 |
6. Старинные обычаи и традиции донских казаков
|
|
|
|
6. Старинные обычаи и традиции донских казаков
Жизнь в городках. Черкасск. Отправление в походы. Военное искусство. Отношения с Азовом. Поговорка: «Зипуны-то на нас серые, да умы бархатные». Морские походы. Казаки-охотники. Исторические легенды о них. Казачьи суда и вооружение. Празднование побед и характеристика военных трофеев. Как проходил казачий круг. Брачные отношения донских казаков. Православная вера. Одежда и нравы.
7. Донские казаки сегодня
Исторические и этнографические данные. Социологическое описание всего населения и казаков Области Войска Донского, а также её столицы.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ
ПОДХОДЫ К ОСМЫСЛЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ
Чтобы осмыслить процесс возникновения казачества и его нового возрождения в современных условиях, мы пытались найти какой-то общий подход или подходы. Поиск осложнялся тем, что необходимо было выработать нечто единое как для исторического прошлого, так и для современного бытия казачества, ибо это довольно взаимосвязанные вещи для исторического повествования в наши дни. Здесь нам удалось выйти на понятия категориального плана. Ключевыми стали дефиниции «транспериферия» и «исторический центр».
Когда в начале 90-х годов нашего столетия наметилась тенденция социокультурного возрождения ряда провинциальных городов, которые в историческом прошлом были центрами экономической и социальной жизни неотъемлемых частей государства Российского, процесс этот стал протекать неодинаково, неровно и неоднозначно. Одни, как например, города «Золотого кольца», имели возможность сохранить в основных чертах своё историческое лицо, благодаря капитальным вложениям на реконструкцию исторических памятников, в первую очередь, архитектуры, а также благодаря туризму. Другие – спасали национальное достояние, пользуясь возможностями своего положения региональных, областных центров. Третьи, и в их ряду – Новочеркасск, превратились из столиц транспериферии в провинциальные промышленные города и не получили статуса исторического памятника, что было связано с временщическим отношением советского общественного сознания к культуре недалёкого прошлого, своеобразной культуре XIX века.
|
|
|
Трансформация бывшего исторического центра в заурядную провинцию имеет свое социокультурное объяснение. В этом плане важен методологический культурологический анализ понятий «центр» и «провинция», их взаимосвязей и взаимоотношений.
Исходным положением, определяющим направление наших рассуждений, является понимание культуры как совокупности знаковых систем, воспроизводимых в общении между людьми, и верований в значение знаков. Такой подход даёт возможность интерпретации культуры, во-первых, как многоуровневого образования (соответственно, вербальных, визуальных, тактильных и т. д. знаковых систем и их комбинаций), во-вторых, как объединения или же, в зависимости от аспекта рассмотрения, как пересечения знаковых множеств. Каждая культурная общность обладает спецификой знакового множества, отличающей её от других культурных образований, но в то же время семейство множеств и семейство семейств знаковых множеств объединены хотя бы одной, общей для всех, системой знаков, что позволяет рассматривать их как единое культурное образование.
В этом плане культура России (в широком смысле этого слова) представляет собой не объединение целого конгломерата культур, создающих целостность национальной культуры русского народа, а пересечение их, обладающее наибольшей знаковой мощностью. Оно образует культурный центр, в котором происходит генерирование как общей культурной целостности, так и своеобразной культуры центра. По отношению к центру, окружающие его культурные образования выступают в роли провинции, культурной периферии. Провинция, на наш взгляд, это культурное образование, характеризующееся определёнными особенностями развития знаковых систем, пересечение которых образует центр. И, наконец, есть области (не всегда окраинные), куда влияние центра доходит лишь опосредованно, и в этом смысле их следует рассматривать как транспериферию общего культурного образования. В силу данного обстоятельства транспериферия создаёт собственную культурную целостность, отличную и от центра, и от провинций. Здесь пересечение различных знаковых систем образует самостоятельный центр, генерирующий культурную целостность транспериферии, оказывающую многостороннее влияние в целом на жизнь нации. Таким транспериферийным культурным образованием, по нашему мнению, безусловно, является Область Войска Донского, столицей которой более века был Новочеркасск.
|
|
|
Транспериферия представляет собой не только самостоятельную культурную целостность, но и исторически сложившуюся часть государственного образования, обладающую значительной долей автономии в осуществлении властных функций. К этому приводят ряд исторически действующих условий. Для России – это неимоверная обширность государственной территории, управление которой, несмотря на всю мощь государственной системы, не может быть исполнено. В российских трансперифериях формируется этнокультурная целостность. Эти процессы подстёгивают геополитические факторы. По отношению к Дону, очевидно влияние близости Турецкой империи и многонационального, постоянно противоборствующего Кавказа.
Усиление же государственной машины центра, её властной мощности приводит к сужению самоуправления и превращению транспериферии в культурную провинцию. Однако, авторитарный монархический режим не мог довести названную тенденцию до логического конца, до полного подчинения Дона центру, ибо для этого потребовалось бы ликвидировать его культурное своеобразие, основанное на совмещении трудовых и воинских функций населения и необходимое для существования самого режима.
|
|
|
Усиление имперских принципов управления в советский период завершило начатый Петром I процесс, превратив Дон в заурядную провинцию России, чему способствовало перенесение административного центра из Новочеркасска в Ростов-на-Дону и насильственная ликвидация культурной полифонии Дона. Насаждение единой социалистической культуры закрепляло имперскую форму властных отношений. Культура же, ориентированная на власть, а не на гражданское общество становится по сути антикультурой, оборачивается против человека, нивелирует не только этническое и региональное культурное своеобразие, но и личность, нацеливая её на воспроизводство знаковых систем государственной иерархии. На таком социокультурном фоне происходит возрождение исторического центра Области Войска Донского – города Новочеркасска. В этом многоликом процессе наметилось ряд тенденций, которые нуждаются в осмыслении.
Возникшее в конце 80-х годов движение за возрождение казачества (казачье движение), ставит, говоря откровенно, недостижимые цели, действуя испытанным большевистским методом «проб и ошибок». Ему не достаёт глубины в осознании процесса возрождения. Современные казачьи атаманы и рядовые казаки должны понять, что возрождение донского казачества сегодня невозможно осуществить, вернув его к тому же виду, какой оно имело в досоветский период. А если учесть, что за несколько веков своего существования казачество претерпело существенные социокультурные изменения, то ныне нужно чётко установить, какие традиции, какое культурное наследие будут привнесены в современную жизнь населения бывшей Области Войска Донского. Главная трудность процесса возрождения связана с утратой той совокупности различных знаковых систем, которая обуславливала наличие транспериферийного культурного центра и самостоятельных образований внутри транспериферии (например, урюпинское, хопёрское, вёшенское и т. д. казачество). Сохранившееся различие культур казачьих транспериферий Юга России неизбежно приводит не к возрождению исключительно донского казачества, а к объединению возрожденческих инициатив целого региона – Дон, Кубань, Терек. Но если для Дона Новочеркасск по-прежнему в общественном мнении остаётся культурно-исторической столицей казачества, то этого нельзя сказать о Тереке и Кубани, где существует проблема исторического центра в силу тех или иных причин.
|
|
|
Казачье движение, начавшееся как стремление к культурному возрождению Области Войска Донского, естественно, принимает вид движения за восстановление транспериферийности, без чего невозможна её культурная целостность. Но эта тенденция в процессе возрождения, как показывает практика, несёт с собой опасность замыкания позитивной социокультурной инициативы на политических целях. В последнее время казачье движение порою приобретает лишь форму борьбы за власть. Появляется реальная опасность того, что оно станет чисто политическим движением. Тревожную тенденцию отхода нового казачества от идеи культурного возрождения подтверждает сосредоточение внимания на восстановлении атрибутивной знаковой системы, имеющей военно-политическое содержание – форма, шашки, нагайки, знаки различия и т. д. Если эта тенденция сохранится, и в казачьем движении не будут развиваться собственно культурные начинания, то к Новочеркасску не вернётся роль культурной столицы, ибо в этом случае Ростов-на-Дону, как административный центр, неизбежно останется сосредоточием политической жизни Дона.
С другой стороны, устремление к военно-политической атрибутике выступает как современная форма (что, правда, звучит весьма парадоксально) мужской эмансипации. Не случайно, поэтому гимном возрождающегося казачества становится песня «Любо, братцы, любо... », которую можно назвать и символом самого этого процесса. Природа мужской психологии ориентирует деятельность мужчины на воспроизводство целостности общественного образования, в отличие от психологии женщины, ориентированной на воспроизводство кровнородственных отношений. Советская эмансипация женщины привела к перверсии психологической направленности и вызвала духовный кризис личности, столкновение её социальной и природно обусловленной аксиологии. Искажение женской аксиологии обусловило и перверсию положения мужчины в обществе и в семье. Реакция на данное отношение выражается в своеобразном понимании «свободы» как мужского братства, чему идеально соответствует возрождение казачьих традиций. В результате происходит смыкание двух процессов. Этот культурно-психологический феномен в основе своей несёт положительный заряд общественного созидания, творчества личности и в целом восстановления экологического баланса человека.
|
|
|
В продолжение наших суждений приведём данные социологического исследования (г. Новочеркасск, октябрь 1991 г. ), которые весьма показательно иллюстрируют процесс возрождения казачества. Поддерживают этот процесс 55, 9 % мужчин (не поддерживают 25, 8 %, но это объясняется противодействием этнократическим тенденциям казачества). В то же время голоса женщин разделились почти поровну. 41, 2 % поддерживают идею возрождения, что объясняется, по всей видимости, их личными экспектациями этнокультурных традиций казачества и сохранением феминистической сущности женщины – ориентации на семью и главенствующую роль мужчины в общественных делах, на традицию относительной свободы женщины-казачки в семье. 37, 5 % женщин не поддерживают идею возрождения казачества. Такое отношение продиктовано культурно-психологическими мотивами, сложившимися в советское время, нацеливающими женщину на активное участие в общественной жизни. Вследствие этого внутренний конфликт женской природы и усвоенной ею советской аксиологии выражается ныне в столкновении двух сущностей – сформированной и возрождающейся. Одновременно движение казачества вызывает естественную женскую осторожность к непривычному и посему порождающему опасения.
Исследование процесса возрождения казачества с личностной стороны позволяет раскрыть характерное явление поглощения личности иерархически организованной корпорацией. Это, в общем-то, не вступает в противоречие с культурно-исторической традицией казачества, во-первых, как самостоятельной корпорации, во-вторых, как разделённой внутри себя на более мелкие корпорации, своеобразные общины. Но для возрождения этой традиции сегодня отсутствует её материальная основа – общинный уклад жизни. Это порождает опасность превращения возникающих казачьих корпораций в закононепослушные, живущие по своему правовому умозрению ганги (группировки), что противоречит не только принципам правового государства, но и развитию личности в современном российском обществе, развитию демократии, раскрытию творческого потенциала человека. Не случайно в казачьем движении принимает участие незначительное количество здравомыслящей интеллигенции, которая в целом не приемлет корпоративной знаковой системы (например, обязательного ношения формы, поголовного коллективного моления в храме) и корпоративной замкнутости, полностью подчиняющей личность своим групповым интересам.
Превращение казачьего движения в процессе социокультурного возрождения в самостоятельную политическую силу, уход его от проблем, собственно культуры, привело в последнее время к разделению казачества на «белых и «красных». Размежевание началось по политическому принципу отношения к власти. Над возрождающимся казачеством, с одной стороны, довлеют сложившиеся стереотипы в понимании властных полномочий, уклад советской жизни, с характерным для его мифологии постоянным «образом врага», а так как свято место пусто не бывает – он наполняется новым содержанием, начинается поиск врага внутри и вне казачьей среды. С другой стороны, стремление к отрицанию советского опыта развития с приблизительным пониманием того, что должно быть. Казачьему движению явно не хватает культуры компромисса, необходимой для демократической политической деятельности.
Процесс историко-культурного возрождения казачества на территории нашей бывшей транспериферии идёт параллельно с процессом возрождения православия. Реакция нового казачества на параллельное явление неоднозначна. Для одних – это официальная знаковая система, для других – форма, позволяющая упорядочить жизнь, человеческие отношения посредством их христианизации, третьи видят в православии собственно духовное начало, веру, придающую смысл существованию.
Естественным центром возрождающегося казачества становится Новочеркасск. Почему? Во-первых, он является исторической столицей бывшей транспериферии. Он возник на переломе процесса перехода от специфической демократии – казачьей вольницы – через авторитарную монархическую власть к тоталитарному советскому государству. Функционально город способен выполнить и прямо противоположную роль перехода от тоталитарного режима к либеральному обществу с демократическим политическим устройством, в отличие от Ростова-на-Дону, который в годы Советской власти превратился в сосредоточие административных функций тоталитаризма. Во-вторых, здесь сохранились социокультурные реликвии донского казачества. Именно в Новочеркасске существует единственный в стране музей истории донского казачества. Также есть построенный в XIX веке атаманский дворец, где новый атаман Области Войска Донского имеет свой кабинет. В-третьих, в Новочеркасске находится Вознесенский кафедральный собор митрополита Ростовского и Новочеркасского – не последнего духовного лица в русской православной церкви.
Таким образом, возрождение казачества, и в особенности – донского, объективно совпадает с идеей социокультурного возрождения исторического центра Области Войска Донского – города Новочеркасска и отвечает потребностям развития современного российского общества, для которого существование транспериферии является исторически неизбежной реальностью и мощным стимулом для процесса культурного процветания государства Российского, для баланса, геополитических сил в современном мире и в самой Российской Федерации.
|
|
|
