Эпилог экспедиции 4 страница

14 сентября отряд двинулся от переправы к селению Инчхе и расположился на том же самом месте, где был наш первый лагерь 21 и 22 мая. Как тогда, так и теперь, погода была дождливая и сырая. Настроение в отряде невеселое. Предполагавшееся движение к Чиркею для разгрома его было сопряжено с немалыми затруднениями, при тогдашнем состоянии отряда; в случае сопротивления потребовались бы новые жертвы; экспедиция могла затянуться надолго.

Но вот по всему отряду пронеслась весть о приезде фельдъегеря из Петербурга. Один слух о привезенных им наградах произвел магическое действие. На другой же день, 15‑ го числа, прибыли в лагерь захваченные чиркеевцами солдаты и офицеры и доставлено на волах наше орудие. Чиркеевские старшины на коленях умоляли генерала Граббе пощадить их селение. В то же время прибыла депутация от гумбетовцев с изъявлением покорности, в залог которой выданы были аманаты. Также получены благоприятные донесения от Ахмет‑ хана, которому, по взятии Ахульго, поручено было двинуться с его милицией вверх по долине Андийского Койсу; андийцы, карата и некоторые другие верхние лезгинские общества изъявили покорность. Все это, вместе взятое, давало благовидный оборот делам, и генерал Граббе воспользовался случаем, чтобы выйти из затруднительного положения. Сделав строгое внушение чиркеевским старшинам, он объявил им, что отныне в Чиркее будет иметь постоянное местопребывание русский пристав, что селение это, так же как и все салатавские аулы, должно беспрекословно подчиниться всем постановленным русским начальством общим условиям покорности туземного населения. Старшины на все изъявили полную готовность и получили прощение.

Большую радость произвело во всем отряде известие, что движение к Чиркею отменено и что экспедиция окончена. Графский полк получил приказание следовать прямо в свои места расположения в Южном Дагестане, а прочие войска отряда 18 сентября двинулись к крепости Внезапной по кратчайшей, весьма грязной дороге. По прибытии туда, я расставил войска на прежнем лагерном месте и затем отправился в свою квартиру в крепости. С удовольствием почувствовал я себя опять под крышей, тем более, что погода была сырая, а мне снова нездоровилось в последнее время. Я был очень обрадован, узнав, что генерал Граббе имел в виду дать мне поручение в Тифлисе, с дозволением возвратиться оттуда в Ставрополь кружным путем через Дагестан. Путешествие это улыбалось мне, и одна мысль о нем поддержала мою бодрость. Все товарищи мои, конечно, спешили разъехаться по домам; но всех нетерпеливее был сам генерал Граббе: он уехал из Внезапной уже 19‑ го числа, предоставив генералу Галафееву все распоряжения по роспуску отряда.

Перед самым выездом командующего войсками из Внезапной все мы, штабные, явились к нему откланяться; а я сверх того – чтобы поблагодарить за доставление мне случая увидеть Закавказье. Потом мы простились с генералами Галафеевым и Пулло. На веселом товарищеском обеде у Вольфа мы спрыснули его полковничьи эполеты.

На другой день, 20 сентября, покинул я Внезапную в довольно многочисленном обществе, под прикрытием роты Куринского полка, следовавшей в свою штабную квартиру – крепость Грозную. Продолжительные сборы этой роты задержали нас до полудня, однако ж мы успели добраться еще засветло до Таш‑ Кичу. 21‑ го числа доехал я с теми же спутниками до Амир‑ Аджиюрта, где расстался с ними, и после короткого привала, продолжал путь до Умаханюрта, с тою же куринскою ротою и с ехавшим также в Грозную адъютантом генерала Клюки фон Клугенау Шуляковским; с ним еще ехал какой‑ то юнкер. Несмотря на дождь, спутники мои вздумали позабавиться охотой; благодаря тому, мы сбились с дороги и потом должны были нагонять роту напрямки.

Умаханюрт – небольшое укрепление, построенное только за год перед тем, с паромною переправою на Сунже. Переночевав тут в отведенном нам помещении на гауптвахте (за неимением другого), мы продолжали свой путь на другой день (22 числа) до крепости Грозной, по левому нагорному берегу Сунжи, то лесом, то открытыми местами. Еще недавно здесь сообщение было возможно не иначе, как под прикрытием целого батальона с орудиями. Теперь мы без опасения опередили роту в сопровождении только двух донских казаков.

Около 2‑ х часов пополудни въехали мы в Грозную. Спутник мой Шуляковский предложил мне остановиться у него до следующего утра и уговорил представиться генеральше Клюки, которая пригласила нас на обед. Комендант Грозной предложил мне пройтись с ним по крепости и по форштадту. Грозная показалась мне вовсе не соответствовавшею своему наименованию: обнесенная старым земляным валом, с примыкающим, почти открытым форштадтом, крепость была совершенно запущена; широкие улицы и площади, то пыльные, то страшно грязные, были пусты и безжизненны; а между тем это был в то время главный наш передовой пункт за Тереком, в самом близком соседстве с непокорною и враждебною Чечнею. Нередко случались «шалости» чеченцев у самых ворот Грозной.

23‑ го числа предстоял мне большой переход в 84 версты до укрепления Назрана. Из Грозной дали мне хорошую лошадь с иноходью, человек 40 конвоя из туземцев, при двух офицерах также из туземцев (Элиас Иналов и Матуков). Офицеры эти должны были провожать меня на всем переходе до Назрана; конвой же сменялся в нескольких пунктах: в Большой Куларе, в Казак‑ Кичу и Кореюрте. Все это большие аулы на Сунже, частью чеченские, частью карабулакские. При каждой смене приходилось долго ждать нового конвоя из обывателей названных селений, несмотря на все понуждания и брань со стороны моих провожатых. Чем далее я подвигался, тем число моих охранников становилось меньше. Первую часть пути ехал я все по левому берегу Сунжи; погода была ясная и во все время видел я слева цепь снеговых гор, высившихся над ближними Черными (т. е. лесистыми). Далее Казак‑ Кичу Сунжа – уже незначительная речка; несколько раз я переезжал ее вброд, а потом и совсем оставил ее вправо, следуя напрямик к Назрану. При последней смене конвоя в Кореюрте меня уверили, что оставалось до Назрана всего верст 8 и потому я рассчитывал доехать туда засветло. Сжалившись над лошадьми провожавших меня двух офицеров, я отпустил их назад в Грозную и продолжал путь только с четырьмя карабулаками. Ехали мы полною рысью довольно долго, а Назрана все не видели. Солнце уже село, наступила полная темнота, я начинал уже беспокоиться, не сбились ли мы с дороги. Объясниться с моими спутниками было невозможно, по незнанию ими русского языка. Оказалось, что вместо 8 верст, нам пришлось проехать по крайней мере втрое более. Добравшись до Назрана уже в совершенную темноту, едва я мог добиться, чтоб открыли ворота крепостные, затворяемые с пробитием вечерней зори.

Назран – небольшое укрепление, построенное в давние времена, еще при Ермолове, для охранения Военно‑ Грузинской дороги^[129] с восточной стороны. С большим удовольствием узнал я от коменданта, что далее, до Владикавказа, могу проехать уже на колесах. Последний переезд верхом был довольно утомителен, особенно же сильно растрясло моего бедного денщика Попова. Переночевав в Назране у тамошнего «пристава» (из азиатцев), я на другой день (24 сентября) быстро уехал в русской телеге тройкой до Владикавказа (около 30 верст). Конвоировали меня только два казака, сменявшихся на промежуточных постах. С приближением к Владикавказу, когда утренний туман поднялся, как занавес на сцене, передо мною, в самой близи, открылась величественная цепь снеговых гор и ясно обозначилось ущелье верхнего Терека – знаменитые «Кавказские ворота» древности. Доехал я до Владикавказа в то время, когда народ выходил от обедни: день был воскресный. В то время Владикавказ был только крепостью и не очень обширного размера; к крепости примыкали форштадт или солдатская слобода и осетинский аул. Остановился я в гостинице, более похожей на постоялый двор. Здесь нашел я Перовского и вместе с ним пошел познакомиться с полковником Нестеровым, начальником Осетинского округа. У него же познакомился с бароном Торнау Федором Федоровичем, старым офицером Генерального штаба, долго пробывшим в плену у закубанских черкесов. С любопытством слушали мы его занимательные рассказы об этом эпизоде его жизни.

25 сентября выехал я из Владикавказа вместе с Перовским на двух тройках. Тогда не было еще почтовой гоньбы от Екатеринограда до Коби; надобно было нанимать лошадей у местных жителей – казаков или отставных солдат. Проезжих на означенном протяжении дороги конвоировали казаки Малороссийского полка, сформированного в недавнее время из бывших малороссийских казаков, собственно для содержания кордона по Военно‑ Грузинской дороге. Штаб‑ квартира полка находилась в Ардонской станице. Полк имел особую форму обмундирования, покроем сходную с донскими казаками, но черного цвета вместо синего.

Военно‑ Грузинская дорога, Дарьяльское ущелье, Казбек, множество разбросанных по горам развалин старых башен – все это произвело на меня сильное впечатление. Приехав в Коби уже по захождении солнца, мы тут переночевали в гостинице, а на другой день, 26 сентября, перевалили через Крестовую гору и, восхищенные новыми видами южной природы, въехали под вечер в Тифлис.

М. Я. Ольшевский ^[130]