 |
Часть I. Знакомство с собой 1 глава
|
|
|
|
Мартовский Вологодский снег был по-весеннему тёплым. Тёплый мягкий снег при лёгком морозе. Странное словосочетание для не знающего. Но те, кто долго живут в снежных широтах, знают, что когда идёт снег — это тепло. Да, бывает снег злой, холодный, колючий, с ветром и метелью, с градинками, как дробинами. У народов крайнего севера существует более сорока определений снега и льда разного вида. Но этот мартовский снегопад был по-весеннему тёплым. Отдельную снежинку можно было наблюдать несколько десятков метров, пока она опускалась на землю. И за это время она ни на сантиметр не отклонялась в сторону. Тяжёлые тучи висели сразу над крышами, чуть выше антенн пятиэтажек. В голову лезли самые разные мысли вместе с неуместными воспоминаниями…
Подставляя лицо таким непривычным снежинкам, Виктор с досадой и стыдом вспоминал те долгие блёклые дни, когда большую часть времени он просто сидел и отчаянно тосковал. Уныло и тускло было всё его существование. Он знал, что надо что-то делать, что-то менять, куда-то ходить, но что именно надо было делать — он не знал. В этой странной тоске дни проскакивали коротко и незаметно, безрезультатно, бессмысленно. За весь день Виктор успевал только несколько раз без желания поесть, иногда сходить в магазин, посмотреть два-три фильма.
Не испытывая физического утомления, подолгу не мог уснуть. Лежал в кровати, старался уснуть, но не мог. Засыпал незаметно уже с рассветом, просыпался поздно, после полудня, с тяжёлым чувством, как будто убил человека. С трудом заставлял себя вставать, в надежде, что этот день, оставшаяся его часть, будет лучше, чем прошедшие, что само по себе что-то произойдёт, случится, и он вырвется из этого бессмысленного состояния... Но день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем ничего не происходило.
|
|
|
Долги за коммунальные услуги росли по экспоненте в геометрической прогрессии. Случайных мелких заработков хватало на дешёвую еду и дешёвое паршивое пиво с мыльным вкусом.
Что-то надо было делать. Но с каждым днём сил что-то делать становилось всё меньше. Лень, тяжелейшая прокрастинация стала очень серьёзной проблемой. Непонимание смысла своего существования угнетало.
Сегодняшняя рефлексия не последняя, но с каждым разом она будет даваться всё легче. Она уже не мешает, не угнетает, не «вымораживает». Она просто есть. Возможно, со временем вовсе отпадёт, как отпали бессмысленные рассуждения о смысле существования и несовершенстве мира.
На контрасте с плаксивой рефлексией способность совершить решительное действие давало чувство превосходства над окружающими.
* * *
Виктор сильным, стремительным шагом вышел на тротуар с тропинки, отбросил под дерево веточку, которой прометал свои следы, которые и так занесло бы снегом, и с чувством свободы внутри пошёл к машине, которую оставил на парковке около торгового центра. По дороге до машины во дворах многоэтажных домов Виктор два раза сменит обувь. Один раз переоденет шапку. Один раз снимет верхнюю лёгкую серую накидку, повторяющую форму верхней одежды. Сменную одежду сожжёт в печи старого деревянного дома в деревеньке за 21 километр от Вологды. А потом навсегда уедет туда, где тепло.
Он сделал этот шаг. Теперь он мог всё. Виктор знал, что будет дальше. А другие не знали. Это оказалось так просто, так очевидно. Удивительно, как он не додумался до этого раньше. Удивительно, что все вокруг не додумываются до этого каждый день. Теперь, когда сделан этот шаг, выполнен последний пункт этого плана, пора реализовывать новый. Осознание собственных сил придавало спокойной уверенности.
|
|
|
Вопросом Родиона Раскольникова «тварь я дрожащая или право имею» Виктор не задавался. Давно не задавался. Он задавался только одним вопросом: что делать с трупом?
* * *
К этому вопросу и ответу на него Виктор пришёл не сразу. Долгие недели бессильной злобы отравляли существование, доводя до депрессии. Теперь это казалось странным, что тогда он мог себе позволить уныние…
— Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи, — пришепётывая и картавя сказал Виктору человек в грязных резиновых сапогах 10 августа в 12 часов 35 минут. Как-то его представили перед выездом, но его имя, как и имена других своих попутчиков, он, разумеется, сразу забыл. По дороге на раскоп в автобусе Виктор спал, а когда приехали и начали разгружать автобус, пошёл дождь, поэтому сейчас он сгорбившись сидел на облезающем осиновом бревне под протекающим, наспех криво натянутым брезентовым тентом и, глядя в землю, видел только вымазанные свежей глиной резиновые сапоги говорящего, которого помнил только по характерным дефектам речи.
— Ау-у, товарищ! — не унимался шепелявый, — тут все работают. Не рановато задембелевал?
Отвечать не было сил. Да и что тут скажешь? Виктор молча продолжал сидеть без движения. Перед лицом мотнулась рука в перемазанной глиной белой рабочей перчатке с синими резиновыми пупырышками. От перчатки в лицо отскочили мельчайшие капельки грязной воды. Виктор дёрнулся, моргнул, мотнул головой, взмахнул перед собой руками.
— Паралича нет, — констатировал картавый. — Айда трудиться. Вставай ты уже с этого бревна! Пошли, пошли!..
Виктор нехотя встал, преодолевая привычную, такую родную слабость во всём теле и тут же резко выгнулся: погрузившись в самосозерцание, он совсем забыл, что в криво натянутом тенте могла скопиться вода. А она там скопилась. И когда Виктор упёрся головой в брезент — по всей голове за шиворот и за пазуху протекли противные ледяные струйки.
— Фу, блин! Зараза! — Виктор ледяными руками оттирал струйки воды с лица. Угораздило же его согласиться на эту поездку. Там будет хорошо, убеждали его. В экспедиции классно, говорили все, кто устраивал его в эту поездку. Пока что он ничего классного не видел. Больше шести часов трястись в автобусе, из них почти два часа по корягам сквозь лес, потом таскаться непонятно зачем с лопатами, мешками, коробками, ещё и под мерзким ледяным августовским дождичком. Вся одежда на себе и в сумке наверняка промокла. Если бы не обещанная плата — никогда бы не поехал! А эти все как идиоты, радостные, что приехали. Этот картавый раскомандовался.
|
|
|
«Не буду я ничего делать!» — решил зло про себя Виктор. «Вам тут хорошо — вы и делайте!». И опять сел на бревно.
— Мужик, как там тебя, сейчас остаток воды на тебя вылью — неожиданно чётко и тихо сказал картавый в грязных сапогах. Это была неприкрытая угроза.
«Че-е-его-о-о?! Я тттебя…» — начал поднимать глаза Виктор и запнулся в мыслях. Потому что расшибся об этот взгляд. Поверил выражению лица. Опустело внутри что-то, сжалось. Этому взгляду хотелось подчиниться. И что-то ещё…
— Да иду я… — отстранённо произнёс Виктор не своим голосом и встал под дождик, стараясь справиться с наваждением.
Картавый чуть отвернулся, смахнул с носа каплю дождя, вернулся взглядом другого, спокойного лица.
— Как тебя величают?
— Витя.
— Я — Анатолий. Задача тебе, Витя: костры разводить. Вон туда к девочкам идёшь, два костра делаешь, потом поступаешь в распоряжении девушки Кати и девушки Ани. Они тебе ещё задачи нарежут. Вопросы? Нет вопросов, давай, сделай там всех...
Анатолий отвернулся и пошёл к автобусу, около которого, прикрытые полиэтиленом всё ещё громоздились кучи палаток, спальников, мешков, коробок.
Этот первый диалог с Анатолием намертво врезался в память Виктора. До мельчайших подробностей. До мельчайших ощущений.
На неверных ногах Виктор подошёл к суетившимся около горки коробок девушкам. Их было трое. В бесформенных, набухших от воды брезентовых штормовках особи женского пола растягивали полиэтиленовую плёнку между деревьями над местом своего пребывания.
Виктор встал рядом, не зная, как сообщить о своём присутствии. Невольно засмотрелся на процесс привязывания плёнки к деревьям.
Плёнка была грязная, в дырочках. Верёвки, которыми она крепилась к деревьям, были грязными и мокрыми. Внутренняя тоска сдавила внутренности, появилось чувство отвращения и жалости к себе, что придётся вот так тут находиться, в этих каторжных условиях. Захотелось сбежать.
|
|
|
— Не могу сидеть, когда другие работают — пойду постою, да, Витя? — опять возник голос Анатолия, который принёс две намокшие коробки с тушёнкой. — Дамы, кто тут из вас кто? Я вам бойца-костратора надыбал, распоряжайтесь.
— Давно уже пора, вообще-то, — недовольным, тонко-мультяшным голосом отозвалась одна из девушек. — Ну, дак, чего стоим? Кого ждём? Не могу, дак! — продолжала выдавать недовольство говорившая.
Анатолий опять пошёл к автобусу, поэтому Виктор растерялся ещё больше, и продолжал тупо стоять под моросящим дождиком.
— Юноша бледный, стоять потом будем! Дрова ломайте.
— Чего ломать? — удивился Виктор.
— Дрова на костёр! Ну, я не могу, дак! — продолжала сокрушаться из-под капюшона собеседница.
И вдруг до Виктора дошло: для костра нужны дрова. Идёт дождь. Всё вокруг мокрое. А он ни разу за всю свою городскую жизнь не разводил костёр. Даже из сухих дров. В лучшем случае, покупал уголь для шашлыка. И что теперь делать — просто непонятно. Его специально послали сюда, чтобы он ещё больше опозорился.
— Да ладно вам, не так уж всё ужасно. Вы что так? — На Виктора в упор смотрели все три девушки, уже, видимо, некоторое время. — Что за ужас во взгляде? Что за безнадёжность? Я тебе говорила, Катюха, не надо краситься в поле, а то размыло глаза дождём, на Бабу Ягу похожа стала, человека перепугала…
Нелепый разговор не казался смешным. Он казался диким бредом умалишённых.
— У нас вообще костёр будет, или где? — протяжно спросил долговязый мужик с рыжей бородой, к которому тут относились как к главному.
— Да не знаю, дак, никто не делает, не могу прямо! — недовольно выдала начавшая раздражать «пискля».
— А чего его делать? Берёшь, да разжигаешь — протяжно сказал долговязый. — Кто у нас по костру?
— Вот бойца Толик прислал. Только он не алё.
— Знаешь, боец, чем орёл от стервятника отличается? Орёл себе свежую пищу добывает, а стервятник тухлятину холодную подбирает. Давай, будем орлами. Наломай пока дров посуше, да в темпе. Аня! — повернулся он к девушкам, — до ужина пряников не давай, только сухари.
— Хорошо, — отозвалась из-под капюшона грудным голосом Аня, Рыжий длинным взглядом посмотрел на Виктора и пошёл в центр растущего лагеря.
Виктор чувствовал себя совершенно чужим. Он не знал, что делать. Не понимал, чего от него хотят. Он промок и замёрз, дрожал мелкой противной дрожью. Хотелось есть.
— Там кухня всё, — чуть запыхано сказал подошедший с тремя ящиками тушёнки Анатолий. — Виктор батькыч, такую ты должность классную упустил!.. Иди палатки ставить, сам тут займусь.
|
|
|
— Какую классную должность? — не понял Виктор.
— Ну как, какую? Главного костратора. К кухне поближе, от начальства подальше, выбор еды, девочки-прелестницы. Теперь всё это мне достанется! — на ходу говорил Анатолий, доставая из непонятной кучи грязного на вид барахла топор.
В несколько шагов стремительно подошёл к дереву и с изяществом виолончелиста вогнал топор в ствол дерева сантиметрах в двадцати от земли. В шесть звонких ударов «заломал сушинку» и несколькими короткими движениями пообламывал крупные ветки. От лежащего берёзового ствола ободрал несколько кусков коры.
— Тут нормально будет? — задрав голову, спросил Анатолий.
— Да, нормально — почти в один голос отозвались так же задрав головы, девушки Катя и Аня. «Пискля» опять, в этот раз тихонько, произнесла привычное «я не могу, дак!».
Анатолий поднёс пламя зажигалки к куску берёзовой коры. За несколько секунд береста занялась оранжевым огнём с густым чёрным дымом. Положив на огонь несколько крупных кусков коры, Анатолий начал ломать ветки от сушинки, складывая их какой-то небрежной кучей на пламя.
По лесу пошёл запах свежего костра…
— Витя, ну чего вы всё стоите, не пришей кобыле хвост, прямо не могу, дак! Идите уже за водой тогда, что ли, не могу прямо!
Куда идти? За какой водой? Виктор отвык, чтобы столько событий разворачивались с такой скоростью. Его сознание было перегружено. Он уже сам готов был кричать «Не могу прямо!», но вместо этого просто стоял, уставая даже от созерцания. Но в этом была надежда: ему говорят, что нужно делать, и это он сделать сможет.
— Где вода? Куда идти? — выдавил из себя сквозь дрожь холода.
— Вон те два ведра на чай. Или найди себе помощника для бидона… Саша! — неожиданно крикнула «пискля» — Саша! Ходи сюда! На голос давай! Саша, это Витя. Сейчас вы с ним вот в этом бидоне принесёте воду вон из того источника — указала «пискля» на возвышенность, где среди ёлок угадывалось какое-то деревянное строение.
— А два ведра зачем? — удивился Виктор, когда им выдали алюминиевый бидон и два цинковых ведра.
— Ну… Одно… черпать… Потом… бидон… между… нами… по… одному… ведру… в… каждой… руке… — через паузы, как девяностовосьмилетний старик с Альцгеймером, сообщил Саша.
Каждое Сашино действие было медленным. Однажды на Плесецком космодроме Виктор наблюдал установку ракеты-носителя на стартовый стол. Подъём ракеты из положения «лёжа» в положение «стоя», как это он для себя называл, продолжалось полных шесть часов. Саша своим повествованием напомнил эту ракету.
Источником оказался отделанный потемневшими досками колодец, над которым возвели крышу. Краской кривым почерком было написано «чудотворный источник». Маркерами, ручками, карандашами было добавлено множество надписей: «реанимация», «источник жизни», «источник чудотворный, воскрешающий, проверено», и много в том же духе.
— Это что за надписи? — удивился Виктор.
— Это… после… шестнадцатого… августа… такие… надписи — сообщил ничего не объяснив Саша.
— А что происходит шестнадцатого августа?
— …Пьют… пятнадцатого… — сообщил Саша после паузы.
Саша довольно ловко, почти не проливая мимо, наполнил бидон и оба ведра. Взял ведро с водой в левую руку, за ручку бидона взялся правой.
Виктору пришлось брать бидон левой, более слабой рукой. Пока шли к «кухне», полянке, на которой уже довольно весело горели два костра, Виктор несколько раз плеснул себе холодную колодезную воду из ведра на ногу. В правом сапоге неприятно зачавкало ледяной водой. Но неожиданно этот поход за водой вызвал у Виктора огромную радость: это было первое за долгое время дело, которое он смог сделать! Ничтожное событие — его победа над обстоятельствами.
Около костров квадратом уже были сложены скамейки из брёвен. Под концы брёвен были подложены чурбаки, поэтому высота поверхности для сидения получалась сантиметров 45–50.
— Саша, Витя, за мной, — протяжно скомандовал долговязый рыжебородый. — Держим жерди.
Из привезённых с собой кусков фанеры и каких-то щитов уже был собран довольно длинный стол. Ножками служили вкопанные брёвна. Над столом из трёх длинных жердей делался конёк тента. Пока Саша и Виктор держали перекладину, несколько человек вбивали в размокшую землю метровой длины колы в руку толщиной, к которым верёвкой вязался конёк тента. За 10 минут танцующая конструкция из трёх жердей и нескольких верёвок обрела жёсткость. На конёк накинули измазанный сухой глиной зелёный синтетический тент, который тут же намок. Растянули по длине конька, подставили по длине тента рогатины, чтобы скос «крыши» был поменьше.
Откуда взялись эти брёвна, жерди, готовый стол, рогатины — Виктор не понимал. Он просто не заметил, когда всё это произошло. Он даже не увидел, когда, в какой момент над костром появился брезентовый тент, а в лагере в одно мгновенье выросли полтора десятка палаток.
— Обе-е-ед че-е-е-ерез де-е-е-есять мину-у-ут! Обе-е-ед че-е-е-ерез де-е-е-есять мину-у-ут! Обе-е-ед че-е-е-ерез де-е-е-есять мину-у-ут! — огласил в три стороны высокий черноволосый, чернобородый человек с пронзительно голубыми глазами.
На часах было 13.20.
— Обед условный! Не расслабляемся! — звонким голосом уточнила девушка Катя.
— Чтобы из-за стола вставать с благородным чувством лёгкого голода, — протяжно, явно подражая кому-то, негромко прокомментировал короткостриженый чернявый толстоватый парень, который втугую подтягивал растяжки тента над столом.
— Наташа! Где Наташа с эталоном? — крикнул ни к кому особенно не обращаясь один из четверых парней, вкапывавших одновременно с натяжкой тента в землю скамьи.
— На «8 марта», вроде, шла — ответил кто-то со стороны.
— У них там палатка в кустах, зови громче — порекомендовали от «кухни».
— На-та-а-а-ша!! На-та-а-а-ша!! — громко крикнул теперь в сторону мокрого леса выпрямившийся установщик скамейки. Высокий, с красивым породистым лицом, широкими плечами.
— …чо-о-о-о? — донёсся глуховато со стороны леса девичий вопрос.
— Нам нужна твоя попа!.. — сообщил на весь лес красавец-установщик.
— …ща-а-ас!.. — так же глухо прозвучал ответ.
— Что нужно? — не понял Виктор, несколько опешивший от такого оборота.
— Нужна эталонная среднестатистическая попа, чтобы вымерять высоту скамейки и расстояние до стола. Наташа в прошлый раз капризничала, что скамья высоко сделана, за это назначена эталонной попой для измерения эргономики вновь возводимых сооружений, — развёрнуто сообщил зодчий скамейки.
Через минуту подошла Наташа, которую нисколько не смущало то, как и для чего её позвали. Она села на плоскую часть расколотого в длину и обтёсанного топором бревна, которое держали в руках двое из четверых парней и начала уверенно командовать «выше», «ниже», «вперёд», «назад»… Когда её всё устроило, бревно, прямо с сидящей на ней Наташей, закрепили. Та же процедура повторилась со второй стороны стола. Когда Наташа ушла, закрепили остальные части скамейки, ориентируясь строго по эталонным конструкциям.
— Виктор! Экий у тебя вид неприкаянный, размокший. Прямо позаботиться о тебе хочется! Ты заселился? — спросил образовавшийся рядом Анатолий, от которого пахло свежим дымом, а челюсти были заняты жеванием подпечённого на огне сухаря. От вида еды в желудке у Виктора заныло.
— Нет ещё. А куда?
— Евгений Борисыч! Ещё боец не заселён! — Крикнул рыжебородому Анатолий.
— Прошу вашего абсолютного внимания! Особенно новеньких! — подняв руки, провозгласил рыжебородый Евгений Борисович. — Все меня видят? А все меня слышат? — протяжно привлекал к себе внимание оратор. — Ещё раз прошу поднять руки, кто еще не заселился! Заселиться означает получить место в палатке! Не вижу рук. Так… раз…три…четыре… семь… Вижу семь ваших рук, из них четыре девичьи. Всё верно? Мужики, у кого есть лишнее место? Чтобы ещё одну палатку не ставить… Есть? У вас? Вы в польской? Кого к себе возьмёте? Это кто у нас? Саша, ты же уже заселялся? Недозаселился. Хорошо, этот вопрос решён. Оставшимся ставим три «звёздочки».
— Про астму блошиную не выяснили! — подала хулиганский голос толстая хриплая женщина в бесформенной штормовке, которая сидела на ней как надувная лодка.
— А ты, Лена, сама в усы к Петру Петровичу не попади! — под взрыв хохота ответили со стороны.
Вихрь событий остатка дня вымотал Виктора, как никогда. Было непривычно не ложиться спать днём, а впервые за несколько лет что-то делать. И это получалось. Получалось всё, за что бы ни взялся.
— … Ты охренел? — прозвучало рядом.
— Что случилось? — прозвучал удивлённый ответ.
— Нет, ничего не случилось. Просто, вдруг, ты уже охренел, а мы и не знаем, — под смех нескольких голосов далось объяснение первого вопроса…
Быстрый обед рожками с тушёнкой из ведра на костре, участие в постановке палатки для себя, постановка хозяйственных палаток, разбор и заточка напильником лопат, узнавание дороги к свежевыкопанному туалету, названому по гендерному признаку тропой «8 марта» и «23 февраля», над которыми даже установлен навес, что не спасало от невероятного количества злых крупных комаров, мгновенно впивавшихся в оголённые участки кожи, вынос из леса деревьев, их распил двуручными пилами, колка дров на запас, заселение в палатку и знакомство с соседом Игорем, студентом-первокурсником, напуганным первым в жизни отъездом от родителей; ужин «супчиком быстрорастворимым» и на второе на выбор гречка с тушёнкой и оставшиеся от обеда макароны, поход за водой к «чудотворному источнику», сушка у костра промокшей одежды…
А дождь не прекращался. Уже стемнело, а народ всё бродил и чем-то занимался.
Отупевший от усталости Виктор грелся возле одного из двух костров, стараясь просушить хоть часть надетых на себя вещей. Сырые дрова сильно дымили и не давали вдохнуть. Но этот же дым спасал от комаров.
Говорят, «комар августовский» не кусачий. Врут. Не знают, какой он кусачий те, кто про это говорит. Комарихи в Архангельско-Вологодских лесах пьют кровь и кусают до заморозков в сентябре. За этот день Виктор не меньше десятка раз намазался репеллентом, но дождь смывал мазь, и комары с особым удовольствие кусали в уже расчёсанные места.
— Ты сними, да потряхивай — поучали его несколько человек одними и теми же словами, видя, как Виктор то одним боком, то другим поворачивается к огню. Рядом люди трясли куртками и джинсами около огня.
— А зачем так делать? — не понимал Виктор.
— Пар быстрее выходит — пояснили ему. Но снять, пусть и мокрую, куртку было невозможно. Ледяной мокрый воздух сковывал движения. Вызывала ужас одна мысль, что надо снять куртку.
— …пуншик… — выловил фрагмент тихого разговора Виктор.
— …в палатку придём… — услышал фрагмент ответа Виктор.
… Во влажной холодной одежде Игорь и Виктор одновременно залезли в свою палатку. Им сказали обязательно переодеться в сухую одежду, прежде чем они влезут в спальный мешок «академия». А то «сырость и гниль из мешка вывести будет невозможно».
— Блин, как тут раздеваться? — негромко выразил общую мысль Игорь.
— Есть во что сухое одеться? — спросил Виктор.
— Да, в сумке…
Включили фонарики и в тесноте палатки начали возиться в своих сумках, доставая холодные, как будто влажные вещи. В синих, холодных лучах света китайских фонариков клубился пар от дыхания, а воздух был густой, холодный, влажный.
— Ле-е-ен!.. — вдруг совсем рядом раздался громкий мужской голос. — А вы там уже что, греетесь?
— Ага!.. — ещё ближе ответила сипловатым голосом Лена. По голосу Виктор узнал ту самую толстую женщину, которая про блошиную астму спрашивала.
— А чем греетесь? — опять громко спросил мужской голос у самого уха.
— У нас две таблетки!.. — произнесла Лена так, как будто только что выиграла миллион.
— О-о-о-о!.. — пришёл в экстаз мужской голос. — Да!.. Продолжай!..
— У нас тепло!.. И почти сухо!.. — продолжала Лена.
— Да ты что-о-о?!! — эйфорично восторгался мужской голос.
— Начали секс по мегафону, — недовольно прозвучал чуть дальше голос Оксаны, с которой Виктор познакомился после ужина, когда для мытья посуды потребовался «потаскун-насильник», который натаскает воды и отнесёт чистую посуду к столу. — Рановато в этот раз!
— Ксюш, ты погоду видела? В самый раз начали! Не ломай кайф, присоединяйся лучше, — пригласил разделить восторг мужской голос.
— Нет уж, увольте, батюшка, я как-нибудь втихомолку согреюсь — отказалась рассудительная Оксана.
— Лё-ё-ёшь! — позвала Лена, — а ты с пуншем?
— Нет, — отозвался Лёша, мужской голос-участник «секса по мегафону». — Берегу на день.
— Напоминаю. Сухой закон — негромко, чётко, значительно прозвучал голос Евгения Борисовича около палаток.
От этого негромкого напоминания притихли все. По палатке метнулся луч фонарика.
— Ребята-новенькие, у вас всё в порядке? — совсем близко спросил Евгений Борисович.
— А как спать? Тут дышать совсем нечем, а ноги мёрзнут! — прозвучал почти плачущий девичий голосок из палатки рядом.
— Где дышать нечем? — после паузы спросил Евгений Борисович.
— В спальном мешке! — с вызовом в голосе прозвучал второй слабый голосок, с нотками плача.
— А… а-а-а вы как в него забираетесь?.. — с улыбкой в голосе прозвучал вопрос Евгения Борисовича.
— Головой вперёд… — неуверенно ответил голосок.
Хрюканье, перемежающееся со всхлипыванием и неприличным лошадиным гоготом, наполнило всё пространство. Хохотали даже Виктор и Игорь. Хохотали так, что перехватывало дыхание.
— Юля, Олеся — пробивался сквозь взвизгивание Лены голос Евгения Борисовича — в спальный мешок нужно забираться ногами, а голову оставлять снаружи. Лена, Лена! — в другую сторону прозвучал голос — напоминаю о пожарной безопасности. У вас остальные таблетки сухого спирта отдельно лежат?
— …Да, мы в баночке жжём!.. — преодолевая ржание, ответила Лена.
Эта вспышка гогота согрела Виктора. Как же давно он не смеялся вот так, от души. Этот смех этой промозглой ночью был явлением из другого мира, чем-то невероятным, неожиданным.
Неожиданно Виктор прервался, осадил сам себя. А что такого смешного произошло? Почему он так расхохотался? И сразу за этой мыслью пришло раздражение. Ну, вот чему они смеются?..
Переодевшись в спортивные штаны, сухие носки, сухую футболку и сухой свитер Виктор начал забираться в пахнущий прелостью спальный мешок…
* * *
… Унять дрожь и хоть немного согреться, поминутно проваливаясь в беспокойный, поверхностный сон, удалось только к середине ночи. Уснуть было очень тяжело. Комары звенели в мокром холодном воздухе и находили любой незакрытый участок кожи, чтобы очень больно укусить. Пришлось накрывать голову полотенцем, сквозь которое всё равно кусали особенно крупные комары. От мази против комаров щипало кожу. То тут, то там, но всегда где-то близко всю ночь звучали голоса, взрывы смеха, две гитары с разных сторон. Поэтому когда в серо-зелёной хмурой рассветной сырости зазвенели у палаток удары топора о топор и голоса «подъём, завтрак через полчаса», Виктор решил для себя спать дальше. Он просто не мог встать. От вчерашней нагрузки болели мышцы, давно столько не двигался. Игорь уже сидел в своём спальнике и тёр измятое лицо руками.
Сонный голос Лёши громким хрипом оповестил приближающийся звон топоров.
— В этой микрахе все встали! Тут звенеть не надо!.. ну меня на хрен… о-о-о-о, грехи мои тяжкие… — выдал Лёша. Покряхтел и вдруг предложил: — Ксю-ю-ю! А давай ты меня усыновишь?
— Внезапное начало дня — сонно ответила Оксана. — А зачем?
— Ну, как зачем? — удивился Лёша. — Ты меня усыновишь… Я буду тебе радоваться… А ты меня завтраком в кроватку будешь кормить. Начать можно прямо сегодня… Давай, а?..
— Заманчиво… Но всё равно не понимаю всей прелести твоего предложения, — отказалась Оксана.
— Ксю, а меня усыновишь? — прозвучал ещё один сонный мужской голос.
— В очередь, Петруня, в очередь, — прервала противоестественный ход событий рассудительная Оксана.
— Вставай — толкнул Игорь в плечо Виктора.
— Не могу, потом встану — тихонько, не размыкая глаз, ответил Виктор.
— Евгений Борисович для новеньких будет после завтрака рассказывать об этом месте. Говорили, всем быть надо — добросовестно будил Виктора Игорь.
— Я потом — из последних сил пытался остаться спать Виктор.
Вокруг уже слышались шаги, звучали голоса.
— Не вижу активности — прозвучал у самого входа голос Евгения Борисовича. Кто у нас тут?
— Игорь и Виктор — сообщил Игорь.
— А это кто говорит? — уточнил Евгений Борисович.
— Игорь — ответил Игорь, развязывая вход.
— А Виктор почему ещё с закрытыми глазами? — настойчиво спрашивал рыжебородый.
— Я позже выйду, сейчас не могу, долго не спал с вечера от холода — постарался вызвать жалость Виктор.
— Виктор, на меня посмотри, — потребовал Евгений Борисович.
С трудом разлепляя веки, Виктор повернулся к говорящему.
— Здесь правила для всех общие. Все встают в одно время. Все выполняют предусмотренную работу. Если ты с этим не согласен — собирай рюкзак и отправляйся обратно. Доступно излагаю? — от спокойной жёсткости сказанного Евгением Борисовичем у Виктора похолодело внутри. Он понял, что подчинение этим общим правилам обсуждаться не будет. Хотелось что-то возразить, что он совершенно разбит и не выспался, но тогда придётся ехать обратно. А ему тут пообещали хорошую зарплату. А в деньгах он нуждался больше всего.
— Я встал, сейчас выйду — выразил согласие с условиями пребывания Виктор и закрыл слипающиеся глаза.
— В глаза не бросается — протяжно произнёс по-прежнему сидящий на корточках около входа Евгений Борисович.
Рывком, так, что аж застучало в голове, Виктор сел и начал выбираться из спальника.
«Пусть мне будет хуже! Упаду среди лагеря — будут знать!» — зломечтательно подумал Виктор. Как и всякому человеку, ведущему бессмысленный образ жизни, ему были свойственны мысли о том, что вот он сейчас внезапно повредится здоровьем, и как все вокруг от этого всполошатся. Это иногда срабатывало, когда в кругу близких знакомых родителей он сидел с кислой физиономией, а на вопрос, что с ним, отвлечённо отвечал, что плохо себя чувствует и ещё больше скисал. Женщины пенсионного возраста начинали жалеть, да советовать, как поправиться. А то же такой молодой, а уже такой нездоровый. Вот она, современная жизнь. Не то, что в былое время, когда и работали не в пример больше, и праздники отмечали, и на здоровье никто не жаловался.
— Дежюрный! — звонким высоким мужским голосом с нажимом на «ю» крикнул кто-то, — где подогретая умывальная вода?! Давай быстрей!
Зазвякала крышка ведра, звякнула крышка умывальника.
— У-у-утро-о-о… седо-о-о-ое… у-у-утро… тумана-а-анное… — с цыганским надрывом запел Лёша, выползая из палатки.
— Ой, Лёша, иди ты уже в баню с такими завываниями!.. — гаркнула Лена.
|
|
|
