3. Основные черты общественной психологии феодального периода.

       Положение личности в феодальной группе мало чем отличается от положения личности в патриархально-родовой организации. В крестьянской семье патриархальные отношения сохранились почти в чистом своём виде. Над личностью крестьянина – главы семейства – тяготел авторитет его общины, далее – авторитет феодала и, наконец, авторитет католической церкви. Сила этих авторитетов была громадна, и влияние их имело глубоко консервативный характер.

       Община являлась верной хранительницей обычаев, завещанных предками, всех старых форм технических, экономических, идеологических. Всякие нововведения вызывали в ней ожесточённоую борьбу против себя, потому что они угрожали ломкой исконных основ общинной жизни, подрывом единства общины, которое она инстинктивно отстаивала всеми силами. Величайший консерватизм в технике земледельческого производства вытекал прежде всего в низкой производительности крестьянского труда; за удовлетворением насущных потребностей самого крестьянства и за вычетом той доли его труда, которая шла в пользу феодала, не оставалось свободного излишка трудовой энергии, который возможно было бы растратить на развитие способов производства. Далее, вся система пользования общинной землёй не допускала, по большей части, даже мысли о техническом улучшениях; тесное соседство участков и одновременное превращение полей после жатва общие пастбища заставляло каждого всецело сообразовываться с тем, что делали другие, а переделы и переверстки там, где они сохранились, делали невозможной индивидуальную заботу о повышении плодородия земли, так как участок находился лишь временно в руках каждого данного владельца. Консерватизм же в технике означал консерватизм во всех сферах жизни, ибо с технического прогресса начинается всякий иной.

       Отрицательное отношение феодальной, светской и духовной организации к изменениям сложившихся форм жизни вытекало из того, что подобные изменения угрожали увеличить экономическую силу других классов и подорвать феодальное господство. Обе эти организации могли играть сколько-нибудь прогрессивную роль лишь до тех пор, пока их господство не упрочилось окончательно; лишь до тех пор и психология обоих групп могла быть сравнительно мало консервативной. Но с тех пор, как феодальные отношения сложились вполне, дали жизни всё, что могли, – с тех пор сила интересов сделала обе организации господства враждебными дальнейшему движению и застойными по психологии.

       Забитый тяжёлыми жизненными условиями, подавленный всяческими авторитетами, крестьянин отличался неподвижностью духовного склада и тупой приверженностью ко всему привычному. Его психология представляла величайшие препятствия всякому развитию.

       В несколько лучшем состоянии находился ремесленник. В своей производственной деятельности он не был скован рамками общинных форм; в ремесле не было таких препятствий техническому прогрессу, какие указаны для земледелия. Занимая, в силу своих занятий, несколько отдельное положение среди общины, ремесленник мог с меньшими затруднениями изменять свои способы производства; и даже феодальные авторитеты в этом случае в меньшей степени ограничивали его, потому что ремесленник, находясь обыкновенно на оброке, вообще имел меньше дела с феодалом, чем крестьянин, отбывший барщину. Мало того, искусство ремесленников во многих случаях поощрялось высшими классами, так как доставляло им более совершенные предметы потребления. В силу этих обстоятельств, весь духовный склад ремесленников представлял для развития гораздо меньше препятствий, чем духовный склад крестьян-земледельцев.

       Что касается до количества и качества того познавательного материала, на который опиралось общественное развитие, то и здесь приходится отметить большое сходство с патриархально-родовым периодом. Общий тип мировоззрения сводился к несколько изменённой форме натурального фетишизма. Познание причин при этом также обрывается на таинственной «силе», скрывающейся за реальным фактом и представляющий, в сущности, обезличенную «душу явления».

       Эти формы мышления господствовали, на ряду с остатками ещё более первобытных форм, во всех общественных классах; разница в психологическом развитии отдельных групп была почти исключительно количественная.

       Для крестьянина, при натуральном хозяйстве, весь мир сводился к его общине; там он рождался, там проходит вся его однообразная жизнь, там он умирает; иных условий, иной жизни он почти не видит, почти не представляет себе. Отсюда – величайшая бедность психического материала, глубокая бессодержательность душевной жизни. В этом отношении крестьянин средних веков едва ли не ниже своего предка-кочевника патриархальных времён.

       И опять-таки ремесленник по богатству психики выше среднего крестьянина: его занятие вынуждает его иногда переходить за пределы общины, особенно в таких случаях, когда он один работает не на одну, а на несколько деревень, или когда он нуждается в материале или орудиях, которых не производит его община. Вообще, он меньше привязан к участку земли, легче переходит с места на место, и стремится туда, где больше спроса на его труд: из маленькой общины в большую, из бедной в богатую, из деревни в город. Благодаря всему этому, его психическая ограниченность не доходит до такой степени, как у чистого земледельца.

       Феодалы – светские и духовные – находились в более выгодных условиях; их жизнь была шире, разнообразнее, материал сознания по количеству гораздо значительнее. При этом светские феодалы, благодаря большей узости своих жизненных интересов, более ограниченной сфере деятельности, стояли по своей интеллигентности гораздо ниже духовных. Можно сказать, что в течение нескольких веков, когда развивалась феодальная система отношений, почти вся умственная жизнь сосредоточивалась в духовном сословии, от него одного исходило всякое просвещение. Знание, умственное развитие были нужны духовенству в его сложной и трудной общественно-организаторской роли; вот почему оно явилось хранителем остатков духовной культуры древнего мира. В то же время, по самой сущности организации духовенства, на первом плане для него стояло не познание, не наука, а то учение, которое привлекало церкви сочувствие масс, которое идейно объединяло церковь. Наука являлась естественной прислужницей религии, простым орудием для достижения намечаемых ею целей. Так смотрело на вещи не одно духовенство, но и всё общество, для которого благодетельная роль церкви являлась неопровержимым доказательством абсолютной истины проповедуемого церковью учения.

       Но если абсолютная истина дана, не зачем стремиться к новой истине; надо только стараться о том, чтобы полнее раскрыть ту, которая дана. Именно поэтому, мышление феодального мира нисколько не стремится к приобретению новых научных знаний, к выяснению естественных законов, считая всё это суетой сует. Зато формальная логика процветает, так как она является точным методом полного и подробного раскрытия той истины, которая уже дана в общей форме и которую остаётся лишь развить в частностях. Отсюда – бесконечные схоластические упражнения учёных монахов и всех, вообще, представителей учёности в феодальном мире; отсюда – своеобразная программа преподавания в учебных учреждениях духовенства, программа, сводящаяся к богословию, формальной логике и церковной латыни; отсюда, наконец, необычайное значение, которое придавалось произведениям творца формальной логики – Аристотеля, на ряду с творениями отцов церкви.

       Познающая мысль всецело и добровольно подчинялась высшему авторитету. Если где-то особенные условия создавали почву для критического мышления и возникало стремление выйти из рамок католической доктрины, тогда всё общество с величайшим единодушием восставало против «ереси» и подавляло её.

       Подводя итоги, приходится сказать, что для общественного развития психология феодального периода представляла: во-первых очень бедный и не подходящий по качеству материал, во-вторых, чисто стихийные препятствия в форме господства над жизнью обычая. При таких обстоятельствах развитие могло совершаться только действием стихийных сил со свойственной им медленностью.
       Что касается до отдельных общественных групп, то сравнительно наиболее благоприятные условия для развития представлял класс ремесленников.