И. СТАРОСТИН,. У Большого Тютерса

У Большого Тютерса

Трудно в октябре на Балтике: темнеет рано, светает поздно. Холодный и сырой ветер носится над волнами, над кораблями, забирается под реглан, под китель. И не то чтобы замерзаешь – не зима, но зябко и противно. Зимой и то, кажется, лучше. В октябре у нас дозоры: к норду от Лавенсари, к осту, весту, зюйду, у Деманстейнских банок, у острова Сескар, у Соммерса, Тютерсов – Малого и Большого. Парный дозор – БМО и торпедный катер. Лежим в дрейфе, несет ветром, качает волной. Через часок запустили двигатель экономичного хода – надо свое место поточнее удерживать.

Вот так же было однажды ночью у Соммерса, в дозоре. Помощник отдыхает, вахта моя. Сижу в рубке, зябну. И вдруг вахтенный сигнальщик краснофлотец Сергей Грибков докладывает, что по правому борту непонятный шорох.

– Непонятных шорохов, как и привидений, в море не бывает.

– Но шорох‑ то налицо, товарищ командир!

– Осмотреться за бортами!

Команда эта касается всех, кто песет боевую вахту, – комендоров, пулеметчиков, минеров. И хотя привидений на море действительно нет, неопознанных предметов по нему плавает достаточно.

– Плавучая мина в районе кормового кубрика по правому борту!

Вот тебе и «неопознанный»! Это, прямо скажем, не «предмет», а сама смерть к нам подгребает. Рука автоматически нажала педали колоколов громкого боя: тревога! Через полминуты все по местам и мой помощник уже в рубке.

– Что будем делать, командир? – спрашивает.

– Отходить! На одной машине, левой. А пока ты бегом туда, к мине – чтобы ее попридержали от борта!

– Ясно!

– По пути вызови Мохина в рубку.

Старшина 1‑ й статьи Павел Мохин, старшина команды мотористов, – коренастый, с уверенной твердой походкой, немногословный и решительный моряк – прибежал быстро.

– Мина, знаешь?

– Так точно.

– Готовь левый двигатель, будем огибать на «самом малом».

– Может, расстреляем ее?

– Надо бы, но сколько шума будет!

Секунд через сорок двигатель уже слегка погромыхивал на малых оборотах, руль положен на борт, а сигнальщик отстучал «ратьером» на торпедный катер про мину. Я высунулся в рубочный люк, крикнул помощнику Панфилову в мегафон:

– Пошли, не зевайте! – спрыгнул на палубу рубки и двинул на «вперед, самый малый» ручку левого машинного телеграфа.

– Мина прошла за корму! – доложил Панфилов, и все вздохнули с облегчением.

Снова дозор в той же точке – только сегодня ночь штормовая, никому отдыха нет – мотает крепко, разве тут улежишь? И на верхней палубе покоя нет – волны бьют в борт, веером поднимаются над палубой, над пушками, над надстройкой. Холодная соленая вода проникает повсюду, она плещется под ногами в рубке, не успевает убежать за борт. Но ничего, скоро рассвет, вернемся на базу и там отогреемся, обсушимся, отдохнем, поедим.

– Разрешите? – Из люка снизу в рубку выглядывает командир отделения радистов, наш комсорг, старшина 2‑ й статьи Яков Филиппович. – Вам радиограмма.

Над штурманским столом светильник – узкий луч вниз, прямо на карту. Разложил бланк: «Выполнить вариант…» Ну вот и все: отдохнули, пообедали спокойно! Идем обеспечивать катера‑ тральщики – сейчас в базу, но только пополнить запасы. На все – два часа. Выход в шесть ноль‑ ноль, до базы полчаса.

Из бухты на Лавенсари четыре БМО – бортовые номера 318, 504, 508 и 509 – вышли вовремя. Каждый вел на буксире по торпедному катеру. Все вместе мы представляем собой боевое обеспечение: тральщикам – работать, нам – прикрывать их от врага. Курс к Большому Тютерсу. Идем. Немцы не стреляют, хотя должны нас видеть. Семь миль до острова… шесть… пять… четыре… Немцы не стреляют. Спокойно идут наши тральщики. Мы за ними, и у нас на буксире торпедные катера.

– На головном тральщике поднят сигнал. – Сергей Грибков, заглянув в «Свод флажных сигналов», докладывает: – Поворот вправо на курс сто сорок пять градусов, перестроение в ордер номер три.

В бинокль я посмотрел на остров – там сверкнули вспышки первых выстрелов.

– Началось, товарищ командир! Сигнал на флагмане: отдать торпедные катера!

– Боцман! – крикнул я в мегафон, повернувшись в рубочном люке к корме. – Приготовиться выбрать буксир!

Старшина 1‑ й статьи Иван Васин жестом ответил, что задачу понял, и что‑ то сказал своему другу, командиру отделения минеров старшине 2‑ й статьи Павлу Анохину. Как раз тут катер резко тряхнуло. Я обернулся и увидел, что прямо по курсу встал разрыв снаряда и что точно на этот всплеск идет катер. Султаны разрывов вставали тут и там, но ближе к тральщикам, чем к нашим БМО.

– Товарищ командир, справа от острова тральщики противника типа М‑ 40, и тоже стреляют!

Я поднял бинокль. В серых сумерках из‑ за Большого Тютерса в нашу сторону шли, нещадно дымя высокими трубами, тральщики‑ угольщики и стреляли из своих 85‑ миллиметровых пушек.

– Командир! – В рубку прибежал Панфилов. – Буксир на палубе, дымаппаратура и дымшашки изготовлены окончательно.

Этого доклада я ждал: сейчас с флагмана будет команда, мы дадим полный ход и начнем ставить завесу.

Наши катера разворачивались веером. Торпедные устремились в атаку на большие вражеские тральщики, мы готовились к своей работе.

Нашему БМО‑ 509 приказано подойти поближе к Большому Тютерсу, чтобы оказаться западнее катеров‑ тральщиков. Пока этот маневр удавался: с острова стреляли по катерам‑ тральщикам, но «М‑ 40» быстро разглядели опасность для себя и перенесли огонь на торпедные катера… Штормовое море мешало торпедным катерам выходить в атаку. И ветер был нашим противником в постановке дымзавесы, и следовало выбирать такой курс, чтобы помеха эта ощущалась как можно меньше. И вот четыре бронированных «малых охотника», идущие строем уступа, разворачиваются на минном поле – том самом, что тралят наши катера‑ тральщики, ибо считается, что небольшая осадка позволяет БМО выполнять такой маневр. Я еще раз повернулся в рубочном люке в сторону кормы – на юте, возле дымшашек, на палубе, по которой перекатывалась холодная волна, стояли боцман Васин и старшина минеров Анохин. Васин – чуть выше ростом и сухощав, Анохин – плотный, коренастый крепыш, оба отличные моряки и мастера своего дела, сейчас они ждут команды.

– Товарищ командир, сигнал «дым»! – доложил Грибков.

– Флаг «дым» до места! – И не успел флажок распрямиться, как Васин и Анохин запустили в работу первые дымшашки… Белая завеса дыма стелилась между берегом и тральщиками, почти тотчас первые всплески вражеских снарядов поднялись у нашего борта.

– Панфилов, ответим из сорокапятки?

– Есть, товарищ командир. Разрешите на ют, к пушке?

Панфилов убежал. Через несколько секунд кормовая пушка открыла огонь. Я снова обернулся в корму. Васин, как всегда оказавшийся в самом пушном месте, помогал комендорам, подавал снаряды заряжающему. А снаряды противника разрывались все ближе и ближе – всплеск с правого борта, с левого – метрах в двадцати. Затем – по корме, еще и еще. И тут я увидел, что Панфилов и Анохин упали…

– Товарищ командир, Анохина убило! – С юта прибежал второй минер. – Наповал, товарищ командир!

– На место! – прикрикнул я, а слова краснофлотца болью отдались в сердце: Анохина убило! Все что угодно мог я предположить, но чтобы вот так, вдруг, не стало этого жизнерадостного, цветущего молодого парня, комсомольца, такого веселого и остроумного… Панфилов стоял на юте, держась за кранец для первых выстрелов. – Помощник, дымзавесу! Васин!

Боцман рванулся от орудия, нагнулся к убитому другу, оттащил тело с того места, где его заливало водой. Дым стлался за катером. Надежно были прикрыты тральщики, вышедшие из атаки торпедные катера. Все шло хорошо в выполнении боевой задачи, но радости не было: мы потеряли боевого друга – старшину 2‑ й статьи Павла Анохина.

И вдруг – страшной силы взрыв.

– БМО‑ 318 подорвался на мине! – крикнул сигнальщик Грибков. – Смотрите, товарищ командир, что творится!

С сумрачного неба валилась вода, и в этом водопаде крутились какие‑ то предметы.

– Вижу, Сережа! – вырвалось у меня. – Вижу.

Я посмотрел за корму: за нами шел БМО‑ 504, которым командовал старший лейтенант Михаил Курапов, далее – БМО‑ 508. Стало чуть легче. Но там, где только что шел БМО‑ 318, уже осела волна, и мы увидели, что на воде люди. Все они плыли в одном направлении – к месту, где вверх килем держался их корабль.

Я поставил на телеграфах «вперед, самый малый». Надо было спасать тех, кто остался в живых после взрыва. Следом сбавил ход и катер Михаила Куранова. Мы развернулись и подошли к БМО‑ 318. Помощник и боцман Васин распоряжались на палубе, наши моряки вытаскивали из воды ребят с погибшего катера. И вдруг все мы увидели, что на киль перевернутого корабля взобрался краснофлотец!

– Так это же их кок! – удивился Грибков. – Федя Комиссаров это, товарищ командир!

– Сейчас мы этого Федю снимем. – Я приказал рулевому подойти вплотную, но Комиссаров понял наш маневр, закричал:

– Товарищ старший лейтенант, я тут надежно устроился. Спасайте тех, которые в воде, командира нашего ищите!

– Надежно? – переспросил я Комиссарова.

– Командира ищите, ранен он! – повторил краснофлотец.

Комиссарова мы подобрали последним. Но командира БМО‑ 318, моего хорошего друга старшего лейтенанта Федора Родионова, ни мы, ни экипаж БМО‑ 504 найти не смогли.