Маниакальное, параноидное и депрессивное решения 4 страница

 

Опасности, несущие наибольшую угрозу для распро­страненного переживания Собственного Я, а также спо­собы Собственного Я бороться с ними, будут претерпе­вать изменения в ходе развития психики. Если и когда эти опасности становятся активированы с неадекватными представлениями о них, Собственное Я будет реагировать тревогой. Соответственно тому, как мысленные образы Собственного Я и объекта и их переживаемые взаимодей­ствия растут в направлении репрезентативной многосто­ронности и индивидуальности, Собственное Я становится способно все более эффективно защищать себя от опас­ностей, изменяющейся натуры психического мира пере­живаний индивида. Однако сама тревога не изменяется; она остается сигналом об опасности без содержания и мо­билизуется каждый раз, когда недостаточно представлен­ная опасность угрожает Собственному Я, безотноситель­но к тому, зависит ли это отсутствие эмпирического содержания от первичного отсутствия представимых реп­резентаций или от вторичной блокировки их доступа в осознание Собственным Я.

Вытеснение

Саморефлексирующее, связное Собственное Я, зна­ющее об осознании самого себя и объектного мира, может активно судить о том, что оно хочет и чего не хочет. Энер­гетический вклад Собственного Я впервые может теперь восприниматься, по крайней мере частично, как субъек­тивная исполнительная власть индивидуального «Я»* с альтернативными вариантами выбора. Феноменом, став­шим возможным вследствие способности к активному одобрению и неодобрению и вследствие переживания способности активно использовать психическую мощь в интересах индивидуального «Я», является способность к вытеснению, которая, по-видимому, надежно устанавли­вается лишь после достижения константности Собствен­ного Я и объекта (Kernberg, 1976).

Вытеснение — первое самозащитное действие, осно­ванное на индивидуальном суждении, в котором Соб­ственное Я активно использует психическую мощь для отвращения от осознания несовместимых психических содержаний. Это делает вытеснение «противокатектичес-

* Англ. — «I». — (Прим. науч. ред. )

кой» мерой (Freud, 1915b, 1926} по контрасту с отрица­нием, которое по сути состоит в отнятии катексиса от представлений болезненных внутренних или внешних восприятий.

В качестве активной защиты переживания Собствен­ного Я в смысле индивидуальной идентичности акт вытес­нения направлен против тех представлений Собственного Я и его взаимодействий с объектами, которые не совмести­мы с этим недавно завоеванным центральным переживани­ем Собственного Я. Активное использование вытеснения дает начало динамическому бессознательному, порождая первые интрапсихические конфликты1, где части Соб­ственного Я и объектные представления удерживаются в бессознательном, потому что они противоречивы и непере­носимы для преобладающего идеального состояния Соб­ственного Я.

Такие несовместимые представления могут происте­кать от различных эволюционных уровней. К ним принад­лежат информативные представления, относящиеся к тем аспектам функциональных отношений, которые не могут быть интегрированы с информативными образами Соб­ственного Я и с объектом как индивидами. То же самое справедливо для остающихся представлений функцио­нальных интроектов и тех интроектов Собственного Я, которые взаимодействуют с ними. К этим несообразным элементам, проистекающим от более ранних уровней раз­вития, будут добавлены те представления об индивиду­альном Собственном Я и объекте, которые вызывают чрез­мерную тревогу и слишком не соответствуют идеальным способам переживания этих сущностей.

Так как до установления константности Собственного Я и объекта еще нет достаточной интеграции, мотивации и исполнительной власти Собственного Я для самозащиты, длительное вытеснение практически отсутствует в качестве отличительного фактора в эмпирическом мире доэдипаль-ных детей, а также в эмпирическом мире пограничных и пси­хотических пациентов. Однако даже после достижения кон-

1 Хотя все, переживаемое психически, является по определе­нию интрапсихическим, данный термин обычно используется для описания феноменов, переживаемых как принадлежащие к самоопределяемому миру представлений индивида по кон­трасту с теми переживаниями, которые воспринимаются как принадлежащие к внешнему миру.

стантности Собственного Я и объекта вытеснение в качестве самозащитной меры может осуществляться с разной степе­нью законченности и успешности.

Незавершенность вытеснения может быть обуслов­лена ненадежностью константности Собственного Я и объекта с относительной недостаточностью в связаннос­ти и катектической оснастке центрального Собственного Я, как это, по-видимому, имеет место у пациентов с навяз-чивостями. Изоляция — форма неполного вытеснения, когда вытесняется лишь аффект, как носитель смысла, а несообразное мысленное представление сохраняет свой сознательный, но чуждый Собственному Я статус (Kernberg, 1966).

Определенные неинтегрированные информативные представления, отражающие аспекты функциональной привязанности, избегают вытеснения и продолжают сосед­ствовать с индивидуальными образами Собственного Я и объекта. Они относятся прежде всего к различным чув­ственным взаимодействиям во время функциональной при­вязанности и позднее, по крайней мере частично, интегри­руются в представления о сексуальном объекте любви и сексуальном СобственномЯ. Они также могут стать жерт­вой более поздних вытеснений или оставаться в качестве постоянно отделенных элементов фантазии, в особенности в качестве отщепленных частей объекта любви и/или в ка­честве устойчивых ингредиентов мастурбационных фанта­зий. Являясь неинтегрированными по своей природе, такие представления стереотипно относятся к различным функ­циональным и физическим «поверхностным» аспектам объекта, продолжающим монотонно повторяющуюся, обычно перверсную часть сексуальной фантазийной жиз­ни индивида.

Так как в данной концептуализации влечению при­дается чисто количественное дополнительное значение, вытеснение может рассматриваться лишь как направлен­ное против чего-либо, уже присутствующего в психичес­ком мире переживания. Концепцию первоначального вы­теснения (Фрейд, 1915Ь, 1926) в смысле активного предотвращения психического представления можно считать, таким образом, непригодной, а причины отсут­ствующих или недостаточных представлений следует искать среди ранних неудач во взаимодействиях, как уже говорилось в главах 1 и 2.

Итак, способность к вытеснению предполагает, что центральное Собственное Я с установившейся идентично­стью обладает властью и влиянием отбрасывать и удер­живать от осознания психические содержания, которые препятствуют предпочитаемому индивидом способу вос­приятия себя (Breuer and Freud, 1895). Вытеснение также в какой-то степени ограждает вторичный процесс мышле-. ния от вторжений неинтегрированных информативных представлений или представлений первичного процесса. Как таковое вытеснение является значительным эволю­ционным достижением и существенно важной предпосыл­кой для взрослого психологического функционирования и психической нормальности (Freud, 1940). Оно защища­ет идентичность индивида не только как кратковременная мера, но также в качестве необходимого предварительно­го условия для сохранения его внутреннего мира и свобо­ды на протяжении всей жизни. Утверждения, согласно которым здоровое развитие может и должно происходить без вытеснения (Cohen and Kinston, 1984), переоценива­ют как способность человеческого разума к немедленно­му образованию долгосрочной структуры, так и иерархи­ческую стабильность установившихся структурных конфигураций. Авторы таких утверждений, следователь­но, не осознают первостепенного значения вытеснения как ингредиента в (и предпосылки для) дальнейшей структу-рализации и ненарушенном функционировании психики. Вытеснение само по себе не является патологией, хотя оно активно используется для защиты организаций Собствен­ного Я, отражающих расстройства и задержки в развитии индивидуального Собственного Я и объектных констел­ляций, типичные для пациентов с невротическим уровнем патологии,

Причины, обуславливающие первоначальное вытес­нение представлений, уже интегрированных в информа­тивные индивидуальные образы Собственного Я и объек­та, еще не связаны с интернализованными нормами и стандартами, но по существу являются следствиями но­вой, основанной на опыте, отделенности ребенка от пер­вичного объекта любви. Как будет показано в последую­щих разделах, существование и природа собственного образа в психике объекта становится теперь главной за­ботой ребенка, а также основным мотивом для его само­защитных маневров.

Частный и разделяемый миры

Интроекция требует переживания Собственного Я с достаточным единообразием, непрерывностью и предска­зуемостью. Саморефлексирующее «Я » становится установ­лено с (и вовлечено в) ядерное переживание идентичности: «Я есть особый вид личности ». Это переживание вовлекает в себя представления о СобственномЯ одновременно как о наблюдателе и объекте наблюдения (Schafer, 1968)2. От­крытие собственной индивидуальности означает открытие своей отделенности от других людей. Позиция всемогуще­ства и полного владения миром, существующим лишь ради данного человека, уступает место новому взгляду — мир существует на собственных условиях, он населен и разде­ляем с другими людьми, каждый из которых обладает соб­ственным внутренним миром. Впервые становится возмож­ным ознакомление с миром, который одновременно является частным и разделяемым.

Интеврация информативных образов индивидуально­го Собственного Я и объекта позволяет ребенку в принци­пе по собственной воле воссоздавать объект и желаемые взаимодействия с ним в уме, делая таким образом сохра­нение переживаний Собственного Я и объекта независи­мыми от действительного или интроективно ощущаемого присутствия объекта. Однако даже если константность Собственного Я и объекта предоставляет ребенку более широкую субъективную свободу мышления и способность активно заменять фрустрирующую внешнюю реальность желаемой внутренней реальностью, она также подразу­мевает новую разновидность одиночества и заключения в частный внутренний мир, который в действительности никогда не может быть с кем-либо разделен. Вследствие этой новой отделенности собственного внутреннего мира от внутреннего мира объекта, существование того и дру­гого как информативных образов в головах друг друга ста­новится чрезвычайно важным для ребенка. Знание того, что другой (объект) находится где-то внутри его личного

2 Клиническим следствием того факта, что сознательно-дихо­томическое переживание Собственного Я является результа­том достигнутой идентичности, будет проблематичность уста­новления надежного терапевтического альянса (Zetzel, 1956; Greenson, 1967) с пациентами, которые не достигли констант­ности Собственного Я и объекта в раннем развитии.

внутреннего мира, возбуждает интенсивное стремление к другому, которое дает начало не только активному фан­тазированию об объекте, но также желанию присутство­вать в мире объекта. Ребенок нуждается в знании и чув­стве того, что он занимает соответствующее место в фантазиях матери, что он живет и присутствует в ее внут­реннем мире как любимый и принимаемый. В то время как-потребность нахождения себя в голове объекта также осо­бенно остра, когда первоначальное переживание индиви­дуальной идентичности все еще шаткое и хрупкое, зна­ние, что о тебе знают и думают другие, будет иметь центральную значимость для сохранения идентичности и ненарушенного переживания Собственного Я на всем про­тяжении жизни (Modell, 1984).

Интерес ребенка к внутреннему миру матери сильно возрастает вследствие осознания того, что любовь матери не самоочевидна, но обусловлена его поведением и отно­шением к ней. Это заставляет ребенка искать такие усло­вия, а также пытаться привести свое поведение в соответ­ствие с ними. Эти попытки вероятно будут включать в себя первые вытеснения аспектов индивидуального образа Соб­ственного Я и желаемых взаимоотношений с объектом. Тревога ребенка относительно потери любви матери, кото­рая после установления константности Собственного Я и объекта в значительной степени заменяет его тревогу отно­сительно ее потери как ощущаемого присутствия, по сути отражает его озабоченность относительно судьбы своего образа во внутреннем мире матери. Если этот образ оказы­вается плохим или отпадает, это будет означать потерю матери в качестве объекта обоюдной любви, независимо от того, продолжаетли она оставаться физически присутству­ющей или нет. Ребенок начинает проявлять все большую озабоченность чувствами, благополучием своей матери, у него впервые возникает озабоченность по поводу той боли и страдания, которые он мог причинить другому человеку. Эти чувства, называемые Кернбергом (1976) нормальной виной, сопровождаются появлением потребностей в (и по­пытками) компенсации и примирении. Если функциональ­ный объект переживался и вызывал интерес в качестве бес­спорной собственности, очевидного слуги или в качестве простого средства для получения удовлетворения, отно­шение к индивидуальному объекту становится уважитель­ным, как к человеку единственному и неповторимому, с

собственными мотивами, чувствами и оценками. В то время как забота функционального объекта, воспринимаемого как собственность, еще не может вызвать чувства благодарно­сти, с появлением индивидуального объекта осознание сво­боды изъявляемых матерью выборов в предоставлении сво­ей любви сделает возможными и пробудит такие чувства в ребенке.

Первое переживание идеализации включено во все­могущество первичного Собственного Я (первичный нар­циссизм), которое расширяется до примитивной идеали­зации (Kernberg, 1975) функций функционального объекта, все еще переживаемого как владение Собствен­ного Я. Через двухфазные функционально-селективные идентификации с этими функциями, а также с отобража­емой функцией объекта, Собственное Я ребенка приобре­тает свою функциональную, вторично идеализированную оснастку (вторичный нарциссизм) (см. главу 2). После ус­тановившейся константности Собственного Я и объекта для ребенка становится возможным идеализировать ин­дивидуальные объекты либо как объекты любви, либо как образцы идеального Собственного Я. Развивающиеся об­разы первого идеального СобственногоЯ и идеального объекта любви обычно персонифицируются родителями ребенка и встраиваются в его мир представлений через новые способы использования идентификации, которая на этой эволюционной стадии становится возможной и мотивированной.

Новые формы идентификации

С установлением константности Собственного Я и объекта мать и отец будут появляться в качестве индиви­дуальных объектов, к каждому из которых ребенок вна­чале испытывал преобладающе диадные отношения. В двух этих доэдиповых диадах мать как правило является глав­ным объектом любви для детей обоего пола, в то время как постижение физического сходства и отличия в боль­шей мере определяет первоначальный выбор ребенком родителя в качестве его или ее главного образца. В зависи­мости от того, представляет ли родитель идеальный объект любви или идеальное Собственное Я для ребенка, процес­сы идентификации будут мотивированы и использованы различным образом в каждом типе взаимоотношений.

В этом смысле мальчики и девочки развиваются по-разно­му Мы возвратимся к этой теме после обсуждения двух новых форм идентификаций, которые возникают во вновь завоеванных ребенком взаимоотношениях с индивидуаль­ными объектами и этими взаимоотношениями мотивиру­ются и которые с этого времени будут играть централь­ную роль в дальнейшей структурализации способа переживания ребенком себя и своих объектов.

ОЦЕНОЧНО-СЕЛЕКТИВНЫЕ ИДЕНТИФИКАЦИИ

Индивидуализация родителя и становление его иде­алом для Собственного Я ребенка мотивируют новую ка­тегорию идентификаций, в значительной степени за­меняющих процессы функционально-селективных идентификаций. В то время как непосредственные моти­вации последних включают в себя зависть, стыд и прими­тивную идеализацию все еще всемогущих функций фун­кционального объекта, эта новая группа идентификаций, которую я назвал оценочно-селективной (Tahka, 1984}, большей частью мотивирована первичной диадной идеа­лизацией индивидуального объекта как сверхпредстави­теля своего рода, а также последующей триадной ревно­стью и соревнованием с родителем, переживаемыми как эдипальное соперничество. В то время как функциональ­но-селективные идентификации специфично обеспечи­вают структуру Собственного Я новыми функциями, оце­ночно-селективные идентификации в основном переносят наблюдаемые характерные черты с представления об объекте на представление о Собственном Я. Сознатель­ное суждение: «Я хочу быть как мама или папа в том или Другом отношении» следует за периодом имитации, во время которого отношения родителей являются самыми важными при определении того, будут ли результатом имитации ребенка унижение, стыд и отказ от имитатив-ных попыток или же переживания принятия и одобре­ния с последующей идентификацией с копируемой ха­рактерной чертой.

Будучи главным образом мотивированы восхищени­ем и соревнованием, успешные оценочно-селективные идентификации представляются особенно важными для развития нормального самоуважения и чувства собствен­ного достоинства ребенка как индивида, а также для фор-

мирования различных важных аспектов его или ее пере­живаемой идентичности, включая природу, связность и стабильность развивающейся родовой идентичности.

Информативные идентификации

Интеграция индивидуальных образов Собственного Я и объекта открывает и мотивирует абсолютно новые облас­ти для структурализации, особенно недавно открытые внут­ренние миры Собственного Я и объекта. Хотя достижение константности Собственного Я и объекта подразумевает по­явление первоначальных переживаний идентичности и ин­дивидуальных объектов, в действительности оно лишь от­мечает начало продолжающегося всю жизнь развития индивидуального СобственногоЯ и объектных представле­ний. Одновременно с описанными выше оценочно-селектив­ными идентификациями, которые, по-видимому, логически продолжают функционально-селективные идентификации в функции переноса элементов от представления об идеали-зируемйм объекте к представлению о Собственном Я, воз­никает радикально иная форма идентификаций, специально предназначенная для создания эмоционально значимых пред­ставлений внутренних миров объекта и Собственного Я. По контрасту с функционально- и оценочно-селективными иден­тификациями эти идентификации главным образом объект­но ориентированы и первоначально мотивированы в боль­шей степени любовью, нежели идеализацией-восхищением. Эту форму идентификации, которая делает возможной раз­деляемое переживание и эмпатическое понимание, я пред­лагаю назвать информативной (или интроспективной) идентификацией.

Информативные идентификации мотивируются и на­чинаются новой эмпирической разделенностью внутрен­них миров ребенка и его матери после установления ин­дивидуальных образов Собственного Я и объекта. Информативные идентификации являются попытками связаться с объектом в разделяемом эмоциональном пе­реживании, таким образом устанавливая и обеспечивая эм­пирическое существование Собственного Я и объекта во внутренних мирах друг друга. Такие идентификации ос­нованы на (и используют) всех доступных вербальных и невербальных, преднамеренных и непреднамеренных по­сланиях и сигналах от объекта, которые содержат инфор­мацию о субъективном эмоциональном переживании

объекта в данный момент в данной ситуации. Вытекающая идентификация с ощущаемым эмоциональным состояни­ем объекта ведет к субъективному эмоциональному пере-живанию, первоначально испытываемому как свое собственное3. Однако в противоположность функциональ­ным и оценочно-селективным идентификациям, которые стремятся включить в образ Собственного Я желаемые и вызывающие восхищение функции и характерные черты объекта, цель информативных идентификаций — устано­вить контакт и разделить внутренние переживания с объек­том, чья индивидуальная приватность должна теперь не только признаваться, но также активно сохраняться для того, чтобы делать переживаемую близость возможной. Объектная утрата, свойственная идентификации, может быть аннулирована посредством недавно установленной способности интроспекции, которая дает ребенку воз­можность осознавать разделяемую природу своего пере­живания и таким образом делает идентификационный процесс информативным относительно внутренних миров обеих сторон.

В результате этой последовательности — идентифи­кация, интроспекция и разделяемое переживание — ребе­нок не утрачивает рассматриваемое эмоциональное пере­живание, но осознает, что он чувствует вместе с объектом, разделяя эмоциональный смысл восприятия объектом вещи или ситуации. Данный процесс, когда он успешен и нео­днократно повторяем, обеспечивает Собственное Я ребен­ка как пониманием чувств объекта в данной ситуации, так и способностью испытывать такие чувства, которые напоми­нают поведение объекта в похожих или аналогичных ситу­ациях.

Переживание разделяемых с другим лицом чувств, приводящее в результате к пониманию эмоционального значения определенных вещей и ситуаций, обычно назы­вается эмпатией или эмпатическим пониманием. Его роль как формы наблюдения и как метода получения знаний о Других подчеркивалась многими авторами (см. недавно написанные обзоры Buie [1981]; Basch [1983]; Levy [1985]).

3 В отличие от расхожего мнения идентификация как правило не подразумевает эмпирическую утрату переживания Собствен­ного Я, но вместо этого приводит к длительной или временной утрате того аспекта объекта, с которым произошла идентифи­кация.

Большинство авторов согласны с тем, что эмпатия важна или незаменима в аналитической работе, в то время как некоторые другие авторы склонны отвергать эмпатию как ненаучную, субъективную и вводящую в заблуждение (Hartmann, 1964; Brenner, 1968; Shapiro, 1974). В проти­воположность этой последней точке зрения Кохут (1959) и его последователи (Goldberg, 1983) подчеркивали роль эмпатии как заслуживающего доверия, свободно-оценоч­ного и в научном плане крайне полезного метода наблю­дения, независимого по своей сути от аффективной при­роды взаимоотношений.

Даже если справедливо, что информативные иденти­фикации, ведущие к эмпатическому пониманию эмоцио­нального переживания другого человека, будут исполь­зоваться позднее в жизни, когда по разным причинам потребуется знание о внутреннем мире другого человека, вероятно, вначале эта форма использования идентифика­ции мотивируется главным образом необходимостью вос­становить связи с объектом любви, направленной на ин­дивида. Успешное разделение чувств матери и взаимная передача этих чувств — крайне приятное переживание для ребенка, радостное воссоединение с объектом, которое восстанавливает эмпирическое существование обеих сто­рон во внутреннем мире друг друга. Для ребенка это пред­ставляет как временное освобождение из темницы одино­чества, так и новую форму близости между индивидами. В дальнейшей жизни потребность понимания внутренне­го мира другого человека может вызываться не только лю­бовными ожиданиями, но даже в этом случае информа­тивные идентификации специально служат нахождению объекта в его конфиденциальном мире и построению пред­ставления о нем в своем уме. Даже когда мотивы для поис­ка объекта выглядят диаметрально противоположными любовным и дружеским намерениям, повторяемые эмпа-тические переживания, разделяемые с другим человеком, представляют форму близости, которая побуждает к по­зитивной привязанности и которая, как мы часто видим, развивается между профессиональными мучителями и их жертвами. Таким образом, хотя информативные иденти­фикации во взрослой жизни используются главным обра­зом для приобретения знания о других людях, разде­ляемое эмоциональное переживание сохраняет свою первостепенную значимость как источник близости во всех

зрелых человеческих взаимоотношениях, включающих любовь и дружбу. Хотя существуют и другие формы иден­тификации с функциями и характеристиками объекта как средства собственного удовлетворения, лишь информа­тивные идентификации делают возможным отождествле­ние с удовлетворением другого лица. Это эффективно про­тиводействует зависти и соперничеству и образует существенно важный ингредиент в длительных любовных взаимоотношениях.

Фрейдом (1920) и многими его последователями (Reik, 1937; Knight, 1940; Fliess, 1942; Reich, 1960, 1966) иденти­фикация рассматривалась как средство формирования ос­новы для эмпатии. Обычно подчеркивалась временная, час­тичная, или «пробная» природа такой идентификации (Fliess, 1942; Reich, 1960, 1966; Sandier and Rosenblatt, 1962; Purer, 1967; Beres, 1968b; Beres and Arlow, 1974). Однако другие авторы считают, что так как в эмпатию не вовлечены никакие элементы становления или желания стать подоб­ным объекту и так как она не ведет к каким-либо постоян­ным структурным изменениям, она не может быть основа­на на идентификации (Olden, 1953, 1958; Buie, 1981; Basch, 1983).

Я считаю, что последние упомянутые авторы ограни­чили свое внимание исключительно использованием эмпа­тии для понимания во взрослой жизни, не сумев, таким образом, осознать центральную структурообразующую роль информативных идентификаций на раннем этапе фор­мировании идентичности и репрезентаций индивидуальных объектов. Даже если от идентификации со способом пере­живания объекта можно полностью отказаться в дальней­шей жизни после завершенного эмпатического понимания, то это не касается информативных идентификаций с дет­скими объектами любви. Хотя использование интроспек­ции позволяет ребенку осознать свое участие в эмоциональ­ном переживании объекта, он мог также приобрести новое ощущение способности оценить данную ситуацию через свою идентификацию со способом чувствования объекта в ней. Представляется вероятным, что это главный путь, ко­торым приобретается способность к различным эмоциям и их оттенкам в раннем детстве.

Информативные идентификации, ответственные за Дифференциацию и индивидуализацию эмоциональной жизни ребенка, происходят между ним и его объектами

любви после достижения индивидуальной идентичности и индивидуальности объектов. Обычно мать — первый объект любви для детей обоего пола. Поэтому более ранним чув­ствам присуще материнское и «женское » качество и они склонны отвергаться как «изнеженные» мальчиками в ла­тентный период и мужчинами с резко выраженными фал­лическими чертами личности. Для эмоционального разви­тия мальчика представляется особо важным, чтобы во время эдипальной стадии отец время от времени был для него глав­ным объектом любви. Это дает ему возможность и побуж­дает к тому, чтобы возникли любящая эмпатия и информа­тивные идентификации также с чувствами отца. Девочка находится в более благоприятной ситуации в том отноше­нии, что ее эдипальное развитие обычно включает полно­масштабное чередование обоих родителей в качестве глав­ных объектов любви. Это может содействовать более разносторонней и полной нюансов эмоциональной жизни и большей способности к эмпатии вообще у женщин по срав­нению с мужчинами.

Информативные идентификации играют важную роль не только в приобретении длительной способности к переживанию различных чувств в адекватных связях, но и в построении репрезентаций внутренних миров Соб­ственного Я и объекта ( см. также «генеративную эмпа-тию» Шэфера [1959]}. Обеспечивая мир представлений ребенка индивидуально варьирующим эмоциональным смыслом, информативные идентификации являются ре­шающими в формировании мысленных представлений о себе и своих объектах как об уникальных индивидах. Они обеспечивают ребенка длительным и прогрессивно обо­гащающимся материалом для интроспекции и эмпатичес-кого понимания других. Нетрудно увидеть аналогии меж­ду этим процессом и успешным психоаналитическим взаимодействием.

Многие авторы хотели придать объективно наблю­даемым феноменам «передачи аффекта » (Furman, 1978) или «резонанса аффекта» (Buie, 1981) статус ранней формы эмпатии (Olden, 1953, 1958; Greenson, 1960; Ferreira, 1961; Burlingham, 1967; Schafer, 1968; Olinick, 1969; Post, 1980; Goldberg, 1983). Однако, хотя можно утверждать, что разделение эмоционального пережива­ния с другим человеком уходит корнями в ранние взаи­модействия мать-младенец, эмпатия определенно пред-

ставляется структурным достижением, которое стано­вится эмпирически возможным лишь после дифферен­циации и интеграции индивидуальных образов Собствен­ного Я со способностью к интроспекции и объекта со своим внутренним миром.

Суммируем: информативные (или интроспективные) идентификации осуществляются с субъективным эмоцио­нальным переживанием объекта и становятся возможными вследствие способности к интроспекции. Они мотивируют­ся необходимостью повторного нахождения объекта с его внутренним миром после интеграции индивидуальных об­разов Собственного Я и объекта. Они основаны на тоталь­ности вербальных и невербальных ключей к внутреннему переживанию объекта. Они выстраивают эмоционально выразительные репрезентации внутренних миров Собствен­ного Я и объекта, существенно важные для формирования идентичности и индивидуальныхобразов объектов. Вызы­вая разделяемое эмоциональное переживание, они делают возможным понимание других людей и образуют суще­ственно важный элемент (и предпосылку) во всей зрелой человеческой близости.

Возникновение и интернализация эдипа

Термин эдипов комплекс имеет отношение к стадии психического развития, которая крайне интенсивно изу­чалась теоретиками психоанализа и клиницистами. Не предпринимая какой-либо попытки обзора обширной литературы на эту тему и не вступая в детальное обсуж­дение феноменологии и движущих сил эдиповой стадии, я кратко представлю в этом разделе некоторые мысли по поводу его первоначального развития, а также краткос­рочное умение с ним справляться посредством фазово-специфических эдиповых интернализаций.

Как уже утверждалось, после установления констан­тности Собственного Я и объекта имеет место период, ког­да взаимоотношения ребенка со своими родителями про­должаются по сути как диадные (Edgcumbe and Burgner, 1975). В отличие от функциональной привязанности, эти взаимоотношения являются диадными с двумя различно воспринимаемыми индивидуальными объектами. Пред­ставляется, что триадные взаимоотношения между имею­щими к нему отношение сторонами будут в основном раз-

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: