 |
Воскресни из мертвых!
|
|
|
|
– Как вам это удалось? – спросил Леверрье восхищенно. – Вы превзошли самого себя: Витрувий и Ле Корбюзье словно живые.
– Они и есть живые, – ответил Милютин.
– Не понимаю… Конечно, человек в конце жизни может передать самосознание компьютеру, слиться с ним в общность и тем самым обрести бессмертие. Не биологическое, нет! Так сказать, бессмертие души…
– Скажу по секрету, Луи, – понизил голос Милютин, – вы отстали от жизни. Белок – трудный материал для синтеза, да и элементная база не из лучших. Но за миллион лет мы к ней привыкли. И вот научились‑ таки ее синтезировать. Так что и биологическое бессмертие…
– Кажется, я уже ничему не удивлюсь, – сказал Леверрье. – И все же это бессмертие для живущих. Витрувий и Ле Корбюзье…
– Давно умерли, хотите вы сказать?
– Да, умерли. И говорить приходится об их воскрешении из мертвых. А это похоже на мистику. Я же не верю ни в библейские легенды, ни в сказки о живой воде!
– Зачем так категорично? Вовсе не обязательно верить. Более того, ни во что нельзя верить слепо. Но допускать возможность самого маловероятного события, лишь бы его вероятность не равнялась нулю, необходимо.
– Значит, все‑ таки воскрешение из мертвых… Рассказывайте! – потребовал Леверрье.
– Началось с одной из тех фантазий, которые принято называть беспочвенными. Впрочем, осуществимость любой фантазии может в считанные минуты подтвердить или опровергнуть компьютер.
– Так вы оставляете за собой фантазию, а все остальное передаете компьютеру?
– Совершенно верно.
– Но почему не пойти до конца, ведь компьютер тоже способен фантазировать, я имею в виду хотя бы последовательный перебор всевозможных вариантов по критерию…
|
|
|
– Лярбе? – подхватил Милютин. – А вы не так просты, Луи. Отдать фантазию компьютеру. Тогда мне стало бы скучно! К тому же… Хотите парадокс? Именно неограниченность фантазии компьютера мешает ему фантазировать. Он не может остановиться. Чтобы удовлетворить критерию Лярбе, нужно выполнить условие… Помните формулу? В нашем случае стокс под знаком гамбриуса эллиптического в числителе правой части неизбежно стремится к бесконечности. Что это значит?
– Вероятно, что время перебора фантазий также устремляется в бесконечность, – предположил Леверрье не слишком уверенно.
– Вот именно! – обрадовался Милютин. – Таким образом, условие не выполняется и, заметьте, при любом реальном быстродействии компьютера.
– А если ввести ограничения?
– Кто их сформулирует?
– Хотя бы сам компьютер.
– К счастью, на Земле существует человеко‑ машинное общество, а не машинно‑ человеческое, – жестко сказал Милютин. – Порядок слов играет здесь решающую роль.
– Значит, сформулировать ограничения должен человек?
– Как раз этим я и занимаюсь. Минус моего мозга – ограниченность фантазии. Минус компьютера – ее неограниченность. Минус на минус, как всегда, дает плюс.
– Игра слов, – вырвалось у Леверрье.
– Возможно, вы и правы. Но ведь теория игр по‑ прежнему важнейший раздел математики.
– Ох, Милютин, с вами бесполезно спорить – уходите в сторону. Расскажите лучше толком, как вам удалось воскресить Витрувия и Ле Корбюзье?
– Вы будете разочарованы, Луи. Все очень просто. Конечно, я давно подумывал о реконструкции личности. Даже подкидывал кое‑ что компьютеру… Но не получалось, пока я не вспомнил Герасимова…
– Постойте… Это кинорежиссер или живописец?
– Нет, я имел в виду антрополога Герасимова, разработавшего метод восстановления лица по черепу. Ему удалось создать очень точные скульптурные портреты многих исторических деятелей – Ивана Грозного, Тимура, Улугбека… И вот я задумался: творческая личность оставляет после себя книги, статьи, мемуары. Добавим воспоминания современников, документы. Нельзя ли, приняв все это за исходные данные, восстановить саму личность? Словом, я пошел по стопам Герасимова, о результатах же судите сами.
|
|
|
– А насколько верна подобная… реконструкция?
– Работы Герасимова также воспринимали с недоверием. Но контрольные тесты дали отличную сходимость!
– Послушайте, Милютин, правота Герасимова еще не означает…
– Моей правоты? Верно. Поэтому я тоже провел контрольный тест.
– На ком?
– На себе.
– Как? – вскрикнул Леверрье. – Вы решились восстановить… нет, продублировать собственную личность? И где же этот… человек?
– Перед вами.
– А тот… первый… настоящий? Ох, простите, что я говорю…
– Видите ли, два Милютина – слишком много. Мы бы мешали друг другу, занимаясь одним и тем же, и рано или поздно стали бы врагами. Таковы индивидуалисты…
– И кто же из вас принял решение?
– Да уж, конечно, не я, а Милютин‑ 1. Впрочем, какая разница! Сейчас мне кажется, что его вовсе не существовало. Был и остаюсь – я.
– Вы отчаянный человек, Милютин…
– И бог, и дьявол в совмещенной проекции, как вы однажды отозвались обо мне? Ну, полно, я не обижаюсь… Да, мне было страшно. По‑ настоящему страшно, а я ведь не трус, вы знаете. И все же… Вот в давние времена исследователи не останавливались перед тем, чтобы привить себе чуму – это, вероятно, пострашнее!
Леверрье овладел собой.
– А достаточно ли информации, чтобы реконструировать личность человека, жившего в отдаленном прошлом? Допустим, с Ле Корбюзье все ясно. Он оставил огромное и разнообразное наследие. О нем много написано, да и вся его жизнь была на виду. А Витрувий? Даже его портрет не сохранился!
– В старину графологи по почерку определяли характер человека. Потом это сочли шарлатанством, и зря. Оказывается, между строками, пусть даже печатными, прячется Монблан информации. Стилистические особенности, строй мышления, даже частота повторения той или иной буквы многое говорит о человеке. Вспомните хрестоматийный пример. В течение столетий спорили о том, создал ли Гомер «Илиаду» и «Одиссею» или только скомпоновал фольклорные материалы. Разрешить спор смог лишь компьютер: скрупулезно проанализировав текст, он установил, что оба произведения от начала до конца принадлежат одному и тому же автору.
|
|
|
– Но этого недостаточно…
– Сегодня мы знаем о Гомере почти все, хотя источник информации прежний – «Илиада» и «Одиссея».
Леверрье продолжал упорствовать.
– Значит, компьютер многое домысливает?
– Безусловно, – согласился Милютин, – но с высокой степенью вероятности, не ниже 0, 995. Все, что менее вероятно, в расчет не принимается.
– Вот видите, – торжествующе сказал Леверрье. – Значит, некоторые аспекты личности утрачиваются: вероятность, скажем, 0, 8 достаточно велика. Допустим, событие произошло, а вы его игнорируете.
– Но сам человек тоже не все знает и не все помнит о себе. В шестьдесят лет он не тот, что в двадцать…
– А завтра не тот, что вчера?
– Да, каждый из нас лишь моделирует свою личность. Поэтому, для успокоения, можете считать не только Витрувия, Ле Корбюзье и Милютина, но и себя – всего лишь моделями.
– Это уж слишком… – начал было Леверрье и вдруг нахмурился. – Сейчас вы, наверное, скажете: «Машинное время дорого, пора выключать…»
– Э, нет! – рассмеялся Милютин. – Витрувий и Ле Корбюзье возвращены человечеству. Навсегда.
|
|
|
