 |
6. Оживление живых. 7. Родство противоположностей
|
|
|
|
6. Оживление живых
Если исходить из формальной логики, ожить может только мертвый, а умереть – только живой. Таким образом, у мертвых более отрадные перспективы. Но перспективы мертвых в большинстве своем так и остаются перспективами, и никакая формальная логика им не помогает. Поэтому нужно думать не столько о мертвых, сколько о живых.
Что делает живого человека мертвым? Убийство, болезнь, прожитые годы – и это все?
Вот какое дается определение здоровья в преамбуле к Уставу Всемирной организации здравоохранения: «Здоровье – это состояние полного физического, психического и социальною благополучия, а не только отсутствие болезней или физических дефектов».
По этому поводу А. П. Зильбер замечает:
– Каждый, кто считает себя здоровым в соответствии с этой международной формулировкой, пусть бросит в меня камень… Что‑ то я не вижу града камней.
Физическое благополучие – понятно. Социальное благополучие – понятно. Но как достичь психического благополучия? Как сделать, чтобы человек не выходил из предписанного ему равновесия из‑ за всяческих мелких неурядиц, которыми полна жизнь?
Того, кто отнимает у человека жизнь целиком, называют убийцей. А того, кто отнимает ее по частям? Сколько их, отнимающих у человека жизнь по частям, – в бюрократических учреждениях, в сфере обслуживания, просто на улице и даже в собственной семье! Сколько их, не числящихся в убийцах, отнимают жизнь у незнакомых, малознакомых, у близких, друзей и родных! Как же достичь предписанного Всемирным Уставом психического благополучия?
Абсолютного средства нет. Даже при самых идеальных объективных условиях человек будет относиться к ним субъективно. И будет возмущаться справедливостью, субъективно воспринимая ее как несправедливость, и будет мучиться из‑ за мелочей, субъективно не считая их мелочами, – и, словом, будет нарушать свое психическое благополучие и тем самым укорачивать себе жизнь.
|
|
|
Что же может спасти человека от самого себя?
В значительной степени – юмор.
– Жаловаться на неприятности – удваивать зло; смеяться над ними – его уничтожать, – говорит Конфуций.
– Когда человек улыбается, а еще больше – когда смеется, он словно продлевает свою жизнь, – говорит Лоуренс Стерн.
А Михаил Георгиевич Фулиди высказывается о юморе более обстоятельно:
– Мы все на работе настолько заряжены, что нам необходима разрядка. И здесь нас выручает юмор: на другую разрядку просто нет времени. Кстати, юмор – надежный метод интенсивной терапии. Самой ценной чертой этого метода, по сравнению с другими, является отсутствие противопоказаний к применению.
Высказывания Конфуция, Стерна и своих непосредственных сотрудников обобщает и одновременно конкретизирует А. П. Зильбер:
– Юмор – великий лекарь, и он нам нужен для продления не только наших собственных жизней, но и для продления жизней наших больных.
Очень важно, что этот лекарь работает в отделении анестезиологии и реаниматологии Карельской республиканской больницы.
Мы с ним встретились на шуточной сессии КАРОАР, посвященной 129‑ летию первого наркоза. Он, великий лекарь, с помощью своего ассистента А. П. Зильбера делал доклад на тему «Первые туристы‑ реаниматологи» (ибо сессия проходила под знаком содружества реаниматологии и туризма, являющегося одним из видов реаниматологии).
Великий лекарь Смех принимал участие в каждом пункте программы юбилейной сессии, он руководил и табором знаменитых капитанов‑ анестезиологов, и ансамблем «Фторотон» (всего одна буква изменена в названии наркотизирующего средства «фторотан»), и турниром поэтов.
|
|
|
В этом коллективе нашли свое подтверждение слова Толстого: ничто так не сближает людей, как смех. К этому можно добавить: и ничто так не оживляет людей.
Потому что, вопреки формальной логике, оживлять нужно не только мертвых, оживлять нужно прежде всего живых. Чтобы они почувствовали жизнь, чтобы они по‑ настоящему прониклись жизнью, которую они имеют свойство не замечать до тех пор, пока не приходится с ней расставаться, – их нужно оживлять высокими идеями, благородными чувствами и мечтами, а также юмором, который по своей природе несет в себе жизнь. И продлевает жизнь, в отличие от очень многих вещей, которые, к сожалению, ее укорачивают.
7. Родство противоположностей
У бога вечного мрака Эреба и богини ночи Никты было два сына‑ близнеца: Танатос и Гипнос. Хорошие были мальчики, внешне очень похожие друг на друга, только характерами разные: Танатос пошел в отца, а Гипнос – в мать.
– Если уж мрак, то навечно, – говорил Танатос, погружая людей в вечный мрак.
– Ну зачем же навечно? – возражал ему Гипнос, следуя непостоянству матери – Ночи. – Пусть на ночь они погружаются во мрак, а утром опять возвращаются к свету.
– К свету? – подозрительно косился на сына старый Эреб, всю свою вечную жизнь ревновавший жену к богу света. И, видимо, не без повода: дочка‑ то у него, у Эреба, – Гемера, богиня дня. А откуда у бога вечного мрака появиться дочке – богине дня?
Хотя, конечно, дети любят все делать наоборот: ты им – мрак, они тебе – свет. Ты им – свет, они тебе – мрак. И никогда не знаешь, что из них вырастет. Вот хотя бы близнецы эти, Танатос и Гипнос: выросли, и один стал богом смерти, а другой – богом сна, то есть, можно сказать, богом жизни, потому что сон для жизни необходим.
В те давние (как, впрочем, и в самые недавние) времена анестезиологии еще не было как науки. Конечно, люди спали, но каждый сам по себе, когда ему вздумается. А так, чтобы человека усыпить и, пока он спит, сделать ему какую‑ нибудь целебную операцию, – этого, конечно, не было в те мифические времена.
И тут у Гипноса родился еще один брат – Эфир. (Впоследствии он стал богом самого лучезарного слоя воздуха, что отнюдь не ослабило подозрений его отца относительно бога света. )
|
|
|
Гипнос и Эфир – это уже почти анестезиология. Вдвоем они могли усыпить так, что им позавидовал бы и сам Танатос. Правда, задачи у них были разные: Танатос усыплял для смерти, а Эфир с Гипносом – для жизни. В одной семье – и такие противоположности. Мрак и свет, жизнь и смерть – все в этой семье перепуталось. Может быть, тут свою роль сыграл дедушка, которого звали Хаос.
Впервые анестезиологические способности Эфира обнаружил Теофраст Бомбаст Парацельс, уже не мифический, а реальный человек, имевший дело не с мифическим, а с реальным эфиром. В 1540 году Парацельс обнаружил, что эфир способен не только усыпить человека, но даже усыпить в нем ощущение боли, что очень важно, когда хочешь сделать ему операцию.
Все это Парацельс обнаружил. Но до первой такой операции оставалось еще триста лет. А до настоящего расцвета анестезиологии – целых четыреста, а то и пятьсот.
Древняя фирма Гипнос и Брат занималась только усыплением. Функции современной анестезиологии значительно шире. Еще сравнительно недавно считалось, что анестезиология – это обезболивание; сегодня задачи анестезиологии формулируются иначе. Это, во‑ первых, обеспечение безопасности больного на фоне обезболивания; во‑ вторых, наблюдение за функциями работы сердца, почек, дыхания и других органов; в‑ третьих, интенсивная терапия.
Ни одна серьезная операция немыслима без анестезиолога: он управляет всеми жизненно важными функциями организма. Без него больной – неуправляемый корабль, который в любую минуту может сесть на мель, пойти ко дну, потерпеть самую серьезную аварию. Поэтому современная анестезиология – это не только специалист‑ анестезиолог и наркозная маска, – это сложнейшая аппаратура, которой тоже нужно уметь управлять. Главное преимущество карельских анестезиологов не в том, что у них много аппаратуры, а в том, что она работает (такое далеко не всегда бывает). За этим следит врач, являющийся одновременно главным электронщиком отделения, Борис Емельянович Шунько.
|
|
|
Много ли нужно человеку? Совсем немного, если все его органы в порядке. А если они не справляются или вовсе бездействуют? Если сердце отказывается работать? Сколько нужно громоздкой аппаратуры, чтобы заменить портативные органы человеческие, чтобы простое человеческое дыхание заменить вентиляцией легких…[15]
Мы не дорожим тем, что нам дается даром. А если бы давалось не даром? Если бы надо было дорого уплатить и за естественное дыхание, и за нормальное биение сердца, и за работу почек, печени… Как бы мы тогда ценили эту аппаратуру, подаренную нам природой, аппаратуру, которую никогда не смогут заменить машины, даже самые совершенные…
Объявление из недалекого будущего:
«Граждане! Выпивая очередную бутылку вина, не забывайте откладывать деньги на новую печень! »
Но это тоже не выход из положения. Когда за человека живет машина, это уже не та жизнь.
Вот лежит в отделении больной, за которого живет машина. Он спрятал от жены бутылку водки в туалете, в бачке с водой. Потом, когда именно этой бутылки ему не хватило, он полез за ней, сорвался и проломил себе голову. И вот за него живет машина. Если б она, машина, жила так, как он (то есть вела бы такой же, как он, образ жизни), ее бы давно сдали в металлолом. А возле него хлопочут, ночей не спят. С машины строже спрашивают, хотя какой с нее спрос? Главный спрос должен быть с человека.
Главный спрос с человека – особенно это относится к врачу. Поэтому здесь, в Итарии, уделяется внимание не столько подбору машин, сколько подбору людей.
Четырнадцать врачей. Четырнадцать представителей самой удивительной в мире профессии.
– Для нас самая большая трудность – выключить дыхательный аппарат, – говорит Михаил Георгиевич Фулиди. – Всякий раз возникает вопрос: кто его выключит? Надежды нет никакой, человек мертв, но пока работает аппарат – будет биться сердце и не прервется дыхание… Это иллюзия жизни, остается выключить аппарат… Но кто это сделает?
Все дело в том, что врач – не машина. Если он машина, пусть даже самая совершенная, то он не врач.
Нельзя привыкнуть не чувствовать чужой боли, чужого страдания. Даже если ты навечно прописан рядом со страданиями, если чужие страдания – твоя повседневность, к ним все равно нельзя привыкнуть. Врачу‑ реаниматологу не легче оттого, что его больные не стонут, не кричат, что они спокойно лежат без сознания. Не такое это легкое зрелище – видеть, как за человека дышит машина. И приходится, все‑ таки приходится выключать дыхательный аппарат…
Аппараты, машины… Вот современное лицо анестезиологии. Некоторые из этих аппаратов изобретаются и конструируются здесь, буквально у изголовья больного.
|
|
|
