И. А. Манкевич. Репрезентация частной жизни гения в «застольных» текстах культуры (по материалам чеховианы)

И. А. Манкевич

Санкт–Петербург, Санкт–Петербургский ГУ профсоюзов

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ ГЕНИЯ В «ЗАСТОЛЬНЫХ» ТЕКСТАХ КУЛЬТУРЫ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЧЕХОВИАНЫ)

Еда и связанный с нею антураж занимают доминирующее положение в ряду реалий жизни Чехова. Причиной является жизнеобеспечивающая функция еды, роль застольных мотивов и сюжетов в приватной жизни самого писателя. Репрезентация частной сферы в повседневной жизниЧехова представлена в культурологических срезах: семейные кулинарные традиции; застольные потребности, вкусы; застолье и любовь; застолье, болезнь и смерть.

Парадокс в том, что ранний Чехов, желавший наслаждаться застольными благами, был вынужден подавлять гедонистические порывы. Чехов заметил по этому поводу: «Я почти всю молодость подражал своему духовному патрону, находясь на пище святого Антония < …>. Теперь я больше не желаю противодействовать дьявольскому искушению»[28].

По «застольным» текстам писем Чехова можно составить «атлас» гедонистических коммуникаций. Письма Чехова свидетельствуют о виртуозном владении им грамматикой любви и застолья, что проявилось в переписке с Л. С. Мизиновой, которую писатель называл «кукуруза души моей». 17 мая 1891 г., Алексин: «Ах, прекрасная Лика! Когда Вы < …> ломоть за ломтем ели наш хлеб и говядину, мы жадно пожирали глазами Ваши лицо и затылок. Ах, Лика, Лика, адская красавица». 28 декабря 1892 г., Петербург: «Вы писали мне, что бросили курить и пить, но курите и пьете. < …> Это хорошо. Хорошо в том отношении, что я могу теперь, ужиная с приятелями говорить: «Меня обманывает блондинка»... ». Лика «от своего стола» платит Чехову тем же: «Если же Вы, ужиная с приятелями, будете говорить им, что Вас обманывает блондинка, то, вероятно, их это не удивит, так как вряд ли кто–нибудь может предположить, что Вам будут верны»[29]. Октябрьское письмо 1893 г. Чехова к Мизиновой, отправленное из Мелихово, напоминает реакцию раздраженного мужа на вечные упреки жены: «Нарочно пишу разгонистым почерком, но всё еще остается много места. Лика, не умею писать! Я умею только выпивать и закусывать».

Зима 1894 г. внесла в отношения Чехова и Мизиновой новый сюжет. Его героем стал приятель Чехова беллетрист И. Потапенко, с которым у Мизиновой завязался роман. Чехов оставляет свой иронию. 19 или 20 февраля 1894 г., Москва: «Когда и где Вы сегодня завтракаете? Не найдете ли Вы возможным заглянуть ко мне хотя на секунду? ». Устав от своих и чужих измен, Мизинова в письме от 12 сентября 1897 года к Чехову, находившемуся в то время в Европе, подводит итоги своей многолетней любви к нему: «Я недавно размышляла о Вашем романе с писательницей и додумалась вот до чего: ел, ел человек вкусные и тонкие блюда — и надоело ему все, захотелось редьки! » Чехов, донжуанствуя, предлагает Лике встретить ее на вокзале, когда та прибудет в Париж, а заодно сообщает ей, что берет уроки французского у молоденькой девушки Марго. В ответ Мизинова выразила надежду, что Марго удастся разбудить в Чехове мужчину. При этом добавляет: «В сыре Вы ничего не понимаете и, даже когда голодны, любите на него смотреть только издали, а не кушать. < …> Я когда–то глупо сыграла роль сыра, который Вы не захотели скушать»[30]. Мотив сыра позже всплывет в письме Чехова к Лике от30. 09. 1899года, посланном им из Ялты: «Здесь прекрасное вино 35–40 к. за бутылку, чудесный белый хлеб и белый овечийсыр. По вечерам хорошо есть белый сыр и запивать красным вином. Приезжайте». Чехов предлагает есть и запивать, а не выпивать и закусывать.

Весенний сезон 1899 г. Чехов провел в Ялте, где подвергался преследованиям поклонниц, прозванных «антоновками». Скоро на амурном горизонте Чехова вырисовывается нордический силуэт О. Л. Книппер, сумевшей кардинально смешать карту блюд и вин писателя, поставить на карту его жизнь. В ялтинских письмах к О. Л. Книппер Чехов делится с актрисой застольными проблемами своей холостой жизни: 3. 09. 1899 г.: «По нескольку раз в день я пил чай, всякий раз по три стакана, с лимоном, солидно, не спеша. Всё, что было в корзине, я съел. Но нахожу, что возиться с корзиной и бегать на станцию за кипятком – это дело несерьезное < …>. Обедаю не каждый день, потому что ходить в город далеко, а возиться с керосиновой кухней мешает опять–таки престиж. По вечерам ем сыр». Вскоре в письмах Чехова к Книппер появляются семейные мотивы. 12. 12. 1900 г., Брест: «Пойду, дуся, вниз обедать или ужинать – не знаю, как назвать, потом завалюсь спать».

26. 04. 1901г. писатель делает попытку уговорить себя отказаться от принятия судьбоносного решения: «Если ты дашь слово, что ни одна душа в Москве не будет знать о нашей свадьбе до тех пор, пока она не совершится, – то я повенчаюсь с тобой, хоть в день приезда. Ужасно почему–то боюсь венчания и поздравлений, и шампанского, которое нужно держать в руке и при этом неопределенно улыбаться». Но Книппер принимает ультиматум. О подробностях «самого лучшего из когда–либо созданных Антоном водевилей»[31] известно из воспоминаний его соучастников. На званый обед по случаю венчания писателя и актрисы собрались родственники, не было только Чехова и Книпер – те отправились на кумыс. Отпустив от себя мужа, О. Л. Книппер отправляет его матери в Ялту список наставлений: «Здесь он все время ел рябчиков, индюшек, куропаток, цыплят; солонину ест, свиные котлеты отбивные, только не часто. Язык любит, почки ему готовьте, печенку, грибки жарьте в сметане. Уху делайте... как можно реже давайте ему котлеты. И, пожалуйста, давайте ему сладенького.. мармеладу, или берите шоколаду у Верне. Яиц свежих отыщите, давать ему по утрам»[32]. Однако Чехову гастрономическая экспансия супруги видимо пришлась «по желудку». За два месяца до кончины, на «книпперовский вопрос» Что такое жизнь? Антон Павлович ответил по–чеховски просто: «Это все равно, что спросить: что такое морковка? Морковка есть морковка, и больше ничего неизвестно».