 |
Часть I. Знакомство с собой 20 глава
|
|
|
|
— А почему тогда столько книг про суровые условия на Аляске? — удивился Игорь.
— Вот такие они нежные, — нашёл ответ Анатолий. — Америкосы вообще комфортом развращены. Читал у Джорджа Блэйка, это английский шпион, который в СССР из германской тюрьмы сбежал, что в Корее пленные американцы умирали просто от тоски и отсутствия комфорта. Ну, вот так. Она на ту войну приезжали со своими машинами, у них было обязательно два дня выходных, которые они тратили на женщин. А в плену им приходилось всем вместе сидеть в одном помещении, мыться раз в неделю, никаких женщин. И они довольно массово впадали в уныние и от тоски мёрли. Без шуток.
— В Донецке таких видел, — начал Михаил. — Поймали наши негрилу, больше двух метров ростом, весь накачанный, а рыдал как в детском саду, «это всё ошибка, так не должно было произойти», и всё такое. Его америкосам решили предъявить, а они «мы такого не знаем». Как он ползал в ногах, как просил его не убивать. Его на двести банок американской тушёнки обменяли укропам. Хотели на пятьсот, но укропы торговались, как на базаре. А через три дня он опять попался, опять рыдал. В этот раз укропы сказали, делайте с ним что хотите. Мол, этот пидор задрал их постоянными приставаниями к их задницам. Там в этих националистических добробатах гомосятина процветает, хуже чем в гей-клубах. Этот негрила тоже заднеприводный актив был. Наши его тогда просто раздели догола, да на все четыре стороны пинком отправили. Его укропы уже на своей территории хлопнули. В рации шум, что ночью в окоп голый негр свалился, думали в камуфляже кто-то, от испуга его грохнули. Так что да, америкосы вообще не вояки. Сразу сливаются.
От этого рассказа стало и смешно и не по себе.
|
|
|
— А что, может быть, действительно на юг уехать?.. — задумчиво проговорила Оксана. — Утомилась я уже, когда лето только по паспорту, а по факту восемь месяцев отопление. Я за этот год в июле всего два раза платье с коротким рукавом надевала.
— Так, а в чём сложность? У тебя здесь какие-то мощные корни, которые ты не можешь обрубить? — прямо спросил Анатолий.
— Привыкла. Тридцать два года здесь прожила всё же. А на чёрном море всего три раза по десять дней… Каждый раз как уезжала, такая тоска накатывала! Когда ещё тут окажусь?.. — ответила Оксана.
— Советский Союз был могучей державой во многом ещё и потому, что была постоянная миграция. То на комсомольские стройки, то в национальные республики, то в новые города. То государство сильно, в котором граждане не более пяти-семи лет на одном месте работают, в котором внутренняя миграция трудовых ресурсов существует как норма. Происходит культурный обмен, освежение крови, новые идеи. А если у тебя такая мысль в голове сидит, что здесь ты уже намёрзлась, эта мысль будет расти в деструктивных формах. Поэтому, если возникла такая мысль — подумай, что для этого надо сделать. Я за свою жизнь уже хренову кучу мест поменял. Каждый приезд на новое место — всегда импульс к развитию. Все мигранты всегда очень успешны, поскольку они для того и приехали, чтобы дело делать. А местные жители, часто, более ленивыми оказываются, им чего-то добиваться не надо. И так всё устоялось. Поэтому если нужен тебе план переезда — я тебе помогу его прорисовать, обращу внимание на мелочи, которые с переездами связаны.
— Чёт я прямо про это задумалась. Ладно, если что — дёрну, — ответила Оксана.
Ещё с полчаса проговорили про разное. Допили чай. Людей у огня осталось ещё меньше. Марина и Виктор тоже пошли к себе.
— Вот скоро опять назад… — с какой-то отстранённой тоской проговорила Марина по дороге к палатке. Виктор уже об этом задумывался, но не мог понять, как теперь можно вернуться? Разве может быть другая жизнь, кроме этой?
|
|
|
— А как после поля в городе? — спросил он Марину, залезая вслед за ней и застёгивая вход.
— Сначала очень тесно первых пару дней, потом всё как обычно, в дела втягиваешься, грустинка проходит, остаются только самые радостные воспоминания. Когда какие-то сложности или неприятности начинаются, очень хочется сбежать сюда, где всё ясно и понятно, честно, — ответила Марина снимая верхнюю одежду. — Но в это раз будет проще. Мне будет проще. Не знаю, как тебе.
— А в чём проще?
— Теперь я могу заняться поиском мужчины для того, чтобы забеременеть. Спасибо тебе. Ты мне очень помог.
— Мы в городе будем встречаться? — спросил Виктор, заранее чувствуя тоску.
— Наверное, не стоит… Это будет отвлекать нас обоих… Создавать иллюзию, что у нас есть что-то общее, тогда как это будет всего лишь времяпрепровождение. Тебе ведь тоже, наверное, будет правильно строить свою жизнь, а не наблюдать за моими поисками, — тяжело проговорила Марина и замолчала. — Ну вот, не было слова и дом стоял… Сказано слово и дом рухнул… — Она сидела, свесив голову, скрестив руки на коленях.
— Но сегодня и ещё несколько дней мы же ещё не в городе? — нашёл в себе силы Виктор правильно понять ответ и разрядить ситуацию. — Ты и жениться меня на себе не звала!.. Ну, не кисни! Мы же оба знали, что так будет, да?..
— Да… — чуть не плача, произнесла Марина не меняя позы. — Ты не обиделся?
— Ещё две недели назад я бы, наверное, начал ругаться. А сейчас я как будто впервые с собой встретился. После вчерашнего всё, что угодно, кроме повторения этой страшной ночи, я готов принять с радостью. Пусть все будут живы и заняты своей жизнью. Будет нужна помощь — обращайся, помогу! — твёрдо проговорил Виктор.
— Я знаю… — так же тихо проговорила Марина, придвинулась к Виктору, обняла его. — Да, у нас есть ещё несколько дней. Давай не будем думать, что будет потом, а будем просто здесь, хорошо?
— Да! — искренне улыбнулся в темноте Виктор, и долго поцеловал расслабляющуюся Марину.
* * *
— Подъё-о-ом! — прозвучало вдалеке и тихо зазвенели топоры.
Марина и Виктор улыбались друг другу навстречу. Их вчерашний вечер прошёл так, будто они были женаты уже много лет: естественно, спокойно, с посторонними разговорами параллельно физической радости. «Осталось только чмокнуть в лобик, сказать «спокойной ночи, дорогая» и отвернуться к стенке», со смехом заметила Марина, отдышавшись после очередного экстаза. Она полностью изменилась. Её голос стал ниже, речь утратила вычурность и витиеватость, замечания о жизни стали более приземлёнными.
|
|
|
— Мне как будто свет включили в тёмной комнате, столько всего нового замечать начала…
Их утро началось до подъёма. Они впервые увидели друг друга при свете. Марина сама разбудила Виктора. Они заново узнавали друг друга, уже без нервов, без стеснения, набирались новых, ранее неизвестных ощущений.
— Не успели бельё простирнуть. Придётся в обед. Если солнышко поймаем, — сделала важную оговорку Марина.
Завтрак был плотным. Дежурили Олег и Гриша. Кате опять помогала Наташа, которая очень любила вставать с рассветом, и Лена Большая, которая плохо спала и встала вместе с Катей. При всей разухабистости Лены Большой, она обладала очень ранимой душой. Спокойно воспринимая мелкие неприятности, она очень тяжело переживала действительно серьёзные события. За прошедшие дни она даже заметно похудела…
После завтрака Евгений Борисович объявил стратегию на день относительно выявленной траншеи.
— Есть крайне, высокая вероятность, что это часть системы, накопительная выгребная яма. Первый час копаем по сантиметру за один взмах, убеждаемся, что лезет только копролит, со второго часа начинаем долбить на штык с переборкой. Если окажется, что это что-то другое, то… То будем решать уже исходя из того, что это может оказаться.
Итогом первого часа работы все остались довольны. Вадим Михайлович на месте однозначно подтверждал, что идут только окаменевшие отходы жизнедеятельности. Во второй час на глубине 115 сантиметров у западной стенки нашлось дно ямы, а к обеду вышли на материк на глубине 205 сантиметров у восточной стенки, на расстоянии пяти квадратов, десяти квадратных метров.
|
|
|
— Товарищи, поздравляю всех с окончанием раскопок. Думаю, символически начнём закапывать уже сегодня вечером, — провозгласил с облегчением Евгений Борисович.
— У-ра, — ровным голосом сказал Алексей.
— Зачистка после обеда, рисование и фотографирование. Предлагаю на обеде не задерживаться, сразу после еды возвращаться. Александр Викторович, Марина, Гриша, Максим, Лена, вы потребуетесь в первую очередь на отрисовку профилей, — давал указания на ходу Евгений Борисович. — Катя, Пётр, Анатолий, Саша, Сергей, вы понадобитесь на итоговую зачистку. Пожалуйста, подготовьте лопаты как положено. Остальных ждём здесь сразу после обеда по готовности.
За обедом Виктор аккуратно уточнил у Марины, как быть с бельём? Жалко упускать солнышко. Может быть. Он сам справится?
— Как-то неловко… Ты сможешь? Ну, давай я тебе порошка насыплю, сколько надо. Ты только выполоскай хорошо, чтобы порошком не пахло. Точно сможешь?
— Да что трудного? Смогу, конечно!
— Хорошо. Неловко как-то…
Виктор целенаправленно сходил за водой для стирки и сразу после еды, когда половина народа сорвалась на раскоп, а вторая допивала чай и тоже готовилась сорваться, Виктор быстро начал плюхаться в тазике в бане. Минут пять он тёр, жамкал и теребил простынку и пододеяльник, слил мыльную воду, начал полоскать в чистой. Только после третьей воды ткань под пальцами перестала скользить, исчез запах порошка. Он начал выжимать бельё, но оно не ложилось в руки, топорщилось комком. «Блин, у женщин это как-то так красиво получается. Надо будет научиться». Как сумел, он отжал, но когда развешивал у палатки, с него всё равно капало. «Ладно, солнышко хорошее, просушит». На раскоп пришёл в числе последних.
В огромном глубоком раскопе вели зачистку пятеро. Они уже успели аккуратно зачистить стены, теперь гнали перед собой взвесь по дну. Её выносили все остальные. Когда началось фотографирование профилей, все создавали ровные тени, а при фото против солнца отражали свет на стену. Несколько раз передвигали башню, чтобы захватить абсолютно всё…
… В половину шестого вечера замотанные начальники объявили.
— Всё, южную половину можно закапывать! Северную сторону, на длину трёх квадратов, не трогать! Ещё профили не дорисованы. Ну, что, начали?..
Замелькали лопаты. Почти час абсолютно все перемещали землю обратно в раскоп. Только к концу часа стал заметен какой-то результат.
— Тут земли, считай, не меньше пяти жэдэ вагонов, — пояснил Пётр. — Мы сейчас, дай боже, половину вагона перекидали. Завтра день будет жёсткий… Надо будет закидать, задерновать, снять лагерь, чтобы не по дождям мокрыми палатками трясти.
|
|
|
— Стоим!.. Темнеть начинает. Пошли сейчас в лагерь, а завтра, до победного будем. Приказываю всем хорошо отдохнуть и выспаться! Завтра день будет тяжёлый! — весомо, громко сказал Евгений Борисович.
— Я тут так с вами вконец похудею, меня Руслан не узнает и выгонит, — пошутила Лена Большая.
… Перед самым ужином Марина недовольно высказала Виктору:
— Ну, как ты повесил бельё? Комком! Оно же в складках мокрое! Как на нём спать?.. Я, конечно, растянула, расправила, но ты почему не сделал?.. — в её голосе звучала обида.
— Я всегда так сушу… — оправдывался Виктор. — На батарею вешаю, оно просыхает…
— Бельё сушить дома? Оно же будет плохо пахнуть! Витенька, бельё нужно вешать на улице и обязательно ровно растягивать. Ну, ладно, что-нибудь придумаем. А с другой стороны, — она понизила голос и улыбнулась, — я его, пшшшшш, всё равно намочу.
Ужин был таким же плотным, как завтрак и обед. Калинины объявили о своём отъезде завтра утром. На предложение ехать со всеми вместе послезавтра утром, в уже заказанном автобусе, после закопа, задумались, пошушукались, согласились. В баню шли уже устоявшимися группами: чисто женская, смешанная, две чисто мужские. После бани разговоры, чай, разговоры. После десяти вечера лагерь как-то одновременно затих, все растянулись по палаткам. Перед сном Катя сообщила:
— Витя, завтра утром с Сашей дежурите. Ты у Марины? Хорошо, знаю где. Саша рядом. В шесть зайду, к этому времени натяни штаны по уставу!
… Этот вечер был с привкусом грусти. Завтра, по словам Марины, они будут очень усталые, им не будет дела друг до друга от усталости. Сегодня, по факту, это их последняя совместная ночь. Они, конечно, ещё будут видеться, общаться, но уже просто как добрые знакомые.
— А ты переменился. Помню тебя в первый день, такой ты был несчастный. Ничего сделать не мог. Ты очень быстро переменился… — говорила Марина в промежутках. — Или ты всегда таким был, а в первые дни просто болел?..
— Я всю жизнь до приезда к вам болел. Это только теперь начинаю выздоравливать… — проговорил Виктор. Он понял это несколько дней назад, что ещё не изменился, а только меняется. Это даётся ему в чём-то просто, а в чём-то очень трудно. В той, другой, прежней жизни, было много из того, что тянуло обратно. Сейчас, в окружении невероятно надёжных друзей, с которыми он не был знаком ещё две с половиной недели назад, он мог тянуться вверх, расти над собой. Но он не был уверен, что оказавшись наедине с собой, сможет продолжать жить хорошо, правильно, а не вернётся к прошлому при первой же возможности. Это пугало его и успокаивало: то, чего он боится, он будет обходить стороной. Ему хотелось думать, что его система наведения на цель и избегания опасностей работает на уровне инстинкта. Его пугало возвращение к прежней жизни. Но и новую он ещё не начал.
— Это трудно. Но ты молодец. Ты действительно молодец. Я бы никогда не подумала, особенно в первые дни, что именно ты меня спасёшь. А ведь ты меня спас… Жизнь и судьба наши есть таинство причинно-следственных связей… Ты не представляешь, как помог мне… Спасибо тебе…
— Я не знаю, что делать дальше. Через два дня мы вернёмся в город. И что там делать?.. Я боюсь оставаться один.
— Только ты сам сможешь пройти свой путь. Никто не передаст тебе свой опыт. Никто не будет тянуть тебя за собой вечно… А вообще, ты зря боишься. Ты способен на многое. Ты способен на всё. Я смотрю на тебя и вижу в тебе силу, которой ты почему-то не пользуешься. Ты начал меняться… Следуй наставлению Толика, и всего достигнешь… — уверенно сказала Марина после размышления. — Всё идёт так, как должно. Что-то в нашем прошлом привело к тому, что мы сейчас с тобой находимся здесь? И ты не зря, не просто так попросил у Анатолия лекцию. Всё всегда не просто так… Ты вообще думал, сколько же всех обстоятельств должно было сойтись, чтобы родился именно ты? Чтобы ты прожил именно ту жизнь, которая у тебя была? Чтобы именно сейчас ты был именно со мной?.. Я иногда про это думаю и голова начинает кружиться… Если начинать об этом думать, то… сузившись до нити тонкой… вращением небесных сил… весь космос бешенной воронкой… в моё сознание входил… Люблю этого автора. Он пишет под псевдонимом Сергей Юрков. Именно его стихи несколько лет назад напугали меня так, что решила хоть умереть от отчаяния, но изменить свою жизнь.
— Что за стихи? От которых хочется скорее умереть, чем продолжать жить, как жила? — он любовался в темноте говорящей Мариной. Она ещё больше похорошела. А в темноте была просто восхитительна.
— Очень грубые… Жёсткие… Хлёсткие… Но честные… Будешь слушать?..
Виктор кивнул. Марина вздохнула несколько раз, собралась с мыслями. Начала.
— Мадам, уймитесь! Ваши прелести прокисли, а поцелуи пахнут брагой! Я понимаю Вас, но к чёрту эти Ваши мысли! Ах, мадам: мы разминулись лет на тридцать по годам. Когда-то, вероятно, вы были неприступны, кривили губки, отдувались от мужчин. Что ж, поздравляю Вас: они ушли, в обратной и сухой пропорции к количеству морщин…
Марина выдохнула и сказала:
— А вот второй: она пойдёт с любым, безгласная… на всё безудержно согласная, скорее, ко всему готовая, не старая ещё, не новая… Уже лет десять как… красавица?.. Увы, едва ль, но, как сказал… Приятель старый мой, с горла хлебнув винца… Все хороши, но лишь бы даром, а… Не за любовь киносценарную, Изображённую бездарною… актрисой, и хмельным невротиком, с убогой и смешной эротикой… В конце. Она давно устала бы, когда б не стоны и не жалобы истосковавшейся промежности, истасканной на нет при внешности, как лист осенний опадающий, с души до срока облетающий…
Марина снова выдохнула.
— Я первый раз в жизни смогла произнести эти строки вслух. Раньше мне плохо становилось только от того, что я их читала. Но я их даже выучила! Через такое мучение… Чтобы не дать себе остановиться, не смириться, не упустить свой шанс, если судьба даст его мне. Вадим Михайлович часто говорит две фразы: господь каждому даёт по силам его, то есть каждый может вынести то, что на него падает, иначе бы это с ним не произошло. И вторую: господь творит свои дела руками людей. Тут тоже трудно поспорить… Для спасения моей почти пропащей жизни господь послал мне тебя… окольной дорогой…
— Да уж, с юмором у всевышнего всё в порядке, — засмеялся Виктор, но внутри шевельнулась несформулированная мысль: а ведь и правда он может быть кому-то послан…
…Проговорили очень откровенно на разные темы ещё долго. Когда они крепко обнявшись засыпали, Виктор отчётливо понял, что к старой жизни он не вернётся.
* * *
— Вот будет лето, поеду на дачу! Лопату в руки, хреначу! Хреначу! — исполнял репертуар группы «Ленинград» Анатолий. — Так оно всегда и бывает: пока внутренний Чехов только подбирает слова, внутренний Шнуров уже всё высказал!
…Они кидали землю без специальных перерывов уже два часа. Когда кто-то уставал, то останавливался на несколько минут и продолжал в своём ритме дальше. Горы земли не убывали. Яма раскопа зияла огромной прожорливой пастью. Северную стенку отрисовывали в пять голов. Егор и Фёдор бегали по свеженасыпанной земле, трамбовали. Несколько раз придвигали отвалы поближе, а они всё равно были далеко и такие огромные!..
… Утром, когда Катя разбудила Виктора на дежурство, Марина встала вместе с ним. Сказала, что её ещё ждут долгие счастливые недели в одиночестве. До основного подъёма с рассветом встали и руководители, чтобы по ровному свету отрисовать северную стенку, забрали Марину с собой, на раскоп. К завтраку вернулись. Быстро поели. Быстро ушли назад. Все остальные завтракали быстро и плотно. Брали с собой много воды. Уже через час Виктор оценил этот запас.
…Голова кружилась от мелькания земли. Руки и ноги устали. Спину ломило.
— Ломит суставы? Жжёт кожу? Режет светом глаза? Скажи, где деньги и мы тебя отпустим! — шутил Алексей. Он в прямом смысле вкопался по колено в землю на краю раскопа. На него накидывали землю, а он перекидывал её дальше.
Лопатами махали все. Маленькая Лена кидала наровне со всеми. «Как пьёт, так и работает», вспомнил Виктор вечер их знакомства. Как же это было давно!..
Взмах за взмахом, к часу дня засыпали восемь из пятнадцати линий. В том числе глубокую широкую траншею. Осталось меньше половины но сил уже не было… За плотным обедом было много кофе для восстановления сил. Усталые лица, неверные движения качающихся над кусками хлеба рук. «Через силу, через боль… Надо!», командовал себе Виктор. «Вика бы не жаловалась. Мелкая ломит наравне со всеми, а она вдвое меньше каждого. Все кидают! Не ныть! Работать!». Он дал себе очередной зарок, пройти через всё, всё выдержать, это всего лишь физическая нагрузка, а ему предстоит полная смена жизни, это куда тяжелее. «Господь каждому даёт по силам его!..».
… Лёгкие жгло. Руки не поднимались. Пальцы не сжимались. Всё чаще и всё дольше становились передышки. Аня воткнула лопату в кучу отвала, но не смогла её поднять, свалилась на колено. Поднялась. Стала кидать по половине лопаты.
Лена Большая кидала уже ближе к себе, больше двигая землю, чем перекидывая её.
— Лена-Понарыла, вот ты понарыла! — напоминали ей кличку от глупой Олеси, чтобы подбодрить.
Шатающаяся Лена Маленькая с трудом держала даже пустую лопату. Развернулась спиной к раскопу, широко расставила ноги, и стала копать перед содой, кидая землю между ног, как собака. Этот способ оказался ещё более трудоёмким, она вернулась в обычную позу, тоже стала больше двигать, чем кидать.
Мужики со вздувшимися на руках и лицах венами кидали, кидали, кидали… оставалось ещё две линии… 40 квадратных метров глубиной 45 сантиметров…
Шатающиеся от изнеможения женщины оставили лопаты. Начали носить и укладывать дёрн. Галя споткнулась, упала на колени, бессильно повернулась на спину, раскинула руки. Около неё в такую же позу почти упала Оксана. Так выглядела усталость в химически чистом виде. Мимо них, едва переставляя ноги, ходили и носили дёрн. Мужики двигали и кидали землю…
… Солнце уже зашло за деревья, когда дрожащими, по ощущениям пустыми изнутри руками уложили последний кусок дёрна. Что-то говорить сил не было. Дышалось через силу. Мысль о том, что ещё нужно идти до лагеря, нести какие-то вещи была мучительно-невыносимой, но идти было нужно. В ровном свете заходящего солнца отсняли рекультивированный раскоп.
— Всё, здесь мы закончили, — сиплым от пыли и усталости голосом сказал Евгений Борисович. — Автобус должен приехать завтра к двенадцати дня. Лагерь снимаем утром.
— Над раскопом тишина… небо полное дождя… свет проходит сквозь меня… находок больше нет… — пропел, не попав ни в одну ноту Алексей. Он единственный старался делать вид относительно бодрого человека. Остальные просто тяжело дышали.
— Ну, всё, пошли, — закрыла очередную главу Лена Большая. Её шатало. Виктор понял, как ему стало тоскливо… завтра всё кончится. А что будет дальше — он не знает. Неизвестность возвращения к жизни в городе вызывала ужас и холод в животе…
… За ужином почти не разговаривали. С трудом двигали челюстями. В баню сначала отправили женщин, которые говорили, что им «сегодня уже всё равно, в какой группе идти», но всё же традиции не нарушили.
— Наши правила непреложны, а традиции неизменны, — заплетающимся от усталости языком проговорил Сергей. Он единственный поднёс Идлоу Гаврюше «жертву» по случаю окончания работ.
— И радостно, и грустно… Радостно, что всё это было. Грустно, что всё это заканчивается, — рассуждала Лена Маленькая. — Евгений Борисыч, вы сразу на Великий Устюг?
— Через Москву. Надо по этому объекту документацию сдать. Вместо Петровой новый человек принимает решения, хочет с каждым лично познакомиться, на дела посмотреть.
— А в Устюге с кем копаете? К вам туда можно? А то я, кажись, безработная осталась.
— Рад бы, Леночка. Тебя бы с закрытыми глазами взял, да объект там режимный. Те, кто там со мной копать будут, семь человек, две недели в службе безопасности проверку проходили, — с досадой сиплым голосом ответил Евгений Борисович.
— А Петрову, стало быть, того? — уточнил Пётр.
— Не знаю. Не спрашивал. Мне без разницы, — опять ушёл от ответа Большой Начальник. Но главное он сказал: Петрова Матильда Сидоровна больше не работает в этой сфере.
… Без сил свалились спать сразу после бани. Не было сил даже думать…
* * *
— Многие новички плачут в первый день и в последний. В первый день от неожиданности и дискомфорта, а в последний день от тоски расставания… Если грустят, а не радуются в последний день, значит, будут много раз возвращаться, — говорила Наташа кислому на вид Игорю.
Лагерь был наполовину разобран. Сняли баню, хозяйственные палатки, тент над столом. От этого стол стал светлым, очень маленьким в большом, ничем не ограниченном пространстве леса.
— Так странно, хочешь что-то запомнить, а оно не запоминается. Специально напрягаешься, а оно через какое-то время забывается, — сетовал Виктор, таская сложенные спальники и палатки в общую кучу на полянке около Гаврюши. — А какая-то ерунда врезается в память, и всю жизнь в мельчайших подробностях её помнишь.
— Этому есть совершенно научное объяснение, — ответила Аня, которая так же таскала вещи к месту погрузки в автобус и сейчас они рядышком шли за очередными мешками. — Синапсы, нейронные связи внутри мозга, образуются периодически, но не по расписанию. В тот момент, когда возникает очередная связь, затрагивающая центры зрения и памяти, происходит именно такая… фотография, которая вроде бы и не нужна, но будет в памяти до конца жизни. Чтобы запоминать то, что нужно, а не случайные картинки, нужно просто тренировать мозг, как мышцу, на создание новых нейронных связей. Читать новые книги, писать левой рукой или ногой, играть в шахматы с закрытыми глазами, что угодно, но что-то новое, непривычное, что вызывает новые нейронные связи, а не эксплуатирует старые. Это всё вызывает работу мозга и более равномерно возникающие синапсы. Это в старости полезно тем, что когда неизбежно начинают отмирать участки мозга, сохраняется достаточный объём связей, чтобы как можно дольше не впадать в маразм.
— Ну, это долгая работа… Жалко, что сейчас я многое забуду… — ответил Виктор. Он был намерен тренировать свой мозг, но очень жалел, что находится только в начале пути.
— Хорошо бы эту привычку с детства формировать. Но, как говорит Анатолий, люди идиоты, сами живут без мозгов и детям своим не дают нужных навыков, — с грустью весьма категорично ответила Аня.
Когда Виктор снимал с дерева зеркало, он впервые за долгое время рассмотрел себя и не узнал. По утрам, когда он умывался и чистил зубы, зеркало, как правило, было мокрым от росы, днём было незачем на себя смотреть, вечером темно. Сейчас он увидел в зеркале незнакомого человека: заросшего трёхнедельной щетиной с проседью, с внимательным взглядом, с новыми, незнакомыми чертами лица.
— Ну, здравствуй… — тихонько проговорил он отражению. — Я тебя, кажется, не знаю. Но скоро я тебя побрею… — шуткой закончил он.
… Сняли щиты со стола, остались стоять вкопанные столбы, разобрали кухню, вёдра стояли компактно около общей кучи. Сняли и скрутили палатку Марины. Под ней остался совсем маленький жёлтенький квадратик. К одиннадцати утра весь лагерь переместился на полянку. Рюкзаки, сумки стояли рядом. С чаем, сидя на скамьях перед столбиками без столешниц, доедали из двух открытых коробок сухари и пряники, чтобы не возить почти пустые коробки.
— А всё кончается, кончается, кончается… Вагон качается и гаснут фонари… Перрон кончается… — напевал Сергей песню Визбора.
Евгений Борисович в сторонке выплачивал зарплату.
— Хорошие были времена, когда ездили просто так, для души. Но приятно и за денежку, — признался Анатолий.
— Толян, можно я тебя ещё напоследок дёрну, пока автобуса нет… Я не знаю, что делать в городе. Тут всё ясно. А там… там я один… — замялся Виктор.
— Понял. Значит, так… Что я рекомендую именно тебе, именно в твоей ситуации. Тебе для начала нужно всё ещё раз спокойно продумать. Для этого нужно уехать из привычного места, увидеть другую жизнь. Думать так, чтобы тебя ничто не отвлекало. Здесь ты всё равно не мог, как следует, всё продумать. Буддийские монахи уходят на несколько дней на вершину горы, чтобы ничто их не отвлекало. Так и тебе нужно, во-первых, спокойное место, а во-вторых, другая обстановка. В квартире не думается. На свежем воздухе сейчас здесь уже не комфортно. А съезди на Чёрное море, а? Поставь палатку на берегу. Там до октября ещё купаться можно, очень дешёвые фрукты-овощи, до середины сентября прямой поезд Череповец-Анапа через Вологду ходит. Осенние штормы только во второй половине октября начнутся. За одно и другую жизнь увидишь. И вот там спокойно несколько дней от всего отвлекись, с собой поговори, всё до конца продумай. Возникнут вопросы — звони, я всегда на связи.
— У меня палатки нет, — по старой какой-то привычке из прошлого нашёл причину Виктор. Наткнулся на прямой взгляд Анатолия и нашёл способ решить проблему. — Я у ребят сейчас спрошу, на время, «звёздочку»…
Анатолий кивнул.
— А потом что, когда продумаю всё?..
— Ты же едешь думать, чтобы планы составлять. По плану и следуй. Спокойно относись ко всему: к успехам и неудачам. Это просто очередные события. Как смена года. Здраво оценивай обстоятельства, в которых придётся реализовывать планы. Учитывай эти обстоятельства. Большая ошибка считать, что река потечёт туда, куда лодка захочет. Учитывай законы и правила жизни. Один раз ты их не учтёшь — тебя самого очень быстро учтут. Всё, что делаешь, делай обдуманно, осмысленно, тогда вся твоя жизнь от каждого действия наполнится смыслом. Чем больше и масштабнее действие — тем больше смысла.
Виктор молчал. Было страшно, как перед прыжком с высокого берега в незнакомую воду.
— Ты будешь срываться. Не бывает прямого пути. Это нормально. Просто понимай, что всегда всё можно исправить. Всё можно начать снова. Когда-то ты не умел ходить, говорить, читать, писать, держать лопату в руках, рубить деревья. Теперь умеешь. Научился. Научишься жить без срывов. Это неизбежно. Ты уже изменился. Даже внешне. В первый день ты был похож на мокрое чучело. Сейчас ты как все, простой нормальный мужик. Значит, есть в тебе силы. За это тебя уважают… Да, тебя уважают.
Это было очень сильное окончание разговора. Впервые кто-то честно сказал о своём уважении к нему… Просто потому, что уважает, а не хочет что-то взамен.
Виктор спросил про палатку у руководства около кучи добра.
— Викина хорошая осталась. Бери. Думаю, она бы её тебе с удовольствием подарила, — распорядился Евгений Борисович. Из кучи вещей он сам извлёк застёгнутый сине-зелёный чехол с ручками, протянул Виктору и с нажимом, прямо глядя в глаза, сказал: — На следующий год обязательно приезжай.
От этого стало не по себе. Задрожавшими руками Виктор принял палатку. Евгений Борисович молча положил руку на плечо, сжал, отпустил и отошёл по другим делам. Виктор некоторое время постоял с палаткой в руках, положил к своей сумке.
— Хорошая палатка. Хорошему человеку перешла, — проговорила подошедшая Катя. — На юг после нас? Это правильно… А мы тут, в учёбу… Куда поедешь?
|
|
|
