 |
Раздел 7. Повседневность мужчин и женщин
|
|
|
|
РАЗДЕЛ 7. ПОВСЕДНЕВНОСТЬ МУЖЧИН И ЖЕНЩИН
В ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
М. В. Каиль
Смоленск, Смоленский государственный университет
ПРАВОСЛАВНАЯ ОБЩИНА:
ГРАНИЦЫ ЧАСТНОГО И ОБЩЕСТВЕННОГО
В РЕАЛИЯХ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ НАЧАЛА 1920–Х ГГ.
Советская реальность традиционно воспринимается как коллективная, а потому ущемлявшая частную сферу жизни. Эта особенность советского конструирования социальной реальности коснулась и религиозной сферы. В советских реалиях конфронтации светской и церковной властей исповедание религиозных взглядов, оставаясь de jure сферой частной жизни в силу политической ангажированности вопроса потеряло свой замкнутый индивидуально–личностный план, будучи вытеснено в сферу «общественного». Защитить отрицаемые на государственном уровне ценности можно было только в публичном пространстве, либо убрать собственную религиозность из общественной сферы. Реальный выбор между этими крайностями был подчас драматичным и решался как каждым верующим индивидуально, так и на уровне православных общин.
Коллективный опыт отстаивания религиозных ценностей в предельно обобществленной постреволюционной реальности представляет отдельный интерес. Перед нами яркий пример религиозной общины Вознесенского прихода г. Смоленска. Ее история демонстрирует, что в первые советские годы приход оставался мощным институтом консолидации православных и формирования их стратегии взаимоотношений с властью. Вознесенская община возникла в 1918 г., когда вокруг храмов упраздненного по решению Смолревтрибунала монастыря оформились сразу две общины: одна из монахинь и насельниц обители, вторая из «светских» прихожан монастырских храмов, поспешивших принять соборный храм в свое управление. Монастырская администрация в момент упразднения передала обе церкви обители приходскому совету. Это повлекло необходимость для насельниц определять свое будущее самостоятельно. Был избран путь организации трудовой артели – коммуны[649].
|
|
|
С этого момента в частную жизнь бывших монахинь вторглись недружелюбные силы, намеренно распространившие слух об их сожительстве с военными, размещенными в соответствии с действовавшим законодательством[650] в монастырских покоях. За монахинями закрепилось непонятное для многих и даже оскорбительное определение «коммунисток» (умышленно неверное производное от понятия «коммуна»). Представительницы коммуны были вынуждены обращаться в епархиальный совет, разъясняя свое положение и прося защиты «истинно христианскому» начинанию по организации трудовой коммуны[651].
В феврале 1919 г. оформился и приход, в ведение которого перешли Вознесенский храм бывшего монастыря и церковь Ахтырской Божией Матери[652]. Приходской совет также инициативно взялся за решение внутриприходских проблем[653], однако на них не замыкается, последовательно придерживаясь принципа активного участия в общественной жизни.
Социальная активность общины не снижается и после 1922 г., когда ряд деятельных членов, в том числе секретарь совета общины А. Ф. Шмидт попадает на суд трибунала за участие в сопротивлении изъятию церковных ценностей[654]. Присущий общине социальный оптимизм, однако, постепенно изживается по мере ужесточения государственного контроля за религиозной жизнью. А в 1923 г. в жизни общины произошел перелом: уходят в прошлое общие собрания прихожан, работает лишь совет.
Подстраиваясь под изменения политической конъюнктуры, община стремится сохранить ориентацию в социальной действительности. Желание быть в курсе законоустановлений власти побуждает приход, несмотря на возникающие материальные трудности, выписывать газеты. Осенью 1923 г. община ведет бой с отделом управления губисполкома за здание церкви Ахтырской Божией Матери, изымаемое под культурные нужды. Советом используется не только примирительная тактика, но и стратегический прием – в новых условиях попытаться передать здание союзным и близким по духу структурам, в данном случае коммуне из бывших насельниц монастыря. По всей видимости, к 1923 г. приходской общине пришлось оставить свои амбициозные планы по развитию бывшего монастырского комплекса и в союзе с коммуной перейти к обороне, пример которой и являет казус с Ахтырской церковью.
|
|
|
Из дальнейшей истории прихода известно, что настоятель о. Иоанн Ольховский входил в 1925 г. в состав обновленческого епархиального управления[655]. Этот факт явно свидетельствует, что девизом Вознесенской общины могло стать высказывание «приспособление ради выживания».
Рядом своих действий руководство приходского совета показало принципиальную готовность к приспособлению к духу времени: сама инициативная организация коммуны в стенах монастыря и религиозной общины, получившей регистрацию и контактировавшей с властью, высокая степень социальной, хозяйственной активности общины, свободный диалог с органами новой власти и высокий уровень правовой культуры не дает возможности характеризовать общину как последовательно патриаршую по ориентации. Вместе с тем не обнаружено и признаков вольного отношения к каноническим вопросам. Феномен Вознесенской общины заключается в ее высокой социально–политической активности в рамках не запрещенной церковным структурам деятельности.
Для Вознесенской общины с первых дней ее существования был характерен прямой и конструктивный контакт с местными органами власти, ведающими церковными вопросами. А строгое следование букве закона позволило общине успешно пройти один из сложнейших этапов развития государственно–церковных отношений – период их становления.
Пример Вознесенской общины ясно демонстрирует взаимоотношения сферы частного и общественного в религиозной жизни постреволюционной провинции. Законодательно вытесненные из общественной жизни формы исповедания веры могли приобрести особый импульс развития в случае волевого возвращения их в общественную жизнь. Развитие и полноценная жизнь православного прихода были связаны с возможностью легализации его деятельности, достижение которой было невозможно без «приспособления к духу времени». Приспособление же предполагало применение различных средств мимикрии, в религиозной сфере неминуемо влекущих уступки морально–этического и канонического плана. Неразрешенность коллизии частного и общественного в религиозной жизни постреволюционной провинции было одним из наиболее болезненных последствий революционного переустройства общества.
|
|
|
|
|
|
