 |
3. Путь туда и обратно
|
|
|
|
Перевозчик Харон любил свою работу, но его огорчало то, что пассажиры у него были всегда в одну сторону и обратно приходилось возвращаться порожняком. Кто из перевозчиков любит возвращаться порожняком? Некоторые вообще скорее откажутся везти, чем согласятся делать обратную ходку без пассажира.
Но Харон был добросовестным перевозчиком, и за всю свою многовековую практику он ни разу не отказался перевезти пассажира с одного берега Стикса на другой. Хотя всякий раз ворчал, что неплохо бы брать плату в оба конца, потому что обратный путь ему никто не оплатит. Путь туда в Древней Греции, как известно, оплачивали: когда человек умирал, ему клали в рот монету, чтобы он уплатил Харону за перевоз.
Стикс, в общем, река как река, за исключением того, что это река смерти. И если по одну сторону Стикса живут люди пока еще живые, то по другую сторону живут люди уже мертвые. Впрочем, как живут? Как обычно живут мертвые – то есть совсем не живут. И вот для того чтобы человек, живущий на этой стороне, мог не жить на той стороне, его нужно перевезти через реку Стикс. Этого требует древнегреческий миф, и старый Харон должен выполнять это требование, потому что он сам из этого мифа. Он живет в этом мифе; впрочем, как живет? Так, как живут те, кто давным‑ давно умер, а то и вовсе не жил: исключительно в памяти потомства.
И все же старый Харон любит свой миф и свою реку Стикс, а также свою профессию перевозчика, несмотря на то что у него никогда не бывает обратных пассажиров и всякий раз приходится возвращаться порожняком. Утешает, однако, то, что по крайней мере туда он не переправляется порожняком: на этой стороне, где живут, пассажиров всегда хватает, не то что на той, где вообще никто не живет.
|
|
|
Однажды, взяв пассажира на этой стороне, а именно в Карельской республиканской больнице, перевозчик Харон, поворчав для порядка, что назад придется возвращаться порожняком, потихоньку отчалил от берега и доплыл уже до середины реки, когда вдруг увидел еще одну лодку. В лодке был только один человек, и Харон, естественно, посчитал его перевозчиком и возблагодарил Гермеса, покровителя перевозчиков, что он прислал ему помощника в этом нелегком деле. Вдвоем работа пойдет веселей, насколько может быть веселей, когда возишь людей от жизни к смерти.
– Ты кого отвозил? – спросил Харон, заводя разговор, который любят заводить между собой перевозчики, даже если они видят друг друга впервые. Профессия нас объединяет, а если нас что‑ то объединяет, то почему бы не завести разговор?
Человек в другой лодке улыбнулся, отчего по Стиксу пошли круги: на этой реке еще никто никогда не улыбался.
– Я никого не отвозил, – сказал Анатолий Петрович Зильбер.
Представьте себе, это был он: профессор, уважаемый человек, сидел себе в лодочке, вместо того чтоб заниматься наукой.
– То есть как – не отвозил? – удивился Харон. – А зачем же ты тогда здесь?
– Я хочу взять вашего пассажира, Харон Эребович. – Как истинный интеллигент, профессор Зильбер, во‑ первых, обратился к собеседнику на «вы», а во‑ вторых, назвал его по имени‑ отчеству (как истинный эрудит, он знал отчества не только своих коллег и друзей, но даже совершенно посторонних мифологических персонажей).
Услышав свое отчество, которого он прежде никогда не слыхал, Харон растрогался. Он вспомнил об отце своем Эребе, и о матери своей Никте, и о дедушке Хаосе, и о дяде Тартаре, и о тете Гее, а также о братьях Гипносе, Эфире и Танатосе и о сестрицах Гемере и Мегере…
Воспоминания о родственниках не отвлекли, однако, перевозчика от его основного дела, и, сообразив, что у него хотят отобрать пассажира, он закрыл один глаз, чтобы собеседнику стало ясно, что он подмигивает:
|
|
|
– Ничего, своего пассажира я сам довезу.
– Я в этом не сомневаюсь, Харон Эребович. – Профессор опять улыбнулся, да так, что на Стиксе поднялись волны. – Но дело в том, что я отвезу его на противоположную сторону.
– Это, что ли, обратно? Да ты что! Такое на нашей речке не водится.
– Харон Эребович, – сказал Анатолий Петрович Зильбер, – знаете ли вы, что такое клиническая смерть?
– Какая смерть?
– Клиническая.
Харон пожал плечами:
– Всякие смерти знаю: и от ножа, и от огня, и от воды… А этой… клинической… этой я не знаю…
Он хотел плыть дальше, но Зильбер зацепил его лодку багром…
На реке начинался шторм: Зильбер улыбался.
– А кто разрешил? Плутон разрешил? – уцепился Харон за авторитет, потому что больше ему не за что было уцепиться.
– Клиническая смерть входит в компетенцию не Плутона Кроновича, а Эскулапа Аполлоновича…
– И он, этот Аполлонович, сказал, что нужно везти обратно?
– Нужно, Харон Эребович. И как можно скорей.
Волны стихли, перестали идти по реке круги, и Харон понял, что собеседник не шутит.
– А можно, я сам его назад отвезу? У меня еще никогда не было обратного пассажира… Все порожняком да порожняком…
– Ладно, – кивнул Зильбер. – Только я поплыву вперед: буду показывать дорогу.
– Это мне‑ то показывать дорогу? Да я этих пассажиров знаешь сколько перевозил?
– Много. Но вы их возили туда , а теперь их нужно везти обратно. А между жизнью и смертью туда и обратно дороги разные…
Разные дороги… В этом‑ то вся беда. В этом‑ то вся трудность работы реаниматолога, перевозчика на реке смерти – не в ту, что Харон, а в обратную сторону…
|
|
|
