьева, так что Бальмонт не только был просто благодарен Вл. Соловьеву за его внимание, но в своей поэзии был прямым и самым настоящим учеником Вл. Соловьева» [1, с. 580].

У Бальмонта и Соловьева оказалось одинаковое выражение поэзии, ее обращение к космосу и «космическая символика художественных образов» (Лосев). Но у Бальмонта все это формировалось под влиянием поэзии Соловьева. В стихотворении «Воздушная дорога. Памяти Владимира Сергеевича Соловьева» Бальмонт выразил свою благодарность и заверение в том, что он не сойдет с той «воздушной дороги», которая была проложена в поэзии Соловьевым:

Недалека воздушная дорога, -Как нам сказал единый из певцов, Отшельник скромный, обожатель Бога, Поэт-монах, Владимир Соловьев... Ты шествуешь теперь в долинах Бога, О дух, приявший светлую печать. Но так близка воздушная дорога, Вот вижу взор твой - я с тобой - опять.

Это стихотворение Лосев называл « прямой и откровенной исповедью символиста в чисто со-ловьевском смысле слова» [1, с. 579]. Последнюю мысль Лосева следует понимать и как фиксацию религиозной выраженности поэзии Бальмонта. Для него «воздушная дорога» есть ни что иное как дорога к Богу. А вот «исповедь символиста» Бальмонта уже хорошо просматривается в его стихотворениях 90-х годов XIX в. В них четко проводится и освещается концепция природы еще молодого поэта. При анализе этой стороны его поэтического творчества следует учитывать тот факт, что поэт родился и рос в деревне во Владимирской губернии. С любовью и нежностью он всю жизнь вспоминал ее и свой родной край. В очерке «Старая рукопись» (1907) он писал: «Я вырос в саду, среди цветов, деревьев и бабочек. Уж не изменю этому миру. В местах есть леса и болота, есть красивые реки и озера, растут по бочагам камыши и болотные лилии, сладостная дышит медуница, ночные фиалки колдуют, дрема, васильки, незабудки, лютики, смешная заячья капуста, трогательный подорожник - и сколько - и сколько еще! ».

Воспоминания о родной природе особенно часто волновали душу Бальмонта, когда он жил за пределами России, в эмиграции. Картины природы родного края оставались в памяти поэта в течение всей его жизни. Свидетельством сказанному может быть очерк «На заре» (1929). В нем дается эстетическая оценка природы, которая окружала его в раннем детстве: «Мои первые шаги, вы были шагами по садовым дорожкам, среди бесчисленных цветущих трав, кустов и деревьев. Мои первые шаги первыми весенними песнями птиц были окружены, первыми перебегами теплого ветра по белому царству цветущих яблонь и вишен, первыми волшебными зарницами постигания, что зори подобны неведомому Морю и высокое солнце владеет всем». Так в стиле и терминологии символизма дается Бальмонтом оценка родной ему природы.

Но символизм Бальмонта особенно ярко был выражен в его ранней поэзии. Его стихотворения 90-х годов были написаны в духе поэзии Соловьева и по тематике, и по стилю. В них отражалась

красота природы, ее вечность и влияние на человека, его духовный мир. В этом плане характерным может быть стихотворение «Когда меж тучек туманных... » (1894):

Когда меж тучек туманных Полночной порой загорится Луна, Душа непонятной печали полна,. Исполнена дум несказанных, Тех чувств, для которых названия нет, И той Красоты бесконечной, Что, вспыхнув, зарницею вечной, Сияет потом в черном сумраке лет.

В стихотворении «Песня без слов» (1894) фиксируется множественность явлений и состояний природы, их текучесть, уверенность в утверждении светлого, солнечного в природе и жизни людей:

Ландыши, лютики. Ласки любовные. Ласточки лепет. Лобзанье лучей. Лес зеленеющий. Луг расцветающий. Светлый свободный журчащий ручей. День догорает. Закат загорается. Шепотом, ропотом рощи полны. Новый восторг воскресает для жителей Сказочной светлой свободной страны.

Но все это неоднозначно воспринимает человек. У него зарождается:

Радость безумная. Грусть непонятная. Миг невозможного. Счастия миг.

В стихотворении «Ночные цветы» (1895) Бальмонт пишет и о зависимости природы от человека и его духовного состояния:

Если виденья в душе пролетают, Если ты жаждешь и ждешь Красоты, -Это вблизи где-нибудь расцветают, Где-нибудь дышат - ночные цветы.

Процитированные стихотворения взяты нами из первых поэтических сборников Бальмонта: «Под северным небом» (1894) и «В безбрежности» (1895). В них фиксировалось эстетическое восприятие поэтом природного мира. Им освещалась взаимосвязь всего сущего в природе, подвижность бытия ее составляющих компонентов, их зависимость от космических объектов. Одним из таких компонентов был у Бальмонта и человек. В душе человека отражались объекты природы и явления, происходящие в ней. Да и сама природа зависела от чувств и настроения человека. И все это описывалось в духе поэзии Соловьева, его поэтическим языком и соответствовало его философскому строю мысли.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: