 |
Твоя блузка в химчистке. Её надо было забрать в пятницу. 14 глава
|
|
|
|
- Так ты что, беспокоишься о тех неприятностях, которые могут быть у меня, если ты не вернёшься домой? – Её голос звучал холодно и язвительно.
Я кивнул, не сводя глаз с дороги.
Она что-то пробормотала сквозь зубы, но так быстро, что слов я не разобрал.
Остаток пути мы ехали молча. Я чувствовал гневное неодобрение, волнами исходившее от неё, и не мог придумать правильного способа извиниться – в ситуации, когда, по сути, не чувствовал себя виноватым.
Дорога закончилась около небольшой деревянной таблички-указателя, от которой уходила в лес узкая тропка. Я припарковался на обочине и вышел из машины, не уверенный, что мне делать дальше – ведь она сердилась, а я больше не мог использовать вождение как предлог, чтобы на неё не смотреть.
Заметно потеплело. Пожалуй, это был самый погожий – почти жаркий, несмотря на облака – день за всё время, прошедшее с моего приезда в Форкс. Я снял свитер и закинул его в кабину, радуясь, что надел под него футболку – особенно с учётом того, что мне предстоял поход в пять миль.
За моей спиною хлопнула дверца. Обернувшись, я увидел, что она тоже сняла свитер, а волосы опять собрала в небрежный узел. Выше пояса на ней была лишь тонкая маечка. Стоя ко мне спиной, она смотрела на лес. Изящные очертания лопаток напоминали ангельские крылья, плотно свёрнутые под бледной кожей. Руки были такими тонкими – с трудом верилось, что в них таилась сила, про которую я знал.
- Нам сюда, – сказала она, обернувшись через плечо и взглянув на меня всё ещё сердито. Она сделала несколько шагов на восток, направляясь прямиком к сумрачному лесу.
- А тропинка? – спросил я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившую меня панику. Торопясь её догнать, я обошёл пикап спереди.
|
|
|
- Я говорила, что в конце дороги будет тропинка, а не то, что мы по ней пойдём.
- Без дороги? Вообще?
- Я не дам тебе заблудиться.
Она повернулась ко мне с дразнящей полуулыбкой, и у меня перехватило дыхание.
Я никогда ещё не видел, чтобы так много её кожи оставалось открытой. Бледные руки, худенькие плечи, хрупкие веточки ключиц с беззащитными канавками над ними, лебединый изгиб шеи, мягкие холмики грудей – не таращиться, напомнил я себе – и рёбра, которые, казалось, можно сосчитать под тонким трикотажем. Слишком прекрасна, осознал я, и меня окатила волна отчаяния. Ни единого шанса на то, что я и эта богиня – две половинки одного целого.
Она пристально смотрела на меня, поражённая горестным выражением моего лица.
- Хочешь вернуться домой? – тихо спросила она, и другая боль, не такая, как моя, наполнила её голос.
- Нет.
Я зашагал прямо к ней и подошёл практически вплотную, отчаянно стремясь не потерять ни секунды из тех считанных часов, что были отмерены мне с ней.
- В чём же дело? – по-прежнему мягко спросила она.
- Турист из меня никудышный, – уныло ответил я. – Тебе придётся быть очень терпеливой.
- Я могу быть терпеливой, если очень постараюсь. – Глядя мне прямо в глаза, она улыбнулась, стараясь поднять моё так внезапно упавшее настроение.
Я попытался улыбнуться в ответ, но ощутил, что улыбка вышла неубедительной. Она вгляделась в моё лицо.
- Я отвезу тебя домой, – пообещала она, но я так и не понял, означало ли это «в любом случае» или же только «если мы возвращаемся прямо сейчас». Очевидно, она думала, что я расстроен из-за страха перед грозящей мне гибелью. Я вновь порадовался тому, что был единственным, чьих мыслей она не могла слышать.
- Если хочешь, чтобы до захода солнца я протопал по этим джунглям пять миль, то тебе лучше начинать показывать мне дорогу, – с горечью сказал я. Она нахмурила брови, пытаясь понять мою интонацию и выражение лица.
|
|
|
Через секунду она сдалась и направилась в лес.
Всё оказалось не таким трудным, как я ожидал. В основном дорога была ровной, и её, похоже, устраивала моя скорость. Пару раз я споткнулся о корни, но она всегда протягивала руку и поддерживала меня за локоть до того, как я успевал упасть. Всякий раз, когда она меня касалась, сердце принималось биться громко и с перебоями. Когда это случилось уже во второй раз, я взглянул ей в лицо и внезапно уверился, что она может это слышать.
Я старался не смотреть на неё, но периодически не мог удержаться, и каждый раз её красота наполняла меня одной и той же печалью. Почти всю дорогу мы молчали. Изредка она внезапно задавала какой-нибудь вопрос, до которого не успела добраться в своих расспросах вчера или позавчера. Спрашивала про дни рождения, про учителей начальной школы, про домашних животных моего детства – и мне пришлось признаться, что, уморив одну за другой трёх золотых рыбок, я отказался от домашних питомцев раз и навсегда. Она рассмеялась над этим – громче, чем смеялась обычно; эхо разнесло её мелодичный смех по лесу и тут же вернуло обратно.
Из-за меня наш поход занял почти всё утро, но она не выказывала никаких признаков нетерпения. Лес вокруг нас напоминал бесконечный лабиринт из абсолютно одинаковых стволов, и я начал волноваться, что мы не сможем найти обратную дорогу. Она же чувствовала себя абсолютно уверенно и без малейших сомнений находила в этой зелёной чаще нужное направление.
Через несколько часов зелёный свет, проникавший сквозь кроны деревьев, посветлел до жёлтого. День стал ясным и солнечным, как и было обещано. Впервые с того момента, как мы начали идти, я почувствовал радостное возбуждение.
- Уже пришли? – спросил я.
Она улыбнулся перемене моего настроения.
- Почти. Видишь просвет впереди?
Я вгляделся в густой лес.
- М-м… А я должен?
- Для твоих глаз, может быть, ещё рановато.
- Пора к окулисту, очки подбирать, – вздохнул я, и она усмехнулась.
Но примерно через сотню ярдов [около 90 метров] я действительно разглядел впереди просвет между деревьями, выделявшийся на жёлто-зелёном фоне бело-жёлтым пятном. Я прибавил шагу, и она пропустила меня вперёд, а сама абсолютно бесшумно пошла следом.
|
|
|
Я дошёл до того места, где кончалась тень и начинался свет, и, переступив через последний куст папоротника, оказался в самом красивом месте на земле.
Поляна была небольшой, идеально круглой и поросшей дикими цветами – сиреневыми, желтыми и белыми. Где-то поблизости слышался шум быстрого водного потока. Солнце, стоявшее прямо над нашими головами, наполняло пространство над поляной легчайшей дымкой нежного, струящегося света. Я медленно двинулся вперёд среди мягкой травы, покачивающихся цветов и тёплого золотистого воздуха. После первых моментов восхищения я обернулся, чтобы разделить его с ней – но не обнаружил её там, где ожидал, у себя за спиной. Охваченный внезапной тревогой, я начал оглядываться вокруг, ища её – и в конце концов нашёл: она всё ещё стояла в густой тени лесного полога, на границе между лесом и открытым пространством, наблюдая за мною с тревогою в глазах. И тут я вспомнил, ради чего мы здесь. Ради тайны, связывающей Эдит и солнце, тайны, которую она обещала мне сегодня раскрыть.
Я сделал шаг назад и протянул ей руку. В её глазах была настороженность, неуверенность – как ни странно, это напоминало волнующегося перед выходом на сцену артиста. Я ободряюще улыбнулся и сделал еще один шаг обратно к ней. Она предостерегающе подняла руку – и я остановился, даже чуть отшатнулся назад.
Эдит глубоко вздохнула, закрыла глаза, а затем шагнула прямо под яркие лучи полуденного солнца.
______________________________
* Национальный Парк Олимпик, который был основан президентом Франклином Рузвельтом в 1938 году, является разнообразным и сказочно красивым. Берега океана, часто окутываемые туманом, с чарующим шумом прибоя, великая альпийская страна с переливающимися озерами, сочными, зелеными лугами, мраморными ледниками и прекрасными североамериканскими лесами.
Национальный Парк Олимпик является заповедником, в котором в большинство районов попасть можно только пешком. Также имеются живописные проезды в Харрикейн Ридж, по берегу Тихого Океана или через лесные долины, дающие возможность полюбоваться разнообразием парка Олимпик. Почти 96 процентов территории национального парка Олимпик имеет статус заповедных зон.
|
|
|
С 1885 года стали проводить регулярные исследования Олимпийского Полуострова, на котором расположен парк Олимпик. В 1889 году экспедиция, возглавляемая Джеймсом Кристли, тронулась в путь с севера на юг. На исследования полуострова понадобилось пять с половиной месяцев.
В 1890 году знаменитый путешественник O’Нейл вызвался провести очередную экспедицию, которая совершила свой поход с востока на запад. В 1897 году президент Гровер Кливленд организовал Олимпийский Лесной Резерв, частью которого, благодаря президенту Теодору Рузвельту, стал национальный памятник.
Территория парка Олимпик равна 1400 квадратных миль. Национальный заповедник Олимпик содержит в себе три разнообразные экологические системы. Посетители имеют доступ в национальный парк-заповедник Олимпик с июля по сентябрь.
Глава 13. ПРИЗНАНИЯ
Вслепую, с закрытыми глазами, Эдит шагнула в солнечный свет.
Моё сердце подпрыгнуло к горлу, и я со всех ног бросился к ней.
- Эдит!
Лишь когда её глаза распахнулись, а я подбежал достаточно близко, чтобы всё ясно рассмотреть, я понял, что она не вспыхнула огнем. Она снова вскинула руку, вытянула её, ладонью вперед – и я, споткнувшись, затормозил, чуть не пав на колени.
Свет отражался от её кожи, дугообразными радугами танцевал по лицу, шее, рукам. Она светилась так ярко, что мне пришлось сощуриться, словно я смотрел на солнце.
Я подумывал, не упасть ли на колени по-настоящему. Передо мной была красота – та красота, которую боготворят. Та, в честь которой возводят храмы и приносят жертвы. Я сожалел, что у меня в руках нет ничего, что можно принести ей в дар – но чего могла хотеть богиня от заурядного смертного вроде меня?
Далеко не сразу удалось мне за сияющим накалом разглядеть выражение её лица. Она смотрела на меня широко открытыми глазами – как если бы чего-то почти… боялась. Я шагнул к ней, и она чуть заметно вздрогнула и напряглась.
- Это делает тебе больно? – прошептал я.
- Нет, – прошептала она мне в ответ.
Я снова к ней шагнул – она опять была магнитом, а я лишь послушным куском тусклого металла. Она уронила предостерегающе поднятую руку. При движении пламя сияющей дорожкой вспыхнуло вдоль руки. Сохраняя дистанцию между нами, я стал медленно обходить вокруг неё, просто из потребности впитать эту картину в себя, увидеть её со всех сторон. Солнце играло на её коже, отражая и преломляя все до единого цветá солнечного спектра. Мои глаза понемногу привыкали и были теперь широко открыты от изумлённого восхищения.
|
|
|
Я знал, что она выбрала одежду с умыслом, что она намерена была показать мне это, но тó, как она стояла сейчас, с напряжёнными ногами и плечами, заставляло гадать, не хочется ли ей теперь отыграть своё решение назад.
Я описал вокруг неё полный круг, затем преодолел разделявшие нас последние несколько шагов. Я не мог прекратить смотреть на неё, даже чтобы моргнуть.
- Эдит, – выдохнул я.
- Теперь ты испугался? – прошептала она.
- Нет.
Она жадно вглядывалась в мои глаза, силясь услышать, что же я сейчас думаю.
Я подошёл к ней, специально не торопясь и внимательно наблюдая за её лицом, чтобы убедиться, что она не возражает. Её глаза стали ещё шире, и она застыла. Осторожно, медленно я скользнул кончиками пальцев по сверкающей коже её предплечья, которая – на удивление – была такой же холодной, как и всегда. Пока мои пальцы касались её, отражение от огня плясало на моей коже, и моя рука вдруг перестала быть обыкновенной. Эдит была настолько потрясающей, что могла сделать менее заурядным даже меня.
- О чём ты думаешь? – прошептала она.
Я попытался найти верные слова.
- Я… Я не знал… – Я глубоко вздохнул, и слова наконец нашлись. – Я никогда не видел ничего прекраснее; никогда не представлял себе, что на свете может существовать такая красота.
В её глазах всё ещё было недоверие. Как будто она думала, будто я говорю это, полагая, что она хочет это услышать. Но это была чистая правда; возможно, самая искренняя – исчерпывающая, без купюр – правда, которую я когда-либо в жизни произносил. Я был слишком потрясён, чтобы сдерживаться или притворяться.
Она начала было поднимать руку, затем уронила её. Вспыхнул мерцающий огонь.
- Но это же очень странно, – пробормотала она.
- Потрясающе, – выдохнул я.
- Разве тебя не отвращает моя настолько явная нечеловечность?
Я покачал головой.
- Не отвращает.
Ее глаза сузились.
- А должна бы.
- У меня такое чувство, что прелесть человечности сильно завышена.
Убрав свою руку из-под кончиков моих пальцев, она спрятала её за спину. Вместо того, чтобы принять к сведению этот предупреждающий сигнал, я приблизился к ней ещё на полшага. Я уже чувствовал на своём лице разноцветные блики.
И тут она внезапно оказалась в десятке футов [около 3 метров] от меня; вновь её рука была предупредительно поднята, а челюсти – сжаты.
- Прости, – сказал я.
- Мне нужно некоторое время, – пояснила мне она.
- Я буду осторожнее.
Она кивнула, потом вышла на середину поляны, стороной – по дуге – обойдя то место, где стоял я, чтобы нас по-прежнему разделяли те десять футов. Она села спиной ко мне, и солнечный свет, который пылал на её лопатках, вновь напомнил мне о крыльях. Я медленно подошёл ближе, а потом сел перед ней на расстоянии футов пяти [около полутора метров].
- Это нормально?
Она кивнула, но не слишком уверенно.
- Просто позволь мне… собраться.
Я сидел молча, и через несколько секунд она снова закрыла глаза. Меня это не огорчало. Смотреть на неё так, как сейчас – от этого невозможно было устать. Я наблюдал за ней, пытаясь понять природу этого феномена, а она сидела и не обращала на меня внимания.
Примерно через полчаса она неожиданно легла на траву лицом вверх, положив себе руку под голову. Длинные стебли травы частично закрыли её от меня.
- Можно мне?.. – спросил я.
Она похлопала по земле рядом с собой.
Я приблизился на пару футов, потом ещё на фут [около 30 cм], раз уж она не возражала. И ещё на пару дюймов.
Её глаза всё ещё были закрыты, веки посверкивали бледно-лавандовыми бликами над тёмной завесой ресниц. Грудь равномерно поднималась и опадала, как если бы она спала; правда, каким-то образом ощущалось и некое контролирующее усилие. Казалось, она вдыхала и выдыхала очень осознанно.
Я подвернул под себя ноги, уперся локтями в колени, а подбородком – в ладони. Было очень тепло (теперь, когда я так привык к дождям, как-то странно было вновь ощущать на коже солнечный свет), и поляна была по-прежнему красива, но теперь она была всего лишь фоном. Она не была чем-то особенным. У меня появилось новое определение красоты.
Её губы шевелились, и свет мерцал на них, пока они… почти вибрировали. Я подумал: возможно, она уже что-то сказала, только речь была слишком тиха, слишком быстра.
- Ты… что-то говоришь? – прошептал я. Когда я сидел так близко к ней и смотрел на то, как она сияет, я ощущал потребность в молчании. Даже в благоговейном молчании.
- Просто напеваю себе под нос, – пробормотала она. – Это меня успокаивает.
Довольно долго мы не шевелились – за исключением её губ, которые время от времени напевали что-то слишком тихое для моих ушей. Должно быть, прошёл час; может, больше. То напряжение, которое я поначалу не вполне осознавал, очень медленно и постепенно ослабевало, и наконец атмосфера стала такой спокойной, что я почти захотел спать. Каждый раз, когда я ёрзал на месте, я оказывался ещё на полдюйма ближе к ней.
Присматриваясь к её руке, я наклонился в попытке разглядеть микроскопические грани на её гладкой коже. Без каких-либо мыслей или намерений я протянул руку и провёл пальцем по её ладони, вновь восхищаясь этой шёлковой гладкостью и каменной прохладой. Почувствовав на себе её взгляд, я поднял голову; мой палец замер там, где был.
В её глазах была умиротворённость, и она улыбалась.
- Неужели я тебя по-прежнему не пугаю?
- Не-а. Прости.
Она улыбнулась шире. Сверкнули на солнце зубы.
Я придвинулся ещё на дюйм ближе и вытянул руку, чтобы кончиками пальцев проследить очертания её предплечья. Я видел, что мои пальцы дрожат. Её глаза снова закрылись.
- Не возражаешь? – спросил я.
- Нет. Ты даже не представляешь себе, какое это чувство.
Едва касаясь, я провёл по нежной поверхности её руки, следуя за бледными очертаниями голубоватых вен на сгибе локтя. Я хотел перевернуть её руку, и она, поняв это, развернула её ладонью вверх невероятно быстрым движением. Мои пальцы замерли.
- Прости, – пробормотала она, а потом улыбнулась, потому что «прости» обычно было моей репликой. Её глаза снова неторопливо закрылись. – С тобой мне очень просто быть самой собой.
Я приподнял её руку и стал поворачивать то так, то этак, любуясь сиянием на её ладони. Приблизил к своим глазам, опять пытаясь разглядеть грани.
- Расскажи мне, о чём ты думаешь, – прошептала она. Она снова всматривалась в меня, её глаза были такими светлыми, каких я никогда не видел у неё раньше. Светлого медового оттенка. – Это по-прежнему так странно для меня, не знать этого.
- А остальные так себя всё время чувствуют, представляешь?
- Жизнь жестока, – сказала она, и в её голосе была нотка отчаяния. – Но ты мне так и не ответил.
- Мне хотелось узнать, о чем думаешь ты …
- И?..
- Мне хотелось поверить, что ты настоящая. Я боюсь…
- Я не хочу, чтобы ты боялся. – Её голос упал до шёпота. Мы оба услышали, о чём она не сказала – что бояться мне не нужно, что бояться нечего.
- Это не тот страх, который я имел в виду.
Так быстро, что я совершенно не видел движения, она приподнялась и теперь полусидела, опираясь на правую руку, левая ладонь всё ещё в моих руках. Её ангельское лицо было всего в паре дюймов от моего. Мне следовало отклониться. Ожидалось, что я буду вести себя осторожно.
Её медового цвета глаза пылали огнём.
- Так чего же тогда ты боишься? – прошептала она.
Я не мог ответить. Я вдыхал её сладкое, прохладное дыхание – как со мной уже было один раз. Не сознавая, что делаю, я склонился к ней ещё ближе и глубоко вдохнул.
И она исчезла, её ладонь вырвалась из моих рук так быстро, что мне показалось, будто меня ужалили. Пока я фокусировал взгляд, она была от меня уже в футах в двадцати [около 6 метров], стояла на самом краю поляны, глубоко в тени огромной ели. Она смотрела на меня – глаза казались тёмными в тени – и я не мог прочесть выражения её лица.
Моё же лицо – я мог это чувствовать – выражало потрясение; руки жгло.
- Эдит. Я… прости меня. – Мой голос был еле уловимым шёпотом, но я знал, что она меня слышит.
- Дай мне минутку, – отозвалась она чуть громче, чтобы услышали мои менее чуткие уши.
Я сидел очень тихо.
Через десять очень долгих секунд она подошла обратно, медленными – медленными для неё – шагами. Она остановилась, когда до меня всё ещё оставалось несколько футов, и, грациозно опустившись на землю, села со скрещёнными ногами. Не спуская с меня глаз, она дважды глубоко вздохнула; потом примирительно улыбнулась.
- Мне так ужасно жаль… – Она запнулась. – Поймёшь ли ты, если я скажу, что позволила себе простительную человеку слабость?
Я кивнул, не имея сил улыбнуться её шутке. Я ощутил резкий выброс адреналина, когда осознал, чтó только что почти произошло. Она смогла унюхать это с места, где сидела. Её улыбка превратилась в саркастичную усмешку.
- Я же самый совершенный хищник в мире, не так ли? Всё во мне приманивает тебя – мой голос, мое лицо, даже мой запах. Да если б у меня была во всём этом нужда!
Неожиданно она превратилась в дымку, в размытый силуэт. Я моргнул – и она исчезла; и тут же оказалась стоящей под тем же деревом, что и раньше, обежав всю поляну за долю секунды.
- Да если б ты мог перегнать меня, – с горечью сказала она.
Она подпрыгнула на дюжину футов [чуть более 3,5 метров] вверх, ухватилась за ветку в пару футов [чуть более 0,5 метра] толщиной и оторвала её от ствола без какого-либо видимого усилия. В тот же миг она вновь стояла на земле, держа этот огромный искривлённый сук одной рукой, словно копьё. Через долю секунды она размахнулась им как бейсбольной битой и ударила – с такой скоростью, что сук исчез из виду – по тому дереву, от которого оторвала.
И ветка, и ствол дерева с оглушительным треском сломались пополам.
Быстрее, чем я успел отшатнуться, быстрее, чем достигло земли упавшее дерево, она снова оказалась прямо передо мной, всего лишь в паре шагов, неподвижная как статуя.
- Да если б ты мог победить меня, – сказала она мягко. За её спиной эхом отдался в лесу звук рухнувшего дерева.
Никогда раньше я не видел, чтобы она полностью сбрасывала свою тщательно выстроенную человеческую личину. Никогда ещё не была она настолько мало похожа на человека… и настолько прекрасна. Я не мог пошевелиться, подобно птице, загипнотизированной взглядом змеи.
От возбуждения её глаза казались огненными, пылающими. Текли секунды, и это сияние стало угасать. Лицо медленно накрыла завеса грусти. Она выглядела так, словно сейчас заплачет, и я быстро поднялся на колени и протянул к ней руку.
Она подняла свою, предупреждая меня.
- Подожди.
Я вновь замер.
Она сделала шаг в мою сторону.
- Не бойся, – пробормотала она, и её голос был исполнен неумышленной соблазнительности. – Я обещаю… – Она заколебалась. – Я клянусь, что не причиню тебе вреда. – Она выглядела так, будто пыталась убедить саму себя так же рьяно, как пыталась убедить меня.
- Не нужно бояться, – снова шепнула она, подходя ко мне преувеличенно медленно. Она остановилась всего в футе от меня и осторожно дотронулась до моей руки, которую я всё ещё протягивал к ней. Я крепко сжал её руку в своей.
- Пожалуйста, извини меня, – сказала она вежливо. – Я могу себя контролировать. Минуту назад ты застал меня врасплох. Сейчас я полностью держу себя в руках.
Она ждала моего ответа, но я лишь стоял перед ней на коленях, смотрел на неё, не отрываясь, и мой мозг был в полном беспорядке.
- Честное слово, сегодня я не испытываю жажды. – Она подмигнула.
Это заставило меня рассмеяться, хотя смех прозвучал слабо и немного неестественно.
- С тобой всё в порядке? – спросила она, протянув – медленно, осторожно – вторую руку и накрыв ею мою ладонь.
Я посмотрел на её гладкую, мраморную руку, а потом в её глаза. Там были нежность и раскаяние, но до сих пор я видел в них и немалую долю грусти.
Я улыбнулся ей так широко, что у меня заболели щеки. Её ответная улыбка была ослепительной.
С осознанной неторопливостью она гибким, плавным движением села, поджав под себя ноги. Я неловко скопировал её позу. Мы сидели друг напротив друга, наши колени соприкасались, руки всё ещё были соединены.
- Итак, о чём мы говорили перед тем, как я повела себя так грубо?
- Я, честное слово, без всякого понятия.
Она улыбнулась, но в её лице читалось смущение.
- Думаю, мы обсуждали то, почему именно – помимо очевидной причины – ты боялся.
- А, точно.
- Ну так?
Я посмотрел вниз, на наши руки, и развернул их так, чтобы на её руках засиял свет.
- Как же меня легко выбить из седла, – вздохнула она.
Я посмотрел в её глаза и неожиданно осознал, что для неё всё это было ровно настолько же новым, как и для меня. Сколько бы ни было у неё лет опыта до нашей встречи, это было трудным и для неё тоже. Эта мысль придала мне смелости.
- Я боялся… потому что по, ну, очевидным причинам я, наверное, не смогу с тобой остаться, ведь так? А это то, чего я хочу; хочу гораздо больше, чем следовало бы.
- Да, – медленно согласилась она. – Быть со мной… это никак нельзя причислить к вещам, от которых ты бы выиграл.
Я нахмурился.
- Мне следовало бы уехать в первый же день и не возвращаться. Мне следовало бы уйти сейчас. – Она покачала головой. – Возможно, тогда я могла это сделать. Сейчас я совсем не знаю, как.
- Не надо. Пожалуйста.
На её лице отразилась уязвимость.
- Не волнуйся. Я весьма эгоистичное создание и жажду твоей компании слишком сильно, чтобы поступить так, как следовало бы.
- Отлично!
Она сердито посмотрела на меня, осторожно вынула свои руки из моих и скрестила их на груди. Её голос был более резким, когда она заговорила снова.
- Тебе следует всегда помнить, что я жажду не только твоей компании. Всегда помнить, что для тебя я представляю бóльшую опасность, чем для кого угодно другого. – Невидящим взглядом она уставилась на лес.
Секунду я размышлял.
- Мне кажется, я не совсем понимаю, что ты хочешь этим сказать.
Она ответила на мой взгляд и улыбнулась, её непредсказуемое настроение опять изменилось.
- Как бы это объяснить? Не напугав тебя при этом до полусмерти?
Не осознавая своего движения, она вновь вложила свою руку в мою. Я крепко её сжал. Она посмотрела на наши руки.
- Это твоё тепло… оно потрясающе приятно.
Прошла пара секунд, пока она, казалось, собиралась с мыслями.
- Вот знаешь, как у всех есть разные вкусы? – начала она. – Например, некоторым людям нравится шоколадное мороженое, а другие предпочитают клубничное?
Я кивнул.
- Извини за пищевые аналогии – не могу придумать, как ещё это объяснить.
Я улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, но сокрушённой улыбкой.
- Понимаешь, у каждого есть свой собственный запах, свой собственный особый аромат… Если запереть алкоголичку в комнате, полной несвежего, выдохшегося пива, она его выпьет. Но, может быть, устоит перед соблазном, если лечится от алкоголизма. А теперь представим, что в той комнате окажется стакан бренди столетней выдержки, самого редкого, самого благородного коньяка – притом вся комната будет напоена его тёплым ароматом – как по-твоему, сорвётся ли тогда наша алкоголичка?
С минуту мы сидели молча, глядя в глаза друг другу, пытаясь прочесть мысли друг друга.
Она нарушила молчание первой.
- Может быть, это неправильное сравнение. Может быть, и от бренди отказаться слишком просто. Возможно, следует заменить алкоголичку на героиновую наркоманку…
- Значит, если ты – эта героиня, то я – твой сорт героина? – пошутил я, стараясь разогнать напряжение.
Она мимолётной улыбкой оценила мои усилия.
- Да, всё так – ты именно мой сорт героина.
- Часто такое бывает? – спросил я.
Она посмотрела поверх вершин деревьев, обдумывая ответ.
- Я говорила об этом с сестрами. – Она всё ещё смотрела вдаль. – Для Джессамины вы все почти на один вкус. К нашей семье она присоединилась позже остальных. Для неё сдерживаться – уже само по себе нелегко. Прошло слишком мало времени, чтобы она могла развить в себе чувствительность к различиям в запахах, к оттенкам ароматов. – Она бросила на меня быстрый взгляд. – Прости.
- Всё в порядке. Слушай, не беспокойся по поводу того, что можешь меня обидеть или испугать, или что-то ещё в этом роде. Ведь это – то, как ты думаешь. Я могу понять – или, по крайней мере, могу попытаться. Просто объясняй так, как сама это понимаешь.
Она глубоко вздохнула и посмотрела мимо меня.
- В общем, Джессамина не знала, встречала ли когда-нибудь кого-то, кто был бы для неё так же… – она заколебалась, подбирая верное слово, – притягателен, как ты для меня. Что заставляет меня думать, что нет, не встречала. – Её взгляд скользнул ко мне. – Такого она бы не забыла.
И опять она отвела взгляд.
- Эль у нас подольше на борту корабля, так сказать, и она поняла, о чём я. Она сказала, что у неё было так два раза, один раз сильнее, чем другой.
- А с тобой это было?
- Раньше никогда.
Мы снова смотрели друг на друга. На сей раз молчание нарушил я.
- И что Элеонора сделала?
Это был плохой вопрос. Она сжалась, и на её лице неожиданно отразилось страдание. Я ждал, но она больше ничего не говорила.
- Ладно, думаю, это был тупой вопрос.
Она смотрела на меня глазами, в которых читалась мольба о понимании.
- Даже самые сильные из нас иногда падают за борт, ведь верно?
- Ты… просишь у меня разрешения? – прошептал я. По моей спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с моими зябнущими руками.
Её глаза потрясённо распахнулись.
- Нет!
- Но ты же говоришь, что надежды нет, верно?
Я знал, что это ненормально, вот так смотреть в лицо своей смерти и практически не чувствовать страха. Дело было не в какой-нибудь там моей супер-смелости, я знал это. Просто я бы всё равно не выбрал ничего другого, даже если б знал, что всё кончится этим.
Она снова выглядела рассерженной, но я не думаю, что она сердилась на меня.
- Конечно же, надежда есть. Конечно же, я не стану… – Она не закончила фразу. Её глаза словно прожигали меня насквозь. – Для нас с тобой всё по-другому. Эль… это были просто незнакомцы, с которыми она случайно столкнулась. Это было давно. Она не была такой опытной, такой осторожной, как сейчас. И она никогда не умела сдерживаться так хорошо, как я.
|
|
|
