 |
А. ОБУХОВ,. капитан‑лейтенант, командир отряда 2‑го ДСК. «Старый большевик» не спускает флага
|
|
|
|
А. ОБУХОВ,
капитан‑ лейтенант, командир отряда 2‑ го ДСК
«Старый большевик» не спускает флага
Сторожевой катер СК‑ 122 строили в Ленинграде во вторую блокадную зиму. Деньги на его постройку собрали старые большевики города на Неве, в их честь он и был наречен – «Старый большевик».
Это был небольшой, но прекрасный корабль. Он имел неплохую по тому времени гидроакустическую станцию для обнаружения подводных лодок и достаточный запас глубинных бомб для их уничтожения. 37‑ миллиметровый автомат на корме и крупнокалиберный пулемет ДШК составляли его огневую мощь. Два двигателя системы «паккард» обеспечивали скорость до 30 узлов.
Сторожевой катер невелик – два десятка членов экипажа во главе с командиром. Командир, старший лейтенант Михаил Скубченко, еще в довоенные годы успел пройти школу службы в морпогранохране. Службу с подчиненных спрашивал строго и любил говорить: «Мы большевики, у нас во всем должен быть флотский порядок». Был Михаил высок, строен и красив, но улыбка редко появлялась на его несколько суровом лице.
Прямая противоположность командиру – помощник, младший лейтенант Павел Берилов. Он только что закончил специальные курсы при Высшем военно‑ морском училище имени Фрунзе, на каковые посылали лучших и имеющих опыт войны старшин. Павел гордился офицерской формой, новым воинским званием и должностью. Гордился новым кораблем, на который получил назначение. Был Павел весельчаком, балагуром, и поначалу не слишком‑ то умел себя поставить. Старший лейтенант Скубченко сурово выговаривал своему помощнику за мальчишество. Но в общем отношения у командира и помощника были хорошими, и команда уважала обоих.
|
|
|
Ну а что до самого экипажа, он подобрался на СК‑ 122 удачно. Командир отделения рулевых – старшина 1‑ й статьи Владимир Павлов, серьезный и знающий товарищ. Ни в чем не уступал ему боцман – старшина 1‑ й статьи Алексей Романов. Веселый и разбитной краснофлотец Василий Шувалов, другие краснофлотцы. Все они отлично знали свое дело. Все, кроме одного человека, который никак не мог определиться в жизни и службе, – юнги Рэма Федорова. То он хотел стать мотористом, то радистом, то пулеметчиком. На Рэма никто всерьез не сердился, а старшина Павлов просто любил юнгу, но к его виляниям из стороны в сторону относился неодобрительно.
– Сперва освой одно дело, потом берись за другое. А то ни богу свечка, ни черту кочерга. Понял?
– Понял, дядя Володя, – вздыхал Рэм, получая от Павлова очередной «фитиль».
– Сейчас мы на службе, и никакой я тебе не дядя.
– Так точно, товарищ старшина первой статьи!
– То‑ то же. Но учти, каждый на катере обязан владеть двумя‑ тремя специальностями!
Я в ту пору командовал отрядом, на СК‑ 122 бывал часто, пожалуй, каждый день, если наши катера находились в базе. Наблюдая за подготовкой катера, его команды, очень скоро понял: то, что говорит старшина юнге, основа в службе экипажа. От этого идет и дух взаимопонимания, и все, что за ним следует – дружба и взаимовыручка. В общем, обстановка в экипаже была нормальной, и это не могло не радовать меня.
Лето прошло в боях и походах. Темной штормовой октябрьской ночью из Кронштадта вышел очередной конвой на Лавенсари. Меня назначили на этот поход командиром сил охранения, и «держал я свой флаг» на СК‑ 122. Море встретило нас неприветливо, небольшим катерам доставалось особенно тяжело – они шли через водяную пену и брызги. Уже на траверзе Толбухина маяка все мы промокли, кажется, до последней нитки. Когда же конвой оказался в более широкой части залива, волны начали просто перекатываться через палубы катеров.
|
|
|
И тут надо заметить, что противнику было легче, чем нам. Его торпедные и артиллерийские катера имели водоизмещение в два‑ три раза больше нашего. Мы знали, что немцы не преминут воспользоваться своим преимуществом. И кроме того, им известно, что русские, как правило, не упускают таких ночей, как эта, для проводки своих конвоев.
Врага мы обнаружили около полуночи на подходе к острову Сескар, от норда, кабельтовых в десяти, практически на дистанции торпедного залпа. Это представляло крайнюю опасность для кораблей, которые мы прикрывали. Только немедленная ошеломляющая атака могла отвести беду. Но решиться на нее мы не могли: наши МО и СК прикрывали конвой с левого и правого бортов, враг же был только справа. А вдруг это лишь отвлекающий маневр противника и слева окажется подводная лодка врага или пара‑ тройка его катеров? Для того чтобы принять решение, ситуация давала секунды на размышление. Карту этих мест я знал наизусть. Почти еженедельно приходилось плавать в этих квадратах моря. Тактику врага я тоже знал довольно сносно. Отсюда напрашивался вывод: лодки нет – мала глубина.
– Скубченко, радиста!
– Есть радист!
– Торпедные катера на норде, – дал я команду открытым текстом. – Атаковать! – и определил каждому катеру его цель.
На самых полных наши МО и СК устремились на врага, открыли огонь из орудий и пулеметов. Ночь озарилась яркими цепочками трассеров, вспышками выстрелов и разрывов. Бой шел, как любил говорить наш флагманский артиллерист Печатников, «на дальностях настильной траектории», а проще – прямой наводкой. Противник тоже не скупился на огонь. С мостика СК‑ 122 я наблюдал за боем, уточнял задачу то одному катеру, то другому. В какие‑ то мгновения обращал внимание на «Старый большевик». Здесь все шло, как надо. Командир Скубченко умело маневрировал, уклоняясь от вражеских трасс, ставил свой корабль в такое положение во отношению к противнику, при котором стреляли и автомат, и ДШК, а помощник Берилов руководил стрельбой. Чувствовалось, офицеры понимают друг друга. И вот уже горит один из вражеских катеров, другие тоже получили свое и стараются отойти подалее, бесприцельно сбрасывают торпеды – лишь бы освободиться от опасного груза. Наконец, противник поставил дымзавесу и ушел, спрятавшись за ней.
|
|
|
Бой закончился, МО и СК заняли свои места в охранении конвоя: нет никаких гарантий, что враг снова не попытается атаковать нас. Однако все обходится, – больше этой ночью фашисты не появились, и на рассвете конвой благополучно прибыл на рейд Лавенсари. Навстречу нам с местного аэродрома взлетели истребители – ожидался налет авиации противника. Мы тоже получили приказ подготовиться к его отражению.
В общем, шел обычный день войны, о котором в сводке Совинформбюро будет сказано: «На фронтах ничего существенного не произошло».
День за днем, от похода к походу, от боя к бою совершенствовалось ратное мастерство моряков СК‑ 122. Мягче стал характер самого Скубченко: он как бы оттаивал, лучше узнавал своих подчиненных. Теперь он не столь категорично относился, допустим, к улыбке, то и дело мелькавшей на устах младшего лейтенанта Берилова. Знал, что в лице старшин 1‑ й статьи Павлова и Романова имеет надежную опору в любом деле.
Все на дивизионе уважали секретаря парторганизации Федота Федотовича Недопаса. Он ходил с нами в боевые походы, жил на катерах и всегда оказывался рядом в нужную минуту. Федот Федотович был коммунистом Ленинского призыва – в партии с января 1924 года, имел огромный жизненный опыт. Мы знали, что по возрасту он не подлежал призыву в Вооруженные Силы даже в военное время, но добился, чтобы его послали на флот. И его взяли, направили в одно из самых плавающих и действующих соединений флота, в Истребительный отряд, а здесь – во 2‑ й ДСК, которым командовал Яков Терентьевич Резниченко и где заместителем комдива по политчасти был Серафим Данилович Зайцев.
Капитан‑ лейтенант Недопас не однажды выходил в море и на СК‑ 122, бывал на катере и в базе. Он знал всех моряков экипажа «Старого большевика», знал помощника Берилова и командира Скубченко, не по одному разу беседовал с тем и другим. И можно сказать смело – всем этим внес немало в боевое становление экипажа.
|
|
|
Не знаю, как это происходило на СК‑ 122, но вообще Федот Федотович обладал одной чисто комиссарской способностью – умением убеждать и передавать другим свою убежденность в правоте нашего дела. Умением доказать человеку ошибочность его взглядов и поступков, если они ошибочны.
Однажды в дивизион назначили молодого офицера, имевшего партийное взыскание, про которое коммунист считал, что наложено оно несправедливо. Много раз пытались мы убедить его в том, что он не прав, – все было напрасно. Личная обида стояла выше всех доводов. Однажды к нему в каюту пришел капитан‑ лейтенант Недопас.
– Да, брат, – сказал Федот Федотович. – Воюешь ты неплохо. Орден Красного Знамени, медаль «За оборону Ленинграда» сами за себя говорят. Рассказал бы, за что удостоился?
Офицер рассказал о боях 1941 и 1942 годов, о походах, в которых участвовал в 1943‑ м. Слушал Недопас внимательно, не перебивал. Лишь изредка задавал наводящие вопросы.
– Ну, а за что досрочно звание получил, повышение в должности? – спрашивал Федот Федотович.
И как‑ то получилось, что офицер рассказал о всей своей жизни, кроме одного момента: за что получил партийное взыскание. Но потом, чтобы до конца выговориться, рассказал и об этом.
– Понятно, – заметил Недопас. – И знаешь, я бы тоже обиделся на несправедливость. Но пойми, что во многом ты виноват сам. А раз так, то чего же обижаться на взыскание? Оно, понимаю, не мед. Но ты коммунист и должен быть выше всяких обид.
Многое после этого разговора понял офицер. А вскоре с него было снято партвзыскание. Такие вот политработники служили у нас в дивизионе!
Прошел год. Наступила весна сорок четвертого. В один из майских дней СК‑ 122 пришел с очередным конвоем на Лавенсари…
Каждый моряк знает, как прекрасно после трудного похода отдохнуть, отоспаться, спокойно поесть. Ненадолго встать к причалу и, приняв на корабль все, что положено, освободившись от дел, почувствовать под ногами твердь земли, а не зыбкое дерево палубы. Послушать, как шумит на деревьях листва, как поют птицы. Прекрасно встретить на берегу друга, с которым не виделся много времени. И днем экипаж СК‑ 122 смог полной мерой получить ту радость, которую может предоставить моряку, ступившему на берег, майский погожий день.
А ночью вражеские катера налетели от северного берега залива на наши дозоры. И не просто уже ставшим привычным приемом, когда на два наших катера нападает шесть‑ семь единиц противника, с тем чтобы после короткого боя уйти в свои базы, избежав встречи с нашими силами поддержки. В ту ночь фашисты вышли из шхер группой едва ли не в десяток артиллерийских и торпедных катеров, разделились на три части. Одна из групп направилась к находившемуся на норд‑ весте от Лавенсари дозорному МО, две другие незаметно вышли на возможные направления подхода катеров поддержки и, заглушив моторы, легли в дрейф.
|
|
|
Видимость той ночью почти отсутствовала – туман низко лежал над водой, а радиолокаторов на наших катерах тогда еще не было. Правда, на дозорных катерах постоянно оставалась включенной гидроакустическая станция. Акустик дозорного катера нес вахту исправно, он вовремя обнаружил корабли противника, точно определил, с какой стороны надвигается опасность. Катер тут же открыл огонь по фашистам. Оперативному дежурному Островной военно‑ морской базы была дана радиограмма. Силы поддержки дозора вышли в район боя немедленно. И первым – «Старый большевик».
Экипаж на боевых постах, каждый вглядывается в туманную мглу, стараясь не просмотреть врага. А он появился внезапно и совсем не оттуда, откуда предполагалось.
– Р‑ бот прямо по курсу! – доложил командир отделения рулевых старшина 1‑ й статьи Павлов.
И в этот же момент доклады с ДШК и 37‑ миллиметрового автомата:
– Р‑ бот, справа сорок.
– Катера противника, левый борт восемьдесят градусов!
Это была ловушка. Решение Скубченко принял верное: атаковать катер, находящийся прямо по курсу, и на самом полном ходу вырваться из окружения. А затем вместе с другими катерами, которые вот‑ вот должны подойти с Лавенсари, уничтожить врага.
Сперва удача сопутствовала СК‑ 122. Первые же снаряды из его автомата попали в Р‑ бот. Он уклонился в сторону, выпуская «Старый большевик» из кольца. Но в то же мгновение получил повреждение и СК‑ 122. В машинном отделении возник пожар. Ранен помощник командира Павел Берилов, а самому командиру осколком перебило руку. Но Скубченко продолжает командовать катером и боем.
– Воюем, товарищ командир! – крикнул Павлов старшему лейтенанту. И вдруг увидел – упал на палубу его друг Романов и замолк ДШК. Оглянулся вокруг. Один Р‑ бот уже горел ясным пламенем. И подумалось Павлову о том, что теперь бы немного, совсем немного продержаться! Но снова вздрогнул от прямых попаданий СК‑ 122, и упал на палубу командир.
И снова вздрогнул катер. В свете пожара Павлов заметил, что разбит автомат и юнга Рэм Федоров, который только что заменил убитого заряжающего, лежит раскинув руки. Павлов положил руль на борт и только тут понял: хода‑ то нет! Он вышел из рубки на палубу, осмотрелся. Из люка моторного отсека валил дым, сквозь него пробивались сполохи огня. На самой палубе тут и там лежали убитые и раненые. Павлов почувствовал боль в ноге и понял, что ранен сам.
– Русс, сдавайся! – Прямо по курсу стоял Р‑ бот. Это оттуда кричали в мегафон. – Сдавайся, говорю!
Павлов выругался, громко и зло, и услышал, что враги смеются над его бессильной злостью. Но вдруг ожил ДШК. Это Саша Романов, превозмогая боль в раненых ногах, дотянулся до рукояток пулемета, сумел подняться и дать очередь. Павлов тут же шагнул к другу, чтобы помочь. Но прогремел взрыв, и Романов рухнул на палубу. Павлов все же добрался до ДШК – пулемет снова ожил. Враг никак не ожидал отпора, но, получив его, отошел в туман.
На катере их осталось двое, способных что‑ либо делать, – раненый старшина 1‑ й статьи Павлов и краснофлотец Василий Шувалов. Единственное, что они могли сделать, они сделали. Обошли катер, собрали спасательные нагрудники и капковые бушлаты. Потом надели их на своих раненых товарищей и спустили за борт, в холодную майскую воду. Поднялся легкий ветерок, он погнал горящий катер от моряков, плававших в море, и это было хорошо: в любой миг мог произойти взрыв.
– Ну что, Василий, настал наш черед? – спросил Павлов. – Прыгай, я за тобой.
Они успели отплыть метров на сто, когда пророкотал глухой взрыв. Их корабль начал медленно погружаться в море, над которым вставали ранние предрассветные сумерки. В их бледном свете Павлов увидел флаг своего корабля – обгоревший, пробитый пулями и осколками, но гордо развевающийся на гафеле. Флаг, который сторожевой катер «Старый большевик» не спустил перед врагом!
С востока подходили наши катера – МО‑ 403, МО‑ 213, СК‑ 202. Краснофлотцы, старшины, офицеры на их палубах стояли молча.
Было 2 часа 30 минут 14 мая 1944 года.
До Победы оставался целый год.
|
|
|
