С. В. Крадецкая. Неомальтузианство и российские феминистки. Начала ХХ В.

С. В. Крадецкая

Москва, Московский государственный педагогический университет

НЕОМАЛЬТУЗИАНСТВО И РОССИЙСКИЕ ФЕМИНИСТКИ

НАЧАЛА ХХ В.

Вопрос о праве женщины на сексуальную свободу, на собственное тело и удовлетворение сексуальных потребностей, независимо от требований и предписаний общества был поставлен, и во многом разрешен, феминистками 2–й волны, следовавшими за Симоной де Бовуар, так описавшей «независимую» женщину: «Она была чувственна и полагала, что так же, как и мужчина, имеет право удовлетворять потребности своего тела»[272]. Именно во второй половине ХХ в. усилиями феминисток представления о репродуктивной функции женщины и о ее сексуальности были разделены, и женщина впервые получила право на удовлетворение собственных сексуальных потребностей независимо от своих репродуктивных способностей.

Однако впервые идея о женской сексуальности появилась несколько раньше – еще на рубеже XIX–XX вв. Такие вопросы, как аборт, контрацепция, свободное материнство и право женщины на него, были подняты еще феминистками и феминистами «первой волны». Эти темы были вынесены на общественное обсуждение благодаря возникновению движения т. н. неомальтузианцев, по–новому интерпретировавших экономическую теорию Т. Мальтуса.

Как известно, в своей работе «Опыт о законе народонаселения», впервые опубликованной в 1798 г., Мальтус сформулировал теорию о том, что неконтролируемый рост населения не соответствует росту материальных благ и, следовательно, является основной причиной голода и нищеты значительной части человечества. Выход из сложившегося положения Мальтус видел в ограничении рождаемости, прежде всего среди низших слоев населения, путем «воздержания от супружества»[273].

Неомальтузианцы несколько сместили акцент в своих рассуждениях. Как отмечал И. Вернер, автор предисловия к «Опыту о законе народонаселения», опубликованному в России в 1908 г., неомальтузианцы изменили «предложенные им [Мальтусом – С. К. ] способы предупреждения тех гибельных последствий, которыми неминуемо угрожает чрезмерное возрастание населения»[274]. Основывая свои рассуждения на экономической теории Мальтуса, они предлагали другие способы решения проблемы – прежде всего, контрацепцию. Так, один из теоретиков неомальтузианства врач Джордж Драйсдэйл обосновывал необходимость пользования средствами предохранения от беременности тем, что слишком частые роды разрушают здоровье женщины[275].

Вопрос о сознательном материнстве, контрацепции и абортах не обошел стороной и российских феминисток. В основе их рассуждений лежали представления о специфической модели женского сексуального поведения, для которой были характерны сдержанность, контроль над чрезмерной чувственностью, над «страстями». Именно эта модель признавалась феминистками идеальной, соответствующей всем требованиям духовного и физического развития человека. М. И. Покровская так представляла себе идеальную жизнь: «Все люди здоровы, красивы, сильны, умны, добры, трудолюбивы, высоко развиты в умственном отношении, свободны от пороков и преступлений, умеют владеть своими страстями [курсив мой – С. К. ]…»[276].

Разумеется, современное им общество не соответствовало этим критериям. Прежде всего из–за того, что опасная для человечества модель мужского сексуального поведения[277], для которой были характерны распущенность, примат чувственности и грубой силы над разумом и гуманизмом, была признана самими же мужчинами справедливой и разумной. Рассуждая о двойной морали, согласно которой мужчины могут и должны свободно удовлетворять свой половой инстинкт, «как хотят и как могут», а женщина, напротив, обязана хранить целомудрие до брака, а затем «ее половой инстинкт должен удовлетворяться только мужем»[278], феминистки отвергали мужскую модель поведения как ведущую человечество к вырождению и гибели.

Феминистки считали, что в идеале в основе половых отношений мужчины и женщины должны лежать заботы о благе человечества, о его будущем. «Женщина является всегда жертвой – в браке и вне брака»[279], — писала Покровская, подразумевая под этим, что в любом качестве – жены, любовницы, проститутки, – женщина всегда вынуждена подчиняться мужским правилам половой жизни. Ее «половой инстинкт», состоящий прежде всего в стремлении к материнству, постоянно подавляется.

Вопрос о праве женщины на материнство был одним из важнейших для российских феминисток начала ХХ в. Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что для них именно материнство, деторождение были единственно возможной целью половых отношений. Однако, выступая за право женщины на свободное материнство, они оспаривали традиционную модель репродуктивных отношений, согласно которой женщины делились на 3 категории: законные жены, проститутки и старые девы[280]. И правом стать матерью обладали только представительницы первой группы, да и то с согласия мужа: «Надо еще, чтобы на свое материнство женщина получила согласие и санкцию мущины»[281].

Такую ситуацию феминистки считали естественным следствием господства мужчин, подавления женщин и всего, что им свойственно. В качестве иллюстрации негативного отношения к материнству в современной им культуре феминистки ссылались на отделы мод в многочисленных журналах для дам, куда никогда не помещали образцы моделей одежды для беременных женщин. «Будто материнство в женской жизни – самая редкая случайность, и было бы странно упоминать о таком редком обстоятельстве, в роде как о горбатости»[282], — писала автор одной из статей, посвященных проблеме материнства.

Отсюда и негативное отношение феминисток к различным средствам контрацепции и абортам. Все попытки регулирования рождаемости, по их мнению, были выгодны лишь мужчинам, т. к. обеспечивали им большую свободу в половой жизни и способствовали росту безответственности с их стороны.

Таким образом, идеалом для феминисток была именно женская модель: и для мужчины, и для женщины естественно хранить целомудрие до брака и после стремиться к воздержанию. Половые отношения должны иметь целью только деторождение. В связи с этим многие феминистки открыто высказывались в поддержку «правила Льва Толстого»[283], т. е. его взглядов на половые отношения и деторождение времен «Крейцеровой сонаты». Одна из феминисток – М. Л. Вахтина, – вспоминала, что однажды специально поехала в Ясную Поляну, чтобы поделиться с Л. Н. Толстым своими «сомнениями» и «болью души» по поводу «ненормальности в отношениях обоих полов»[284]. С тех же позиций феминистки резко критиковали сочинения других своих современников, в частности, роман А. Н. Вербицкой «Ключи счастья». По их мнению, героиня романа, Маня, решив поступать «как мужчина», приняла мужскую модель сексуального поведения, что не могло встретить одобрения феминисток. Безусловно, тема женского сексуального поведения не была магистральной для феминисток того времени. Однако они уже размышляли о женской природе несколько иначе, чем это было принято в то время, и ими был сделан шаг на пути принятия идеи о праве женщины распоряжаться своим телом. И хотя большинство российских феминисток не принимало идей неомальтузианства, по сути от их размышлений о праве женщины завести ребенка независимо от санкции мужчины и общества было не так далеко до мысли о том, что женщина может и не заводить ребенка, если она того не хочет.