Приготовление к военным действиям в 1844 году под начальством генерала Нейдгардта. – Гребенские казаки.

Наконец, после долгих нетерпеливых ожиданий выпало и на мою долю воевать. А в то время эта честь доставалась в моих чинах не так легко, потому что претендентов и в штаб‑ офицерских чинах было много, и немало было интриг.

Сборы мои были непродолжительны, а снаряжение несложно; не то, что петербургских аристократов. Два вьючных сундука, составлявшие с прибавлением складной рамы и походной кровати, заключали в себе форменную одежду, несколько перемен белья, туалетный несессер, да еще несколько необходимых походных вещиц. Если к этому прибавить погребец с чайным прибором и складным самоваром, да ковер с подушкой, то в этом и состояло все мое походное имущество, долженствовавшее перевозиться на одной вьючной лошади, которая, вместе с верховой была заблаговременно отправлена в Червленную.

Эта старая станица Гребенского казачьего полка была назначена сборным пунктом Чеченского отряда, вверенного начальству генерала Гурко, у которого начальником штаба был Иван Иванович Норденстам. В эту же станицу должен был прибыть из Тифлиса корпусный командир, генерал‑ адъютант Нейдгардт, со своим походным штабом, начальником которого был генерал‑ майор Бутурлин, а обер‑ квартирмейстером генерал‑ майор Герасимов. В начале апреля и я отправился из Ставрополя в Червленную.

Путь от Ставрополя до Екатеринограда пролегал по почтовому тракту на Георгиевск; от Екатеринодара же до Червленной шел по левому берегу Терека.

В то время этот путь, несмотря на то, что был охраняем частыми постами и пикетами, занимаемыми местными казаками, не мог считаться безопасным. Только те из проезжающих могли быть вполне уверены, что они не попадутся в руки хищников и избегнут плена, которые до сумерек останавливались на ночлег и не выезжали со станций рано утром, в особенности во время тумана, или которых сопровождал конвой, хотя самый незначительный. На взимание же конвоя имели право только те из проезжающих, которым выдавались открытые листы.

Что действительно этот путь был весьма опасен, приведу в доказательство факты. За несколько недель до моего приезда, на Базовой балке, что в сорока верстах от Ставрополя, был захвачен в плен адъютант корпусного командира Глебов; а возле Сухопадинской станции, что почти в таком же расстоянии от Георгиевска, был изрублен майор, ехавший на почтовых. Жители Моздока еще не опомнились от погрома, нанесенного Ахверды‑ Магомой. Следы разрушения и пожара были видны над каждым домом станицы Стодеревской и слободке Николаевской. Сверх того, хищнические происшествия, заключающиеся в угоне скота, плене казачек, на Тереке, между Екатериноградской и Червленной, были почти ежедневны.

Такое тревожное состояние того пути, по которому мне пришлось проезжать, не было исключительное только в 1844 году; оно продолжалось и после того еще несколько лет.

Этот путь интересовал меня не только по мерам предосторожности, принятым для его охранения от хищнических нападений, но и по самому быту живших на нем казаков.

Станицы Кавказского линейного казачьего войска того времени не были похожи на станицы более известного нам Донского войска. На Дону каждая станица уподоблялась русскому селу: также широко раскинута; нет вала или плетневой ограды вокруг станицы; скот и лошади пасутся свободно; нет стеснений в обработке полей, кошении сена и в других сельских занятиях.

Кавказские же казаки, в особенности жившие на Тереке и Кубани, во всем были стеснены. Станицы их, по преимуществу четырехугольные, окружены или высоким земляным валом, или плетнем с колючкой, за который и днем не всегда и не везде безопасно отходить, ночью же не смей и носа показать за ворота; да и караульные не пустят. Усадьбы небольшие, а потому дворы тесные и всегда наполненные разной скотиной, а следовательно, всегда нечистые. Улицы узкие и до того грязные, что местами не высыхают даже среди самого жаркого лета. Нет садов и огородов, их не позволяют иметь тоже тесные усадьбы.

Только станичная площадь, на которой возвышается храм Божий, дает некоторый простор. Здесь на площади вы найдете несколько большей величины и более красивые дома, в которых сосредоточивается станичное, а иногда полковое и даже бригадное правление. Тут же находятся дома самих правителей, пастырей и более или менее зажиточных казаков. На этой же площади найдете несколько лавок с ситцем, кумачом, бязью, азиатскими седлами, уздечками, папахами, черкесками; тут же лавки с бакалейными и москотильными товарами, а возле – другая лавка с нефтью, дегтем, салом, канатами и веревками. Неизбежною принадлежностью такой площади и винный погребок с кислым кизлярским, бурдючным кахетинским, жгучей мадерой или хересом, а также с разными сортами горьких и подслащенных водок.

Выезжаете за станицу и, куда ни обернетесь, везде вы видите или сторожевые посты с возвышающимися вышками, или пикеты, занятые вооруженными казаками. Пасется или скотина, или табун лошадей, и вооруженные казаки их сторожат. Идет ли кавказский казак пахать, собирать хлеб, косить сено, и он должен быть всегда вооружен, потому что не только должен оберегать себя от хищников во время сельских работ, но и скакать на место тревоги, которые в то время бывали зачастую.

В таком же положении была и станица Червленная, куда я прибыл в апреле и должен был с другими чинами Главного и Чеченского походных штабов прожить около месяца, пока начались военные действия. Это происходило не столько от бушевания Терека, вода в котором была действительно велика, сколько от неимения сухарного продовольствия. Правда, к этому примешивалась и нерешительность корпусного командира. А потому, прежде чем приступать к описанию военных действий, опишу червленских и вообще гребенских казаков, замечательных во многих отношениях.

Гребенские казаки ведут свой род от той вольницы (а может быть, и других вольниц, ранее того появившихся на Волге), которая под начальством Заруцкого, во времена самозванцев, скиталась по разным местам и, будучи окончательно разбита под Астраханью, нашла спасение за Тереком в горах, и куда впоследствии уходили все недовольные и преследуемые нашим правительством старообрядцы.

По преданиям, сохранившимся между гребенскими казаками, они жили по горам в окрестностях нынешней деревни Андреевой, а равно по Качалыковскому хребту; гребенскими же казаками называются потому, что жили «по гребням гор».

Во время похода Петра Великого за Тереком^[137] гребенцы, вместе с другими войсками, участвовали в военных действиях в нынешнем Прикаспийском крае и вместе с астраханскими казаками охраняли укрепления, построенные нами за Тереком и на Сулаке. Известно также, что значительное число гребенских казаков отправилось с князем Бековичем‑ Черкасским в Хиву, откуда и не вернулись, как погибшие там.

До 1740 года сведения о гребенских казаках весьма неточны и основаны более на изустных преданиях, только с этого времени они делаются постоянными жителями меж мест, где и в настоящее время находятся их богатые станицы.

По заключении в том же году мира с персидским шахом Надиром, по которому все наши укрепления, бывшие за Тереком, были брошены, и с заложением Кизляра, когда астраханские казаки были поселены, кроме этой крепости в станциях Каргалинской, Дубовской и Бороздинской, гребенские казаки заняли выше по Тереку пять укрепленных городков: Червленской, Щедринской, Курдюковской, Старо‑ Гладковской и Ново‑ Гладковской.

Несмотря на давность своего поселения на Тереке, несмотря на то, что между их станицами находились помещичьи поселения (Хастатова и Калустова) и станицы, составленные из грузин, отставных солдат и переселенцев из внутренних губерний, как Шелкозаводская и Николаевская, гребенцы резко сохранили свои нравы, обычаи и образ жизни и резко отличаются от прочих казаков, заселяющих Кавказскую линию.

Причиною этому было, с одной стороны, близкое соседство их с кумыками и чеченцами в то время, когда они жили за Тереком, а с другой стороны, – их строго соблюдаемая старообрядческая вера.

Живя между кумыками и чеченцами, они большею частью находились во враждебных отношениях с ними. Друг на друга делали набеги, отбивали скот и лошадей, захватывали пленниц, которых и делали своими женами или наложницами.

Поэтому неудивительно, что гребенцы многое переняли от своих враждебных соседей не только в одежде, образе жизни и обычаях, но и в поступи, походке, посадке на коне; даже в облике лица есть немало азиатского. До сих пор^[138] между гребенцами сравнительно более говорящих по‑ кумыкски и чеченски, нежели в других казачьих полках.

Одна вера осталась ненарушимою и неизменною, как в то время, когда гребенцы жили за Тереком, так и по переходе их на левый берег этой реки. Как тогда, так и теперь, они остаются в самом строгом и закоснелом старообрядчестве, несмотря на то, что не раз претерпевали жестокие преследования, в особенности до сороковых годов настоящего столетия.

Гребенцы не могли иметь своих раскольничьих попов, строить молельни и открыто в них молиться, так что станицы Червленная, Щедринская, Курдюковская и Старо‑ Гладковская резко отличались от прочих казачьих станиц тем, что на площадях не возвышалось Божьих храмов, а только где‑ нибудь в углу станицы, над домом такой же наружности, как и все прочие дома, возвышался крест. Это‑ то и была молельня гребенцов, где старый уставщик или расстрига‑ поп исполнял их требы. Независимо от этого было несколько скитов между садами, в которых укрывались старики и старухи, куда тоже собирались для моления и которые тщательно охранялись казаками.

Теперь нет стеснения в отправлении обрядов веры, и даже храмы воздвигаются на площадях, а это тем более необходимо, что и в старых гребенских станицах сделаны приселения из внутренних губерний, не принадлежащих к расколу. Однако гребенец‑ старообрядец по‑ прежнему таких храмов не посещает, а держится тайного богослужения.

Гребенские казаки хотя не соблюдают внешней чистоты, потому что улицы и площади их так же грязны, как и в прочих станицах, дворы содержатся неопрятно, а дома по наружному виду некрасивы; но зато в избах чисто и опрятно. Полы, столы и скамьи «банятся», то есть моются, если не ежедневно, то непременно по субботам и перед каждым праздником. Если не все стены, то тот угол, где стоят образа и лежат старообрядческие книги, обклеены разноцветными бумажками. На нарах, в другой комнате, лежит в порядке несколько перин, подушек, одеял, полостей и даже ковров; тут же лежит седло и сбруя и развешано оружие, если казак не на службе, что весьма редко случалось.

В избе воздух чистый и никогда не бывает накурено, потому что гребенец, как старообрядец, не терпит табаку. Не раз приходилось слышать брань и ругательство казачек со своими постояльцами за курение табаку в их избах.

Но зато гребенец, несмотря, что старообрядец, любит свое родимое кисленькое, но крепкое винцо, чихирем называемое. В урожайный год винограда «чупрака», особый деревянный сосуд с узким горлышком, в котором обыкновенно подается чихирь, не сходит со стола в свободное от службы время.

Любили также «чихирнуть» и казачки в отсутствие своих мужей, что в описываемое время бывало очень часто. Они любили также побаить и посплетничать как между собою, так и со своими «побочинами», или любовниками, а потому не отказывались от пирушки или сходки.

От таких пирушек или сходок не отказывались и девушки; но только они не чихиряли, а ели пряники и другие сласти, щелкали орехи и грызли с особенной быстротой и искусством, но только не с грацией, семечки подсолнечников, арбузов и дынь. Истребление семечек в огромном количестве составляло их любимое и никогда не прекращавшееся занятие.

Так проводили гребенские казачки осенние и зимние вечера. Весною же и летом во время тяжелых работ в садах, не существовало других удовольствий, как праздничных вечерних хороводов, которые существовали у гребенцев и в то время, когда жили за Тереком; а это доказывает, что кроме веры у них сохранились и некоторые русские обычаи.

Для хороводов обыкновенно избирались ближайшие к станице лужайки, на которые собиралось молодое и старое обоего пола население, разряженное в лучшие и красивые наряды. Особенно привлекательно было смотреть на девушек и молодых замужних казачек. Сколько было разноцветных из разных материй, в том числе и атласных, обшитых галунами, бешметов. Сколько было грудей, обвешенных в несколько рядов разноцветными бусами и ожерельями из золотых и серебряных монет.

Не было недостатка и в красавицах, как, например, дочь Арнаутова, станичного начальника Червленной; Фролова, сестра полкового адъютанта; Федюшкина, жена урядника.

Не было недостатка и в красивых малолетках, наряженных в тонкие разноцветные черкески, ноговицы и чевяки и затянутых ремнями, на которых висели в богатой оправе кинжалы.

Были тут же и стоящие поодаль от хоровода с длинными седыми бородами старики и покрытые платками старухи, по обыкновению составлявшие отдельную группу от своих мужей‑ стариков.

Не видно было только казаков между двадцати‑ и сорокалетним возрастом, потому что такие казаки находились на действительной службе. Они или занимали посты на Тереке, или находились в станичных резервах на случаи тревоги, или были откомандированы в разные отряды.

Но жены не слишком печалились отсутствием своих мужей, потому что мало‑ мальски смазливая казачка имела побочина, которого в особенности легко было приобрести жительнице станицы Червленной, где каждый из молодых аристократов‑ богачей, приезжавших из Петербурга в экспедиции, считал своею обязанностью побывать в Червленной и поволочиться за казачками.

Гребенской казак не укорял жену за побочина, если он было до того тароват, что на долю мужа перепадала щербатая копейка, а тем более, если на его приношения заводился новый конь или шилась красивая черкеска. Напротив, скорее сыпались упреки на жену, если она не имела такого тароватого побочина: значит, она некрасива или неловка, что не умела захватить в свои руки такого человека, которым воспользовалась ее соседка. Случалось, что побочины были и у девиц, и родители не только смотрели сквозь пальцы, но и нимало не беспокоились этим; был бы до того человек достаточный, чтобы можно было извлечь для дочки и для себя хорошую поживу.

Но если гребенские казачки увлекались любовными интрижками, а казаки до некоторой степени терпели этот грех, то нельзя сказать, чтобы они были порочны в других отношениях. Так, например, кража и воровство не существовали между гребенцами. Хотя они молодецки чихиряли в своих избах, но никогда не случалось видеть валяющихся от опьянения казаков по улицам, а тем более буйствующих и дерущихся между собою.

О лихом наездничестве, молодечестве и храбрости гребенских казаков нечего и говорить; это они доказали бесчисленными примерами. Сколько было случаев, где десятки защищались против сотен неприятеля.

Гребенцы статны, ловки, красивы лицом. Их окладистые бороды и наряд придают им много красоты и стройности. То же самое можно сказать и о червленских казачках, молва о красоте которых хотя преувеличена, но все‑ таки они грациозны, ловки и кокетливы как от природы, так и по опытности, приобретенной от частых любовных интриг. Как не увлечься гребенской казачкой, хотя она была бы и некрасива, когда она, стоя на стремени своего мужа или брата и обхватив его одной рукой и держа в другой стакан или чупурку, наполненную чихирем, мчится во весь карьер и пьет сама и поит вином того, с кем скачет. Как не восхищаться высокой девушкой, стройно затянутой в бешмет, водящей хоровод или грациозно танцующей русскую или лезгинку.

Останавливая на этом мой обзор гребенских казаков и казачек с нравственной, наружной и увеселительной стороны, перехожу к их трудовой жизни и средствам их существования.

Земля, на которой поселены гребенцы, за исключением леса и камыша, растущих широкой полосой по берегу Терека, преимущественно песчана, а в некоторых местах до того сыпуча, что образует подвижные бугры, пересыпающиеся с одного места на другое во время часто и сильно дующих ветров. Само собой разумеется, что на такой почве земледелие не могло процветать, а тем более при лени и отвращении самих казаков от сельских занятий.

К тому же в период моего первого знакомства с гребенскими казаками присоединялись к этому опасность от неприятеля и неимение рабочих рук. Неприятель не дозволял свободно заниматься сельскими работами; он же отнимал рабочие средства у казаков, потому что молодое и сильное население находилось на службе.

Тот же неприятель не дозволял развиваться птицеводству и скотоводству, несмотря на обширность и приволье пастбищных мест. В то время зажиточные казаки не могли содержать более пары волов и лошади, потому что выгонять на пастьбу нельзя было, а заготовлять сено не имелось возможности. По этой причине в то время потеря лошади или вола считалась разорением для казака.

С умиротворением восточного Кавказа скотоводство начало быстро развиваться в Гребенском полку, и не только на станичных выгонах, но и в степи начали разгуливать огромные стада овец, рогатого скота и косяки лошадей. Правда, кочующие по Куме ногайцы и туркмены немало препятствовали свободному скотоводству и против них необходимо было принимать меры предосторожности. Эти кочующие инородцы в отношении конокрадства и воровства нисколько не уступают хищническим наклонностям горцев.

Что же касается земледелия, то поля, засеваемые пшеницей, просом и кукурузой, окружают только станицы Николаевскую и Шелкозаводскую; видно также хлебопашество, где живут новые поселенцы. Гребенцы же старообрядцы остаются по‑ прежнему равнодушны к хлебопашеству, по бесплодию той земли, на которой они поселены. Но мне кажется, что гребенцы не занимались бы охотно земледелием и в том случае, если бы их земля была и более производительною. Впрочем, встречающиеся зачастую бахчи или баштаны, на которых растет, кроме арбузов, дынь, тыкв, подсолнечников, капуста, бураки, картофель, бобы и другие огородные овощи, свидетельствуют, что и гребенцы‑ старообрядцы умеют обращаться с сохой.

Да и к чему гребенцам проливать пот, мозолить руки и мучить скотину над сохой, когда они получили в наследство от своих отцов и дедов более приятный и менее тяжелый труд – это их сады, раскинутые по берегу Терека и состоящие кроме разных фруктовых деревьев из виноградников.

На этих садах сосредотачивается вся забота и любовь казаков; для них забываются все другие сельские занятия. Да и как не любить казакам эти сады, которые их не только поят родным «чихирем», но и обогащают, тогда как обрабатывание садов не стоит им труда, потому что этим занимаются с любовью их жены и дочери, чтобы покушать сладенького винограда, а подчас, пожалуй, и чихирнуть.

Обработка садов – нелегкое дело. С раннею весною наполняются сады казачками и малолетками и не покидаются ими до глубокой осени. На казачках и малолетках лежит расчистка виноградных лоз от земли, постановка «таркал»^[139], расчистка оросительных каналов, поливка и очистка лоз от сорных трав, собирание винограда, относ его в дома, давление и приготовление из него вина и наконец обрезывание и закапывание винограда в землю. Сами же хозяева‑ казаки обязаны нарубить в кордонном лесу и привезти оттуда таркал для садов и хворосту для огорожи, а также вырыть новую оросительную канаву.

Такие работы вообще нелегки, а до покорения восточного Кавказа они тем более должны были считаться тяжелыми, потому что не производились свободно и произвольно по причине опасности от хищников, укрывающихся как в растущем по Тереку лесу, так и в самых садах.

 

Линейные казаки. Рис. Т. Горшельта.

 

В сороковых годах гребенские казачки выходили из станиц в сады не иначе, как одновременно с мужчинами и после тщательного осмотра, не скрываются ли где хищники, возвращались же в станицы перед закатом солнца; а в туманные дни и вовсе не посещали своих садов. Однако, несмотря и на такие предосторожности, бывали случаи похищения запоздалых или отделившихся от толпы казачек.

Виноградные лозы взращивались в Гребенском полку без всякой системы. Ни казаку, ни казачке не приходило на мысль сортировать виноград по тонкости его кожи, сладости и вкусу сока, а тем более рассаживать его по лозам происхождения, как то делалось, например, в кизлярских садах, где умели различать рейнские от бордоских или бургонских лоз. Гребенцы же не имели никакого понятия о таком подразделении, а вели свое садоводство на том же основании, как управлялись с ним их отцы и деды.

Гребенские казаки добивались одного, чтобы их виноградные сады давали поболее любимого ими чихиря, хотя подчас весьма кислого и не всегда приятного на вкус. Только гребенские казачки ухаживали с особенным тщанием за сладким и тонкокожим виноградом, которым они сами лакомились и угощали своих побочинов и соседок. Гребенские казаки и казачки не менее своих садов, поящих их чихирем, любят Терек, кормящий их «лопушинкой». Так называют они сомину, ловимую ими в огромном количестве, которой они с наслаждением питаются в разных видах, в продолжение нескольких месяцев, употребляя ее свежею, соленою, вяленою и копченою.

Тихо и медленно катит Терек свои воды с октября по апрель, но зато быстр и бешен бывает он весной и летом. С верхних его частей несутся огромные камни и деревья, в низовьях производит он прорвы и наводнения. В этом отношении Терек в особенности опасен ниже впадения в него Сунжи. С левой стороны разрушая дамбы и плотины, стоящие большого труда и денег, и прокладывая новые пути, он затопляет сады и жилища кизлярцев, с правой же стороны, разливаясь на несколько верст по Кумыкской плоскости, прекращает сообщение по ней.

В такой период своего разлития и разрушения Терек, как и все другие реки, впадающие в моря, начинает наполняться разной рыбой. Одна ищет свободнее подышать в теплой и пресной воде; другая же не только подышать, но и бросить икру.

С этого времени начинается лов красной рыбы и даже осетров, который и продолжается во все лето. В этот же период ловится в огромном количестве шамая, в особенности столь вкусная и прославленная кизлярская шамая.

Но гребенцев не интересует этот летний лов рыбы. Осетров и другой красной рыбы доходит до пределов их полка немного, а потому если красная рыба и ловится ими, то для начальства или на продажу, а не для собственного их употребления. Вкусная же и жирная шамая ограничивается пределами Кизлярского полка.

Для гребенских же казаков важен лов сомов, как главный продукт их кормления, которым и заключу мой рассказ о них.

Лов сомов совершается один раз с наступлением морозов, когда Терек начинает замерзать, что и бывает большей частью в декабре. В это время года сомы становятся особенно жирными, а это ожирение происходит оттого, что сомы, как бесчешуйная рыба, более подверженная ощущению холода, за некоторое время до наступления зимы, углубившись в иловатые берега или скрывшись в ямах, остаются там в бездействии и усыплении. Притом в это время года ожиревшие и полусонные сомы с меньшею опасностью убиваются. Ловить же эту хищную рыбу летом, во время хода ее из Каспия в Терек, воспрещается между прочим и во избежание ропота отдаленных от моря станиц, предоставляя свободу самим сомам отыскивать зимовые квартиры и отдавать себя на жертву как низовым, так и верховым станицам, не по велению людскому, по собственному произволу.

Не касаясь описания способа лова сомов, я здесь скажу только, что, одновременно с багрением этой в изобилии ловимой рыбы взрослыми казаками, все женское население, а равно старики и малолетки, разложив на берегу огромные костры и греясь около них, ожидают добычи, извлекаемой из холодных вод Терека.

По окончании лова, продолжающегося по обыкновению не более суток, тут же на берегу, где складываются в кучи мертвые сомы, часто замечательной величины, производится дележ. И к чести казаков нужно сказать, что на долю бедных и сирот отделяется сравнительно большая часть лопушины.

Такой дележ вокруг пылающих костров, сопровождаемый плясками, песнями и чихиряньем в продолжении холодной, ясной ночи, бывает весьма оживлен и картинен. Но в сороковых и даже пятидесятых годах случалось, что сигнальный выстрел или колокольный звон нарушал этот веселый разгул, и тогда берег Терека мгновенно пустел. Казачки с детьми и стариками спешили укрыться в станице; казаки же бежали и скакали на место тревоги.

На другой день наловленная и разделенная рыба развозится по домам, где для казачек наступает живая деятельность в стряпне, солении и копчении любимой ими лопушины.

И в такое время станичный воздух, и без того не всегда чистый и здоровый, становится удушливым, как пропитанный зловонным соминым жиром. Таким запахом заражаются не только улицы и избы, но пропитывается платье, а с пищею всасывается в кровь казаков и казачек. И признаюсь, что в период питания соминой самые смазливые казачки отталкивают от себя и теряют свою привлекательность.

 

 

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: