Через ГУЛАГ в космос. Дети метеорита. “Первые на Луне” Алексея Федорченко (2005)

Через ГУЛАГ в космос

Дети метеорита

“Первые на Луне” Алексея Федорченко (2005)

Забавно, что среди главных достопримечательностей нынешнего Урала – челябинский метеорит: будто в ответ на многолетние попытки живущих здесь людей докопаться до земных недр, извлечь из их глубин заветный каменный цветок, Вселенная прислала ответ извне – таинственную глыбу из неведомого вещества. Внешнее и внутреннее тесно связаны, они отражают друг друга. Недаром СССР, сминая и сметая внутренний порядок разрушенной и воссоздаваемой заново империи, одновременно так стремился в космос – задолго до Хрущёва и Гагарина. На этом стоял и молодой авангардный советский кинематограф, от “Аэлиты” (1924) Якова Протазанова до “Космического рейса” (1936) Василия Журавлёва.

Их прямым наследником себя провозгласил уроженец Урала, екатеринбургский режиссер‑ дебютант Алексей Федорченко. Его причудливые, парадоксальные, выбивающиеся из любых тенденций и правил “Первые на Луне” ворвались в кинематограф, как метеорит. И сразу получили престижный приз на Венецианском фестивале, смутив всех. Ведь эта картина – мокьюментари (слово только входило в обиход), псевдодокументальная фантазия о засекреченной при Сталине программе завоевания космоса и полете первых коммунистов на Луну еще в 1930‑ х годах. А наградили Федорченко за лучший неигровой фильм. Жюри не поняло, что перед ними сказка? Или это было ответной шуткой, панковским жестом протеста против актуального состояния документалистики, когда кино о вымышленном настоящем оказывается убедительнее иных картин о реальном настоящем? Наверное, даже интереснее не знать ответа на эти вопросы.

Фильм начинается именно с метеорита, придуманного Федорченко за десяток лет до падения подлинного в Челябинске (именно там, в Звездном городке, снималась часть картины! ). Небесное тело рухнуло в чилийских горах в 1938‑ м, и местные пастухи растащили его на кусочки. Не был ли космический посланник советской ракетой? И где находится пилот – героический капитан Иван Сергеевич Харламов? Чтобы выяснить это, придется услышать невероятную историю с самого начала.

Четверо смелых – красавец‑ военлёт, бывший борец с басмачами Харламов (Борис Власов), проплывший от Ленинграда до Кронштадта водолаз Ханиф Фаттахов (его, по легенде, дожившего до старости, играют два актера – Алексей Славнин и Анатолий Отраднов), циркач‑ лилипут Михаил Рощин, также известный как “человек‑ ядро” (Виктор Котов), и гимнастка, участница соревнований Осоавиахима с говорящим именем Надежда Светлая (Виктория Ильинская) – составляют экипаж. Конструктор – фактурный интеллектуал и визионер Фёдор Супрун (Андрей Осипов). Практически все актеры фильма не снимались ни до, ни после; логика “документального” кино соблюдена в полной мере – надежда на узнавание знакомых лиц практически нулевая. Да и кажутся эти лица совсем не теперешними, нездешними: кастинг проведен не с меньшим тщанием, чем отбор претендентов на полет. Что дальше? Изнурительные тренировки. Опасные испытания. Наконец марш‑ бросок в неизвестность. И – возвращение?

В суховато‑ дружелюбной, само собой разумеющейся манере Федорченко ведет свой рассказ от Адама – о том, как советские ученые осуществили мечту, лелеемую человечеством со Средневековья (вспоминаются и китайские изобретатели первых ракет, и любознательные европейцы). Проникая в архив ФСБ, обнаруживает невозможные факты – а кто усомнится? Символ веры озвучен сразу и обжалованию не подлежит: “Всё, что было, должно быть снято, а если снято, значит, было! ” Космонавтика, как и кинематограф, – высшая цель и дитя технического прогресса, очевидное и невероятное для них слиты воедино. Неразделимы для хроникеров, каковыми прикидываются авторы фильма, принесенные прогрессом зло и благо. Жертвенность оптимистичных советских уберменшей – добровольных “людей‑ ядер” – делает космическую программу самоценной сверхзадачей, поскольку ее утопические цели вовсе не прояснены (простым смертным о них и не полагается знать). А парадная съемка подготовок к запуску ракеты органично сочетается с оперативной съемкой спецслужб, подглядывавших за простодушными космонавтами на каждом шагу при помощи специальных камер модели СК‑ 29.

Парадокс советского универсума – именно в единстве репрессивных практик и способности дотянуться до неба, осуществить невозможное. Для понимания не обязательно фантазировать – достаточно анализа фактов (тот же контрапункт позже окажется в центре документальной картины американца Гейба Польски “Красная армия” о советском хоккее). И лунный грунт, кадрами которого открывается фильм, вполне может оказаться при ближайшем рассмотрении лагерной пылью с колымских рудников. Влюбленный в авангардное советское кино Федорченко вместе со своим оператором, ветераном профессии Анатолием Лесниковым, выстраивает конструктивистские ракурсы и смещает манипулируемую реальность в сторону сюра, осознанно жертвуя – казалось бы, необходимой в жанре мокьюментари – достоверностью. Но мечта о выходе на орбиту всё равно выглядит более осуществимой и в высшем смысле правдивой, чем гармония советского бытия 1930‑ х. Когда к Харламову на улице подходят особисты, чтобы сообщить о назначенной дате полета, он первым делом вступает с ними в драку – уж больно это похоже на арест.

“Первые на Луне” – ответ Федорченко на знаменитый апокриф о том, что американцы на Луну не летали, а знаменитые кадры в павильоне снял автор “Космической одиссеи 2001” Стэнли Кубрик. А также вдохновенное продолжение (и, если смотреть на хронологию событий, приквел) “Омон Ра” Виктора Пелевина. Его ретрофутуризм, близкий к художественной иконографии стимпанка, противостоит посконному ретроградству отечественного кино XXI века: когда другие российские режиссеры вновь и вновь, с садомазохистским кайфом, погружаются в травмы Второй мировой, Федорченко из глубин вымышленных довоенных 1930‑ х смотрит в альтернативное будущее. Даже патриотически‑ военные гимны Прокофьева (“Вставайте, люди русские! ”) и Шостаковича (Седьмая симфония) звучат у него в сниженном цирковом контексте – под эту музыку сбежавший из психушки и обряженный в Александра Невского бывший космонавт Харламов сражается на арене с супостатами, на радость толпе.

После запуска ракеты все участники космического рейса исчезают навсегда. “Первые на Луне” по факту оказываются историей не столько фиаско, сколько побега. Супруна находят сторожем кладбища в пригороде Кейптауна. Побывавший в поднебесье Харламов из Чили через Маркизские острова, переплыв Тихий океан и перейдя посуху Китай, застревает в Читинской психиатрической больнице. И вправду, покинуть бренную Землю ради Луны или выжить из ума – разница невелика. Лишь бы сбежать от всеобщей судьбы. Вырваться на орбиту; сгореть в плотных слоях атмосферы; нарушить логику предписанной траектории. Вернуться домой – не человеком, а метеоритом.