 |
Бермудский треугольник на Бульварном кольце
|
|
|
|
Вот что рассказывал мой дед, Леонид Вадимыч Фиников. Я упоминаю его имя, чтобы меня не обвинили в плагиате.
Дед утверждал, будто эта история случилась с отцом его институтского товарища Саввой Саввичем Данилкиным. Однако не исключено, что старик ее выдумал или, еще хуже, где‑ нибудь вычитал. В случае чего с претензиями обращайтесь к нему, если, конечно, согласитесь оказаться там, где он сейчас пребывает.
…Шла война.
Савва Саввич Данилкин работал в одном из наркоматов (потом их переименовали в министерства). Освобождался он чаще всего далеко за полночь. И в тот раз тоже отправился домой, когда стрелки часов показывали четверть второго.
Улицы Москвы были темны и пустынны. В лунном свете поблескивали аэростаты воздушного заграждения, похожие на сгустившиеся серебристые облака. Черноту окон крест‑ накрест рассекали полоски газетной бумаги,
Савва Саввич вышел на Бульварное кольцо и стал поджидать редкий в ночную пору трамвай – литер «А», или, как предпочитали говорить москвичи, «Аннушку».
Подкатил вагон. Он был почти пуст. В тусклом свете синей лампочки Данилкин разглядел кондуктора – пожилую женщину в платке, ватнике и нитяных перчатках с отрезанными пальцами. Кондуктор распекала единственного пассажира.
– На дармовщину решил прокатиться, а? Меня этими штучками не провести: знаешь, что с сотенного у меня сдачи не наберется! Гони тридцать копеек, понял?!
Пассажир растерянно оправдывался:
– Я не имею… как это сказать по‑ русски… ме‑ ло‑ чи. Я не успел делать размен…
«Иностранец, – догадался Савва Саввич. – Конечно же, иностранец: в таких пальто из шотландки у нас никто не ходит. И чемодан с наклейками, фибровый… А наши фанерные с металлическими уголками…»
|
|
|
Сам Данилкин был одет как многие – в поношенную шинель, из‑ под которой виднелась безрукавка на меху (приближалась зима), а за ней полувоенный френч. На голове – не модная, с большими полями, шляпа, как у иностранца, а защитного цвета фуражка, на ногах – порядком разбитые сапоги.
«Нехорошо выходит… – продолжал размышлять Данилкин. – Союзник, может быть, даже дипломат, а кондукторша… Что он подумает?! »
– Дайте два билета, на меня и на него, – он кивнул в сторону иностранца. – И придержите язык, мамаша.
Данилкин протянул билет иностранцу и сел к окну с намерением подремать до своей остановки, не обращая внимания на язвительные реплики о добрячках, которых еще нужно проверить в соответствующем месте, и буржуях, зажавших второй фронт, да еще выгадывающих на трамвайных билетах. Двадцать минут дремы были наслаждением, и Савва Саввич не хотел его лишаться из‑ за какой‑ то склочной старухи. Он не боялся проспать: тикавшие в мозгу часы действовали безотказно…
Но иностранец уселся рядом.
– Я ваш… как это… дебитор… Обязательно буду погашать долг.
– Пустое, – ответил Данилкин. – Тридцать копеек сейчас не деньги.
Он закрыл глаза и привалился головой к окну. Иностранец же продолжал бубнить, что это долг чести, и если его лишат возможности расплатиться, то ему будет в высшей степени неприятно.
Данилкин молчал. Продремав четверть часа, инстинктивно разомкнул глаза, когда трамвай затормозил на его остановке. Вспомнив в последний момент об иностранце, он обернулся на ступеньке и крикнул:
– Гуд бай, мистер!
Но тот выскочил следом.
– О‑ о, вы говорите по‑ английски!
Савва Саввич по‑ английски не говорил, и вообще ему было не до разговоров. Он устал и хотел спать. Обо всем этом Данилкин не слишком вежливо сообщил иностранцу. Тот замахал руками.
|
|
|
– Я не хочу возлагать бремя… нет, как сказать по‑ русски… о‑ бре‑ ме‑ нять. Но нам попутно. О‑ о, минута!
На тротуар просочилась полоска света: дежурная булочная была открыта. В ней отоваривали хлебные карточки рабочим вечерней смены – неподалеку виднелась проходная завода.
– Будьте немножко подождать, – умоляюще произнес иностранец, – я хотел разменивать банкнот.
«Нашел дурака, – подумал Данилкин со злостью. – Стану я дожидаться! »
– Идите, – проговорил он вслух. – Только побыстрее, я спешу.
Но иностранец словно разгадал его мысли.
– Там… эта… как верно говорить… о‑ че‑ редь. Похраните, пожалуйста! Момент!
Вероятно, Данилкин и стоявший у его ног чемодан являли собой столь необычайное зрелище, что вышедший из‑ за угла постовой милиционер прямо‑ таки остолбенел.
Московская милиция делилась в то время на три характерные части. Первая – мужчины за пятьдесят, не подлежавшие отправке на фронт; вторая – списанные из армии по ранению или контузии; третья и, пожалуй, наибольшая – молодые женщины. Постовой принадлежал к первой. В нем легко было распознать старого солдата. Вероятно, он участвовал еще в русско‑ японской войне.
Ветеран продолжил обход, а Савва Саввич переминался с ноги на ногу, постепенно приходя в бешенство.
«Вот и делай людям добро! Меценат! Теперь болтайся тут из‑ за тридцати копеек! »
Прошло десять минут, пятнадцать… Из проходной поодиночке и группами выходили рабочие: окончилась смена. И снова появился милиционер. На этот раз он был преисполнен решимости.
– Предъявите документы, гражданин.
Данилкин привычно полез в карман и обмер: бумажник исчез…
«Неужели забыл на столе? А может, дома? » – лихорадочно соображал он, ощупывая карманы.
– Та‑ а‑ к… Нет, значит, документиков? А в чемоданчике‑ то что?
Данилкин начал путано объяснять, что чемодан не его, а иностранца, ехавшего с ним в трамвае и сейчас разменивающего сторублевку.
Милиционер слушал с недоверием.
– Ишь ты, сто рублей! Стибрил чемоданчик‑ то, признавайся!
– Да как вы можете! – задохнулся Савва Саввич.
Из булочной вышел иностранец. Данилкин бросился к нему, схватил за рукав клетчатого пальто.
|
|
|
– Не совестно вам! Из‑ за тридцати копеек я потерял полчаса, да еще…
– Вы сумасшедший! – на чистейшем русском языке воскликнул иностранец. – Что вам от меня нужно, я вас впервые вижу!
– Пройдемте, гражданин, – сказал милиционер Данилкину.
На краю тротуара близ булочной сохранилась с дореволюционных времен чугунная тумба. Когда‑ то извозчики привязывали к ней лошадей. Савва Саввич обхватил одной рукой тумбу, а другой вцепился в иностранца.
– Пойду только вместе с ним!
– Я атташе посольства, – заявил человек в шотландке. – На меня распространяется дипломатический иммунитет. Согласно международному праву дипломата нельзя арестовывать.
Вокруг стали скапливаться люди, выходившие из проходной.
– А может, он и не дипломат вовсе, а шпион!
– Разобраться бы надо, – послышались возгласы.
– Пойдемте и вы, гражданин хороший. Видите, что получается, – попросил милиционер. – Я в этом вашем… мунитете не смыслю. В отделении проверят и быстро вас отпустят. Стоит шуметь‑ то?
– Подчиняюсь насилию, – ледяным тоном проговорил дипломат.
За перегородкой в отделении милиции сидел лейтенант с подвязанной на черной косынке рукой.
– Так что, жулика пымал, товарищ начальник, – вытянувшись в струнку, доложил постовой. – Чемодан свистнул у кого‑ то и при задержании гражданину подсунуть хотел, да не на того нарвался. А документов при нем, при жулике‑ то, нету.
– Ваш паспорт, – обратился лейтенант к иностранцу. – О, дипломат… союзник… А чего вы со вторым фронтом тянете?
– Я могу быть свободен?
– Товарищ лейтенант, – взмолился Данилкин, – уверяю вас, чемодан его. Может, он действительно дипломат, но скорее всего, документы поддельные. Что понадобилось ему ночью на Бульварном кольце? Смотрите, не упустите диверсанта!
Лейтенант заколебался.
Две девушки в темно‑ синих беретах и серых гимнастерках, перетянутых ремнями, с любопытством прислушивались.
– Надо открыть чемодан, – предложила одна из них, – и посмотреть, что в нем.
– Ключа‑ то нет, – сказал лейтенант. – Взломать что ли?
|
|
|
– Рано взламывать, – возразила девушка‑ милиционер. – Если этот тип, – она кивнула на Савву Саввича, – увел чемодан, то ключ остался у владельца. Тогда придется ломать. Но прежде, на всякий случай, надо обыскать гражданина дипломата…
Иностранец возмущенно вскочил.
– Я протестую! Вы ответите за нарушение дипломатической неприкосновенности!
Но тут взорвался лейтенант. Он тоже вскочил и ударил кулаком здоровой руки по столу.
– И отвечу. Терять мне нечего, дальше фронта не пошлют!
У дипломата ключа не нашли, он оказался во внутреннем кармане меховой жилетки Данилкина. Уходя, иностранец оглянулся и – Савва Саввич мог поклясться в этом – подмигнул ему.
«Я пропал…» – подумал Данилкин обреченно.
– А вдруг взорвется? – сказала вторая девушка и отодвинулась.
Лейтенант приложил ухо к чемодану. Внутри было тихо.
– Погаси свет, Маша, – приказал лейтенант.
Он отдернул штору и распахнул окно.
– Глянь‑ ка, уже рассвело. Ну что ж, откроем…
Лейтенант вставил ключ в отверстие замка. Раздался музыкальный звон. Все замерли. И вдруг чемодан, вырвавшись, поднялся над столом, а затем ринулся в окно, безвозвратно унося свои содержимое и тайну…
* * *
– Так не годится! – скажет читатель разочарованно. – Оборвали на самом интересном месте. Где же развязка?
– Какая еще развязка? Ах да… Бумажник нашелся, он через дыру в кармане френча провалился за подкладку, и только волнение помешало Данилкину вовремя его обнаружить. Ключ, оказавшийся в жилетке, вообще был от почтового ящика.
– А чемодан, улетевший неизвестно куда, а таинственный иностранец?
– Вот об этом ничего не могу сказать. Конечно, окажись на месте бывшего пехотного лейтенанта Шерлок Холмс или комиссар Мегрэ, они довели бы дело до конца. Но, к счастью, у нас не детектив, а научная фантастика.
– Научная? Бред какой‑ то, чудо святого Иоргена!
– О нет! Чудес не бывает. Рассудим с позиций науки. Можно ли утверждать, что вероятность события, описанного дедом Финиковым, теоретически равна нулю? Отнюдь! Не хватает и никогда не хватит статистических данных. Пусть до сих пор никто не видел летающего чемодана, – это еще не означает, что в один прекрасный день, когда сложатся соответствующие условия, о которых мы пока ничего не знаем, какой‑ нибудь шальной чемодан не устремится ввысь.
Вспомните известную гипотезу о том, что бесследно исчезнувшие в Бермудском треугольнике корабли не потонули, а унеслись в гиперпространство. Правда, чемодан – не корабль, зато насколько он легче!
|
|
|
