 |
О. А. Валькова. «и что такое. . Ученая женщина, философка, женщина со вкусом»… в России в первой четверти XIX века?
|
|
|
|
О. А. Валькова
Москва, Институт Истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН
«И ЧТО ТАКОЕ... УЧЕНАЯ ЖЕНЩИНА, ФИЛОСОФКА, ЖЕНЩИНА СО ВКУСОМ»… В РОССИИ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА?
В первое десятилетие XIX века в русском литературном языке получают распространение определения: «философка», «ученая женщина», употребляемые по отношению к некоторым дамам – представительницам дворянского сословия. Например, Ф. Ф. Вигель (1786–1856), описывая в мемуарах историю своего знакомства с некоей девицей А. А. Турчаниновой, имевшего место примерно на рубеже XVIII и XIX веков, говорит о ней: «У нас ее знали под именем философки»[636]. В 1810 г. писательница Екатерина Наумовна Пучкова (1792–1867) в одной из своих статей вкладывает следующий вопрос в уста героя, точнее, антигероя повествования: «И что такое..., – спрашивает он, – ученая женщина, философка, женщина со вкусом? » В последующие 1811–1815 годы употребленные в различных контекстах словосочетания «ученая женщина», «ученая дама» или просто определение «ученая», высказанное по отношению к женщине, становятся вполне привычными и часто встречаемыми на страницах отечественных журналов. Естественно предположить, что эти определения пришли на страницы периодических изданий из повседневной жизни, что журналисты в данном случае отреагировали на возникновение какого–то уже заметного в обществе явления, а именно на появление женщин, открыто интересовавшихся различными науками.
Еще в 1793 г. журнал «Чтение для вкуса, разума и чувствований» опубликовал статью француза по фамилии Гартиг, переведенную на русский язык под названием «Рассуждение о женщинах, и о выгодах, которые получили бы они от упражнения в науках», в которой автор подробно рассматривает способность или неспособность женщин к занятию различными науками и искусствами, приводя в пример знаменитых европейских дам, прославившихся своими познаниями или даже заслугами в науке, и приходит к выводу, что никаких препятствий, обусловленных «природой» женщины для занятий этим видом деятельности не существует[637]. Придя к подобному умозаключению, автор приводит различные доводы, стремясь убедить женщин в том, что занятие науками может быть им очень приятно и полезно, объясняя, почему невежество превращает всю их жизнь в «цепь огорчений и страданий». Завершается статья пылким, можно сказать, пламенным призывом к женщинам заниматься наукой.Вполне обоснованно можно предположить, что этот призыв не остался незамеченным, и что в первые годы XIX в. в России не только появляются дамы, интересующиеся науками, но что и научные учреждения империи относятся к этому явлению с одобрением. Так, в 1803 г., через 10 лет после опубликования статьи господина Гартига, организаторы публичных лекций в Московском университете нашли возможным специально приглашать на них дам. «Почтеннейшие любители и любительницы наук, кому только благоугодно будет, сим приглашаются к удостоению оных лекций своим присутствием», – писали они в объявлении о новом начинании университета, опубликованном в журнале «Периодическое сочинение об успехах народного просвещения[638]. И надо сказать, приглашение это не пропало даром. Автор статьи, опубликованной в номере 23/24 «Вестника Европы» за 1803 г., рассказывая о публичных лекциях 1803–1804 гг., проходивших в Московском университете, заметил и записал следующее: «Счастливое избрание предметов для сих публичных лекций доказывается числом слушателей, которые в назначенные дни собираются в Университетской зале. Любитель просвещения с душевным удовольствием видит там знатных московских дам, благородных молодых людей, духовных, купцов, студентов Заиконоспасской академии и людей всякого звания, которые в глубокой тишине и со вниманием устремляют глаза на профессорскую кафедру»[639]. Предметы упомянутых лекций были очень разнообразны, в том числе: опытная физика, натуральная история, экономика, средневековая история Европы.
|
|
|
|
|
|
Примерно в эти же годы Московский и некоторые другие российские университеты охотно пользуются плодами научных трудов или, по крайней мере, научных интересов некоторых высокопоставленных дам. В 1807 г. княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1743–1810) подарила Московскому университету свои собственные естественнонаучные коллекции. Некоторые из подаренных ею предметов оказались редкими и очень ценными с научной точки зрения, на основании их изучения были сделаны научные открытия, в частности, профессором Московского университета Фишером фон Вальдгеймом (1771–1853).
В примечании к статье о Ф. Г. Политковском, написанной для «Биографического словаря профессоров и преподавателей Императорского Московского университета», первый профессор геологии и минералогии Московского университета, один из выдающихся отечественных геологов Григорий Ефимович Щуровский (1803–1884) пишет: «…Княгиня Екатерина Романовна Дашкова пожертвовала в пользу Московского университета богатейшее в тогдашнем ученом свете собрание минералов».
Но уже в начале 1810–х годов XIX в. словосочетание «ученая женщина» не является нейтральным. Так, оставшийся анонимным автор статьи «О учености прекрасного пола» в 1811 г. задавался следующим вопросом: «Удивительно, почему прилагательное ученый – в женском роде, щекотливо для уха мужчин…? »[640] Несколько лет, предшествовавших Отечественной войне 1812 г., в российской публицистике были ознаменованы целым потоком статей, обсуждавших проблемы женской учености, женского образования, отношения женщин к наукам. Стилистические жанры этих публикаций достаточно разнообразны. Они представлены как серьезными, написанными в академическом стиле работами, рецензиями и псевдо рецензиями на иностранные труды по теме, так и ярко–полемическими статьями, содержащими известную долю язвительности, а также краткими, можно сказать энциклопедическими, биографиями известных ученых и просвещенных женщин, принадлежавших к разным странам и временам. Содержание их гораздо менее разнообразно. В сухом остатке мнения авторов делились между двумя лагерями: противников и защитников женской учености.
|
|
|
В заключение хотелось бы отметить следующее: определение «ученой женщины», «философки» появляется в российской публицистике в 1810–е гг. и является, предположительно, реакцией на уже имевшее место существование в российском обществе некоторого числа высокообразованных и увлеченных науками женщин. На протяжении последующих двадцати лет усилиями публицистики, художественной литературы, театральных постановок определение это сделалось уничижительным. Существует вероятность того, что это распространенное мнение несколько расходилось с исторической действительностью, поскольку уже в первой половине XIX в. в России жило немало женщин, известных своими занятиями наукой и, можно предположить, еще больше неизвестных, вынужденных скрывать свои увлечения от всех, кроме самых близких людей, из–за вполне обоснованной боязни общественного остракизма.
|
|
|
