 |
С. Туморин,. Старший лейтенант, командир мо‑209. На чем Земля держится! . Морской фронт. А. Панфилов,. Младший лейтенант, помощник командира мо‑209
|
|
|
|
С. ТУМОРИН,
старший лейтенант, командир МО‑ 209
На чем Земля держится!
В старину люди полагали, что Земля держится на трех китах. Наш МО‑ 209 тоже держался на трех «китах».
Младшего лейтенанта Александра Петровича Панфилова на войну призвали из торгового флота. Свое штурманское дело он знал блестяще, как сказали бы сегодня – от и до. Но «военной косточки» у него не было. И все же в экипаже Панфилова считали первым «китом».
«Китом» № 2 являлся старшина группы мотористов главный старшина Андрей Михайлович Деревяшкин. Говорил он очень громко, слова у него набегали одно на другое, особенно если он волновался или сердился. Спорить с Деревяшкиным боялись. Но дело свое знал основательно. Когда случалось, что в машине что‑ то выходило из строя, а у подчиненных не получалось с ремонтом, Деревяшкин приходил на помощь. Через минуту‑ другую совершалось чудо: двигатель начинал нормально работать. Подчиненные глядели на старшину с почтением. Потом, выбрав свободное время, Деревяшкин собирал своих ребят, объяснял, в чем была причина неисправности, как он нашел ее и устранил.
«Китами» № 3 было два человека – мичман Василий Соснин и командир отделения рулевых старшина 2‑ й статьи Анатолий Власов.
Соснин был мастером анализа. Допустим, сегодня что‑ то было сказано по радио в двух словах и только завтра по этому поводу появятся комментарии в газетах. Они, как правило, совпадали по тону и настрою с тем, как сегодня охарактеризовал это событие Соснин. Что касается артиллерийских и пулеметных дел Соснина, то он понимал и разбирался в них настолько хорошо, что налаживал и ремонтировал пушки и пулеметы не только на своем корабле, но и на соседних.
|
|
|
Командир отделения рулевых Анатолий Власов был ростом невысок. Остренький носик. Посмотришь на старшину – и жди: сейчас «выдаст» в чей‑ то адрес. И точно. Вот идет с бака наш кок Кузьма Никитин, несет на вытянутых руках лагун с компотом. Сейчас он его охлаждать поставит, за надстройку. Власов тут как тут:
– Кузьма, а ты Козьму Пруткова читал?
– Чего? – отдуваясь, переспрашивает кок.
– Следовательно, не читал, – резюмирует Власов. – Иначе бы знал, что сам Прутков заметил: «Новые сапоги всегда жмут».
– А у меня не новые, – отдувается Никитин. – Хотя жмут.
– Почему ж боцмана не попросишь сменить их на береговой базе? Тебе жизнь полегче, нам обед получше и повкуснее. Не только ты от сапог страдаешь!
Все кругом смеются. А я знаю: Власов при случае скажет боцману, и у кока будут сапоги, которые не жмут. На своем посту Анатолий Власов всегда в одной позе – правая рука на штурвале, левая обняла компас. Стоит вполоборота. Катер у него всегда точно на румбе. Даже если вокруг разрываются бомбы и снаряды.
«Три кита» – четыре человека. Они – мои первые помощники.
МОРСКОЙ ФРОНТ
В этой главе, как и во всей нашей книге, немало рассказов о дозорах, конвоях. Что это такое? Заглянем снова в Морской словарь:
«Дозор – вид охранения сил флота с целью предупреждения о внезапном нападении противника, организуемый при нахождении сил флота в базах, стоянках на рейдах и переходах морем… Дальние дозоры выставляются с задачей заблаговременного обнаружения противника и задержки на время, потребное для подхода «сил поддержки дозора» или до развертывания для боя охраняемых сил. Ближние дозоры выставляются с задачей обнаружения противника на ближних подступах к охраняемым объектам и для прикрытия важных объектов морского побережья… Линии (полосы), по которым располагаются дозоры, называются «дозорными»…
|
|
|
Конвой – временное соединение транспортов и вспомогательных судов, совершающих переход под непосредственной охраной боевых кораблей…
Конвойная служба – система мероприятий и боевых действий, проводимая на морском театре с целью обеспечения безопасности морских перевозок».
А. ПАНФИЛОВ,
младший лейтенант, помощник командира МО‑ 209
Двадцать минут из жизни командира МО
Старший лейтенант Туморин лежал на койке. Как всегда, он был в капковом бушлате, сапогах и кожаном шлеме с широким капюшоном, как у всех катерников истребительного отряда и моряков торпедных катеров. Он спал. Сон его был глубоким.
Из крохотной каюты дверь ведет в такой же коридор. Напротив – каюта помощника, который сейчас наверху, на мостике. Он совсем недавно прибыл с курсов младших лейтенантов. В кормовой стороне коридорчика – кают‑ компания. Она так же невелика, как и остальные помещения. Но помимо своего основного назначения служит еще к жильем для боцмана, двух радистов и вестового. В промежутке между помещениями, в подволоке коридора, квадратный люк – входная дверь в отсек.
Старший лейтенант очнулся от сна, высунулся в люк и прислушался. Откуда‑ то тонко, но отчетливо доносились характерные вибрирующие завывания «юнкерса», которые и разбудили командира… Но самолет был еще далеко, где‑ то у самого горизонта.
На мостике помощник о чем‑ то переговаривался с сигнальщиком. «Охотник» лежал в дрейфе на линии дозора невдалеке от Деманстейнских банок в Финском заливе. Стоял июль 1942 года. Была штилевая и солнечная погода. Уже довольно сильно цвела вода и, насколько она просматривалась вглубь, была темно‑ зеленой.
– Сигнальщик, докладывайте о самолете противника!
– Есть докладывать о самолете противника, товарищ старший лейтенант! – автоматически ответил сигнальщик краснофлотец Иван Зеленский. Был он мал ростом, круглолиц, курнос, черен, почти как эфиоп, и от постоянного сидения на мостике производил впечатление встроенной детали. – А где он, самолет, товарищ командир? – спросил он, повертевшись по сторонам.
– Не знаю, это я у вас спросить должен.
– Вижу! – И через несколько секунд последовал четкий доклад: – «Юнкерс‑ 88», курсовой двадцать пять градусов правого борта, дистанция – семь миль!
|
|
|
– Играть боевую тревогу! – приказал старший лейтенант и, опершись руками о край люка, выпрыгнул на палубу.
В тот же момент, прорезая тишину, залились звонки колоколов громкого боя. На палубу выскочили комендоры и пулеметчики. Пушки и ДШК пришли в движение. Заурчали, прогреваясь на подводных выхлопах, моторы: катер медленно пополз вперед, оставляя за собой полосу пены…
С самого начала летней кампании, после страшной голодовки первой блокадной зимы, старший лейтенант привык постоянно думать и заботиться о харчах. Думалось, что если катер разбомбят, то харчи пропадут. А если после этого останешься жив, то в воде лучше сидеть сытому, чем голодному. Есть же хотелось постоянно. Поэтому, как всегда в таких случаях, он спустился в кают‑ компанию, соорудил себе бутерброд из хлеба, корейки и масла. С ним он потом стоял на мостике, облокотясь одной рукой о походный столик, а другой придерживая будто бы сам собой уменьшающийся бутерброд.
Была тут еще одна сторона: на него смотрел экипаж и усматривал в этом сверхспокойствие командира, отчего неизмеримо возрастала уверенность краснофлотцев и старшин в благополучном исходе дела.
Вражеский самолет, заметив катер, как правило, шел по кругу и, набрав высоту, атаковал со стороны солнца. На это требовалось около десяти минут. Старший лейтенант и немецкий летчик решали одну и ту же задачу – о маневрировании в бою. Немцу, конечно же, лучше всего было зайти с кормы, чтобы определить исходные данные для атаки. Командир МО давал ему такую возможность, но ставил свой корабль так, что солнце было не с кормы, а с борта. Он вел свой корабль на прямом курсе и на подводных выхлопах, но без работы винтов. При этом за кормой оставался пенистый след, и летчик, видя его, делал вывод, что корабль идет если не полным, то вполне приличным ходом. А этого ему было вполне достаточно для принятия окончательного решения. Пока шла дуэль двух командиров без выстрелов. Но она давала шанс на победу тому, кто мыслит тактически лучше.
|
|
|
Самолет уже высоко, но достаточно близко от корабля, если считать по вертикали. Он в зоне поражения наших пушек и пулеметов. Старший лейтенант дает команду на открытие огня. Сразу же начинают стрелять сорокапятки и ДШК. Огненные трассы тянутся к самому брюху самолета, который вдруг сваливается на крыло и устремляется в пике.
На высоте около четырехсот метров фашист отдал ручку бомбосбрасывателя, и четыре бомбы одна за другой пошли вниз. Двух‑ трех секунд было достаточно командиру для определения вертикальной плоскости их полета.
– Право на борт! – приказал он рулевому, а руки уже послали все три ручки машинного телеграфа на «вперед, самый полный».
Катер вздрогнул и, подняв нос, круто рванулся вправо, набирая скорость. Когда позади встала черная стена воды и раздался грохот взрывов, катер был от них далеко. Фашистский самолет, сопровождаемый огнем пушек и ДШК, уходил к горизонту.
– Дробь, не стрелять! – приказал старший лейтенант. Он снял шлем и бросил его на походный столик. Потом поставил ручки машинных телеграфов на «стоп» и развернул катер на обратный курс. К линии дозора.
– Отбой боевой тревоги, готовность помер два! – сказал командир. – Сигнальщик, внимательнее следить за горизонтом!
В каюте старший лейтенант достал из стола журнал боевых действий и сделал в нем запись, уже ставшую стереотипной:
«12 июля 1942 года в 13 часов 12 минут, находясь на линии ДОЗК №…, был атакован пикирующим бомбардировщиком «Ю‑ 88», который сбросил 4 бомбы. Атака отбита. Потерь и повреждений нет. Продолжаем нести дозор».
Окончив писать, не раздеваясь, в шлеме, в капковом бушлате, он лег на койку и мгновенно заснул. Сон его, глубокий и без сновидений, представлял собой просто выключенное сознание, поскольку сделать это позволяла обстановка.
|
|
|
