 |
Ф. РУТКОВСКИЙ,. капитан‑лейтенант, командир сетевого заградителя «Онега». Танки на палубе
|
|
|
|
Ф. РУТКОВСКИЙ,
капитан‑ лейтенант, командир сетевого заградителя «Онега»
Танки на палубе
К декабрю 1943 года я прослужил на сетевом заградителе «Онега» почти полгода: меня назначили на корабль вскоре после того, как был тяжело ранен капитан‑ лейтенант Сапунов. Из последнего похода на Лавенсари мы вернулись во второй половине декабря, пробиваясь от Толбухина маяка через молодой, но довольно крепкий ледок. Ошвартовались к Усть‑ Рогатке, к ее западному молу. Нам дали до Нового года отдых, а там предстояло заняться ремонтом. Но с отдыхом не получилось: уже через двое суток мы и сетевой заградитель «Вятка» стояли у причалов Морского завода. Зачем это делалось, нам объяснил комдив – капитан 3‑ го ранга Безукладников: предстояли перевозки боевой техники, к ним надо соответственно подготовить корабли.
И вот в трюмах закипела работа: рабочие ставят дополнительные крепления, приваривают их вглухую к палубе и подволоку. Мой новый помощник, суровый Иван Самофалов, ворчит по этому поводу:
– Делают, строят! А как мы тут потом с сетями развернемся?
В нем все еще говорит командир боевой части, каковым он на «Онеге» служил до недавнего времени.
Но сколько ни ворчал помощник, приказ исполнялся: делали подкрепления в трюмах; на палубе, перекрывая минные рельсы, сооружали пастил из толстых деревянных брусьев. Для чего все это, нам не объяснили, однако чувствовалось – снова запахло боями. Работы у нас закончили быстро, и тут же мы с командиром «Вятки» Кудряшевым получили приказ идти в Лисий Нос, грузить технику, – было это не просто: с каждым днем все больше намерзал лед на заливе, и мы высказывали свои сомнения командованию. Нам ответили, что это забота не наша, а со льдом есть кому бороться.
|
|
|
…Ошвартовались. Через десяток минут к нашему борту встала «Вятка». Меня на мостике уже не было: прибежал молодой лейтенант, его я видел впервые, и доложил, что член Военного совета флота генерал‑ майор Вербицкий вызывает командира «Онеги» в его же, командирскую, каюту. Спустился с мостика – в моей каюте было полно народу, и почти все – незнакомые офицеры. Представился генералу, доложил, что корабль к перевозкам техники готов.
– А какой техники, знаешь, командир?
– Никак нет!
– Техника вот какая: на палубу примешь четыре тапка Т‑ 34, поставишь их от надстройки до ростр. А на ют – четыре пушки полковой артиллерии.
Сердце у меня так и упало: танки! Машины весом тонн по тридцать – на палубу, да при пустых трюмах. К тому же – пушки на корму! Это же где‑ то тонн сто пятьдесят, не менее!
– Не смущайся, – успокоил меня генерал. – Инженеры технического управления флота все рассчитали – не перевернешься. А сейчас – всем наверх!
Едва я успел выйти на крыло мостика, как почувствовал, что корабль резко накренился на борт: на палубу, отвернув башню с пушкой назад, грохоча сталью, вползал танк. Я уже знал, что он займет место на палубе сетевого заградителя «Вятка». Наши – начиная с пятого по счету.
В носовом кубрике собралась команда. Когда я спустился туда, все уже расположились по местам, и замкомдив по политической части капитан 3‑ го ранга Владимир Фокин рассказывал, что дам предстоит сделать. Я остался стоять у трапа, рукой показав, что садиться не собираюсь. Посмотрел на своих ребят, на всех, но в первую очередь на боцмана Николая Лукича Анциферова, в прошлом лыжника и футболиста, известного на весь довоенный Ленинград, и понял, что он крайне волнуется. И тут раздался сигнал аврала.
Мы приняли технику на палубу, отдали швартовы, отвалили от пирса и стали в кильватер «Вятке». Впереди шли тральщики‑ «ижорцы», чуть мористее место ледокола занял БТЩ.
|
|
|
Первый поход прошел успешно.
В Ораниенбауме мы ошвартовались в Обводном канале, справа от входа в гавань. Саперы навели со стенки на палубу сходни из толстых бревен, и выгрузка прошла быстро. К рассвету «Онега» и «Вятка» пришли в Кронштадт. К десяти ноль‑ ноль меня и Кудряшева вызвали в штаб на разбор и инструктаж. Ну а с вечерними сумерками – снова на Лисий Нос.
На четвертые сутки «Онега» пришла в Ораниенбаум первой. В общем‑ то, теперь уже не было проблем с погрузкой и выгрузкой, танки и пушки расставлялись на палубе за считанные минуты и столь же быстро разгружались. Так что к полуночи мы уже были готовы снова выйти в море.
В кают‑ компании попили чаю.
– Что будем делать дальше, товарищ командир? – спросил меня лейтенант Самофалов. – Отдыхать или?..
– «Или» говорят только в городе Одессе, – засмеялся капитан 3‑ го ранга Владимир Бобров. – Ты же, Ваня, коренной балтиец и урожденный города Кронштадта!
– И все‑ таки – «или», – в тон ответил я. – А не сходить ли нам еще в один рейс за танками? Как положено в таких делах, слово младшему по чину – лейтенанту медслужбы Голицыну. Ваше мнение?
Голицын, фельдшер по должности и образованию, но служака до мозга костей, во всем более похожий на строевого офицера, чем на медика, поднялся и сказал:
– Надо идти за техникой.
– Механик?
– Надо.
– Старпом?
– Фарватер во льду сейчас отличный, пройдем. Я – «за»!
– Решено, – подытожил я, потянулся к висящей на плетеном проводе груше звонка. Через несколько секунд явился вестовой. – Боцмана в кают‑ компанию!
В эту ночь мы сделали два рейса вместо одного и сумели переправить восемь танков…
Еще одна ночь. Снова Лисий Нос. Не успели ошвартоваться, на причал прибыл командующий флотом вице‑ адмирал Трибуц.
– Хочу посмотреть, как вы тут грузитесь, – ответил он на мой рапорт. Молча встал у лебедки. Стал за всем внимательно наблюдать. Потом подозвал меня. – Работаете хорошо, быстро. Но вот вопрос: а нельзя ли взять еще один танк?
На меня сразу нахлынули сомнения: еще 30 тонн! Доложил свои соображения комфлота. В ответ он улыбнулся и спросил:
|
|
|
– А что думает по данному поводу ваш боцман?
Прибежал главный старшина Анциферов и сразу же ответил на вопрос командующего, что брать еще один танк не только можно, но и нужно. Но сделать это допустимо при одном условии – меньше грузить на ют артиллеристов с их пушками. Потом пришли помощник и командир БЧ‑ 5. В свете синих ламп я заметил, как покрылся морщинами лоб нашего механика – он прикидывал, что к чему.
– Разве что два танка загнать под ростры, – поразмыслив, сказал Бобров.
Так и сделали. Но для «лишнего» танка места осталось столько, что он мог встать только поперек корабля. И при этом едва не сбил одну из лебедок, установленных у самой носовой надстройки. Бобров тут же высказал свое «фе» по этому поводу. Но не выгружать же танк?
– Не надо выгружать, товарищ командир. – Перед нами стоял мичман Симачев. – Проще снять сами лебедки.
– А кто снимет?
– Я со своими мотористами.
И тут же сняли. И на следующее утро сдали их в Кронштадте на склад техотдела. Теперь пятый танк не грозил поломками.
Новый, 1944 год мы отметили по‑ своему: доставили в Ораниенбаум 10 танков. Но вышло так, что утром 1 января с выгрузкой подзамешкались и уйти в Кронштадт не удалось. Корабль остался стоять в Обводном канале. Мы понимали, что это крайне опасно: если враг обнаружит «Онегу», обстрела не миновать – он и так бросает снаряды по гавани. С помощью специальной команды маскировщиков мы накрыли корабль белыми маскировочными сетями.
Было изрядно холодно. Топить же котелок следовало с оглядкой, чтобы дымом из трубы себя не выдать. Покончив с маскировкой, по‑ праздничному позавтракали. Отдохнули. А потом по кубрикам и в кают‑ компании смотрели фильм «Два бойца».
Закончилась кинокартина. Мы вышли на палубу из кают‑ компании, и сразу стало не по себе: от веста потянул ветер, тучи понеслись над заливом, над Ораниенбаумом. А нам следовало спешить в Лисий Нос. С сумерками сияли маскировочные сети и отошли от пирса. Уже за воротами гавани, в заливе, мы увидели, что ветер куда сильнее, чем виделся со стенки. И еще – льдом затягивало чистую воду. Вовсю работали три наших двигателя, в общем‑ то, по водоизмещению «Онеги», слабенькие, и продвигались мы медленно. Свободные от вахт краснофлотцы, старшины и офицеры то и дело выбегали на палубу, глядели за борт, – корпус «Онеги» постанывал и потрескивал, кое‑ где под напором льда прогибалась обшивка…
|
|
|
До Лисьего Носа оставалось мили три с половиной, когда мы, зажатые льдами, остановились. Помочь нам выбраться из ледовой мышеловки было некому: «главный ледокол», БТЩ, тоже застрял.
Наступало ясное и морозное январское утро. На фоне голубеющего неба в зимней дымке вырисовывался южный берег залива – строения Петергофа, колокольня петергофского собора. Ничто не нарушало тишины зарождающегося дня. Но этот, казалось бы, мирный пейзаж таил в себе смертельную угрозу, и экипаж «Онеги» это хорошо понимал. Вот почему под руководством помощника командира и фельдшера были собраны все простыни у моряков и офицеров, изъяты запасы их из баталерки интендантской службы. Простынями мы замаскировали корпус и надстройки с правого, видимого противнику, борта. На лед выкатили дымшашки, их разместили кабельтовых в пяти от корабля, в сторону все того же петергофского берега, до которого было так далеко и так близко.
Солнце поднялось достаточно высоко для первого январского дня и, рассеяв дымку, осветило корабль. И почти тут же со стороны Петергофа раздался гром четырехорудийного залпа, а следом – звенящий грохот пролетевших над головой снарядов. В небо взметнулись четыре гейзера из дыма, льда, снега и осколков – перелет. Партия дымомаскировки, которую возглавляли лейтенант Иван Самофалов и химист старший краснофлотец Леонид Григорьев, запустила дымовые шашки.
Снаряды второго залпа легли с недолетом, совсем рядом с нашими дымшашками, с лежащими на льду моряками. И тут вдруг все мы увидели, что со стороны дамбы Морского канала восточный ветерок песет мощную пелену дымзавесы, перекрывающую почти по осп Большого корабельного фарватера ту часть Финского залива, которую официально зовут Невской губой, а в народе – Маркизовой лужей, и отгораживающую «Онегу» от вражеских глаз.
– Эх, чуть бы пораньше! – услышал я голос старшины 1‑ й статьи Воронова и не мог с ним не согласиться. Тем более что снаряды третьего залпа взорвались совсем близко и куски льда застучали по бортам «Онеги». Но тут же послышались выстрелы с другой стороны, и старшина 1‑ й статьи Попов доложил, что это открыли огонь форты.
Как обычно в таких случаях, немцы дали еще два‑ три залпа и замолкли. Однако в течение дня противник еще несколько раз принимался стрелять по нашим кораблям – дело в том, что в тот день, 1 января, застряла во льду не одна наша «Онега». Но каждую такую попытку немцев тут же пресекали артиллеристы и летчики флота.
|
|
|
К вечеру ледовая обстановка изменилась к лучшему. С помощью БТЩ Т‑ 217 наша «Онега» и все остальные корабли были освобождены от ледового плена.
Мы сразу направились к причалу Лисьего Носа, с тем чтобы вечером, приняв на палубу танки, идти в Ораниенбаум.
Сжатие льдов на фарватере становилось опасным. И вот в Кронштадте, в штабе КМОР, контр‑ адмирал Левченко проводит совещание, на котором стоит один вопрос: «Как действовать дальше в сложившейся обстановке? » На нем присутствовали командиры кораблей, частей и соединений, участвовавших в перевозках войск.
Высказать свое мнение обязан был каждый. Большинство командиров стояло за то, чтобы продолжать морские перевозки, ибо погода день ото дня налаживалась и можно было ожидать, что подвижки льда прекратятся. Но имелись и иные мнения. Предлагалось, например, построить от Горской на Кронштадт и далее на Ораниенбаум ледовую дорогу – опыт в этом деле имелся. Оба предложения были приняты, но ледовая дорога получила, как говорится, приоритет. Ее срочно построили, и армейская техника пошла по льду.
Вся, кроме танков, – танки снова возили «Вятка» и «Онега». Каждый день рейс или два.
14 января началась артподготовка, и все мы полагали, что теперь‑ то можно забыть о скрытности: в 14. 00 «Онега» и «Вятка» вышли из Кронштадта и вслед за БТЩ Т‑ 215 повернули на Лисий Нос. К нашему великому удивлению, когда мы думали, что немцам не до нас, вокруг кораблей стали подниматься черные всплески разрывов вражеских снарядов. Положение наше было незавидным: три корабля на виду у врага – и никакого прикрытия!
К счастью, ни один снаряд не попал в цель, все они взрывались в стороне и отчего‑ то внизу – подо льдом, на грунте. Потом мы узнали, что немецким пушкарям был дан приказ стрелять по кораблям только бронебойными снарядами – они почти не давали осколков, куски же льда взлетали вертикально вверх и тут же падали. Пострадавших на все три корабля имелся один: у нас на «Онеге» ранило комендора, юнгу Мишу Гвоздева. Рана была не опасной, но напугался юнга здорово.
– Не дрейфь, Гвоздик! – крикнул я ему в мегафон. – Беги к доктору, он тебя мигом починит!
Перевозки танков мы продолжали до 21 января, несмотря ни на что. Таков был приказ, и мы его выполнили.
Всего кораблями Краснознаменного Балтфлота было доставлено в Ораниенбаум около 53 тысяч человек, 2300 автомашин и тракторов, 214 танков и бронемашин, 700 орудий и минометов, 5800 тонн боеприпасов, 4000 лошадей, 14 000 тонн воинских грузов.
|
|
|
