Долговое рабство в древнем риме

Одно из наиболее ужасных и отвратительных последствий ростовщи­чества – долговое рабство, т.е. превращение должника в раба заимодавца. В истории Древнего мира это был второй по значимости источник рабов по­сле военных захватов пленных.

История долгового рабства восходит к древнему Вавилону. Правда, зако­ны Хаммурапи ограничивали срок пребывания человека в долговом рабстве тремя годами; после этого он опять становился свободным, а его долг считал­ся погашенным. При этом кредитор не мог продавать раба­должника иным лицам. Заемщик в качестве обеспечения своих обязательств мог предложить свою жену, но и она должна была быть возвращена по истечении трех лет.

В Древней Греции должник лишался гражданства, при необходимости вместе с членами своей семьи мог обращаться в рабство. Однако срок пре­бывания в рабстве ограничивался пятью годами. Раб­должник при этом имел некоторые права в отличие от обычного раба.

Существовало долговое рабство и у древних евреев. Мы читаем в Вет­хом Завете (Книга Притчей Соломоновых): «Богатый властвует над бедным, а должник делается рабом заимодавца». Правда, в том же Ветхом Завете мы читаем, что взимание процента у древних евреев запрещено (по крайней мере в случае дачи займа еврею; в отношении инородцев такого запрета нет). Но в случае невозвращения основной суммы займа еврей также мог быть обра­щен в рабство. Однако у евреев существовали так называемые «юбилейные годы», когда долги обнулялись и долговые рабы получали свободу¹.

Многие нормы римского права, имевшие отношение к проблеме долга и должников, учитывали практику других стран. Прежде всего – Древней Греции. Но в целом римские нормы были более жесткими.

В ранние периоды римской истории наказания должников за неполную и несвоевременную выплату долга были очень жестокими – даже хуже, чем обращение в рабство. Договор займа, по которому средством обеспече­

¹ С: П Люк Б к Е ь Р Д: Фк, 2007 С 236–237

ния являлось «мясо и кровь», назывался nexum (лат.), что значит «кабала». При нарушении ссудополучателем условий договора кредитор «налагал на должника руку» – заточал его в оковы, помещал в долговую яму. В течение 60 дней должник находился в колодках, и ему трижды предлагалось пога­сить долг. После этого должника могли предать смерти. Если у должника было несколько кредиторов, то его могли разрубить на части. Мы не знаем, в какой мере практически проводилась в жизнь такая мера (разрубание на куски), но нам известно, что Уильям Шекспир в своей пьесе «Венецианский купец» обыграл этот древний обычай, когда ростовщик Шейлок потребо­вал от должника фунт его плоти.

Как следует из древних источников, должник мог обращаться в раба и поступать в хозяйство кредитора или продаваться кредитором на рынке. При этом рабство могло быть пожизненным, раб­должник ничем не отличался от обычного раба, добытого в войнах.

Правда, римские законодатели оспаривали право ростовщиков превра­щать в рабов свободных граждан. Закон Петилия–Папирия (326 г. до н.э.) за­претил обращать римских граждан в рабов за долги. Впрочем, этот закон не распространялся на жителей провинций, а также жителей метрополии, не имевших римского гражданства. Как отмечают исследователи, в провинци­ях, где ростовщичество действовало без тех ограничений, которые вводились в Риме (в провинциях процент достигал 48% в год), долговое рабство суще­ствовало еще несколько веков после принятия указанного закона.

Следует иметь в виду, что долговое рабство в провинциях возникало не только на почве ростовщического кредита, но также в результате неуплаты налогов в римскую казну. Впрочем, две эти причины долгового рабства в про­винциях были тесно между собой связаны: в случае, если налогоплательщик в провинции оказывался неспособным уплатить налог или часть его, ростов­щик (или откупщик налогов) предлагал этому человеку кредит. А через не­которое время, когда налогоплательщик (и он же должник по кредиту) окон­чательно оказывался неплатежеспособным, его превращали в раба. Когда по распоряжению Сената Рима у Никомеда, царя Вифинии (северо­запад Малой Азии), потребовали выделить отряд ополченцев для римской армии, он от­ветил, что у него нет здоровых подданных, ибо все они забраны в качестве рабов римскими откупщиками налогов¹.

В любом случае должник не освобождался от необходимости уплаты долга: он должен был погашать его личным трудом. При необходимости ис­пользовался также личный труд членов семьи должника.

Также подлежало взысканию за долги имущество должника. Как пра­вило, наиболее ценным имуществом была земля. Ростовщичество стало эф­

¹ А В б Ск, 2005 С 345

фективным средством перераспределения земли в Древнем Риме в пользу ростовщиков (всадников), а отчасти и аристократов­землевладельцев. В ко­нечном счете ростовщичество способствовало имущественной поляризации и люмпенизации римского общества.

Развитие ростовщичества оказывало влияние на все стороны жизни римского общества. История Древнего Рима – это не только история борь­бы между патрициями и плебеями, свободными и рабами, аристократами и всадниками и т.п., но также история противостояния ростовщиков и их должников. Законодательные нормы, регулировавшие порядок выдачи и погашения ссуд, ответственность кредиторов и должников, менялись в за­висимости от соотношения сил между этими социальными группами рим­ского общества.

Также следует иметь в виду, что в римском классовом обществе длитель­ное время существовала система «двойных стандартов». Те наказания, ко­торые применялись в отношении должников­плебеев, не распространялись на должников­патрициев. Ответственность последних ограничивалась их имуществом, но не личной свободой.

Кстати, такую же систему «двойных стандартов» в сфере кредитно­долговых отношений мы имеем и сегодня. Если частное лицо имеет непо­гашенные долги (по банковским кредитам, по налогам, по коммунальным платежам и т.п.), то оно несет ответственность перед кредитором всем своим личным имуществом, а если его оказывается недостаточно, – то может ока­заться в тюрьме. Это случай «личного банкротства».

А могут быть случаи «корпоративного банкротства». Те граждане, ко­торые являются акционерами (пайщиками, партнерами) в компаниях, в слу­чае банкротств этих компаний чаще всего выходят «сухими из воды». Как правило, это компании «с ограниченной ответственностью». Это означает, что не происходит взыскания с акционеров их личного имущества, они отве­чают по своим обязательствам в пределах величины акционерного капитала и корпоративного имущества. Уголовная ответственность руководителей и хозяев компании возникает лишь в случаях откровенного мошенничества.

Жертвами «личных банкротств» становятся миллионы простых граждан. Долг каждой такой жертвы может исчисляться сотнями или тысячами (дол­ларов, рублей, фунтов стерлингов и т.п.). При этом могут ломаться их жизни: они становятся «бомжами», нищими, пополняют ряды членов преступного мира, проводят многие годы в тюрьмах, продают себя в рабство и т.д.

А на другом полюсе общества – «жертвы» «корпоративных банкротств» в лице крупных акционеров. Долг каждой такой «жертвы» может исчислять­ся миллионами или миллиардами (долларов, рублей, фунтов стерлингов и т.п.). Иногда эти лица (крупные акционеры) могут быть и дважды, и триж­ды «банкроты». Они преуспевают, они у всех на виду, они уважаемые люди. И почему­то после очередного «корпоративного банкротства» становятся еще богаче. Почему? Потому, что у этих «корпоративных банкротств» есть насто­ящие (без кавычек) жертвы. Это, например, физические лица, размещающие депозиты в банках. Теряя свои средства при банкротствах банков, они делают хозяев банков еще богаче (последние незаконно присваивают средства кли­ентов и перед очередным ложным банкротством выводят фактически уво­рованные средства в безопасные «гавани»). Французский писатель Тристан Бернар очень остроумно назвал «корпоративное банкротство» «законной процедурой, в ходе которой вы перекладываете деньги в брючный карман и отдаете пиджак кредиторам».

Таким образом, в вопросах долговой ответственности современные за­коны и суды также четко дифференцируют граждан на две группы – «плебе­ев» и «патрициев». И это идет со времен Древнего Рима. Как гласит римская поговорка, «Quod licet Jovi, non licet bovi» («Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку»).