 |
Ты почему мне до сих пор не ответил? Чего ждёшь?
|
|
|
|
ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ
Оглавление
Предисловие. 3
ПРОЛОГ. 5
Глава 1. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА.. 5
Глава 2. ОТКРЫТАЯ КНИГА.. 18
Глава 3. ФЕНОМЕН.. 30
Глава 4. ПРИГЛАШЕНИЯ.. 37
Глава 5. ГРУППА КРОВИ.. 47
Глава 6. СТРАШИЛКИ.. 61
Глава 7. КОШМАРНЫЙ СОН.. 71
Глава 8. ПОРТ-АНДЖЕЛЕС.. 79
Глава 9. ТЕОРИЯ.. 94
Глава 10. РАССПРОСЫ.. 103
Глава 11. ОСЛОЖНЕНИЯ.. 118
Глава 12. БАЛАНСИРУЯ.. 128
Глава 13. ПРИЗНАНИЯ.. 140
Глава 14. ДУХ СИЛЬНЕЕ ПЛОТИ.. 154
Глава 15. КАЛЛЕНЫ.. 170
Глава 16. КАРИН.. 182
Глава 17. ИГРА.. 189
Глава 18. ОХОТА.. 203
Глава 19. ПРОЩАНИЯ.. 210
Глава 20. НЕТЕРПЕНИЕ. 217
Глава 21. ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК.. 227
Глава 22. КОШКИ-МЫШКИ.. 231
Глава 23. ВЫБОР. 242
Глава 24. ИЗМЕНЕНИЕ. 244
Эпилог. ПОЛЬЗУЯСЬ СЛУЧАЕМ…... 257
Предисловие
Всем моим замечательным друзьям и читателям:
Поздравляю с десятой годовщиной! Трудно поверить, что начало было так давно. И тем не менее, мои малыши выросли в долговязых подростков, поэтому от правды никуда не деться. Спасибо вам всем за десятилетнее приключение, о котором я не смела и мечтать. Я человек весьма прозаический, но то, что мне довелось пережить вместе с сообществом моих читателей, заставило меня – совсем чуть-чуть – поверить в волшебство.
Чтобы отпраздновать этот юбилей, я придумала для вас кое-что новенькое – бонусный материал, который может стать для вас источником нового удовольствия от мира «Сумерек» (в типичной манере Стефани Майер, бонусный материал длиннее, чем сами «Сумерки»). Вы можете перечитать «Сумерки» – или начать читать «Жизнь и Смерть». Я получила массу удовольствия от этого возвращения в Форкс, и очень надеюсь, что и вы испытаете нечто подобное.
Вы потрясающие, и я люблю вас.
Стефани
***
|
|
|
Жизнь и Смерть. Предисловие.
Моим мальчикам – Гейбу, Сету и Эли – за то, что
Позволили мне быть частью вашего подросткового опыта.
Без вас я не смогла бы это написать.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Здравствуй, дорогой читатель!
Ещё раз поздравляю с десятилетним юбилеем, и добро пожаловать в новый бонусный материал!
Во-первых: ПРОСТИТЕ МЕНЯ!
Я знаю, что сейчас с вашей стороны послышатся стоны и скрежет зубовный, потому что (а) этот «новый бонусный материал» не такой уж и новый, но главным образом потому, что (б) это не «Солнце полуночи» (если вы думаете, что я не понимаю вашу боль, то поверьте – я понимаю: моя мать мне всё объяснила, причём в предельно ясной форме). Сейчас я расскажу вам, откуда это взялось, и надеюсь, что после этого все станет если не лучше, то хотя бы понятнее.
Очень короткое время назад мой агент спросил, нет ли у меня чего-нибудь, что можно будет включить в юбилейное переиздание Саги? Издатель предложил написать что-то вроде предисловия, типа «с праздничком нас всех», и тому подобное. Мне это показалось… ну, честно говоря, реально скучным. Что такого уж волнующего и увлекательного могу я сказать в предисловии? Да ничего. Поэтому я стала думать о других вещах, которые могла бы сделать, и, если это заставит вас чувствовать себя лучше, «Солнце полуночи» действительно приходило мне в голову. Проблемой было время, точнее, его отсутствие. Времени не было – ни на роман, ни на половинку романа. По мере того, как я после столь долгого перерыва размышляла о «Сумерках» и обсуждала юбилейную тему со своими друзьями, я начала все чаще задумываться об одной идее, которую часто обсуждала на встречах с читателями и в интервью с журналистами. Вы знаете, что Беллу регулярно упрекали, что её, мол, вечно приходится спасать от всяких опасностей, и многие жаловались, что она типичная «дева в беде». Я всегда отвечала на это, что Белла – это человек в беде; обычный, нормальный человек, со всех сторон окруженный теми, кого и не назовёшь иначе, кроме как супергероями или суперзлодеями. Ещё одна черта, за которую её критиковали – это её поглощённость любовным увлечением, как будто это что-то, свойственное только девушкам. Но я всегда возражала, что даже если бы человеком был парень, а вампиром – девушка, история была бы ровно той же. Неважно, кто какого пола, кто какого вида, «Сумерки» остаются историей о магии, муке и одержимости, свойственных первой любви.
|
|
|
Вот я и подумала: а что, если проверить эту гипотезу? Это может стать интересным! Как обычно, я принялась за дело, полагая, что накатаю главку или две (как ни забавно/печально, саму себя я всё ещё знаю недостаточно хорошо).
Помните, я говорила, что времени не было? К счастью, идея оказалась не только интересной, но еще и действительно не очень сложной и быстро воплощаемой. Оказывается, нет особой разницы между женщиной-человеком, влюблённой в вампира-мужчину, и мужчиной-человеком, влюблённым в вампира-женщину. Так родились Бофорт (Бо) и Эдит.
Несколько уточнений по поводу смены половой принадлежности:
1. Я поменяла пол практически всем персонажам «Сумерек», за двумя исключениями.
• Самое большое исключение – Чарли и Рене, которые остались самими собой – Чарли и Рене. И вот почему. Бо родился в 1987 году. В то время отцам при разводе крайне редко удавалось получить основную опеку над ребенком – в особенности, когда ребенок был совсем крохой. Скорее всего, для этого мать потребовалось бы лишить родительских прав. Мне трудно поверить в то, что тогда (да и сейчас!) судья смог бы отдать малолетнего ребенка отцу, не имеющему постоянного дома и постоянной работы, отобрав его у матери, у которой всё это есть. Разумеется, если бы в те времена Чарли решился «отсудить» у Рене Беллу, то, вероятно, добился бы своего. Как видите, в «Сумерках» и так описан не самый однозначный вариант. Рене воспитывала Беллу – а в новой истории, соответственно, Бо – только потому, что несколько десятилетий назад права матери считали более весомыми, чем права отца, а также потому, что Чарли никогда не отличался мстительностью.
• Второе исключение, на самом деле, совсем незначительное – второстепенные персонажи, упомянутые в романе буквально пару раз. Причина этого исключения – мое неуместное чувство справедливости в отношении вымышленных героев. Во вселенной Сумерек было два персонажа, пол которых не подлежал изменению без потери смысла. Поэтому я просто позволила им остаться сильнее, чем идея этой новой истории, в которой от этого ничего не меняется. Это просто я и мои странности; уступка моему неврозу.
|
|
|
2. В истории гораздо больше изменений, чем требовал мужской пол Бо, поэтому я хочу их прокомментировать. Это, конечно, примерная оценка. Я не пересчитывала, сколько конкретно слов я поменяла или что-то подобное.
• 5% изменений вызваны тем, что Бо – мальчик.
• 5% изменений – тем, что у Бо немного другой характер, чем у Беллы. Самая большая разница в том, что у него больше обсессивно-компульсивных черт, он далеко не так цветисто говорит и думает, и он совершенно лишён вспыльчивости и задиристости, свойственных Белле.
• 70% изменений, которые я внесла, были редакторской правкой. Спустя десять лет я исправила почти каждое слово из тех, что перестали мне нравиться с тех пор, как книга была издана, и это было великолепно.
• 10% – то, что я хотела сделать с самого начала, но почему-то не сделала. Звучит похоже на предыдущий пункт, но всё же немного отличается. В данном случае я имею в виду не неудачное слово или выражение, а идеи, которые я с самого начала хотела попробовать воплотить, посмотрев, что из этого выйдет, или разговоры, которые должны были состояться, но не состоялись.
• 5% связаны с мифологией, главным образом, с видениями Элис. По сути, это исправленные ошибки. По мере того, как я писала следующие тома Саги после «Сумерек» (и даже в «Солнце полуночи», где я забралась в головы Элис и Эдварда), я стала яснее понимать, как работают видения Элис. В «Сумерках» же, как со временем стало очевидно, нужны некоторые уточнения и поправки.
• И остаётся ещё 5% всяких изменений, которые я внесла по каким-то ещё причинам, самым разным и, несомненно, эгоистичным.
|
|
|
Надеюсь, вам понравится история Бо и Эдит, пусть даже это не то, чего вы ждали. Создавая новую версию, я получила ни с чем не сравнимое удовольствие. Я люблю Бо и Эдит со страстью, неожиданной даже для меня самой; их история вновь сделала для меня вымышленный мир Форкса свежим и радостным. Я надеюсь, что это случится и с вами. Даже если вы получите всего одну десятую от моего удовольствия – значит, оно того стоило.
Спасибо за чтение. Спасибо за то, что вы часть этого мира. Спасибо за удивительную и неожиданную радость, которая освещала мою жизнь в последнее десятилетие.
С любовью, Стефани.
ПРОЛОГ
Я никогда особо не задумывался о смерти. Пусть даже в последние месяцы для этого было немало оснований. Но если бы и задумался, я и представить не мог, что всё произойдет вот так.
Через длинную комнату я смотрел в темные глаза охотницы, и она ласково смотрела на меня в ответ.
По крайней мере, это далеко не худший способ, чтобы умереть. Умереть вместо того, кого любишь. Это, пожалуй, даже благородно. И, наверное, это где-нибудь мне зачтется.
Я знал – если бы не поехал в Форкс, сейчас не оказался бы на краю гибели. Но, как бы ни было страшно, о своем решении я не жалел. Если судьба дает тебе возможность прикоснуться к мечте, которая превосходит любые ожидания, глупо горевать, когда наступает конец.
Охотница дружелюбно улыбнулась и неторопливо двинулась вперед, чтобы убить меня.
Глава 1. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
Января 2005 года
В АЭРОПОРТ МЕНЯ ДОВЕЗЛА МАМА, ОКНА В МАШИНЕ БЫЛИ ОТКРЫТЫ. Стоял январь, но в Финиксе в это время семьдесят пять градусов по Фаренгейту [примерно двадцать четыре градуса Цельсия], и небо было ярко-голубым. На мне моя любимая футболка, с изображением Монти Пайтон, ласточек и кокоса; мама подарила мне её на Рождество два года назад. Теперь она была маловата, но это не имело значения. В ближайшем будущем футболки мне все равно не понадобятся.
На полуострове Олимпия, на северо-западе штата Вашингтон, под постоянным покровом облаков расположен городок под названием Форкс. В этом небольшом городе дожди идут чаще, чем где бы то ни было в Соединенных Штатах Америки. Именно из этого места и его безрадостного сумрака моя мать сбежала вместе со мной, когда мне было всего несколько месяцев от роду. Именно в этом городке меня заставляли проводить по месяцу каждое лето, пока мне не исполнилось четырнадцать. В этом возрасте я, наконец, дорос до ультиматумов, и следующие три года Чарли, мой отец, проводил со мной две недели отпуска в Калифорнии.
И тем не менее я сам ссылал себя в Форкс на всю оставшуюся школьную жизнь. Полтора года. Восемнадцать месяцев. Звучит, как тюремный срок. Восемнадцать месяцев, будет тяжко. Когда я хлопнул дверцей машины, она издала звук, похожий на лязг железных блоков друг о друга.
|
|
|
Ну ладно, я чуток драматизирую. У меня очень богатое воображение, о чем моя мать не устает мне напоминать. И, разумеется, это был мой выбор. Добровольная ссылка.
Не сказать, чтоб от этого становилось легче.
Я любил Финикс. Я любил солнце, любил сухой жаркий воздух, любил большой, бурлящий жизнью город.
И я любил жить с мамой, где всегда чувствовал себя нужным.
- Ты не обязан это делать, – сказала мне мама в сотый и последний раз, прямо перед тем, как я ушел на таможенный контроль.
Мама любит повторять, что мы настолько похожи, что я мог бы смотреться в нее, как в зеркало, когда бреюсь. Это не совсем так, хотя и на отца я совсем не похож. У нее острый подбородок и полные губы, чего я не унаследовал, но у нас абсолютно одинаковые глаза. Со своими по-детски широко распахнутыми и светло-голубыми глазами она выглядит скорее как моя сестра, а не мать. Нам постоянно говорят об этом, и маме это ужасно нравится, хоть она и притворяется, что это не так. Меня же бледно-голубой цвет глаз делает менее юным и более… нерешительным.
Глядя в её большие, обеспокоенные глаза, так похожие на мои, я ощутил приступ паники. Я всю жизнь заботился о своей маме. То есть, уверен, когда-то давно – наверное, когда я еще ходил в подгузниках – было так, что кто-то другой, а не я, был ответственен за счета, документы, готовку и общий уровень сознательности. Но я этого времени не помнил. Было ли правильно то, что я оставляю мать на произвол судьбы?.. Те месяцы, когда я долго и мучительно принимал решение, мне казалось, что да, я поступаю верно. Но в данную минуту это решение казалось самым неправильным в мире.
Конечно, сейчас у нее есть Фил, поэтому есть основания думать, что счета будут оплачены вовремя, в холодильнике будет еда, в машине – бензин, и кто-нибудь ответит на её звонок, когда она потеряется… Теперь она больше не нуждалась во мне так, как раньше.
- Но я хочу уехать, – соврал я. Лжец из меня всегда был скверный, но в последнее время я так часто произносил эту ложь, что сейчас она звучала почти убедительно.
- Передай привет Чарли.
- Передам.
- Мы скоро увидимся, – пообещала она. – Ты можешь вернуться домой, как только захочешь. И я сразу же приеду, как только буду тебе нужна.
Но я знал, какую цену ей придется заплатить, чтобы сделать это.
- Не беспокойся обо мне, – снова повторил я. – Все будет отлично. Я люблю тебя, мам.
С минуту она крепко обнимала меня, а потом я прошел сквозь металлические рамки и остался один.
От Финикса до Сиэтла лететь три часа; еще час маленький самолет летит до Порт-Анджелеса, а оттуда до Форкса час езды на машине. По поводу перелетов я особенно не волновался, а вот перспектива ехать наедине с Чарли в течение часа держала в некотором напряжении.
На самом деле, Чарли в этой ситуации повел себя прекрасно. Видимо, он был искренне рад тому, что я впервые приезжаю жить к нему почти что насовсем. Он уже записал меня в школу и собирался помочь мне купить машину. Но жить с ним будет странно. Ни его, ни меня при всем желании нельзя было назвать экстравертом – практически необходимость, когда живешь с моей матерью. Да и в остальном, что тут можно было сказать? Я никогда не скрывал, как на самом деле отношусь к Форксу.
Когда наш самолет приземлился в Порт-Анжелесе, шел дождь. Знамением это никаким не было, это было неизбежностью. С солнцем я уже попрощался.
Чарли ждал меня у полицейской машины. И это меня тоже не удивило.
Чарли – шеф полиции, на страже порядка Форкса. Собственно, основная причина, по которой я хотел купить машину, несмотря на серьезный недостаток средств, была в том, что я ненавидел разъезжать по улицам в машине с красно-синими мигалками на крыше. Ничто не замедляет уличное движение так, как это делает полицейский.
Скатившись с трапа самолета, я угодил прямо в неловкие объятия Чарли, обхватившего меня одной рукой.
- Рад тебя видеть, Бо! – сказал он, автоматически удерживая меня в равновесии.
Смутившись, мы похлопали друг друга по плечу, и оба отступили на шаг.
- Ты не особенно изменился. Как там Рене?
- У мамы все отлично. Я тоже рад видеть тебя, пап.
В лицо мне не стоило называть его Чарли.
- Ты точно уверен в своем решении уехать от нее?
Мы оба понимали, что он спрашивал вовсе не о том, будет ли так лучше для меня. Он спрашивал, действительно ли я решил отказаться от ответственности присматривать за мамой. Поэтому Чарли никогда и не пытался оспорить у нее опеку; он знал, что она нуждается во мне.
- Да-да. Я бы не приехал, если бы не был уверен.
- Логично.
У меня были только две большие сумки. Большая часть моего аризонского гардероба была чересчур хиленькой для климата штата Вашингтон.
Мы с мамой изрядно потратились, чтобы прикупить мне зимней одежды, но багажа все равно было мало. Я вполне мог сам все нести, но Чарли настоял на том, чтобы забрать половину.
Я чуть оступился – хотя на самом деле с равновесием у меня всегда были проблемы, особенно после резкого скачка роста. Я запнулся ногой о дверь, сумка покачнулась, задев парня, который входил внутрь.
- Ой, простите.
Парень был ненамного старше меня и гораздо ниже ростом, но он преградил мне путь, высоко подняв подбородок.
Я разглядел татуировки по обе стороны его шеи. Невысокая девушка с выкрашенными в иссиня-черный цвет волосами угрожающе посмотрела на меня, встав рядом с ним.
- Простите?! – повторил он с издевкой, как будто в моих словах было что-то оскорбительное.
- Ээ… Ну да.
А потом девушка заметила Чарли, в его форме полицейского. Чарли даже не нужно было ничего говорить. Он просто посмотрел на парня, который тут же отступил назад и стал выглядеть гораздо моложе, а потом на девушку, сразу сложившую ярко накрашенные губы в обиженную гримаску. Не говоря больше ни слова, они прошли мимо меня и скрылись в крохотном здании аэропорта.
Мы с Чарли одновременно пожали плечами. Было забавно, что у нас были одни и те же привычки, хотя мы провели с ним вместе совсем немного времени. Возможно, дело было в генетике.
- Я нашел для тебя отличную машину и совсем не дорогую, – объявил Чарли, когда мы уже выехали на дорогу в полицейском крузере.
- Какую именно машину? – спросил я, с подозрением относясь к тому, что он сказал «отличную машину для тебя», а не просто «отличную машину».
- Ну, на самом деле это пикап. Шевроле.
- И где ты её нашел?
- Помнишь Бонни Блэк, из Ла-Пуш?
Ла-Пуш – небольшая индейская резервация здесь, на побережье.
- Нет.
- Бывало, летом они с мужем ходили с нами рыбачить, – напомнил Чарли.
Это объясняло, почему я её не помнил. Блокировать болезненные воспоминания я умею хорошо.
- Она сейчас в инвалидном кресле, – продолжил Чарли, не дождавшись моего ответа, – поэтому водить больше не может, и предложила мне купить её пикап по дешёвке.
- Какого он года? – по его лицу я догадался: он надеялся, что именно этот вопрос я ему не задам.
- Ну, Бонни очень много работала над мотором – ему всего пара лет.
Он действительно думал, что я так просто сдамся?
- Так когда она его купила?
- Думаю, где-то в восемьдесят четвертом.
- И она купила его новым?
- Вообще-то нет. Думаю, новым он был в конце шестидесятых, самое раннее, конце пятидесятых, – нерешительно признался он.
- Чар… Пап, я ведь фактически совсем не разбираюсь в машинах. Я не смогу ничего починить, если что-то сломается, а обращаться каждый раз в автомастерскую будет очень дорого…
- Бо, но эта штука действительно прекрасно работает. Таких больше не делают.
«Штука», – подумал я про себя. Что ж, на крайний случай у него уже имелось прозвище.
- А насколько дешево это «дешево»?
В конце концов, это и был решающий вопрос.
- Сынок, на самом деле я уже купил его тебе. Как подарок по случаю приезда домой.
Чарли с надеждой покосился на меня.
Ух ты! Бесплатно.
- Тебе не обязательно было делать это, пап. Я собирался сам купить машину.
- Не думай об этом. Я хочу, чтобы тебе здесь было хорошо, – он говорил и смотрел на дорогу. Чарли всегда было нелегко высказывать свои мысли и чувства вслух. Эта черта у нас тоже была общей. Поэтому, отвечая, я тоже смотрел вперед.
- Пап, это потрясающе. Спасибо. Я очень это ценю.
Не было нужды указывать, что желает он невозможного. Никому не станет лучше, если он будет страдать вместе со мной. Да и я не имел привычки смотреть дареному пикапу в зубы, точнее, в его двигатель.
- Эм, ну да, пожалуйста, – пробормотал он, смущенный моей благодарностью.
Мы обменялись комментариями о погоде, которая была дождливой, и на этом наш разговор иссяк. Мы просто смотрели в окно.
Пейзаж, вероятно, был красивым, или что-то в этом роде. Все было зеленым: деревья покрывал мох, росший и на стволах, и на ветках; земля была укрыта папоротником. Даже воздух казался зеленоватым, проникая сквозь листву. Все было слишком зеленым. Как на другой планете.
Не прошло и полгода, как мы добрались до дома Чарли.
Он по-прежнему жил в маленьком домишке на две спальни, который купил вместе с мамой на заре их семейной жизни. Собственно, заря – единственное, что случилось в их браке. Там, припаркованный на оставшейся неизменной улице, перед домом стоял мой новый пикап – ну, новый для меня. Он был выцветшего рыжего цвета, с большими изогнутыми крыльями и закругленной кабиной.
И мне он очень понравился.
Я не принадлежал к тем парням, что сходят с ума по тачкам, поэтому был даже удивлен своей реакцией. То есть я, по идее, даже не знал, на ходу ли он, но смог легко представить себе, как езжу на нем. К тому же он был одним из тех цельных железных монстров, которые никогда не получают повреждений – ну, те, которые можно наблюдать иногда на месте аварий, стоящих без единой царапинки рядом с грудой того, что раньше было иномаркой.
- Пап, он отличный! Спасибо!
Я был очень искренен на этот раз. Не только потому, что пикап был странно крут, но и потому, что мне теперь не нужно будет шагать пешком под дождем две мили до школы. Или соглашаться на поездку в полицейской машине, что было даже более худшим вариантом.
- Я рад, что тебе нравится, – пробурчал Чарли, снова смутившись.
Все свои вещи я занес наверх за один раз. Окна моей комнаты выходили на запад. Все тут было знакомым, ведь именно здесь я проводил свои каникулы. Деревянный пол, светло-голубые стены, уходящий под крышу потолок, полинявшие бело-голубые занавески – все это было частью моего детства. Чарли только подгонял кровать мне по росту и добавил письменный стол, по мере того, как я взрослел. На столе теперь стоял подержанный компьютер, от него к телефонной розетке тянулся по полу шнур модема. Это было одним из требований мамы, чтобы мы постоянно были на связи. Кресло-качалка, в котором меня качали, тоже до сих пор еще стояло в углу.
На втором этаже была только одна маленькая ванная, которую я буду делить с Чарли, но поскольку раньше я делил ванную с мамой, перспектива была намного лучше. У нее было гораздо больше барахла, и она рьяно сопротивлялась любым моим попыткам навести в нем порядок.
Одна из лучших черт характера Чарли – он не стоит над душой. Он оставил меня одного, чтобы распаковать вещи и освоиться, что маме в жизни бы не пришло в голову. Было хорошо остаться одному, не быть обязанным улыбаться и делать вид, что все прекрасно; было облегчением позволить себе просто смотреть сквозь окно на моросящий дождь и дать волю мрачным мыслям.
В средней школе Форкса училось только триста пятьдесят семь – хотя уже триста пятьдесят восемь – учеников; в моей прошлой школе только в десятом классе было семьсот человек. Все здешние ученики выросли вместе; их бабушки и дедушки тут же вместе ходили в детский сад. А я буду новым учеником из большого города, тем, на которого будут пялиться, тем, о ком будут шептаться.
Может быть, будь я одним из крутых парней, я бы и смог обратить это в свою пользу. Что-нибудь вроде торжественного прибытия короля всея земли, любимца публики. Но налицо был тот факт, что я не один из таких парней. Не звезда футбола, не президент класса, не плохиш на байке. Можно было подумать, что я неплохо играю в баскетбол, но эта мысль сразу исчезала, стоило увидеть, как я хожу. До того, как я за один год вырос на восемь дюймов, меня запирали в школьных шкафчиках. Я был слишком тихим и слишком бледным, ничего не понимал ни в машинах, ни в компьютерных играх, ни в бейсбольных турнирных таблицах, ни в чем-либо другом, что по идее должно было мне нравиться.
В отличие от других мальчишек, у меня особо и не было времени на хобби. Я сводил баланс в чековой книжке, прочищал засорившиеся сливы, ходил в магазин за недельным запасом продуктов.
Раньше.
Поэтому я не особенно хорошо сходился со сверстниками. Возможно, потому, что я вообще не особенно хорошо сходился с людьми, и точка. Даже моя мама, кто был мне ближе кого-либо во всем мире, никогда меня, в общем-то, не понимала. Иногда я задумывался, совпадает ли мое видение мира с тем, что видят другие? В смысле, может быть, я видел зеленый там, где все остальные видели красный. Может быть, мне слышался запах уксуса там, где все остальные чуяли запах кокоса. Может быть, у меня был какой-нибудь сбой в мозгу.
Впрочем, причина была не главной. Главным был эффект. А завтра будет только начало.
Ночью я плохо спал, даже когда, наконец, уговорил мысли в голове заткнуться. Постоянная возня дождя и ветра по крыше не утихала. Я натянул на голову старое одеяло, а потом добавил и подушку. Но так и не смог заснуть до полуночи, пока дождь не превратился в тихую морось.
А утром единственным, что я увидел из окна, был густой туман. Я почувствовал, как ко мне подкрадывается клаустрофобия.
Здесь никогда не было видно неба, точно как в той тюремной камере, которую я представлял себе.
За завтраком с Чарли все было спокойно. Он пожелал мне удачи в школе. Я сказал «спасибо», зная, что его надежда – пустая трата времени. Удача меня обычно обходила стороной. Чарли уехал первым, его полицейский участок заменял ему и семью, и жену. После его ухода я посидел за стареньким дубовым столом на одном из разномастных стульев, осматриваясь в знакомой кухне с темным панелями на стенах, ярко-желтыми шкафчиками, белым линолеумом на полу. Ничего так и не изменилось. Моя мама покрасила эти шкафы восемнадцать лет назад, в попытке привнести в дом немного солнечного света. Над небольшим камином в микроскопической гостиной в ряд стояли рамки с фотографиями. Свадебное фото Чарли с мамой в Лас-Вегасе, далее снимок нас втроем в больнице после моего рождения, сделанный услужливой медсестрой, а затем целая процессия из моих школьных фотографий. Смотреть на них было ужасно стыдно – плохие стрижки, годы брэкетов, прыщи, которые только недавно, наконец, исчезли. Придется попробовать упросить Чарли переставить их куда-нибудь, чтобы они тут не стояли, по крайней мере, пока я здесь живу. Находясь в доме, невозможно было не понять, что Чарли так никогда и не смог разлюбить мою маму. Мне становилось неловко. Я не хотел появляться в школе слишком рано, но и в доме оставаться больше не мог. Я надел куртку – толстую, не пропускающую воздух синтетику, похожую на костюм ликвидатора биологических аварий – и вышел под дождь.
На улице до сих пор моросило, так что я не успел серьезно промокнуть, пока доставал ключ, спрятанный под карнизом, и запирал дом. Чавканье моих новых непромокаемых ботинок по земле звучало непривычно. Я скучал по милому сердцу хрусту гравия под ногами.
А вот внутри пикапа было тепло и сухо. Либо Бонни, либо Чарли совершенно точно вычистили его, но вытертые сиденья еще хранили отголоски ароматов табака, бензина и перечной мяты. К моему вящему облегчению, двигатель завелся быстро, хоть и взвыл и теперь работал, оглушая всю округу. Ну ладно, в конце концов, в его возрасте уже позволено иметь некоторые недостатки. Зато в кабине работало старое радио – пустяк, а приятно.
Найти школу было несложно, как и многое другое, она находилась прямо у шоссе. С первого взгляда и непонятно было, что это школа; только знак с указателем «Старшая школа Форкса» просветил меня. Её можно было принять за простое скопление похожих домиков из коричневых кирпичей. Повсюду были деревья и кусты, так что реальные размеры территории было и не оценить. А где же обязательные атрибуты официоза, думалось мне. Где железные двери и металлодетекторы?
Я припарковался у ближайшего здания, где на небольшой табличке значилось «Администрация». Больше припаркованных машин тут не стояло, то есть, скорее всего, это было запрещено, но я решил, что лучше уж пойду и спрошу указаний, чем буду наматывать круги под дождем, как идиот.
Внутри было очень светло и даже теплее, чем я ожидал. Офис был маленьким: небольшой зал со складными стульями, ковер с оранжевыми крапинками, дипломы и награды по стенам и большие часы, тикающие на всю комнату. Повсюду в больших горшках растения, как будто снаружи было мало зелени.
Комната была разделена надвое длинной стойкой, уставленной лотками для бумаг и украшенной яркими флаерами. А дальше стояло три стола, и за одним из них сидел шарообразный, лысеющий дяденька в очках. Он был одет в футболку, из-за чего я сразу стал чувствовать себя гиперукутанным.
Лысеющий дядюшка поднял взгляд.
- Могу я чем-нибудь помочь?
- Меня зовут Бо Свон, – сообщил ему я и увидел в его глазах проблеск понимания. Меня тут ждали, уже сплетничали обо мне. Сынок шерифа, воспитанный неуравновешенной маманей, наконец вернулся в родные пенаты.
- О, конечно, – сказал он и углубился в раскопки у себя на столе, откуда, в конце концов, добыл нужные бумаги. – Здесь у меня твое расписание, Бофорт, и план школы.
Он показал мне несколько листов и положил их на стойку.
- Эм, называйте меня Бо, пожалуйста.
- Ох, нет проблем, Бо.
Он прошелся со мной по всему расписанию, отмечая маркером на плане лучший маршрут до кабинета каждого из уроков, и дал мне бланк, который в конце дня я должен был вернуть ему с подписями всех учителей. Он улыбнулся мне и, как и Чарли, выразил надежду, что в Форксе мне понравится. Я улыбнулся ему настолько убедительно, насколько мог.
Когда я добрался обратно до своего пикапа, начали приходить другие ученики. Я поехал вокруг школы, вливаясь в общий поток. Машины в основном были даже старше моей, ничего выдающегося. В Финиксе я жил в районе, который граничил с округом «Райская долина», и там новый Мерседес или Порше на парковке учеников никого не удивляли. А здесь самой приличной тачкой был новый серебристый Вольво, и он здорово выделялся. Но я все равно заглушил мотор, как только нашел место, чтобы его громкое рычание не привлекало ко мне внимания.
В кабине я посмотрел на план, стараясь запомнить его за один раз – я от души надеялся, что мне не придется целый день ходить по территории, уткнувшись в карту. Я забросил вещи в рюкзак, перекинул лямку через одно плечо и глубоко вздохнул. Не все так плохо, соврал я самому себе.
Речь ведь не шла о жизни и смерти. Просто старшая школа. Не покусают же меня тут.
Наконец, я выдохнул и вышел из машины. Натянул капюшон, надвинул его пониже и пошел по тротуару, окруженный подростками. Моя черная куртка не выделялась из толпы, и это радовало, хотя про рост такого сказать было нельзя. Я ссутулил плечи и опустил голову.
Я завернул за угол столовой, и нужное здание стало хорошо видно. На белом квадрате в восточном углу значилась большая черная цифра «три». Я пристроился за двумя обладателями курток в стиле унисекс и проник внутрь.
Класс был маленьким. Ученики передо мной задержались в дверях, чтобы повесить свою одежду на длинном ряду крючков. Я последовал их примеру. Оказалось, что это две девочки, одна из них – блондинка, c фарфоровой кожей, другая – тоже бледненькая, со светло-коричневыми волосами. По крайней мере, по цвету кожи я выделяться не буду.
Я протянул формуляр учительнице, худощавой женщине с жирными волосами, на чьем столе стояла табличка, знаменующая о том, что её имя «мисс Мейсон». Она так и уставилась на меня, едва увидела мое имя – плохой знак! – и я почувствовал, как кровь приливает к лицу, наверняка проявляясь жуткими пятнами на щеках и шее. По крайней мере, она отправила меня за пустую парту, не представляя классу. Я попытался сложиться за маленькой партой и сделаться как можно более незаметным.
Моим одноклассникам было довольно сложно не таращиться на меня, но каким-то образом они преуспели.
Я смотрел вниз, на список литературы, который дала мне учитель. Список был очень простым – Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Я уже все это читал. Это было радостно, но и скучно. Я подумал, согласится ли мама прислать мне мою папку со старыми сочинениями, или скажет, что это жульничество? Пока учитель что-то бубнила, я продумывал в голове разные аргументы для спора с нею.
А после звонка бледная худенькая девочка с проблемной кожей и масляно-черными волосами наклонилась ко мне через проход.
- Ты же Бофорт Свон, да?
Она производила впечатление утомляюще заботливой девочки, старосты клуба зануд.
- Бо, – поправил я. Всё живое в радиусе трех стульев повернуло головы, чтобы посмотреть на меня.
- Где у тебя следующий урок? – спросила она.
Мне пришлось проверить.
- Эм, обществознание, читает Джефферсон, в шестом корпусе, – куда ни глянь, повсюду были любопытные глаза.
- А я иду в четвертый корпус, могу показать тебе дорогу, – так точно, утомляюще заботлива. – Меня зовут Эрика, – добавила она.
Я выдавил улыбку.
- Спасибо.
Мы взяли свои куртки и вышли под дождь, который как раз зарядил на полную. Кто-то шел позади нас, слишком близко, будто хотели подслушать наш разговор или что-то в этом роде. Я лишь понадеялся, что не превращаюсь в параноика.
- Ну, как? Здесь совсем все не так, как в Финиксе, да? – спросила она.
- Совсем.
- Там же не очень часто идет дождь, да?
- Три-четыре раза в год.
- Ух ты, и какая же там погода? – удивилась она.
- Солнечная, – просветил я её.
- Но ты не особенно загорелый.
- Моя мать – наполовину альбинос.
Она в замешательстве пригляделась ко мне, и я подавил стон. Похоже, облачность на небе не сочеталась с чувством юмора. Еще пара месяцев здесь, и я забуду, что такое сарказм.
Мы снова обошли столовую, направляясь мимо спортзала к южным корпусам. Эрика подвела меня прямо к двери, которая была четко выделена.
- Ну, удачи, – сказала она, когда я дотронулся до ручки. – Может быть, мы еще пересечемся на каком-нибудь уроке.
В её голосе звучала надежда. Я улыбнулся ей – надеюсь, не слишком обнадеживающе – и вошел внутрь.
Оставшаяся часть утра прошла примерно в том же духе. Учительница по тригонометрии, мисс Уорнер, которую бы я все равно ненавидел из-за её предмета, была единственной, кто заставил меня встать перед классом и представиться. Я что-то промямлил, красный, как рак, и запутался в ногах по дороге к парте.
После двух уроков я начал узнавать некоторые лица. Всегда находился какой-нибудь смельчак, который подходил знакомиться и спрашивать, как мне нравится в Форксе. Я старался быть вежливым, но в основном просто напропалую врал. По крайней мере, хоть карта мне не понадобилась.
На каждом уроке учитель сначала называл меня Бофорт, и хотя я немедленно исправлял их, настроение портилось сразу. Мне потребовались годы, чтобы смириться с «Бофортом» – благодарить надо было дедушку, который умер всего за пару месяцев до моего рождения и тем самым убедил маму, что меня необходимо назвать в его честь. Дома никто уже и не помнил, что Бо – это не просто прозвище. Здесь нужно было начинать все заново.
Один парень сидел со мной рядом и на тригонометрии, и на испанском, и он же показал мне дорогу к столовой. Он был невысоким, не доставал мне даже до плеча, но дикие заросли кудрей на голове делали его чуть выше. Его имени я не запомнил, так что только улыбался и кивал, пока он вещал что-то об учителях и уроках. Слушать его я даже не пытался.
Мы сели за длинный стол, где уже расположилась компания его друзей, которым он меня и представил; подумать только, даже правила хорошего тона тут соблюдались. Их имена я забыл в ту же секунду, стоило им представиться. Все они вроде как думали, что он молодец, что пригласил меня.
Девочка с урока английского, Эрика, помахала мне через всю комнату, и все засмеялись. Уже насмешки. Наверное, я установил новый рекорд. Хотя никто из них не выглядел особенно злорадствующим.
И вот там, в шумной столовой, пытаясь говорить о чем-то с семью любопытными незнакомцами, я впервые увидел их.
Они сидели в углу столовой, как можно дальше от остальных, насколько позволяла длинная комната. Их было пятеро. Они не разговаривали и не ели, хотя перед каждым стояло по подносу с едой. Они не косились на меня, как большинство учеников, так что я мог спокойно рассматривать их. Но вовсе не поэтому они завладели всем моим вниманием.
Они ни на кого не были похожи.
Среди них было три девочки. Одна из них была нереально высокой, даже когда сидела, может быть, даже ростом с меня; ноги у нее уходили в плюс бесконечность. Она в<
|
|
|
