Старинные  обычаи и  традиции. Донских  казаков

СТАРИННЫЕ  ОБЫЧАИ И  ТРАДИЦИИ

ДОНСКИХ  КАЗАКОВ

 

В раннем периоде исторического существования донского казачества до начала XVII в. донцы вели рыцарскую, почти полудикую, кочевую жизнь. Вольное и бесстрашное казачество практически не знало земледелия и не занималось домашним хозяйством. Питались в основном рыбой и дичью. Наслаждением жизни были войны, набеги и грабежи. Партизанская стратегия войны, исповедуемая казаками, заставляла их жить преимущественно под открытым небом на биваках.

По правому берегу Дона, от устья Аксая и до верхнего течения самого Дона, в глуши лесов, между болот располагались небольшие казачьи городки. Эти городки в основном состояли из шалашей и землянок, которые строились на скорую руку. Такие поселения обносили плетнём, а вдоль него насаживали кусты терновника и насыпали земляной вал. Подобные укрепления были достаточны для отражения нападений небольших конных отрядов. Казаки не заботились о красоте, архитектурной строгости, изяществе и жизненном удобстве своих жилищ, дабы, как говорили их прадеды, не играл на них глаз вражеский. Бесшабашное отношение к своему пристанищу диктовалась естественной необходимостью стиля жизни казачества. При нашествии сильного врага казаки без сожаления оставляли свои жилища. Пускай бусурманы, говорили они, жгут наши городки, мы в неделю выстроим новые. Скорее они устанут жечь, чем мы возобновлять их.

 

С началом весны, некоторая часть казаков, из всех городков собиралась в Раздорах, а потом в Черкасске. Всё лето до глубокой осени они располагались близ этих городков своим станом и составляли тем самым главное войско. Отсюда, по общему решению, отправлялись во все стороны небольшие казачьи отряды для поисков. В воинском стане вокруг главного городка соблюдалась строгая воинская организация. Выставлялась двойная цепь пикетов и выдвигались дальние конные разъезды. Это позволяло нести надёжную охрану войска, которое всегда было готово как для наступательных военных действий, так и для обороны, для отражения неожиданного нападения противника.

 

Месторасположение Черкасска, затапливаемого вешними водами и впоследствии обнесённого земляным валом, с расставленными вдоль него пушками, представляло неодолимую крепость, оплот казаков от возможных покушений неприятельской конницы, не имевшей артиллерии.

В главном войске жизнь всегда била ключом, а казаки в любой момент могли подняться по военной тревоге при первой же вести о вторжении неприятеля в пределы донской земли.

Войсковой или походный атаман с несколькими сотнями отважных наездников при получении такой вести немедленно устремлялся в тыл врага, и там сторожил его на перевозах, при бродах, или, скрываясь в засадах, внезапным натиском отбивал у врагов добычу и пленников.

Когда же в поход выступало все главное войско, то несколько отрядов численностью от 50 до 200 человек несокрушимым вихрем неслись в Тавриду, к ногаям, или под Азов. Украдкой, через целинные степные пространства, выдерживая направление своего движения по звёздам и солнцу, двигаясь преимущественно ночью или во время бури и другого сурового ненастья, эти небольшие казачьи отряды нападали врасплох на противника. Пользуясь смятением своих врагов, казаки быстро продвигались по улусам кочевников (улусы – районы расселения определённой части кочевых племён). С особой удалью донцы громили, жгли, грабили всё, что попадалось под руку. Они поступали как все завоеватели того времени и, конечно, стремились быстро уйти от возможной мести, прежде чем их враги опомнятся и соберутся для отражения внезапного нападения. Совершив удачный набег, удалые молодцы возвращались в главное войско с табунами коней и прелестными пленницами.

 

В проворстве, ловкостях, в воинских хитростях, применяемых в набегах, казаки зачастую превосходили столь же дерзких, храбрых и неутомимых своих соперников из вольных степей. В поисках и походах, казаки, использовали малейшие возможности для скрытного продвижения: высокий ковыль, кустарник, овраг, балку, забор, то есть всё, что способствовало всаднику-невидимке. Этим воинским хитростям обучались не только сами воины, но и их верные спутники – лошади.

Казаки всегда стремились перенять чужой военный опыт и тут же его использовать для своих ратных дел. Так, они переняли способ переправы через широкие реки от кочевников. Для этого клали седло и вьюк на несколько пуков камыша, плотно связанных между собой (это называлось салой). Сложенный таким образом камыш привязывали к шее или к хвосту лошади. Сами же воины, держась за узду, пускались вплавь вместе со своими лошадьми.

Уровень специальной военной подготовки был настолько высок, что опытные казаки-вожаки, следуя впереди остальных, могли отличить на траве след неприятельской конницы. По сакме (по-татарски «навоз» – слово часто употреблялось казаками) вожаки узнавали, во сколько лошадей прошёл неприятель, в какую сторону и когда именно прошёл, в этот же день, или накануне, или несколько дней назад.

По сигналу внезапной общей тревоги казаки собирались из пяти-шести городков в один, в котором укреплялись и отсиживались. О появлении неприятеля посыльные сообщали во все близлежащие окрестности, поэтому, где бы не появился противник, всюду ему оказывалось сопротивление.

Получив тревожную весть, станичные есаулы хватали знамя и во весь дух неслись по улицам, созывая молодцов на бой. Знак тревоги подавали также с помощью вестовой пушки или колокола. Услышав или увидев знак тревоги, старики и женщины немедленно перегоняли стада и табуны животных на острова или скрывали их посреди болот, в камышах. Лодки приковывали к берегу цепями или затопляли. Всё прочее имущество закапывали в ямы или погреба, устраиваемые по займищам (заливным лугам).

Таким образом, ведя удалую жизнь, казаки считали неприятелем любого, у кого можно было отнять зипун (кафтан из грубого, толстого сукна, обычно без ворота). Поэтому их называли также «зипунниками».

Самыми заклятыми врагами казаков были азовцы. Азов и казачьи станы разделяло открытое пространство примерно в 50 километров по прямой. Такое небольшое расстояние приводило к тому, что казаки и азовцы часто противостояли друг другу. По несколько раз в год они заключали между собой мир и тут же разрывали его. Впрочем, казаки не могли долго жить в мире, ибо в войне заключался основной источник доходов казачества. Война приносила богатую добычу в казачьи поселения.

Иногда, довольно редко, по настоянию русских князей, казаки терпели, воздерживались от войны с азовцами в течение месяца или более. При этом мир считался важным пожертвованием, за которое они не стеснялись укорять русских правителей. Так, в одном из писем подчёркивалось, «что для него терпят мир с азовцами, что он взял за себя всю волю их на воде и на суше; а у них-то и лучший зипун был, чтобы повся дни под Азов и на море ходить; и что, содержа долговременный мир, они останутся босы и голодны».

В отношениях с азовцами ни казаки, ни их противники не дорожили дружбой, не уважали достигнутых договорённостей, заключённых договоров. Нередко случалось так, что перемирие прерывалось в тот же день, когда было заключено. Происходило это оттого, что казакам в любой обстановке приходилось соблюдать военные предосторожности, поэтому их не волновала внезапная военная угроза. Только под давлением тяжёлой обстановки казаки вынужденно заключали мир. Однако, они считали бесчестьем просить мира, и говорили по этому поводу: «Мы даём мир, а просить его нам непригоже».

 

Каждое мирное соглашение сопровождалось установленными обрядами. Мирный договор утверждался присягой лучших атаманов со стороны казаков, а со стороны азовцев – шертованием бея или князя («шерть» – во многих восточных языках означает «договор», «обещание») и старейшин города. В этот момент казачье войско разменивало заложников, угощало мировщиков и доверенных лиц (т. е. парламентёров и посредников). Люди, бравшие на себя функции умиротворения, почитались казаками особо. Для них выделялся специальный запас, вино и мёд. Только после этого они отпускались. Из Азова обычно при заключении общего мира между Россией и Турцией, по велению султана, Донскому войску отправляли известное число котлов, соли, сетей и тысячу золотых монет.

 

В мирное время и казаки, и азовцы соблюдали только внешние признаки дружбы, торговли. Обе стороны ездили друг к другу в гости. Однако, казаки пользовались малейшим поводом к ссоре. Бывало, часто, что самая заурядная драка пьяного казака с азовцем служила поводом для начала военных действий. Это, естественно, поскольку казаки кормились войной, и для них оскорбление товарища воспринималось как оскорбление для всего казачества. Или, например, азовцы поймали казака на промысле и остригли ему усы и бороду. Тут же начиналась война. При этом войсковой атаман возвращал размирную. Необходимо отметить, что размирные грамоты казаки подписывали только с азовцами, а с другими врагами этого не делалось. Размирные грамоты обычно оканчивались следующей фразой: «Ныне всё великое Донское Войско приговорили с вами мир нарушить; вы бойтесь нас, а мы вас станем остерегаться. А се письмо и печать войсковая».

 

Несмотря на почти беспрерывную войну и неукротимую независимость, донцы умели находить доброжелателей в самом Азове, которые за ласковое угощение, подкрепляемое деньгами и подарками, сообщали им все вести о делах и замыслах турков и татар. Этих людей не называли унизительным словом шпион или перемётчик. Их именовали добрыми приятелями, прикормленными людьми. В свою очередь, азовским туркам тоже удавалось узнавать, что делается и что замышляется в Черкасске. Они тоже использовали тех же прикормленных людей, немногих перебежчиков и охриян (отступников).

Для пущей осторожности казаки стремились скрывать настоящее положение и старались не дать возможности узнать топографию своих мест проживания. По этой причине, когда они провозили турецких и крымских послов по Дону в Москву и обратно в Азов, то не выпускали их из чердаков – специальных кают на стругах (старинное речное деревянное плоскодонное судно) для знаменитых особ. Своим умением хранить военные тайны казаки нередко похвалялись. Они говорили: «Зипуны-то на нас серые, да умы бархатные».

 

Для того чтобы постоянно иметь большое количество лошадей для своего войска, казаки заготовляли на зиму много сена, которое всегда оставлялось в лугах, поскольку в городках было тесно и опасно сохранять его в случае пожара. Со всеми соседями существовала договоренность: ни при каких условиях сено не жечь. Городки разоряй, людей бей, делай любые варварства, но сена не трогай. Такое правило позволяло сохранить скот, а главное – лошадей.

Необходимость жить и кормиться военной добычей, практически не сдерживала казаков в их военных походах. Нападали они и на русские земли, где совершали такие же грабежи, как и в других местах. Даже во времена Петра I они осмеливались разбойничать на Волге и в смежных с нею областях Российской империи.

Любой казак, задумав погулять, или как на Дону говорили, поохотиться, ни у кого не спрашивал на это разрешения. Никто из казачьих начальников не мог этого запретить. Чтобы исполнить свой замысел, казак выходил в своей станице на сборное место к станичной избе и, кидая вверх шапку, громко выкрикивал: «Атаманы-молодцы, послушайте!.. На сине море, на Чёрное поохотиться; на Куму иль на Кубань-реку за ясырьми (пленными); на Волгу-матушку рыбки половить; иль под Астрахань, на Низовье за добычею; иль в Сибирь пушистых зверей пострелять». Желающие поддержать задумку лихого казака в знак согласия также бросали шапки вверх и клали в шапку глашатая деньги. После сбора необходимого числа охотников, глашатай, называемый теперь вожаком (атаманом), шёл со своими новыми друзьями в кабак, или иное место кутежа. Впоследствии, когда на Дону были построены церкви, вся компания отправлялась в голубец (беседка, построенная на кладбище). Там, вдоволь напившись, выбирали казаки себе походного атамана, определяли день выступления в поход. После этого начиналась подготовка к походу. Люди богатые и чиновные, станичные атаманы, есаулы и простые зажиточные казаки за свой счёт строили лодки, снабжали бедных лошадьми, оружием, запасом и одеждой, но с условием получить после возвращения из похода половину причитающейся каждому из них добычи. Во время самого похода соблюдалась строгая военная субординация. Походный атаман имел право наказывать и даже казнить любого из избравших его. Однако, после возвращения домой всё становилось на свои места. Все казаки независимо от чинов расходились равными.

Особым уважением среди казаков пользовались только старшины, составлявшие совет и управу Донского войска. Они считались знатными людьми, хотя и избирались. После времён Петра I, войсковые старшины составили первое звено донской аристократии. Все, удостоенные звания войскового старшины, стали переселяться в Черкасск со всем семейством.

 

Было и другое особое отличие. Это казаки, называемые охотниками (отвагами). Именно так отмечались наиболее удалые наездники. Под словом «охотиться» казаки подразумевали двоякий образ: «за неприятелями и зверьми». К числу знаменитых охотников первого рода принадлежит Ермак Тимофеевич. В этом звании он совершил поход на Волгу. Он своим покорением Сибири обессмертил своё имя, стал достойной личностью в истории России.

Имена охотников хранит донская земля. Казаки никогда не называли себя разбойниками или ворами. Так именовались только те, кто выступал против своих собратьев или те, кто осмеливался промышлять в русских землях, когда войсковой круг решил от этого воздержаться или запретил такую охоту.

Казаки охотились малыми отрядами, численностью от 5 до 50 человек. В отрядах были и пешие воины, и конники, часто попарно или в одиночку. Но даже в столь малом количестве они отбивали у кочевников табуны, скот и брали ясырей, жен, детей, всё, что попадалось под руку.

Охота продолжалась до времён войскового атамана Степана Даниловича Ефремова (т. е. до 1755 г. ). Затем она поуменьшилась, а первой половине XIX в. и вовсе прекратилась. В числе последних знаменитых охотников почитался Иван Матвеевич Краснощёков, наводивший страх и ужас на Кубани. Черкесы прозвали его Аксак (что значит «хромой»). От прострела ноги пулей Краснощёков хромал.

Существует легенда о поединке охотника Краснощёкова и горского джигита Овчара, который тоже любил охотиться. Богатыри знали друг друга по молве, а потому желали встретиться и встретились. Краснощёков узнал противника по осанке молодецкой и начал осторожно подбираться к нему, чтобы не упустить ясного сокола. Близ берега реки, над обрывом, у опушки леса, облокотясь и положив буйную голову на левую руку, распростёршись ниц, лежал Овчар перед огоньком. На вид казалось, что не слышит свиста бури и, греясь у костра, не чувствует холода и ненастья. Горский рыцарь был не новичок в своём ремесле, поэтому он почуял зверя издали, но с места не тронулся. Лежал и смотрел на огонёк будто, а на самом деле вкось всё видел и не торопился. Он выжидал, чтобы даром своей винтовки не марать. Краснощёкову предстояло решить трудную задачу, опасную задачу. У него имелось только короткое ружьё, а у врага било далеко. Ему податься назад было бы стыдно, да и удалому казаку это не по нраву. Он подумал, оглянулся и смекнул, как добиться своего. Пригнулся и пополз по густой траве, всё тишком и молчком. Так он приблизился на расстояние своего выстрела. И тут приникнув к земле, едва успев выставить на посошке в стороне от себя свою шапочку-трухменку (видимо, имевшую складки, что позволяло изменять её форму), как свистнула пуля и пронзила её насквозь. Тогда Аксак встал, подошёл к Овчару и в упор из ружья убил его наповал. Оружие джигита и резвый аргамак (порода этого жеребца долгие годы сохранялась в табунах знатоков под названием овчарской) достались Краснощёкову.

Подобные подвиги назывались донцами забавою, любимым упражнением. Их разбои в российских пределах, особенно на Волге, отличались редкими по буйству проделками. Так, в 1660 г. разбойничий атаман Васька Прокофьев охотился на Волге. Прибыв со своею шайкой на один из астраханских учугов (перебойка через реку с ловушками для ловли рыбы), он обнаружил, что учуг пуст. Тогда Прокофьев написал владельцу: «Были мы, атаманы-молодцы, на твоём учуге, и не нашли в нём ничего. Приказываем: вышли туда 50 вёдер вина, 10 пудов мёда, 50 мешков пшеничной муки и опоки, что серебро льют. Если ослушаешься, атаманы-молодцы выжгут твои учуги, а буде сверх чаяния станешь жаловаться воеводе, то не пеняй на нас».

Знаменитые, отважные подвиги награждались обычно у казаков песней. Богатырские песни сложены о подвигах Ермака, Краснощёкова и многих других. Десятки лет пелись эти песни казаками напевом старинным и заунывным, с особым умилением и неописуемым восторгом. Такая почесть, воздаваемая общественным мнением, справедливо почиталась превыше всяких наград, отвечала самому алчному славолюбию и поддерживала рыцарский дух в народе. Каждый казак, независимо от звания, мог заслужить её только личной храбростью и удальством.

Из числа славных охотников манычские казаки Мингал, Козин, Хопряшкины и Богаевцы стали последними, отличившимися отвагою и удальством. Из них наиболее известен Мингал, который воспет в песнях. Когорта знаменитых наездников, прославившихся во времена войскового атамана Алексея Ивановича Иловайского (около 1776 г. ), прерывается и оканчивается делами двух братьев: Инжира и Фёдора Голомоновых, из которых последний был жив ещё в 1824 г.

 

Морские походы, хотя и более опасные, предпочитались казаками, поскольку считались наиболее прибыльными. Удивительно, но самые отважные поиски совершались на утлых судёнышках. Согласно жалованным грамотам русских правителей, Донскому войску отпускались на постройку лодок трубы. Так назывались ветловые (ивовые) и липовые деревья, из которых выколачивалась сердцевина. Каждая такая труба распиливалась пополам и составляла основу для двух лодок. К основанию или к дну, посредине лодки прикреплялись рёбра, а с концов приделывались выгнутые кокоры (носовая часть лодки), которые снаружи до надлежащей высоты обивались досками.

По описанию вице-адмирала Крюйса (служил Петру I), суда донских казаков строились без палуб, корма и нос у них были острые. Длина лодок составляла от 50 до 70 и более футов (примерно от 15 до 21 метра и более). Ширина достигала 18 – 20 футов (от 5, 5 до 6, 1 метра). Лодки в своей надводной части снаружи покрывались снопами камыша, которые служили защитой на уровне груди казака от ружейной пальбы, а также придавали этим судам большую устойчивость при шторме. В хорошую погоду на лодках ставилась небольшая мачта с поднимаемым на рее парусом. Пользовались парусом только при попутном ветре, а при встречном или боковом ветре употреблялись вёсла. На каждой лодке было от 16 до 40 вёсел. В лодку садилось от 60 до 100 человек. Донские лодки имели на корме и на носу по рулю или загребному веслу.

Такая конструкция делала лодки казаков достаточно лёгкими и более быстроходными, чем татарские или турецкие суда. Долгое время лодки не имели пушек, но при Петре I их стали вооружать одним или двумя фалконетами (орудия калибром 45 – 100 мм, из которых стреляли преимущественно ядрами). Известная шаткость и слабое скрепление судов не позволяли вооружать их более тяжёлыми пушками. Нельзя было установить и большее количество пушек, поскольку конструкция такого плавсредства не выдерживала сильной пальбы.

В морском походе запас казаков составлял несколько бочонков пресной воды, проса, смеси из сухого хлеба и сухой рыбы, сушёного мяса, солёной рыбы и толокна. Водки в поход не брали, поскольку трезвость считалась залогом успеха в отважном деле. Одевались казаки в ветхую одежду. На их оружии не было никаких украшений. Свои полированные ружья они специально смачивали рассолом, чтобы поверхность немного поржавела. Эта деталь объяснялась так: «На ясном железе играет глаз вражеский».

Таким образом, шли казаки «добывать зипун», имея очень бедную наружность, чтобы тем самым лишить неприятеля даже малой надежды поживиться за их счёт.

Отплытие на поиски всегда сопровождалось умеренным торжественным обрядом, а возвращение праздновалось с шумом, гамом и прочими подобными радостями. В первом случае весь народ стекался к часовне (до середины XVII столетия у донских казаков не было церквей). Все вместе: и походное войско, и остававшиеся казаки слушали обедню и молебен Николаю Чудотворцу. Этого особо почитаемого в православии святого молили о покровительстве над собравшимися идти на поле брани. Затем выходили на площадь и пили прощальный ковш мёда и вина. Потом все провожали походное войско до приготовленных судов. На берегу ещё раз на прощание выпивали по ковшу и оставались на месте до тех пор, пока весёлые ратники, напевая дружным хором: «Ты прости, ты прощай, наш тихий Дон Иванович», не терялись из вида. Только после этого, оставшиеся, чтобы, как они говорили, сгладить путь-дорожку, доканчивали недопитое, желая отплывшим победы и добычи.

На утлых челнах, грубо построенных, худо снабжённых и ещё хуже управляемых, без карты и компаса, по солнцу и звёздам, зная четыре стороны света, казаки переплывали бурное Чёрное море. А за морем громили прибрежные селения, брали приступом крепости. Так, в 1616 г. взяли город Синоп в Анатолии (Турция), в 1620 г. разорили монастырь близ Константинополя (Стамбул), в 1630 г. в Крыму взяли город Карасов, а в 1637 г. под их натиском пал Азов. И всё это только за два десятка лет.

 

Казакам удавалось брать на абордаж крупные, хорошо вооружённые корабли с одним ружьём и саблей в руках. Такая воинская доблесть обеспечивала им богатую добычу: драгоценные паволоки (ткань с отливом, слегка туманным отблеском), камку (старинная шёлковая узорчатая ткань), ковры, шёлковые материи, золотые и серебряные монеты. Всё это богатство они привозили в свои низкие землянки.

Сейчас порою трудно поверить в подобные подвиги на море. Но есть достоверные исторические сведения. В 1696 г. сам Пётр I на Азовском море донскими лодками взял на абордаж два линейных турецких корабля.

Невероятно, но казаки на слабых своих челнах умели проходить мимо Азовской крепости, у стен которой всегда стояли галеры и другие военные суда. Они преодолевали бом, сооружённый на всю ширину реки, укреплённый тремя железными цепями и с обеих сторон защищаемый перекрёстным картечным огнём. Объяснение этого факта можно найти только в дерзновенной отваге и мужестве. Обычно, в самую тёмную ночь, при сильном попутном ветре, в тумане и под проливным дождём пробирались они мимо укреплений, перетаскивали лодки через бом меж его связками. Также пользовались мелководными гирлами (рукав в дельте реки или приток, соединяющий лиман с морем), где военные суда не могли преследовать лодки, поскольку могли сесть на мель. В результате такой тактики казаки выходили в открытое море часто без малейших потерь. Иногда они применяли своеобразный приём: пускали по воде бревна, которые ударяли в бом, и держали в постоянной тревоге турецкий гарнизон, чем доводили его до того, что турки не обращали внимания на плавни. Тогда-то донцы без единого выстрела проскакивали мимо крепости. Впоследствии казакам надоело тратить усилия на обманные манёвры, тем более, что они не всегда удавались. С казачьим упорством и смекалкою они решили проблему. Взяли и прорыли в 1672 г. между Калачей и Мёртвым Донцом свой Казачий ерик (канал), через который они уже свободно выходили в море. А иногда, поднявшись вверх по Дону, казаки перевозили свои струги сухим путём на Миус и по этой реке выплывали в море.

 

Азовский паша, как только узнавал о появлении на море донской флотилии, тут же во все стороны и по берегам моря посылал гонцов с предостережением для жителей различных селений. Получив известие, они заблаговременно с имуществом уходили в степь, оставляя опасный берег моря. Однако, казаки, пользуясь попутным ветром, порою упреждали гонцов, выходили на берег в скрытых местах, старались нападать врасплох, и смелым, быстрым натиском брали приморские крепости и селения. Подобно партизанам, донцы уклонялись от превосходящих сил противника и появлялись там, где их меньше всего ждали. Они быстро хватали, что им попадалось под руку, грузили добычу на суда и поспешно скрывались или отплывали дальше на новые поиски. Походные атаманы проявляли осторожность и совершали нападения там, где была возможность приобрести богатую военную добычу с наименьшими потерями. При отсутствии надежды на успех они возвращались на Дон в свои юрты (поселения). Если же приходилось вступать в бой с многочисленными отрядами врагов, казаки отступали к морскому берегу, входили в устье рек, и там затопляли свои суда в камышах и рассыпались врозь. А затем, когда опасность миновала, донцы вновь собирались к судам, выливали из них воду, приправляли вёсла и как ни в чём, ни бывало, пускались в дальнейшее плавание по морю.

В открытом море применялась другая тактика. Если с попутным ветром показывалось несколько военных кораблей, то донские охотники немедленно опускали парус и мачту, а также изо всех сил гребли против ветра, стараясь заблаговременно удалиться от них. В случае близости прибрежной полосы или мели они немедленно уходили в ту сторону, не опасаясь в таких местах нападения. При встрече же с кораблём или галерою, слабо вооружёнными пушками, казаки с учётом направления ветра обходили судно таким образом, чтобы к вечеру солнце было позади их лодок и светило прямо в глаза неприятелю. Примерно за час до захода солнца они приближались к кораблю на расстояние трёх-четырёх вёрст, а с наступлением ночи подходили ближе, окружали его и неожиданно пришвартовывались к галере сбоку, а к кораблю с кормы или с носа. С помощью таких приёмов донцы очень часто брали неприятеля врасплох или же своим превосходством в численности воинов. Беспечность турок и здравый расчёт казаков обеспечивали военные успехи донцам.

 

Отважные охотники не боялись во время полного безветрия открыто нападать на корабли, которые неподвижной армадой стояли посреди моря. В таких схватках им удавалось одерживать победу. При умеренном ветре, когда не поднималась большая волна, казаки брали прямо на абордаж безоружные купеческие суда, не предпринимая никаких предосторожностей. Они забирали деньги, негромоздкие товары, оружие, небольшие пушки и всё то, что можно было легко разместить в их лодках. Ограбленный, корабль со всем экипажем пускали на дно, прорубая его подводную часть. Так делали они потому, что управлять большим кораблём на море донцы не умели, да и провести его к Черкасску мимо Азова было трудно. Мешали не только крепость, но и мелководья.

 

В морских боях казаки теряли много людей, поскольку пока приставали к кораблю и взбирались на него, неприятель отвечал губительной картечью и меткой ружейной стрельбой. А если по несчастью их замечали с кораблей ясным днём, при свежем ветре и на открытом морском пространстве, вдали от берегов и мелей, да с попутным ветром для врагов, то настигала отважных мореходов в большинстве своём неминуемая гибель. Военный корабль на всех парусах давил лодки своим носом, осыпал ядрами, картечью и пускал на дно, не щадя даже сдававшихся. При такой злосчастной встрече, часто случающейся на море, казачьи лодки, как стая робких птиц, рассеивались и старались куда-нибудь удалиться от корабля. В этих столкновениях число лодок и превосходящая численность людей не давали никакого преимущества. И чем теснее плыли казачьи челны, тем более верная гибель их ждала. Только малой доле счастливчиков удавалось выбраться живыми из такой переделки.

Много лодок погибало и от морских бурь, и от недоста­точного опыта кормчего. Однако, всё равно находились удальцы, которые предавались опасностям с постоянным мужеством и отвагой. И кому-то из них действительно везло. Им удавалось избежать столкновения о скалы, уберечься при недостатке воды и запасов от преследований врагов, которые при первой же возможности высылали военные корабли для нападения на казаков. Преодолев все эти трудности, морские охотники редко возвращались из похода, не потеряв менее половины своих сподвижников. Но даже такие потери не отучили донцов от морских поисков. В поход звала богатая военная добыча.

 

Когда же на обратном пути казаки, миновав все опасности, попадали на родной Дон, то на некотором расстоянии от Черкасска они останавливались и поровну делили меж собой добычу. Эта традиция получила оригинальное название – дуван дуванить (буквально: распределять награбленное). Одного ясыря (пленных) в результате походов казаков собиралось на Дону порой до трёх тысяч и более. Донцы вели торговлю пленными. Так, цена выкупа за пашу доходила до тридцати тысяч золотых монет. Рядовых воинов и простолюдинов выменивали на русских пленников. Много сотен пленников попадало из Украины в Азов. Для торговли, обмена и выкупа пленников было отведено специальное место. Близ нижних юртов существовал окупной яр (разменное место). На эти своеобразные торги выставлялись в качестве товара женщины. Жён знатных мурз отдавали за выкуп. Других женщин часто оставляли и стремились приветливым обхождением закрепить на постоянное место жительства на Дону. После крещения на бывших пленницах женились, а в более раннее время содержали их в качестве любовниц. Когда же обряд бракосочетания вошёл в постоянное русло традиции, то жёны зажиточных казаков иногда брали к себе пленниц в дом для помощи в ведении домашнего хозяйства или в качестве собеседниц.

После удачных поисков возвращавшееся войско встречали с особыми торжественными почестями. Чтобы такая встреча была подготовлена заранее, посылалось известие. Пока возвращавшиеся из похода делили добычу, походный атаман извещал войскового атамана о своём приезде. Все ратники, находившиеся в Черкасске и составлявшие главное войско, по приглашению есаулов собирались у пристани, где поджидали возвращающихся из похода. Победители, одетые в лучшие из добытых одежд, с распущенными знамёнами и песнями, подъезжая, приветствовали стоящих на берегу ружейными выстрелами. В ответ на это им отвечали из крепости пальбой из пушек. Суда останавливались напротив часовни. После того как отпевался благодарственный молебен, прибывшие воины смешивались с ожидавшими их родными и товарищами. Иначе говоря, казаки верили, что всякий успех связан с божьей волей. По завершению молебна начинались взаимные поздравления. Возвратившиеся из похода показывали своим друзьям добычу, преподносили подарки. А затем тут же у пристани или на городской площади, усевшись в кружки, пили вино и крепкий мёд. Под шум пира, за дружеским ковшом хвалились победители своими подвигами. И, конечно же, для красного словца порой рассказы получались сильно преувеличивающими их достижения. На то она и мужская компания.

 

Вообще надо отметить, что все вопросы казаки решали демократически-анархическим путём. Собирались они или по заранее полученному извещению, или сполоху (по срочному призыву) на площади возле войсковой избы. Когда собиралось много народа, войсковой атаман, окружённый начальниками и бывалыми людьми, выходил на круг. Перед ним шли войсковые есаулы и выносились войсковые регалии. Сам атаман нёс булаву в руках (знак его власти). Он выходил из избы и останавливался посредине общего скопления народа. Есаулы, положив свои жезлы и шапки на землю, читали молитву и кланялись вначале атаману, а потом на все четыре стороны казакам. После этого они брали свои жезлы и шапки, подходили к атаману и, получив от него приказание, провозглашали: «Помолчите, атаманы-молодцы и всё Великое Войско Донское! » Затем есаулы объясняли суть дела, по которому собрался круг. В конце своей речи они вопрошали: «Любо ли Вам, атаманы-молодцы? ». В ответ со всех сторон казаки кричали: «Любо» или «Не любо». В последнем случае атаман сам ещё раз объяснял дело, толковал его пользу, склонял к своему мнению. Однако, его разъяснения не всегда убеждали казаков. Воля войскового круга становилась окончательным решением. Иных законов донцы не знали, а письменных законоустановлений у них не существовало. Все дела решались по большинству голосов.

Судебные приговоры круга исполнял войсковой есаул. Он приходил к осуждённому и объявлял ему, что войско требует его головы, руки или ока. Казнь совершалась немедленно. Вообще два войсковых есаула заведовали войсковыми доходами, своеобразной донской полицией, казнями и охраной столичного городка.

При сборе в поход войсковые начальники старательно стремились скрыть намерения донских казаков. Для этого решения на кругу принимались в обобщённой форме: идти на море или идти в поход. При таком решении скрывалась не только военная тайна, но и истинные намерения руководителей войска.

Избрание войсковых атаманов и других предводителей протекало шумно и довольно редко обходились без драки. Здесь всякий хотел настоять на своём. Необходимо было большое искусство и гибкость характера, чтобы обуздать страсти, чтобы склонить большинство народа в свою пользу.

Сменяемый атаман, сняв шапку, кланялся казакам на все четыре стороны, а потом смиренно клал булаву на стол, поставленный посредине круга. Вновь избранный атаман, приняв булаву из рук есаула, также кланялся, благодарил за честь и клялся атаманам-казакам не щадить жизни для Отечества и радеть об общем благе.

Провинившиеся казаки, осуждённые или как-то наказанные в голосовании не участвовали. Им прощали вину с условием её возмещения кровью в каком-нибудь отважном мероприятии. Эти преступники назывались пенными. Они по приговору круга как бы лишались права гражданства. Их любой мог бить и грабить, не опасаясь при этом никакого наказания в войске.

Из старинных войсковых регалий донских казаков известен ряд предметов. Во-первых, богатое украшенное знамя, называемое бунчук белый. Его носили впереди войскового атамана, когда он сам отправлялся в поход. (Хотя в переводе с тюркского, бунчук – это длинное древко с металлическим шаром или остриём, прядями конских волос и кистями на верхнем конце). Во-вторых, булава и пернач. (Булава – ударное холодное оружие в виде каменной или металлической головки, насаженной на короткую деревянную рукоятку, длиною 0, 5 – 0, 6 метра. Пернач или пернат – древнерусское ударное холодное оружие, разновидность булавы. Состоит из короткого древка с насаженной на конце головкой из 10 и более металлических перьев. Отсюда и происходит его название). Это оружие служило знаками власти. Булава и пернач вручались войсковым атаманам сразу после их избрания. В-третьих, бобылев хвост. Это то же, что и турецкий санджак. Бобылем называли коня, чисто белого. Бобылев хвост состоит из древка, у которого вместо набалдашника золотой шар. (Сверху он украшался в более позднее время двуглавым орлом, который отражал признание власти российских монархов). Из шара как бы вырастал белый конский хвост. Этот знак в войсковом кругу означал волю.

 

С укреплением влияния московских правителей у казаков появился обычай встречать будару (лодка типа баржи). На бударах сплавлялось по Дону от Воронежа царское жалование (деньги, мука, вино, порох, свинец). Будару называли и казной. Для получения жалования в Москву отправлялось специальное посольство (станица) во главе с атаманом зимовой станицы и с одним войсковым старшиной. Это посольство при возвращении на Дон торжественно встречалось и провожалось до Черкасска. В зимовую станицу отбирались лучшие казаки. Постоянное жалование в форме будары установилось с 1618 г. при Михаиле Федоровиче. С 1809 г. праздник будары прекратил существование, поскольку по представлению наказного атамана было введено денежное довольствие.

До 1680 г., как указывают исторические источники, большая часть казаков вела безбрачную жизнь. В ином городке было один – двое женатых. Казаки опасались проникновения в своё сердце прелестей любви. Юноша, од

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: