 |
Александр Русов. Сольфасоль. Ф. Кривин. 1. Интервью в гостинице «Север». 2. Два дантиста
|
|
|
|
Ф. Кривин
Поездка в Итарию [13]
Лучшая климатическая пора в Карелии – июль; лучшее анестезиологическое время – октябрь; 16 октября наш ежегодный праздник.
Из письма А. П. Зильбера
Лучше стираться, чем ржаветь.
Девиз царства Итарского
1. Интервью в гостинице «Север»
Октябрь – анестезиологическое время: природа засыпает, чтобы не чувствовать зимних холодов, чтобы не слышать воя метелей и вьюг и не видеть склонившихся над ней белых халатов. Конечно, они добры, конечно, вмешательство их необходимо, но лучше этого не видеть, лучше уснуть до более теплых времен.
Жизнь природы – это, в сущности, чередование анестезии и реанимации: осеннего усыпления и весеннего оживления. И при этом не бывает неудачных исходов: еще никто не помнит случая, чтобы природа весной не ожила.
Жизнь человека требует бó льших забот. Смотришь: и солнце светит вовсю, и земля цветет, наполняясь весенними соками, а человек не оживает. Как подумаешь: до чего человек смертен! – просто руки опускаются.
Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет… –
заметил наблюдательный поэт Гавриил Романович Державин, который, кстати, был в Петрозаводске губернатором.
Однако не будем пессимистами. «Пессимист – это человек, который стоит у себя на пути», – говорит Анатолий Петрович Зильбер, тоже житель Петрозаводска. (Поэт Державин частенько становился у себя на пути, иначе бы ему никогда не стать губернатором. ) С этим человеком (разумеется, не с Державиным, а Зильбером) я познакомился весной 1972 года в Петрозаводске. До этого мы несколько лет переписывались, и меня поразила его способность кратко формулировать то, что в природе существует в многословном состоянии. Даже несущественное он умел облечь в столь блестящую форму, что все существенное отступало на второй план. Такие способности нередко превращали врача в литератора (примеров достаточно в истории литературы), но Анатолий Петрович Зильбер остался врачом. Более того, он стал профессором и возглавил отделение анестезиологии и реанимации в Карельской республиканской больнице.
|
|
|
Май был осенним и даже снежным, и мы отогревались в гостинице «Север», которая заменяла нам юг. Строгая гостиничная обстановка располагала к интервью.
– Анатолий Петрович, поскольку вы реаниматолог, то есть человек, говоря упрощенно, оживляющий людей, с вами естественно вести разговор о жизни и смерти. Какие вы знаете классические определения жизни и смерти?
– Определений жизни и смерти так много, а жизнь так коротка, что перечислять их не стану – не успею. Могу предложить собственное определение: жизнь – это состояние, при котором нет нужды думать о смерти.
– Но возможность думать все же сохраняется?
– В идеальном случае – да. С точки зрения медицины, думать даже полезно. Как замечено неоднократно, мыслители живут дольше романтиков.
– Ни для кого не секрет, что с годами представление о смерти меняется. Как бы вы объяснили смерть, во‑ первых, начинающему жизнь и, во‑ вторых, оканчивающему ее?
– Начинающему жизнь сказал бы: смерти нет, не бери ее в голову, иначе она тебя возьмет. Оканчивающему жизнь повторил бы слова Эпикура: «Не надо бояться смерти! Пока мы живем – ее нет, когда она пришла – нас нет».
– И в заключение, Анатолий Петрович, ответьте, пожалуйста, на вопрос, который вы сами считаете уместным.
– Поскольку человек приход смерти всегда считает несвоевременным, уместно спросить его: когда бы он сам хотел умереть?
– И как бы вы ответили на этот вопрос?
– На следующий день после того, как останусь доволен своей работой и не захочу ее переделывать.
|
|
|
Отвечая так, Анатолий Петрович ничем не рисковал: он знал, что никогда не будет доволен своей работой.
2. Два дантиста
В Бостоне, штат Массачусетс, и в Хартфорде, штат Коннектикут, стоят два памятника, которым никогда не встретиться друг с другом. Таковы судьбы памятников: они могут устремляться как угодно высоко, но им никогда не встретиться друг с другом, они обречены на вечную славу и вечное одиночество. И никогда не встретится бостонский Вильям Мортон с хартфордским Хорасом Уэлсом.
Сто тридцать лет прошло с тех пор, как 16 октября 1846 года в бостонской больнице дантист Вильям Мортон впервые применил наркоз во время операции. Впрочем, не впервые. За два года до этого в той же больнице другой дантист, Хорас Уэлс, попробовал применить наркоз, но попытка его окончилась неудачей. Присутствовавший при неудачном опыте Мортон решил присоединиться к чужому неуспеху в расчете на будущий успех. Так возник союз двух дантистов, приведший к революции в медицине.
Впрочем, союз этот был недолгим, и к своему победному финишу Мортон пришел один (правда, не совсем один, так как по пути использовал открытия Чарлза Джексона, с которым впоследствии не захотел делиться славой).
Мортон был энергичный и деловой человек, он оставил позади и Джексона, и Уэлса, слабость которых состояла в том, что они спешили поделиться своими открытиями, чтобы избавить человечество от страданий. Мортон не спешил избавить человечество от страданий, он держал свое открытие в тайне, выжидая, пока человечество как следует раскошелится.
Неудачник Хорас Уэлс покончил жизнь самоубийством. Удачливый Вильям Мортон умер нищим на улицах Нью‑ Йорка. Время стирает грань между удачей и неудачей, и впоследствии трудно определить, кому больше повезло. В Бостоне, штат Массачусетс, и в Хартфорде, штат Коннектикут, стоят памятники, которым никогда не встретиться друг с другом: памятник счастливцу Мортону и памятник несчастливцу Уэлсу… Воздвигнут памятник и Чарлзу Джексону, окончившему жизнь в психиатрической больнице…
В Карельской республиканской больнице лечат зубы под наркозом. За один наркоз – четыре часа – излечивают тридцать зубов. Больные, приезжающие за тысячи километров, говорят, что им дешевле уплатить за проезд, чем на месте вылечить зубы. Могли ли предполагать Мортон и Уэлс, что их изобретение приведет к осуществлению вековечной мечты дантистов? И думал ли Вильям Мортон, что 16 октября, день его удачного наркоза, будут ежегодно отмечать карельские анестезиологи?
|
|
|
|
|
|
