 |
Память. Лет военных кровавая заметь . Воспоминание. Стихи неизвестному водителю. Снятие блокады
|
|
|
|
Память
Сорок первый и сорок пятый —
годы, памятные стране.
…Умирают отцы— солдаты,
побывавшие на войне.
Лет военных кровавая заметь
далеко уже позади.
Остаемся — мы, чтобы память
засыпающую будить...
Может, ты мне стократ дороже,
оттого что на детские плечики
сорок первый был нам положен,
сорок пятый победный встречен,
оттого что было такое:
покидаешь ты Ленинград,
но отрезано Бологое —
детский сад самолеты бомбят.
Ничего от страха не видишь ты,
под осколками плачешь тоненько,
и твоя фамилия вышита
за спиной на тощей котомочке...
…Слишком мало
в костюмчиках чистеньких
мы узнали детской идиллии…
Нас война кидала, как листики,
а на листиках — наши фамилии.
... Помню — дым тревожный клубится,
и, еще несмыслящий шкет,
под бомбежками с самой границы
в сыпняке я доставлен в Ташкент.
... Не оставить память в покое,
боль приходит из детских лет, -
проезжаю ли Бологое,
прилетаю ли я в Ташкент.
Г. Глозман
Память
От памяти некуда деться,
Но память с годами добрей.
Она и блокадное детство
Старается сделать светлей.
Ей вспомнить подробнее надо
Не бомб нарастающий свист —
Таран над Таврическим садом,
Фашиста, летящего вниз.
И чудо блокадного лета
Представить во весь разворот:
Не солнцем — руками согрета,
Картошка на клумбах цветёт.
Наполнены сказочным хрустом,
Как яркие лампы видны,
Сознательно крупной капусты
На Невском проспекте кочны.
Законам, для нас неизвестным,
Она неизменно верна,
И чёрному в памяти — тесно,
А радостям — воля дана.
Ты память поправить захочешь,
Она возмутится — не тронь!
|
|
|
Согреет блокадные ночи —
В «буржуйку» посадит огонь.
Хоть был он, как праздники, редок.
И то не огонь — огонёк.
Охапка дистрофиков-реек —
Ценою в блокадный паёк.
Нет, память не знается с фальшью,
А просто торопит. И мы
Уходим за нею всё дальше
От первой блокадной зимы.
Забыла про голод, про вьюгу?
Нет, помнит. Но ей впереди
Видать, как, обнявши друг друга,
Мы в небо победы глядим.
Поэтому радости лучик
Из прошлого светит лучом.
И если подумать получше,
Так память совсем ни при чём:
Она, не старея с годами.
Иначе б смотреть не могла, —
Она ведь мальчишками, нами,
В блокадные годы была.
Г. Гоппе
Воспоминание
Сочится медленно, как струйка,
С клубка уроненная нить.
Соседка умерла, буржуйку
Уже не в силах погасить.
Пожар занялся еле-еле,
И не дошло бы до беды, —
Его бы погасить успели,
Да только не было воды,
Которую тогда таскали
Из дальней проруби с Невы.
Метель могла ещё вначале
Пожар запудрить, но увы!
Три дня неспешно на морозе
Горел пятиэтажный дом.
В стихах сегодняшних и прозе
Припоминаю я с трудом
Ту зиму чёрную блокады,
Паёк, урезанный на треть,
И надпись, звавшую с плаката
Не отступить и умереть.
Но спрятавшись под одеяло,
Я ночью чувствую опять,
Что снова дом мой тлеет вяло,
И снова некуда бежать.
А. Городницкий
* * *
Ветер злей и небо ниже
На границе двух эпох.
Вся и доблесть в том, что выжил,
Что от голода не сдох.
Что не лёг с другими рядом
В штабеля промёрзших тел,
Что осколок от снаряда
Мимо уха просвистел.
Мой военный опыт жалок,
В зиму сумрачную ту —
Не гасил я зажигалок,
Не стоял я на посту.
Вспоминается нередко
Чёрно-белое кино,
Где смотрю я, восьмилетка,
В затемнённое окно.
Вой снаряда ближе, ближе,
До убежищ далеко.
Вся и доблесть в том, что выжил.
|
|
|
Выжить было нелегко.
А. Городницкий
Стихи неизвестному водителю
Водитель, который меня через Ладогу вез,
Его разглядеть не сумел я, из кузова глядя.
Он был неприметен, как сотни других в Ленинграде, —
Ушанка да ватник, что намертво к телу прирос.
Водитель, который меня через Ладогу вез,
С другими детьми, истощавшими за зиму эту.
На память о нем ни одной не осталось приметы, —
Высок или нет он, курчав или светловолос.
Связать не могу я обрывки из тех кинолент,
Что в память вместило мое восьмилетнее сердце.
Лишенный тепла, на ветру задубевший брезент,
Трехтонки поношенной настежь раскрытая дверца.
Глухими ударами била в колеса вода,
Гремели разрывы, калеча усталые уши.
Вращая баранку, он правил упорно туда,
Где старая церковь белела на краешке суши.
Он в братской могиле лежит, заметенный пургой,
В других растворив своей жизни недолгой остаток.
Ему говорю я: «Спасибо тебе, дорогой,
За то, что вчера разменял я девятый десяток».
Сдержать не могу я непрошеных старческих слез,
Лишь только заслышу капели весенние трели,
Водитель, который меня через Ладогу вез,
Что долгую жизнь подарил мне в далеком апреле.
А. Городницкий
Снятие блокады
Уцелевшие чудом на свете
Обживали весною дворы.
Ленинградские нищие дети,
Иждивенцы блокадной поры.
По-зверушечьи радуясь жизни,
Что случайно была продлена,
Мы о бедах своих не тужили,
Из немытого глядя окна.
Там пузатые аэростаты,
Как слонов, по асфальту вели,
Свежий мрамор закопанных статуй
Доставали из вязкой земли.
И белея плечами нагими,
На спасителей глядя с тоской,
Из песка возникали богини,
Как когда-то из пены морской.
Там в листве маскировочной сетки,
Переживший пилу и пожар,
Расправлял поредевшие ветки,
Как и мы, уцелевший бульвар.
На безлюдные глядя аллеи,
На залива сырой окаём,
Я о прожитых днях не жалею,
О безрадостном детстве своём,
Где не сдох под косой дистрофии,
Пополняя безмолвную рать,
Персонажем в прокрученном фильме,
Ничего не успевшим сказать.
Лучше в тесной ютиться коробке
И поленья таскать в холода,
Чем в болотной грязи Пискарёвки
|
|
|
Догнивать без креста и следа,
С половиною города рядом,
Возле бабы с осанкой мужской,
Под её немигающим взглядом,
Под её равнодушной рукой.
А. Городницкий
|
|
|
