Одиннадцатидневная майская экспедиция в Малой Чечне под начальством генерала Фрейтага

Апрель был на исходе, следовательно, мое пребывание и штаба Чеченского отряда в Червленной продолжалось более двух недель, а о военных действиях не было и помину. Даже прибытие в Червленную корпусного командира генерал‑ адъютанта Нейдгардта со своим походным штабом не изменило и не ускорило распоряжений.

По‑ прежнему продолжались приготовляться сухари тем отрядом, который был собран на правом берегу Терека у Амир‑ Аджиюрта, еще в начале апреля. По‑ прежнему бесновался Терек, пугая кизлярских жителей своими «прорвами» и до крайности затрудняя сообщение с Грозной и с Кумыкской плоскостью, и в обыкновенную воду медленное, как производившееся на паромах.

Теперь же, в полую воду, эти переправы совершались с нескончаемыми остановками: то происходили беспрестанные повреждения паромов от налетевших на них «карчей»; то сами паромы заносило далеко в сторону от пристани; то самую пристань сносило или портило. Целые сотни рабочих, расположенных по обоим берегам Терека, только и занимались перетаскиванием паромов, посредством канатов, к пристаням. Два же несчастных случая было и таких, что паромы были опрокинуты карчами, и только немногие из находившихся на них были спасены через сохранение присутствия духа и самоотвержение других, умевших хорошо плавать.

Наступило 1 мая. День был прекрасный – истинно майский. Все были довольны этим днем, прошедшим для всех весело, в особенности для молодых червленских казачек. Они имели случай не только показаться во всей красе своих нарядов, но насладиться вдоволь разными сластями, попеть и походить хороводами, в присутствии штабной молодежи.

Этот же день и для меня был приятен, потому что я узнал о моем назначении состоять при четырех батальонах Люблинского и Замосцского полков, двух сотнях Моздокских и Гребенских казаков и восьми орудиях, долженствующих 4 мая выступить в Грозную, для участвования в военных действиях в Малой Чечне под начальством генерала Фрейтага.

На меня была возложена переправа отряда через Терек, с тем, чтобы таковая была окончена непременно к вечеру 3 мая. Когда я прибыл утром на переправу к Николаевской слободке, то было переправлено на правую сторону Терека более двух батальонов, следовательно, об успешности переправы нечего было беспокоиться; только не случилось бы какого‑ либо несчастья. Но все кончилось благополучно, и к четырем часам переправа была окончена. Много помогли молодцы казаки, которые не только переправили своих лошадей вплавь, но и работали с полным усердием и знанием дела на паромах.

Путь от Николаевской переправы до Грозной, существующий со времени построения этой крепости, с 1840 года – восстания Чечни – считался весьма опасным. На этом тридцативерстном пространстве беспрестанно рыскали партии чеченцев, а по временам появлялись они и в значительном числе, нападая на пассажиров и транспорты, или так называемые оказии.

Для таких нечаянных нападений чеченцы преимущественно избирали или Сунженский хребет, изрезанный глубокими балками, подъем на который начинался на девятой версте от Терека и где находились Староюртовский аул и Горячеводское укрепление, или залегали за обрывистыми берегами Сунжи и Нефтянки, топкой речонки, отстоящей от Грозной на седьмой версте.

Если такие осады были опасны для оказий, в прикрытие которых, как бы велики они ни были, не могло быть назначаемо более двух рот и орудия, то немыслимо было думать о них отряду, состоящему более чем из 3 тысяч штыков и сабель. Несмотря на это, отряд совершил переход через Сунженский хребет и переправу через Нефтянку в боевом порядке, что было сделано для приучения солдат, как ходить в виду чеченцев, с которыми они в первый раз встречались.

Впечатление, произведенное на меня Грозною – этим передовым оплотом против чеченцев, – было весьма «негрозное». Мое воображение представляло эту крепость окруженною высоким валом, глубоким рвом и вооруженною десятками орудий большого калибра. На самом же деле я не встретил ни того, ни другого.

Крепость, построенная в 1818 году Алексеем Петровичем Ермоловым в выдающемся к Ханкале изгибе Сунжи, состояла из цитадели и форштадта.

Первая занимала квадратную плоскость, сторона которой не превышала 150 шагов, обнесенную осыпавшимся и обвалившимся валом и заросшим травою рвом, не исправлявшимися со времени своего создания, через которые пролегало несколько пешеходных тропок. Два чугунных орудия без платформ и на ветхих крепостных лафетах, обращенных дулом к Ханкале, возвещали сигнальными выстрелами о появлении неприятеля. Внутри цитадели, кроме двух пороховых погребов – хранилища боевых зарядов и патронов и караульного дома, тянулись три длинных деревянных строения, занятых разными должностными лицами и их канцеляриями. Все эти постройки были так же ветхи, как и самый вал.

Форштат, обращенный на север к Тереку, состоит: из дома начальника левого фланга, возвышающегося возле землянки, в которой генерал Ермолов жил во время постройки крепости, вновь строящегося госпиталя, нескольких ветхих казарм, множества небольших мазанок, принадлежавших разночинцам, отдельного поселения из женатых солдат и грязной еврейской слободки. Этот форштадт охранялся ничтожной профили валом со рвом и оборонялся тремя чугунными орудиями. Если к этому прибавить деревянный мост на Сунже на сваях, против цитадели, охраняемый небольшим люнетом, да сад с огородами и ротными дворами Куринского полка, то вот полный абрис тогдашней Грозной.

Несмотря на такое жалкое состояние обороны и вооружения Грозной, она в глазах чеченцев вполне соответствовала своему названию и никому, начиная от начальника и до последнего солдата, не приходило на мысль, чтобы неприятель осмелился покуситься на овладение этой крепостью; а потому не было заботы, да и не было свободных рук, на исправление ее верков. По той же причине не было надобности и усиливать ее вооружение.

Несмотря на ветхий и невзрачный наружный вид Грозной, в ней жилось весело и даже подчас очень весело, потому что все принадлежало к одной военной семье, управляемой всеми любимым и уважаемым своим начальником, которым в то время был генерал майор Роберт Карлович Фрейтаг.

Главными отличительными чертами характера этого доблестного генерала были: простота в приеме и образе жизни, честность и бескорыстие в поступках, справедливость к подчиненным, спокойствие и невозмутимость в минуты опасности, как в обыкновенной, так и в боевой жизни.

Роберт Карлович успел в короткое время изучить своего неприятеля и ту местность, на которой ему пришлось с ним сражаться. Он дал некоторые тактические правила, как строить и водить войска через чеченские леса, и не было способнее куринцев проходить лесные трущобы и дебри, и этому они научились от Роберта Карловича, когда он был их полковым командиром. Никто как Фрейтаг указал на пользу и важность «зимних экспедиций» в Чечне, заключающихся преимущественно в вырубке просек и проложении сообщений.

Для полноты очерка характера и способностей генерала Фрейтага нужно добавить, что хотя он был не словоохотлив, но выражался всегда ясно и правильным языком, в особенности его приказания были точны во время боя, в котором он знал и помнил расположение каждой части, как старый офицер Генерального штаба. Но сколь Роберт Карлович правильно и точно выражался, столь же логично и ясно излагал свои мысли и на бумаге.

А при таких качествах и способностях нельзя было не пользоваться общим уважением и любовью. Душевно радуюсь и благодарю судьбу, что под начальством такого достойного генерала мне пришлось начать и потом еще несколько раз продолжать мою практическую боевую школу.

Поводом к экспедиции, к описанию которой я приступаю, были жители Малой Чечни, недовольные строгими нововведениями и постановлениями Шамиля и заявившие готовность принести нам покорность при первом появлении наших войск, против которых не будет сделано ни одного выстрела. Так по крайней мере уверяли те из малочеченцев, которые несколько вечеров сряду приходили в Червленную для переговоров. И такие заявления в покорности малочеченцев до того убедили неопытного корпусного командира и его приближенных, что не могли разуверить его все положительные и ясные доказательства генерала Фрейтага в невозможности существования этой покорности в целой массе населения, такого легковерного и не терпящего подчиненности народа, как чеченцы.

Не ограничиваясь этим, генерал Фрейтаг старался доказать, что и время года было неудобно для экспедиции. На Кавказе начало лета всегда обильно дождями, от которых самые незначительные ручьи превращаются в трудно преодолимые препятствия. Чечня же, изрытая речками и ручьями, в особенности была опасна в этом отношении.

Чеченские леса были уже покрыты листом, что делало их непомерно густыми и скрывало от нас неприятеля, умевшего с особенным искусством действовать в своих лесах и наносить из скрытых засад огромный вред меткими выстрелами. Тогда как мы, пробираясь, так сказать, ощупью через густой орешник, не могли отвечать неприятелю тем же. Случалось зачастую, что цепи в упор натыкались на винтовки чеченцев. При том значительный перевес был на стороне последних в целкости и дальности выстрелов.

Чеченцы, как и другие горцы, охотнее дрались летом, нежели зимою, что естественно происходило от легкой их одежды, а в особенности обуви, состоящей из одних только «чевяк».

По этим причинам принято было избегать в Чечне не только продолжительных экспедиций, но и кратковременных набегов летом, а производить их в то время, когда на деревьях не было листа. В Дагестане же, где нет таких огромных и сплошных лесов, как в Чечне, кроме других не менее важных причин принято было производить наступательные действия в горы не иначе, как летом.

Для описываемой экспедиции в Малой Чечне назначались два отряда. Начальник Владикавказского военного округа, полковник Нестеров с пятью батальонами, десятью орудиями и шестью сотнями казаков и милиции должен был действовать со стороны Назрана.

Генерал Фрейтаг с другим, почти такой же величины, отрядом должен был наступать от Грозной. Пунктом соединения этих двух отрядов назначалась река Гехи, как центральная черта и на которой находились самые богатые и многочисленные аулы.

6 мая с рассветом началось движение из Грозной по мосту на правую сторону Сунжи трех батальонов куринцев, четырех батальонов замосцев и люблинцев, двенадцати орудий, в том числе четырех конных, и двух сотен моздокцев и гребенцев, которые, по мере перехода через мост, становились на места, определенные им по диспозиции, накануне отданной.

С восходом солнца все упомянутые войска двигались в боевом порядке по открытой и ровной местности и даже по торной дороге, но только не от чеченских арб, а от наших повозок, ездивших в Ханкале по нескольку раз в месяц, – разумеется, под сильным прикрытием – за строевым лесом и дровами, почти всегда добываемыми с боя.

Под Ханкале разумелось ущелье, находящееся между двумя довольно высокими, продолговатыми и поросшими строевым лесом горами. Левая из этих гор (по направлению из Грозной) составляла отвесный берег над Аргуном между аулами Бердыкель и Большой Чечень; правая же своими западными отлогостями доходила до реки Гойты, впадающей в Сунжу между Грозной и Алдами.

Через это ущелье пролегала дорога в глубь Чечни, известная нам еще с 1806 года, когда командующий войсками на Кавказской линии, генерал Булгаков, встретился с главною массою чеченского населения и после значительной потери принужден был возвратиться обратно. Тут же в 1818 году генерал Ермолов имел кровавый бой с огромным сборищем чеченцев, которые перекопали дно ущелья рвом и засели за высоким валом. Но Алексей Петрович, овладев этим окопом и расположившись со своей ставкой на кургане, называемом и по настоящее время Ермоловским, не двинулся до тех пор вперед, пока не вырубил дремучий лес и тем не сделал свободный проход в Чечню на будущее время.

Еще в 1844 году видны были остатки рва и вала, видно было направление канавы, проведенной из Аргуна, с остатками от сакель находившихся здесь двух аулов. Заметны были пни вырубленных Ермоловым огромных деревьев, заросших частым и мелким орешником, перемешанным с кизилом, боярышником и кислицей, столь любимой фазанами. И много было в то время этой красивой птицы, с быстротою молнии перелетавшей с одного куста на другой и озарявшей вас своими яркими перьями.

Выйдя из Ханкале и пройдя несколько верст целиком по обширной поляне, поросшей густой травой, перемешанной с кустами терна, отряд вступил в Гойтинский лес, называвшийся так по имени бывшего здесь аула и ничтожной речки, но теперь сильно разлившейся от беспрестанно шедших дождей.

Переход через этот хотя не широкий (с небольшим верста), но густой лес, известный нам тоже со времени Ермолова, был совершен сверх ожидания с незначительной перестрелкой. Несколько десятков выстрелов, произведенных невидимым неприятелем, оказавшихся безвредными, были знаменательны для меня собственно потому, что это были первые просвистевшие над головой и по сторонам пули.

Во время дальнейшего движения отряда к Мартану и ночлега на этой реке, у того места, где спустя три года построено было Урус‑ Мартанское укрепление, тоже не случилось ничего особенного. Только отдельные всадники, разъезжавшие вне выстрела между перелесками, как при движении от Гойты к Мартану, так и при расположении на ночлег, криками и выстрелами возвещали о нашем неожиданном для них появлении. И действительно, как увидим, чеченцы не ждали наших войск с этой стороны.

7 мая отряд выступил далее. Переход предстоял небольшой; между Мартаном и Гехи считалось не больше пятнадцати верст. Дорога была ровная, и только переправы через Рошну и два Шавдана^[140] несколько замедлили движение. За исключением небольших рощиц и кустарника лес был от дороги вне выстрела, а потому беспрепятственно могли следовать и боковые прикрытия.

К полудню мы расположились, в ожидании прибытия полковника Нестерова с отрядом, на левой стороне Гехи. Видимый неприятель, исключительно конный и разъезжавший вне выстрела, по‑ прежнему был незначителен. Как будто бы пожар и мор прошел по Чечне, тем более, что по пройденной нами дороге часто встречались остатки прежних аулов.

И действительно до 1840 года здесь по обе стороны дороги находились многолюдные аулы Гойта, Мартан, Рошна; даже на том месте, где был расположен наш бивуак, существовал огромный аул Гехи. Остатки сакель и фруктовых садов служили тому доказательством. С восстанием же Чечни, из страха наказания, жители этих мест или удалились в Черные горы^[141], или расселились хуторами по лесным трущобам.

9 мая с раннего утра начала слышаться отдаленная канонада, которая к полудню все учащалась и делалась слышнее. Понятно становилось, что отряд полковника Нестерова имел дело с главной массой населения, которое, как оказалось, начало собираться на Ассу 7‑ го числа, когда войска, стянутые из Владикавказского округа к Назрану, выступили из этого укрепления. Этим объяснилось также, почему против нашего отряда почти не было неприятеля.

Чтобы подать помощь шедшим к нам на соединение войскам, а в случае надобности и выручить из беды, сделано было распоряжение: двум с половиною батальонам с четырьмя орудиями и двумя сотнями казаков остаться на позиции, для прикрытия вагенбурга, а четырем батальонам с восьмью орудиями двинуться на Валерик. Войска, назначенные для этого движения, должны были выступить в 2 часа, если к этому времени не будет получено особого известия от полковника Нестерова, с нетерпением ожидаемого генералом Фрейтагом.

Недалеко был Валерик, или Вейрик, воспетый нашим поэтом Лермонтовым, после кровопролитной битвы на нем в 1841 году отряда генерала Галафеева с чеченцами; от него до Гехи считалось не более пяти верст, но труден был доступ к нему. Оба берега этой, хотя не широкой, но глубокой и текущей в крутых берегах речки поросли густым дремучим лесом. Притом же лес, находящийся по правую сторону Валерика, или между этой речкой и Гехи, был чрезвычайно густ и простирался почти на две версты, а до его вековых чинар и дуба ни разу не прикасался наш топор.

В два часа войска, назначенные для движения на Валерик, выступили с занимаемой ими позиции и не успели пройти и половину расстояния, как, по приказанию генерала Фрейтага, были приостановлены. Но не прошло и нескольких минут, как получено было новое приказание спешить бегом к Гехинскому лесу, отстоящему не далее полуверсты.

Такие распоряжения изумили куринцев, не привыкших получать от своего бывшего хладнокровного и спокойного командира столь разноречивых приказаний.

– Таким манером, что‑ нибудь случилось нехорошее в отряде у Нестерова, – проговорил настоящий командир Куринского полка, полковник Витторт, отдав приказание двигаться.

– Видно, не ладно у навагинцев, – пронеслось по рядам куринцев, спешивших бегом к Гехинскому лесу.

И действительно было не ладно в рядах навагинцев, тем более, что кровавая катастрофа, которую след за сим расскажу, случилась совершенно неожиданно и для Нестерова, въехавшего почти одновременно с Фрейтагом на высокий курган, находившийся у входа в Гехинский лес, и на вопрос Роберта Карловича: «Все ли хорошо? » – отвечавшего:

– Слава Богу, все благополучно. От самой Ассы не давали покоя, и, несмотря на то, что я имел дело со всей Малой Чечней, потеря небольшая.

– Значит, нет надобности в моих куринцах? – спросил Фрейтаг. – Остановить колонну! – добавил он.

Но не прошло и минуты, как от прискакавшего урядника Владикавказского полка получено было печальное известие, поразившее всех нас: «что неприятель, прорвав правую цепь, ворвался в обоз и тем разделил одну часть от другой».

С быстротою, свойственной куринцам, подбежали они к Гехинскому лесу, построились в боевой порядок и двинулись вперед.

Не успели мы проехать по чаще несколько десятков шагов, как начали появляться голые, изуродованные, обезображенные трупы. Поразительна были эта картина при том безмолвии, которое сохранялось неприятелем. Его как будто не было в лесу, и как бы невидимая сила глумилась над убитыми.

Но затишье обратилось в страшную бурю перед загородившими дорогу двумя ограбленными и изломанными повозками, убитыми лошадьми и обезображенными трупами людей. Раздался оглушительный залп из ружей и вслед за тем пронзительный гик.

Хотя от такой неожиданной встречи с неприятелем более тридцати человек убитых и раненых выбыло из строя, но это нимало не остановило куринцев. Заработал в их руках острый штык, и дальнейший путь проложен был уже по трупам чеченцев.

 

Тавлинец (Дагестан). Рис. Т. Горшельта.

 

Куринцам нужно было спешить на Валерикскую поляну. Каждый из них сознавал, что малейшее промедление могло дать новое торжество неприятелю. Им предстояло выручить малочисленный арьергард отряда полковника Нестерова, состоящий из семи рот виленцев и литовцев, при четырех конных орудиях, и находящийся под начальством Генерального штаба подполковника барона Вревского.

Не имея ни патронов, ни артиллерийских зарядов, а между тем обязанный защищать огромный обоз, этот арьергард был окружен неприятелем, в несколько раз его превосходящим и грозящим ему своими обнаженными шашками.

Появление куринцев на поляне огласилось радостными криками виленцев и литовцев и смешалось с ругательствами и проклятиями чеченцев.

Не легко было обратное движение через Гехинский лес в виду такого многочисленного неприятеля, ободренного притом нашим поражением.

За боковые прикрытия, расположенные неподвижно во всю широту леса по обеим сторонам дороги, нечего было опасаться; они были настолько сильны, что нельзя было предполагать, чтобы неприятель мог прорвать их; при том войска имели время ознакомиться с лесом и занять в нем удобные места. Но зато все неприятельские силы могли обрушиться на арьергард; а потому два батальона куринцев, при четырех конных орудиях, были оставлены прикрывать отступление.

 

Урядник Гребенского полка. Рис. Г. Гагарина (из собрания Государственного Русского музея).

 

В пять часов двинулся через лес обоз с виленцами и литовцами, а через час началось общее движение арьергарда и боковых прикрытий.

Отступление куринцев от опушки было сигналом для неприятельского наступления. Сотни пеших чеченцев с неистовым гиком и с шашками наголо бросились по дорогам, а также на углы арьергарда и боковых прикрытий; но штыки и картечь из четырех орудий удержали этот первый напор.

Не успели куринцы отойти перекатом еще несколько десятков шагов, как раздался новый оглушительный гик. Но и этот повторенный неприятельский натиск был столь же неудачен, как и первый. Много пало чеченцев от картечи и штыков.

Этим окончился рукопашный бой, но продолжалась перестрелка до самого выхода из леса, столь дорого нам стоившего. Более трехсот убитых и раненых выбыло из строя.

Следующий день был преимущественно употреблен на погребение убитых и успокоение раненых, которых оказалось у куринцев более шестидесяти человек. Между последними были подполковник Костырко и майор Ляшенко. Кроме того, нужно было сделать фуражировку для накопления травы под сильным прикрытием и иметь постоянно готовые части для охранения нашего расположения, потому что с раннего утра конные чеченцы разъезжали толпами вокруг нашего бивуака, а пеший неприятель, пользуясь частыми перелесками, подкрадывался и тревожил нас своими выстрелами.

Для наказания малочеченцев 13, 14 и 15 мая посылались отдельные колонны вверх и вниз по Гехи, а также на Рошну, для истребления аулов и хуторов. Такие действия предполагалось производить до 20 мая, по которое число и имелось для отряда продовольствие.

Но это предположение внезапно изменилось по причине сведений, полученных через лазутчиков, о поспешном следовании Шамиля на помощь малочеченцам. При этом и погода не благоприятствовала нам. От шедшего в продолжение двух дней проливного дождя речки выступили из берегов и значительно затрудняли движения войск, в особенности по лесным трущобам. Поэтому, согласно сделанному в ночь с 15 на 16 мая распоряжению, отряд выступил с рассветом в Грозную.

До Гойтинского леса мы следовали беспрепятственно и безостановочно, за исключением переправ через Шавдан, Рошну и Мартан; да и неприятеля почти вовсе не было видно. Это предвещало, что он готовится к решительной встрече с нами в Гойтинском лесу и подтверждало сведения, доставленные через лазутчиков, – об устройстве им огромных завалов с правой стороны дороги. По этой причине в правое прикрытие, устроенное кроме цепи в две линии под начальством полковника Витгорта, были назначены половина пехоты и шесть горных орудий.

На куринцев, составлявших с цепью первую боевую линию, возлагалось, проникнув по возможности далее в глубь леса, обойти завалы и, овладев ими, оставаться неподвижно в лесу до тех пор, пока обоз с кавалерией не переправится через Гойту и не пройдет лес. Замосцы и люблинцы, составляя вторую линию, должны были подкреплять куринцев. Виленцы и литовцы составили левое прикрытие, а навагинцы с четырьмя орудиями образовали арьергард.

Так распределены были войска генералом Фрейтагом, и такое их распределение увенчалось бы совершенным поражением неприятеля без особенной потери для нас, если бы во время исполнения не было сделано уклонение, по‑ видимому, самое ничтожное. Впрочем, сама природа была в этом случае некоторой помехой.

Ошибка состояла в том, что передовые куринцы правого прикрытия, при переправе через разлившуюся Гойту безнамеренно приняв влево, дали неправильное направление первой линии, так что она вместо того, чтобы обойти неприятельские завалы, очутилась перед ними. Для исправления этой ошибки нужно было в виду завалов повернуть под прямым углом направо и пробиться вперед штыками через толпы чеченцев. Хотя это быстро и молодецки было исполнено, но не легко было овладеть обойденными с фланга и тыла завалами, с отчаянием защищаемыми неприятелем. Три раза переходили они от куринцев к чеченцам. Был момент, когда за колеса двух горных единорогов хватались чеченцы. Но подоспела помощь со второй линии. Люблинцы, направленные самим Фрейтагом с фронта на завалы, порешили это кровавое дело.

Много пало храбрых в этой рукопашной схватке. Два офицера было убито и пять ранено; в числе последних находился и полковник Витторт, раненный пулею в грудь. Тут же и мне оцарапала пуля кисть правой руки; царапина, не обратившая тогда никакого внимания, как зажившая после нескольких примочек, но заставляющая теперь себя вспоминать. В настоящее время я часто чувствую до такой степени сильную жгучую боль и сведение пальцев правой руки, в особенности когда пишу, что карандаш или перо выпадают или выводят не буквы, а каракули.

После этого, хотя переправа обоза через Гойту и проход через лес войск продолжались более часу, но неприятель не сделал ничего решительного, а ограничился одной неумолкаемой перестрелкой.

В четыре часа того же 16 мая оба отряда, утомленные сорокаверстным переходом и трехчасовым упорным боем, прибыли в Грозную, привезя с собою 65 убитых, кроме погребенных на Гехи и более 500 раненых. Но, благодаря благоразумным распоряжениям достойного Роберта Карловича, мы избегали еще несравненно больших потерь, а может быть, и совершенного поражения.

В то время, когда мы оставили Гойтинский лес, Шамиль с трехтысячным ополчением и четырьмя орудиями, задержанный у Дачу‑ Борзоя разлившимся Аргуном, находился от нас в двадцати верстах. Следовательно, замедлись наше отступление из Малой Чечни не только сутками, а несколькими часами, то нам пришлось бы сражаться в Гойтинском лесу и с Шамилем или и того хуже – пробиваться через занятое им Ханкальское ущелье.

Передневав в Грозной, каковой отдых был необходим, войска, прибывшие из Владикавказского округа, направились туда по Сунже, я же с войсками, прибывшими с Терека, отправился в Червленную, куда и прибыл в тот же день.

Много поучительного приобрел я в этой кратковременной и бесцельной экспедиции; в особенности два правила, относящиеся до боковых прикрытий и арьергарда, во время прохождения с боем через лес, запечатлелись в моей памяти.

Не будет лишним, если я в следующей главе несколько распространюсь как о самих чеченцах, так равно и о способе ведения нами войны в их лесах. Это тем более я считаю необходимым и полезным сделать, что записки мои до 1853 года по преимуществу будут касаться Чечни. Да и после того я несколько раз буду обращаться к Чечне же.

 

 

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: