 |
Дорога смерти. Детям Ленинграда. Ладожский лед. Девочка-кроха
|
|
|
|
Дорога смерти
Самоходная баржа,
плыви побыстрей!
Не дрова ведь везёшь,
А блокадных детей.
Там, на том берегу,
Много хлеба, тепла.
Лишь бы только она
побыстрей приплыла.
За бортом волны, лёд
и колышет туман,
За туманом не хлеб,
а какой-то обман...
Доплывём или нет,
наедимся сполна?
На головки детей
набежала волна...
Пролетел самолёт,
бомбой баржу накрыл.
И в мгновенье одно
груз бесценный убил.
Н. Максимов
Детям Ленинграда
Нет ребят на свете
Доблестней, чем вы,
Юноши и дети
С берегов Невы!
Я встречал вас в школах,
В парках и садах,
На катках веселых,
В дачных поездах.
Но настало время
Юношам страны
Разделить со всеми
Честь и труд войны.
Караулить склады,
Разгребать снега,
Строить баррикады
На пути врага.
На чердачной балке
Ночью сторожить,
Вражьи зажигалки
На дворе тушить.
Помощь и отрада
Боевой семьи —
Дети Ленинграда,
Земляки мои!
С. Маршак
Ладожский лед
Страшный путь!
На тридцатой,
последней версте
Ничего не сулит хорошего.
Под моими ногами
Устало хрустеть
Ледяное,
ломкое
крошево.
Страшный путь!
Ты в блокаду меня ведешь,
Только небо с тобой,
над тобой высоко.
И нет на тебе
никаких одёж:
Гол как сокол
Страшный путь!
Ты на пятой своей версте
Потерял
для меня конец,
И ветер устал
над тобой свистеть,
И устал
Грохотать свинец…
— Почему не проходит над Ладогой
мост?! —
Нам подошвы
невмочь
ото льда оторвать.
Сумасшедшие мысли
Буравят мозг:
Почему на льду не растет трава?!
Самый страшный путь
из моих путей!
На двадцатой версте
как я мог идти!
Шли навстречу из города
|
|
|
Сотни детей…
Сотни детей!..
Замерзали в пути…
Одинокие дети
на взорванном льду —
Эту теплую смерть
распознать не могли они сами
И смотрели на падающую звезду
Непонимающими глазами.
Мне в атаках не надобно слова «вперед»,
Под каким бы нам
ни бывать огнем —
У меня в зрачках
Черный ладожский лед,
Ленинградские дети
Лежат на нем.
А. Межиров
Девочка-кроха
Крестовский остров. Палата. Четвёртый этаж.
Сестрички, каталки, врачи, операция…
Лена, Оля, Женя… Кто-то стонет от боли, кто-то молчит.
Коридор от стены до стены — кому-то свобода.
Это ль беда?! Есть на свете другая цена.
Человек несёт свой маленький крест.
Бывает, память тревожит
случайно сон соседки моей.
— Здравствуй, я — Рита!
Житель блокадного города.
Дитя военных лет.
Ком в горле, слёзы,
сжимается сердце.
Ей снова больно и страшно,
как крохе той —
маленькой девочке в четыре года.
Ораниенбаум. Лето на осень.
Начало второй мировой.
Артналёты. Люди, машины.
Всё слышнее грохот орудий.
Не заперта дверь. Игрушки вразброс.
Дорога наобум.
Ручонки белые — за длинный подол:
— Мама! Мама! Куда же мы едем?
А мама устало:
— Да кто ж теперь знает? Война.
Остановка в пути. Ленинград.
Дальше не едет состав.
Широкая лестница. Мрамор.
Буржуйка. Нет света.
Заклеены окна полоской.
Книги и письма скоро заменят дрова.
Большая семья, ребёнок грудной
и дядя совсем молодой.
Ему ещё шестнадцать лет.
Ему уже шестнадцать лет.
Распахнута дверь к военкому:
— Возьмите меня на войну.
— Мал ещё. Подрасти.
Хватит дней горьких на всех.
— Здесь голод и мор. Нет, лучше героем.
Пусть безымянным.
Да, я согласен на сына полка.
Внутренний холод. Зима.
Тянутся санки к Неве за водой.
С каждым днём и часом таяли силы.
Остались трое из всей семьи.
В сто двадцать пять грамм
скудный паёк делили на части.
|
|
|
Касалось всех… В каждой квартире
за дверью своя личная драма.
Хлебный завод военной поры.
Ни крошки нельзя за ворота!
— Девочка, доченька, ходить, говорить перестала.
И только мычит в ответ.
Начальник мой, отец родной!
Как мне её спасти?!
— Два раза в неделю приводи в проходную.
Ты знаешь, иначе никак, суровы законы в тылу.
Сирена, бомбежка, взрыв…
и некуда вновь возвращаться…
Где мальчик соседский курносый?
Вдвоём коротали длинные сутки.
Хочет девчушка узнать,
что сталось с маленьким другом.
Лишь долгое эхо вопроса…
и нет никого, кто б ответил.
Спаслись мать и дочь
в том страшном далёком году.
Казалось бы, всё хорошо:
учёба, муж, дети, внуки, работа.
Вот только… с тех пор ходит
и ходит по кругу некстати,
девочка-кроха в четыре года
по длинному блокадному кольцу.
Двадцать… Тридцать… Семьдесят семь…
Сколько бы лет не прошло…
Война не щадит никого
и держит в стальных объятьях.
Л. Мельникова
Дети
При скупом, колеблющемся свете,
Своё горе прихватив с собой,
Долго, долго умирали дети
Тёмною блокадною зимой.
За окном, сквозь пыль на маскировке,
Ошалев от множества тревог,
Бился луч, чертя татуировки
В небе над сплетением дорог.
Маленькие пальцы позабыли,
Что такое — весело играть.
Только холод, холод... Положили
Мальчика в холодную кровать.
Мама, мама, мама, помоги же...
Полные покорности глаза.
Мама, помнишь праздник? Ближе, ближе
Душная подходит полоса.
Маму обхватив одной рукою,
А другой — игрушечного пса,
Мальчик засыпает, он спокоен,
Он другие слышит голоса.
Отзвуки бомбежек, мельтешенье
Множества теней на потолке;
Некому теперь писать прошенье —
Ледяные пальцы на руке.
Холод, холод!.. Мама, ты уснула,
А твой сын нечаянно ушел.
Если б ты могла, его б вернула,
Но тот миг давным-давно прошел...
Б. Мельниченко
* * *
Я не был на фронте, но знаю
Как пули над ухом свистят,
Когда диверсанты стреляют
В следящих за ними ребят,
Как пули рвут детское тело
И кровь алым гейзером бьёт...
Забыть бы всё это хотелось,
Да ноющий шрам не даёт.
Я не был на фронте, но знаю
Сгоревшей взрывчатки угар.
|
|
|
Мы с Юркой бежали к трамваю,
Вдруг свист и слепящий удар...
Оглохший, в дымящейся куртке,
Разбивший лицо о панель,
Я всё же был жив, а от Юрки
Остался лишь только портфель.
Я не был на фронте, но знаю
Тяжёлый грунт братских могил.
Он, павших друзей накрывая,
И наши сердца придавил.
Как стонет земля ледяная,
Когда аммонала заряд
Могилы готовит, я знаю,
Мы знаем с тобой, Ленинград.
А. Молчанов
* * *
Говорят, я ребёнок блокады.
Возражаю решительно: «Нет! »
Был я школьник тогда, и не надо
Это путать за давностью лет.
В сорок первом мне стукнуло девять,
И Гайдар нас уже научил,
ЧТО мальчишкам положено делать,
Если к бою сигнал прозвучит.
А. Молчанов
* * *
Война бушевала над городом
Фашисты, не в силах прорваться,
Снарядами, бомбами, голодом
Пытались сломить ленинградцев.
Нелёгкое детство досталось им.
Их жизнь баловала так редко,
А смерть, холодна и безжалостна,
Была им привычной соседкой.
Мы горем сполна отоварились
В голодных ночах Ленинграда.
И все ж мы душой не состарились,
Мы — вечные дети блокады.
А. Молчанов
|
|
|
