Раздел 4. Индивид и общественные движения России: роль, вовлеченность, участие (гендерный аспект)

Раздел 4. Индивид и общественные движения России: роль, вовлеченность, участие (гендерный аспект)

В. В. Керов

Москва, Российский университет дружбы народов

«Воеводы», «большухи», «уставщицы» и «келейницы»:

гендерный статус женщины в староверии и его факторы

Гендерный статус женщины в старообрядчестве всегда был очень высок. Фактически, как признавали сами староверы, он «во многом… уравнивался с мужским»[288]. Это обусловливалось целым рядом факторов.

Сразу после раскола русской церкви женщины приняли участие в сопротивлении никоновским «новинам». Отцы–основатели старообрядчества уравнивали мужчин и женщин в спасительном подвиге: «Смесимся в одно стадо с горними силами, – писал протопоп Аввакум, – и мужики, и бабы, и пареньки, и девушки». Соответственно, призывая «истинно верующих» к стойкости, он признавал за женщинами активную духовную силу, способную на борьбу за истинную веру. Боярыню Ф. П. Морозову и ее сестру Е. П. Урусову, выступивших против никоновских «новин» и подвергшихся репрессиям, Аввакум называл «воеводами огнепальными» и «воинством небесных сил». Боярыня, считал он, «умножила семя веры одождением духа», ее сестра «светло проповеда Троицу пресущную». Высоко протопоп оценивал деятельность и других женщин, которые «не яко жены, но яко мужие, обличаша безбожного»[289].

Конечно, в отношении к женщинам у протопопа сохранялись неизбежные черты традиционализма. Обращаясь к своим духовным дочерям, Аввакум настаивал: «А у вас… какое догматство между собою? Женский быт одно говори: " как в старопечатных книгах напечатано, так я и держу и верую…" ». Другую ревнительницу благочестия, пытавшуюся искать «высокие науки», Аввакум ругал: «Дурька, дурька, дурище! На что тебе, вороне, высокие хоромы? »[290].

Позже позицию первых учителей развивали новые духовные руководители староверия. В обстановке суровых гонений и условиях «пустых и хлебонеродных мест» российских окраин, куда бежали старообрядцы, необходимость сохранения создававшихся старообрядческих общин как анклавов старой веры и истиной церкви приводили к освобождению от многих архаичных представлений и компонентов сознания. Так, киновиархами крупнейшего и авторитетнейшего центра старой веры – Выго–Лексинского общежительства был санкционирован физический и даже организационно–экономический труд на благо общины как «благой» и душеспасительный, который «небесного царствия сподоблевает»[291].

На Выгу, Ветке, Керженце и прочих старообрядческих центрах формировались и другие новые конфессиональные ценности староверов. Повышенный интерес к личности, своеобразный индивидуализм получили религиозную санкцию не только в историософии старообрядчества, но и в староверческом вероучении, антропологизация которого проявилась в развитии доктринальных положений о моральной ценности человека, об этическом богоподобии человека, его свободе в выборе этического пути, совести как ограничителе такой свободы. Сложились представления о личной ответственности каждого из верующих не только за судьбу своей личной души, но и за судьбу всей кафолической церкви (вне которой не спастись и святому) и веры, за все сообщество. Осуществлялся принцип сочетания духовной общности и индивидуальной ответственности за свое и общее дело.

Одной из таких развивавшихся тенденций стало повышение статуса женщин. В первой половине XVIII в. в жизнеописаниях мучеников старой веры в «Винограде российском» Семена Денисова и в «Истории Выговской старообрядческой пустыни» Ивана Филиппова в словах о выдающихся людях Выга, в отличие от дониконовской традиции, значительное место заняли женщины, и не только «большухи над женщинами», но и простые общежительницы – старица Агрипина, вдова Евдокия Андреевна, другие старицы, вдовы и девицы, наравне с мужчинами, работавшими на благо общины[292].

В дальнейшем, XIX–ХХ вв. в условиях государственных репрессий против старообрядчества и, соответственно, высокой ценности личных усилий подвижников старой веры женщины активно участвовали в строительстве и развитии общин. Множество старообрядок руководили моленными, «кельями» и пр., становились духовными наставниками и даже руководителями общин. К началу ХХ в. в старообрядчестве вообще, а особенно у поповцев, окончательно сложилась ситуация, когда «женщине отводится равное место с мужчинами в общественно–приходской жизни»[293].

Важным было и то, что отсутствие в XVIII в. в формировавшихся согласиях единого регулирующего и контролирующего идейного и организационного центра и, в то же время, необходимость обоснования новых ситуаций – наступления царства антихриста без его физического пришествия, существования без собственной иерархии, браков без венчания и пр. привело к тому, что после отступления всех властей от истинной веры лишенные священства, «официального посредничества между человеком и Богом» староверы были вынуждены объяснять себе возможность соблюдения канонических норм в новых условиях.

Соответственно, женщины также широко участвовали в духовной жизни и полемике. В начале XVIII в. Димитрий Ростовский, познакомившись со старообрядчеством в Ростовской епархии, отмечал, что «почти в каждом городе изобретается особая вера; простые мужики и бабы догматизируют и учат о вере». Миссионер официальной церкви, приехавший в Стародубье в 1723 г., с неодобрением (и очевидным преувеличением) отметил: «что двор, то учитель, а что баба то типик». В первой половине XIX в. другой «борец с расколом» - Феофилакт Тверской повторял: у старообрядцев «что мужик - то вера, что баба - то устав»[294]. Действительно женщины стали основателями нескольких согласий, в том числе Любушкиного (Кимры), Бабушкиного (Владимирская губ. ) и др.

Именно женщины стали основной силой, способствовавшей возникновению широкой образовательной сети и формированию повышенной грамотности староверов. В условиях гонений, частого перемещения учителей и школ, женщины, менее заметные властям и не хуже мужчин владевшие началами богословия, могли действовать эффективнее. В результате преподавание в старой вере стало их прерогативой. Центры обучения создавались прежде всего в скитах, в особенности в женских. Вне обителей старообрядцы учились у старших в семье и у наставников, «наибольшей же частию… у девок келейниц, явных или тайных», которых полиция считала самыми «вредными сектаторами». Во всех согласиях такие «келейницы» (в различных локальных группах старообрядцев - «книжницы», «богомолки», «наставницы», «духовные матери», «мастерицы», «уставщицы», «псаломщицы», «начетчицы» и др. ), специально посвятившие себя изучению духовных книг и обучению младшего поколения, пользовались высоким авторитетом.

Возросший статус реализовался и в предпринимательском занятии женщин–старообрядок и еще значительнее – в реализации важнейших функций старообрядческого предпринимательства - перераспределении прибылей предприятий на содержание общин, защиту их от преследований, внутри– и внеобщинной благотворительности[295]. В целом, более высокое относительно «синодального» большинства положение женщины в старообрядчестве было обеспечено различными факторами. Серьезно повлияли условия постоянных преследований старой веры, а также обостренный эсхатологизм старообрядцев, заставившие их отказаться от некоторых элементов традиционализма, в том числе, от архаического гендерного статуса женщин. Не менее существенную роль сыграла готовность и способность русских женщин взять на себя новую роль лидера в духовно–образовательной работе на благо веры.