 |
Каковой были самиздатовские книги.
|
|
|
|
Каковой были самиздатовские книги.
Да. И очень важно, что будет внутри книги: ручная форма потребует и качественного содержания. Какой‑ то шведский детектив, например, уже неуместно так издавать. Возможно, это мой утопический взгляд, но мне кажется, что всё идет к тому. До конца человечество с книгой не расстанется, это область, которую уничтожить цифровым миром всё‑ таки до конца невозможно. Положить под подушку, облить слезами, кровью, спермой, засушить бабочку…
Ну а запах, например? Я помню очень хорошо запах набоковской русскоязычной “Лолиты”, изданной в США. Это были еще 1970‑ е годы. Запах американской бумаги абсолютно совпал с этой книгой. Каждая великая книга по‑ своему пахнет. Тем не менее мир будет расслаиваться по пристрастиям, и читателей бумажной литературы будет гораздо меньше, в десятки раз. Но они будут high quality.
Когда ваша новая книга выходит, что для вас особенно важно – рисунок на обложке, бумага, формат, тираж, издательство или его логотип?
Я бывший художник‑ график и художник‑ полиграфист, я сам оформлял чужие книги и этим зарабатывал. Для меня очень важен всё‑ таки вид книги. Я всегда бодаюсь с художниками за обложку и макет. Это важно для меня. Надо, конечно, чтобы книга разошлась, но и чтобы она была внешне красивая, что, в общем, в России – большая проблема.
Вы сейчас базируетесь в Берлине, а на Россию смотрите со стороны. Перестаете ли вы себя ощущать русским писателем, возникает какое‑ то космополитическое чувство? Или всё это ерунда, и от перемены места жительства ничего, по сути дела, не меняется? Я обратил внимание, что “Манарага” начинается в Берлине, ее герой не является русским по национальности. Такого раньше не было. И в качестве основного сюжетного компонента там присутствует “Ада” Набокова, я бы сказал, самая космополитическая из его книг.
|
|
|
Ну, там есть герои с русскими фамилиями. Она еще замечательна тем, что ее можно читать с любой страницы.
Вы знаете, Антон, я, собственно, никуда не эмигрировал. Не могу сказать, что теперь вижу Россию лишь со стороны, это не так. Я зимой там долго был и летом снова поеду. Мне хотелось написать книгу не о России, а о европейской ситуации. Описывать русский мир, что я довольно много раз уже делал, сейчас не хочется. В России такая ситуация, которая не помещается в литературу. Это ситуация тяжелого гротеска, и непонятно, каким языком ее описывать.
Может быть, поэтому за последние двадцать лет, наверное, не было мощного романа о российской действительности. Можете вспомнить такой роман? И я не могу. Во многом поэтому у меня была попытка выстроить разновременную систему отражающих зеркал и взглянуть на русскую жизнь из будущего или из прошлого. Но “Манарага” – это всё‑ таки о Европе.
Тогда напрашивается вывод: классическая русская литература, на которой жарит стейки главный герой, стала явлением европейской культуры, а не русской.
Так она всегда ею и была. Зайдите в любой книжный, и вы сразу увидите “русскую обойму” – Толстой, Достоевский, Чехов. Русская литература – это мировой бренд. Я всегда говорил, что начинающие русские писатели имеют некий бонус, у них за спиной стоят эти бородатые старцы.
Вы, как читатель, испытываете сожаление по поводу тех авторов, которые не попали в стандартный набор известных всему миру гениев русской литературы? У вас в книге проскальзывает сожаление по поводу “Чевенгура” Платонова или книг Лескова, которые за пределами России толком никому не известны.
Это отражает нынешнее восприятие русской литературы. Вы можете представить, например, “Чевенгур” в переводе на французский? Или на немецкий?
|
|
|
Мне говорила ваша переводчица, что и “Норма” полному переводу не поддается.
Это сила контекста. Ну как можно перевести контекст? Поэтому и Лесков, и Платонов – то, что очень трудно сделать. А сообществу book’n’grill нужны хорошие сухие поленья. Любая литература, конечно, имеет некие этнографические рамки. Тот же, например, “Finnegans Wake” Джеймса Джойса. Я не помню, это переводилось на русский вообще?
Очень маленькие фрагменты, были попытки. Но ведь фактически вы находите из этого тупика выход: если книгу невозможно прочесть, ее можно сжечь и приготовить на ней еду. И начинается всё именно с “Финнегана”.
Да (смеется). Но это такой радикальный рыночный подход. Если не понять, то можно хотя бы использовать.
Это моментально экстраполируется на вашу собственную судьбу. Ваши книги тоже показательно сжигали и спускали в туалет. Или вы считаете, что это лучше, чем когда книги просто пылятся, никому не нужные, на стеллажах или складах?
Я не трепещу над книгой. Кстати, периодически чищу библиотеку и не только раздаю, но некоторые книги выкидываю на помойку.
Что последнее выбрасывали?
Это были какие‑ то залежи советской литературы. Что‑ то Горького, по‑ моему, я выкинул. Проблема библиотек в том, что мы читаем десять процентов от них. Книги стоят на полках как часть интерьера.
|
|
|
