 |
Глава 14. ДУХ СИЛЬНЕЕ ПЛОТИ 1 глава
|
|
|
|
Машину она, не могу не признать, водила просто отлично – когда придерживалась разумной скорости. Вождение, как и очень многое другое, казалось, не требовало от неё ни малейших усилий. Она почти не смотрела на дорогу, но пикап всё равно ехал точно по центру полосы. Руль она держала одной рукой, поскольку вторая находилась между нами, и её держал я. Иногда она смотрела на заходящее солнце, которое посылало по её коже рубиновые искорки. Иногда бросала взгляды на меня – в глаза или на наши пальцы, сплетённые вместе.
Поймав по автомобильному радио одну из ретро-станций, она принялась подпевать песне, которую я раньше никогда не слышал. Голос её, такой же совершенный, как и всё остальное в ней, точно следовал за мелодией октавой выше. Она знала все слова, до последней строчки.
- Любишь музыку пятидесятых? – спросил я.
- В пятидесятые была хорошая музыка. Гораздо лучше, чем в шестидесятые или в семидесятые, фу! – Она чуть заметно передёрнула плечами. – Восьмидесятые были терпимыми.
- Скажешь мне когда-нибудь, сколько тебе лет?
Может быть, мой вопрос разрушит её приподнятое настроение, подумал я, но она лишь улыбнулась.
- Тебе это так важно?
- Нет, но я хочу знать о тебе всё.
- Может быть, это расстроит тебя, – сказала она, обращаясь к самой себе. Она смотрела прямо на солнце. Прошла минута.
- Давай проверим, – сказал я в конце концов.
Как будто полностью забыв на время о дороге, по которой вела машину, она посмотрела мне в глаза. Что бы она там ни увидела, это, должно быть, придало ей смелости. Она вновь повернулась лицом к последним кроваво-красным лучам умирающего солнца и вздохнула.
- Я родилась в Чикаго в одна тысяча девятьсот первом году. – Она умолкла и искоса посмотрела на меня. Я тщательно сохранял на лице невозмутимое выражение терпеливого ожидания. Она чуть заметно улыбнулась и продолжила:
|
|
|
- Карин нашла меня в больнице летом одна тысяча девятьсот восемнадцатого года. Мне было семнадцать, и я умирала от испанского гриппа.
Услышав, как я охнул, она снова взглянула мне в глаза.
- Я не очень хорошо это помню. Дело было давно, а человеческие воспоминания слабеют. – Мне на минуту показалось, что она опять потерялась в своих мыслях, но она заговорила вновь до того, как я попросил её продолжать. – Зато очень ярко помню, что я ощущала, когда Карин меня спасла. Тяжёлая это штука, не из тех, что можно забыть.
- Твои родители?
- К тому моменту уже умерли, от той же болезни. Я осталась одна. Поэтому Карин меня и выбрала. Во всём том хаосе, который творился во время эпидемии, никто бы даже не заметил моего исчезновения.
- Как она… спасла тебя?
Она ответила не сразу, а только через несколько секунд и, казалось, очень тщательно подбирала слова.
- Это было трудно. Мало кто из нас наделён самообладанием, необходимым для того, чтобы это осуществить. Но Карин всегда была самой гуманной, самой сострадательной из нас всех… Я думаю, что в истории не найдётся никого, равного ей в этом. – Она помолчала. – Для меня же это было просто очень, очень болезненно.
Она сжала челюсти, и я понял, что больше она ничего об этом не расскажет. Я отложил это на потом. Моё любопытство едва ли было праздным. Имелось многое, что мне следовало обдумать в отношении этой особой темы, что ещё только начинало мне открываться.
Её нежный голос прервал мои размышления.
- Она сделала это от одиночества. Оно обычно и является причиной, толкающей к такому выбору. Я была в семье Карин первой, хотя вскоре после этого она нашла Эрнеста. Он упал со скалы. Его доставили прямиком в больничный морг, хотя его сердце каким-то образом продолжало биться.
|
|
|
- Значит, нужно быть умирающим, чтобы…
- Нет, просто Карин такая. Она бы никогда не сделала этого с тем, у кого имелся другой выбор, любой иной выбор. – В её голосе зазвучало глубокое и искреннее уважение, как всегда, когда разговор заходил о её приёмной матери. – Хотя она говорит, что легче, если сердце в этот момент слабое. – Она посмотрела на дорогу. Уже стемнело. Я снова почувствовал, что тема закрыта.
- А Элеонора и Ройал?
- Ройал был следующим, кого Карин привела в нашу семью. Она была осторожна в своих мыслях рядом со мной, и я только гораздо позже поняла: она надеялась, он станет для меня тем же, чем Эрнест для неё. – Она закатила глаза. – Но он всегда был для меня только братом и никем иным. Спустя всего лишь два года он нашёл Элеонору. Он охотился – мы были тогда в Аппалачах – и увидел, что её почти прикончил медведь. Он нёс её обратно к Карин более ста миль, боясь, что не сумеет сделать это сам. Я только сейчас начинаю догадываться, насколько трудным был для него этот путь. – Она бросила в моём направлении многозначительный взгляд и, подняв наши кисти, всё ещё соединённые вместе, потёрлась щекой об мою руку.
- Но он справился.
- Да. Увидел в её лице что-то такое, что придало ему достаточно сил. И с тех самых пор они вместе. Иногда живут как супружеская пара, отдельно от нас. Но чем более молодыми мы притворимся, тем дольше сможем остаться на любом новом месте. Форкс во многих отношениях подходит нам идеально, вот мы все и пошли учиться в школу. – Она рассмеялась. – Полагаю, через пару-тройку лет нам предстоит погулять на их свадьбе. В очередной раз.
- Арчи и Джессамина?
- Арчи и Джессамина – два совершенно необычных создания. Оба развили у себя самосознание – совесть, как мы это называем, – абсолютно самостоятельно, без всякой подсказки извне, без чьего-либо влияния. Джессамина принадлежала к другой… семье – совсем не такого типа, как наша семья. Впав в депрессию, она ушла от них и странствовала в одиночку. Арчи нашёл её. У него, как и у меня, есть особые способности.
- Правда? – восхищённо перебил я. – Но ты же говорила, что единственная, кто умеет читать мысли окружающих.
- Так и есть. Он умеет другое. Он видит что-то из будущего – что-то, что может с некоторой долей вероятности произойти, либо в ближайшее время, либо гораздо позже. Но это очень субъективно. Будущее не похоже на что-то, высеченное в камне раз и навсегда. Оно меняется.
|
|
|
При этих словах её челюсти сжались, а глаза так быстро метнулись к моему лицу и обратно к дороге, что я был не уверен, случилось ли это на самом деле – возможно, мне только показалось.
- Что же именно он видит?
- Он видел Джессамину и знал, что она его ищет, ещё до того, как она сама осознала это. Он видел Карин и нашу семью, вместе с Джессаминой они пошли искать нас и нашли. Лучше всего он чувствует не-людей. Всегда знает, например, когда где-нибудь неподалёку может оказаться другая группа таких же, как мы. И любую угрозу, которую они могут представлять.
- Их много… таких же, как вы? – Я был поражён. Сколько же их бродит среди нас, а мы и не догадываемся?
Одно из сказанных ею слов привлекло моё внимание. Угроза. Впервые за всё время она упомянула о том, что её мир опасен не только для людей. Меня охватила тревога, и я чуть было не задал ей новый вопрос, но она уже отвечала на предыдущий.
- Нет, не много. Но большинство не живёт на каком-то одном месте. Только такие как мы, те, кто отказался от охоты на ваш вид, – робкий взгляд в моём направлении, – могут жить вместе с людьми достаточно долго. Мы нашли ещё всего лишь одну семью вроде нашей, в маленьком посёлке на Аляске. Какое-то время мы жили вместе с ними, но нас было так много, что мы стали слишком заметными. Те из нас, кто живет… иначе, чем большинство, предпочитают держаться вместе.
- А остальные?
- По большей части кочевники. Мы все жили так какое-то время. Это надоедает, как и всё остальное. Но время от времени их пути пересекаются с нашими, ведь большинство из нас предпочитает север.
- Почему это?
Подъехав к дому, мы остановились, и она выключила двигатель пикапа. Когда мотор умолк, стало чрезвычайно тихо. Луна не светила; было очень темно. Фонарь на крыльце не горел, и я понял, что папа ещё не вернулся домой.
- Ты что, провёл сегодня день с закрытыми глазами? – поддразнила она. – Думаешь, я смогла бы прогуливаться по освещённым солнцем улицам и не вызывать вокруг себя дорожных происшествий?
|
|
|
Я подумал, что уличное движение она в состоянии остановить даже и без всех этих пиротехнических эффектов.
- Это причина, по которой мы выбрали Олимпийский полуостров, одно из самых пасмурных мест в мире. Приятно иметь возможность выходить на улицу днём. Не поверишь, как может надоесть ночь за восемьдесят с лишним лет.
- Так вот откуда пошли легенды?
- Вероятно.
- И Арчи тоже, как Джессамина, пришёл из другой семьи?
- Нет, и вот это действительно загадка. Арчи вообще не помнит свою человеческую жизнь. И не знает, кто его создал. Он очнулся в одиночестве. Кто бы это ни сделал, он ушёл, и никто из нас не понимает, почему, а главное, как он мог поступить подобным образом. Если бы у Арчи не было его особого дара, если бы он не увидел Джессамину и Карин, не узнал, что когда-нибудь станет одним из нас, то, скорее всего, совершенно одичал бы.
Мне требовалось столько всего обдумать, ещё столько всего я хотел спросить. Но именно в этот момент у меня заурчало в животе. Я был настолько увлечён всем происходящим, что начисто забыл о еде. Зато теперь понял, что зверски проголодался.
- Прости. Я не даю тебе возможности поесть.
- Это ничего. Правда.
- Обычно я не провожу столько времени с теми, кто питается едой. Забывается.
- Я хочу остаться с тобой. – Это легче было произнести в темноте, зная, что голос наверняка выдаст меня, мою безнадёжную зависимость от неё.
- А войти в дом мне нельзя? – спросила она.
- Ты хотела бы? – Я не мог представить себе эту картину: богиня, сидящая в кухне на облезлом папином стуле.
- Да, если ты не возражаешь.
Я улыбнулся.
- Не возражаю.
Я выбрался из пикапа, а она сделала это ещё раньше меня, мелькнула впереди и исчезла. Внутри дома зажегся свет.
Она встретила меня у входной двери. Это было такое нереальное зрелище – она в моём доме, окружённая знакомыми, навязшими в зубах материальными мелочами моей скучной жизни. Я вспомнил игру, в которую мать играла со мной, когда мне было года четыре или пять: «Одна из этих вещей не подходит ко всем остальным».
- Я что, оставил всё незапертым? – поразился я.
- Нет, я воспользовалась тем ключом, что под карнизом.
Не думаю, что хоть раз пользовался этим ключом у неё на глазах. Я вспомнил, как недавно она нашла ключ от моего пикапа, и пожал плечами.
- Ты же проголодался, верно? – И она первой отправилась на кухню, как будто уже бывала тут раньше миллион раз. Она включила в кухне свет, а потом села на тот самый стул, на котором я пытался её вообразить. Кухня больше не выглядела такой обшарпанной. Но, возможно, лишь потому, что я практически не смотрел вокруг – только на неё. Так и стоял, замерев и пытаясь поверить: вот же она, здесь – в самой гуще обыденности.
|
|
|
- Съешь что-нибудь, Бо.
Я кивнул и принялся рыскать по кухне в поисках чего-нибудь съедобного. Нашёл лазанью, которую мы не доели вчера на ужин. Положил себе на тарелку один кусок, передумав, добавил туда же всё, что ещё оставалось на сковороде, и поставил тарелку в микроволновку. Пока микроволновка крутилась, наполняя кухню запахом помидоров и орегано, помыл сковородку. В животе снова заурчало.
- Хм, – сказала она.
- Что такое?
- В следующий раз мне нужно будет лучше подготовиться.
Я рассмеялся.
- Что такого ты могла бы сделать лучше, чем уже сделала?
- Вспомнить, что ты – человек. Надо было сегодня, ну, не знаю, собрать корзину для пикника или что-то такое.
Микроволновка звякнула, я вынул из неё тарелку и тут же отставил – она жгла руку.
- Не волнуйся об этом.
Я нашёл вилку и принялся за еду. Я очень проголодался. Первый же кусок обжёг мне рот, но я продолжил жевать.
- Это приятно на вкус? – спросила она.
Я проглотил, прежде чем ответить.
- Не уверен. Думаю, я только что спалил себе вкусовые рецепторы. Вчера – да, было вкусно.
Она не выглядела убеждённой.
- Ты когда-нибудь скучаешь по еде? По мороженому? Арахисовому маслу?
Она покачала головой.
- Я почти не помню о еде. Не смогла бы даже сказать тебе, какая была моей любимой. Сейчас её запах кажется мне… несъедобным.
- Грустно как-то.
- Это не такая уж существенная жертва, – печально произнесла она, словно вспоминая о каких-то иных вещах, которые и правда были существенными жертвами.
Используя полотенце в роли прихватки для горячей посуды, я взял тарелку и подошёл к обеденному столу, чтобы сесть рядом с Эдит.
- Ты скучаешь по другим вещам из человеческой жизни?
На мгновение она задумалась.
- На самом деле я ни по чему не скучаю, ведь чтобы по чему-нибудь скучать, ты должен это помнить, а я, как уже говорила, с трудом вспоминаю свою человеческую жизнь. Но есть что-то, что мне бы, наверное, понравилось. Можно, наверное, сказать, что у людей есть кое-что, чему я завидую.
- Что, например?
- Одна из таких вещей – сон. Надоедает всё время быть в сознании. Думаю, я наслаждалась бы возможностью на время забыться. Это кажется интересным.
Я задумался об этом, продолжая есть лазанью.
- Нелегко тебе, наверное. Что ты делаешь всю ночь?
Она помедлила с ответом, затем сжала губы.
- Ты имеешь в виду – вообще, в принципе?
Интересно, подумал я, почему у неё такой голос, будто она не хочет отвечать. Может, это слишком широкий вопрос?
- Нет, не обязательно вообще. Вот, например, сегодня ночью – что ты будешь делать после того, как уйдёшь?
Это был неправильный вопрос. Я тут же почувствовал, как настроение поползло вниз. Ей придётся уйти. Неважно, что ненадолго – расставание страшило меня.
Кажется, ей этот вопрос тоже не понравился, и сначала я подумал, что по той же причине. Но затем она бросила на меня быстрый взгляд и тут же отвела глаза, словно ей было неловко.
- Что?
Она поморщилась.
- Что ты хочешь услышать – приятную ложь или потенциально неприятную правду?
- Правду, – сказал я немедленно, хоть и не был уверен полностью.
Она вздохнула.
- Когда вы с отцом заснёте, я вернусь сюда. В последнее время это вроде как вошло в мой ежесуточный распорядок.
Я моргнул. Затем… моргнул снова.
- Ты приходишь сюда?
- Почти каждую ночь.
- Зачем?
- Ты интересный, когда спишь, – сказала она безмятежным тоном, словно просто констатировала факт. – Ты разговариваешь.
У меня отвисла челюсть. Шея и лицо жарко вспыхнули. Разумеется, я знал, что разговариваю во сне; мать поддразнивала меня этим. Вот уж не думал, что мне нужно будет волноваться об этом здесь.
Из-под ресниц она осторожно наблюдала за моей реакцией.
- Очень на меня сердишься?
Сердился ли я? Не знаю. Риск унижения был очень велик. Опять же, я не понимал – откуда она вслушивалась в моё сонное бормотание? Неужели была снаружи, за окном? Я никак не мог понять.
- Как же ты… Где ты… И что я… – Я не смог закончить ни одну из своих мыслей.
Она положила мне на щеку ладонь. По сравнению с холодом её пальцев кровь под ладонью казалась горячéе кипятка.
- Не расстраивайся. Я не причинила бы тебе вреда. Честное слово, я себя очень хорошо контролировала. Если бы поняла, что есть хоть какая-то опасность, сразу бы ушла. Я просто… хотела быть там же, где и ты.
- Я… не об этом волнуюсь.
- О чём же ты волнуешься?
- Что именно я говорил?
Она улыбнулась.
- Ты скучаешь по своей матери. Когда идёт дождь, его шум тревожит тебя, не давая отдохнуть. Раньше ты говорил о доме часто, а теперь уже реже. Как-то раз ты сказал: «Всё слишком зелёное». – Она негромко засмеялась, надеясь, что этим не заденет моих чувств снова.
- Ещё что? – спросил я.
Она знала, к чему я вёл.
- Да, ты произносил моё имя, – призналась она.
Я беспомощно вздохнул.
- Часто?
- Смотря что понимать под словом «часто».
- О нет, – простонал я.
Так, словно этот жест был простым и естественным, она обвила мои плечи руками и положила голову мне на грудь. Мои руки автоматически обняли её в ответ – пусть остаётся там.
- Не смущайся, – прошептала она. – Ты ведь уже сказал мне, что я снюсь тебе, помнишь?
- Это другое. Я знал, о чём говорил.
- Если бы я вообще могла видеть сны, они были бы о тебе. И я этого не стыжусь.
Я погладил её по волосам. Раз уж так вышло – что теперь возражать, верно? Снявши голову, по волосам не плачут. Я же всё равно не ждал, что она будет следовать нормальным человеческим правилам. На мой взгляд, с неё вполне хватит и тех, которые она сама себе установила и придерживалась.
- Я не стыжусь, – прошептал я.
Она прижалась щекой к моей груди – там, где сердце – и, не разжимая губ, издала тихий звук, похожий на мурлыканье.
Затем оба мы услышали звук колёс, въехавших на булыжники подъездной дорожки, увидели, как сквозь выходящие на улицу óкна через прихожую скользнул в нашу сторону свет от фар. Вздрогнув, я опустил руки; она отстранилась.
- Хочешь, чтобы твой отец знал, что я здесь нахожусь? – спросила она.
Я попытался с ходу сообразить, как поступить.
- Хм…
- Тогда в другой раз…
И я остался один.
- Эдит? – прошептал я.
Я услышал тихий смешок, а затем наступила тишина.
В замке повернулся ключ – отец отпирал дверь.
- Это ты здесь, Бо? – окликнул он меня. Помнится, раньше я находил это смешным: ну, а кто ж ещё? Но сегодня он неожиданно вроде как почти попал в точку.
- Да, это я здесь.
У меня не слишком взволнованный голос? Я откусил ещё один кусок лазаньи, чтобы, встретив его с полным ртом, не вступать в разговор немедленно.
После дня, проведённого с Эдит, шум его шагов казался особенно громким.
- Ты забрал себе всю лазанью? – спросил он, взглянув на мою тарелку.
- Ой, прости. Вот, бери тоже.
- Да не проблема, Бо. Я себе сэндвич сделаю.
- Прости, – снова пробормотал я.
Погромыхивая посудой, Чарли принялся собирать себе поесть. С максимально возможной для человека скоростью, позволяющей не подавиться насмерть, я уминал свою огромную порцию и размышлял о словах, только что произнесённых Эдит. «Хочешь, чтобы твой отец знал, что я здесь нахожусь?» – это ведь вовсе не то же самое, что «Хочешь, чтобы твой отец знал, что я здесь находилась?», в прошедшем времени. Значит ли это, что на самом деле она не ушла? Я на это надеялся.
Чарли уселся напротив меня с сэндвичем в руке. Трудно было вообразить, что всего пару минут назад на этом же месте сидела Эдит. Если Чарли вписывался сюда прекрасно, то воспоминание о ней больше походило на фантастический сон, чем на реальность.
- Как прошёл день? Всё сделал, что собирался?
- Хм, не совсем. Вообще-то… погода была такая замечательная, что дома сидеть не хотелось. А у тебя как, хорошо клевало?
- А тó. Рыбёшка, она тоже хорошую погоду любит.
Я разом затолкал в рот всё, что ещё оставалось от лазаньи, и принялся пережёвывать.
- Есть планы на сегодняшний вечер? – внезапно спросил он.
С полным ртом я замотал головой – возможно, с излишней категоричностью.
- Выглядишь вроде как на взводе, что ли, – заметил он.
Надо же, именно сегодня вечером ему приспичило уделить мне внимание.
Я проглотил то, что жевал.
- Разве?
- Суббота всё-таки, – задумчиво произнёс он.
Я не ответил.
- На танцы ты сегодня, наверное, не пойдёшь…
- Даже и не собирался, как ты помнишь, – сказал я.
Он кивнул.
- Ну да, танцы, я понимаю. А может, на той неделе пригласишь эту самую дочку Ньютонов поужинать или что там ещё? Не сиди дома-то сиднем. Общайся.
- Я же тебе говорил, она девушка моего друга.
Он нахмурился.
- Ну, что тебе сказать? Ведь в море и другой рыбёшки много [поговорка, которой человеку обычно намекают, что пора уже подыскивать себе новую «половинку» взамен прежней].
- Не то чтоб сам ты много наловил.
Он рассмеялся.
- Стараюсь как могу… Так, значит, ты не пойдёшь сегодня никуда? – спросил он снова.
- Некуда идти, – отрезал я. – Да и вообще, устал я. Просто снова лягу спать пораньше.
Я встал и понёс свою тарелку к раковине.
- Угу – произнёс он с глубокомысленным видом, жуя сэндвич. – Что, ни одна из городских девчонок тебе по нраву не пришлась?
Оттирая тарелку губкой для посуды, я пожал плечами.
Чувствуя на себе его пристальный взгляд, я всеми возможными способами уговаривал свою кровь не приливать к шее. Не уверен, что у меня хоть что-то получилось.
- Что взять с такого маленького городка, – сказал он. – Понятно, нет у нас того выбора, что есть в большом городе…
- Всё у вас тут в порядке с выбором, пап. Не волнуйся обо мне.
- Ну ладно, ладно. Не моё это дело, в конце концов, – с грустью в голосе сказал он.
Я вздохнул.
- Что ж, пойду-ка я к себе. До завтра.
- Спокойной ночи, Бо.
Поднимаясь по лестнице, я старательно волочил ноги, изображая страшную усталость. Не знаю, купился ли он на моё бездарное представление. Ведь я же, в сущности, ни в чём ему и не соврал. Сегодня вечером я определённо не планировал никуда выходить из дома.
Я хлопнул дверью своей комнаты достаточно громко, чтобы внизу было слышно, а затем, стараясь создавать как можно меньше шума, бросился к окну. Рванув раму вверх, я высунулся наружу, в темноту. Я не мог рассмотреть ничего, лишь контуры вершин деревьев.
- Эдит? – прошептал я, чувствуя себя полным идиотом.
Тихий, со смешком, ответ донёсся из-за моей спины.
- Да?
Я развернулся так стремительно, что сбил книгу со своего письменного стола, и та звучно шлёпнулась на пол.
Откинувшись на спину, она по диагонали лежала на моей кровати, скрестив в лодыжках ноги, закинув за голову руки, с широченной улыбкой на устах (ямочки прилагаются). Во тьме она казалась белой будто мрамор или снег.
- Ох! – выдохнул я и, протянув руку, вцепился в письменный стол для поддержки.
- Прости, – сказала она.
- Одну секунду, дай прийти в себя. У меня же сердце остановилось.
Она села – медленным движением, как делала, когда старалась либо вести себя как человек, либо не напугать меня – и спустила ноги с края кровати. Затем похлопала по месту рядом с собой.
Нетвёрдой походкой я подошёл к кровати и сел рядом с ней. Она накрыла мою ладонь своей.
- Как твоё сердце?
- Ты мне скажи – уверен, ты слышишь его лучше, чем я.
Она тихо рассмеялась.
Мгновение мы посидели в молчании, оба слушая, как замедляется моё сердцебиение. Я думал о присутствии Эдит в моей комнате… о полных подозрений вопросах отца… и о том, что изо рта у меня наверняка пахнет лазаньей.
- Можно мне минутку побыть человеком?
- Разумеется.
Я встал, а потом оглянулся на неё – сплошное совершенство, и сидит на краешке моей кровати – и подумал, что всё это, возможно, просто моя галлюцинация.
- Ты же будешь здесь, когда я вернусь, правда?
- Даже не шевельнусь, – пообещала она.
После чего вновь застыла недвижной статуей, примостившейся на краешке моей кровати.
Вытащив из комода ночную одежду, я поспешил в ванную комнату и громко хлопнул её дверью, чтобы донести сей факт до Чарли.
Я дважды почистил зубы. Затем умыл лицо и сменил одежду. На ночь я всегда надевал растянутые треники и старую футболку родом из любимой маминой бургер-кафешки, с изображением улыбающейся свиньи между двумя булочками для бургера. Хотел бы я сейчас надеть что-нибудь не настолько… моё. Но ведь я не ждал гостей, да и поздно уже, наверное, волноваться. Раз она зависала здесь ночами, то в любом случае уже знает, в чём я сплю.
Я ещё раз почистил зубы.
По выходе из ванной комнаты меня ждал ещё один сердечный приступ. На лестничной площадке стоял Чарли; я в него чуть не врезался.
- Ах! – выпалил я.
- О, прости, Бо. Не хотел тебя напугать.
Я сделал глубокий вдох-выдох.
- Всё нормально.
Осмотрев мой ночной наряд, он чуть слышно хмыкнул, как будто был удивлён.
- Ты, что, тоже спать идёшь? – спросил я.
- Ну да, наверное. Завтра снова рано встаю.
- Тогда спокойной ночи.
- Ну да.
Я зашёл в свою комнату, радуясь, что с места, где стоит Чарли, мою кровать не видно, и плотно прикрыл за собой дверь.
Эдит не сдвинулась и на долю дюйма. Я улыбнулся, и её губы дрогнули, она расслабилась и внезапно вновь стала человеком. Или достаточно похожей на человека. Я подошёл и снова сел рядом с ней. Она развернулась ко мне лицом, подняла ноги на кровать и скрестила их по-турецки.
- Затрудняюсь сказать, что я чувствую по поводу этой футболки, – сказала она. Её голос был таким тихим, что я ничуть не волновался о том, что нас услышит Чарли.
- Могу переодеться.
Она закатила глаза.
- Не в том же дело, что она надета на тебе – а в том, что она вообще существует. – Она протянула ко мне руку и провела пальцами по улыбающейся свинье. Мой пульс зашкалил, но она деликатно сделала вид, что не замечает этого. – Ей обязательно так радоваться тому, что её съедят?
Я не сдержал ухмылки.
- Мы же не знаем её часть истории, правда? Может, у неё есть причина улыбаться.
Она посмотрела на меня так, будто сомневалась в моей нормальности.
Я потянулся к ней и взял за руку. Это ощущалось очень естественным, но в то же время я не мог поверить, что мне так повезло. Чтó я такого в жизни сделал, чтобы это заслужить?
- Твой папа думает, что ты можешь тайком уйти из дома, – сказала она мне.
- Я знаю. Видимо, я выгляжу на взводе.
- А как на самом деле?
- Думаю, это даже преуменьшение. Спасибо тебе. За то, что осталась.
- Я ведь и сама этого хотела.
Моё сердце начало биться… не то чтобы быстрее, но как-то сильнее, что ли. Почему-то (мне никогда не понять, почему) она хотела быть со мной.
Двигаясь с человеческой скоростью, она выпрямила ноги и перекинула их через мои. Затем снова свернулась у моей груди в той позе, которая ей, видимо, нравилась – прижав ухо к моей груди – там, где сердце. Сердце, которое реагировало, вероятно, несколько более бурно, чем необходимо. Я обвил её руками и прикоснулся губами к её волосам.
- M-м-м, – промурлыкала она.
- Это… – пробормотал я ей в волосы – …гораздо проще, чем я ожидал.
- Тебе это кажется простым? – Судя по голосу, она улыбалась. Она повернула лицо, и я почувствовал, как заскользил вверх по моей шее её холодный нос.
- Ну… – сказал я, задохнувшись, когда её губы коснулись края моей челюсти, – …по крайней мере, сейчас это кажется проще, чем сегодня утром.
- Хм-м, – сказала она. Она провела руками по моим плечам, а затем обняла меня за шею и приподнялась, так что её губы коснулись моего уха.
- Почему так происходит, – к моему смущению, мой голос задрожал, – как ты думаешь?
- Дух сильнее плоти, – выдохнула она мне прямо в ухо.
По моему телу пробежала дрожь. Она замерла, затем осторожно отклонилась назад и рукой провела по моей коже, прямо под рукавом футболки.
- Ты замёрз, – сказала она. Я ощутил, как под кончиками её пальцев моя кожа покрывается мурашками.
- Всё отлично.
Она нахмурилась и снова села по-турецки. Мне не хотелось выпускать её из рук. Когда она выскользнула из моих объятий, мои ладони остались лежать у неё на бедрах.
- Ты всем телом дрожишь.
- Я думаю, это не от холода, – сказал я ей.
Секунду мы смотрели друг на друга в темноте.
- Я не уверен, что мне делать можно, а чего нельзя,– признался я. – Насколько осторожным я должен быть?
- Мне не стало проще, чем было раньше, – наконец сказала она после неуверенного молчания, отвечая на мой предыдущий вопрос. Она погладила моё предплечье, и я снова ощутил, как у меня по коже бегут мурашки. – Но сегодня днём… я всё ещё колебалась. Извини, это было непростительно – вести себя так, как я.
- Я тебя прощаю, – пробормотал я.
- Спасибо. – Она улыбнулась, а затем снова стала серьёзной и уставилась на мурашки у меня на руке. – Понимаешь… Я не была уверена, что у меня хватит сил… – Она подняла мою ладонь и прижалась к ней щекой, по-прежнему не глядя на меня. – И до тех пор, пока существовала возможность того, что я могу… не устоять перед желанием, – она вдохнула аромат моего запястья, – я была… я сама себе не доверяла. Пока я не поверила внутри себя, что на самом деле достаточно сильна, что нет такой возможности, что я тебя… что я могу когда-нибудь…
Никогда ещё я не видел, чтобы она так мучительно подбирала слова. Это было так по-человечески.
- Значит, теперь нет такой возможности?
Она наконец посмотрела на меня и улыбнулась.
- Дух сильнее плоти.
- Звучит как что-то простое, – сказал я и широко улыбнулся, давая понять, что пошутил.
- Я бы вместо «простое» сказала скорее… «требующее титанических усилий, но возможное». И поэтому… возвращаясь к другому твоему вопросу…
- Извини, – сказал я.
Она тихонько рассмеялась.
- За что ты извиняешься? – Это был риторический вопрос, и она сразу же продолжила говорить, на всякий случай приложив к моим губам палец, чтобы я не я чувствовал себя обязанным отвечать. – Мне не стало просто, поэтому, если это для тебя приемлемо, я бы предпочла, чтобы ты… позволил мне быть более активной стороной? - Она убрала палец с моих губ. – Мы можем так договориться?
|
|
|
