 |
Новые вызовы. Отказ от чтения сложных текстов. Поиск информации вместо накопления знания
|
|
|
|
Новые вызовы
Отказ от чтения сложных текстов
Начнем с общего места: в университете мы должны учить студентов думать. Здесь между нами расхождений нет. Вопрос лишь в том, как побуждать молодых взрослых людей включать мозг? Где тот самый тумблер? И какие инструменты следует здесь использовать? На протяжении десятилетий ответ, по крайней мере для социальных и гуманитарных наук, был понятен и даже тривиален: тумблером является чтение и обсуждение умных сложных текстов.
Наши более старшие поколения – люди книжной культуры, мы воспринимали и во многом продолжаем воспринимать эту жизнь через текст в его традиционном, а не нынешнем медийном понимании. И в самом деле, как можно учить кого‑ то социальным и гуманитарным дисциплинам без чтения текстов? Причем именно умных и сложных текстов. Так вот, первая плохая новость заключается в том, что студенты‑ миллениалы почти не читают или читают слишком мало. Не то чтобы они не читают совсем, но тренд в последние годы явно негативный, и он заметен уже невооруженным глазом.
Что еще хуже, если они сподобятся что‑ то прочитать из рекомендованной литературы, то часто ее не воспринимают. Не в том смысле, что они глупые и не в состоянии постичь содержательные глубины, а в том, что у них отсутствует сам навык погружения в текст и работы со сложными текстовыми конструкциями. В итоге они могут вполне внятно пересказать прочитанное, но, скажем, воспроизведение логической структуры текста уже вызывает заметные трудности. Мне приходилось убеждаться в этом неоднократно.
И более глубокая проблема: студенты‑ миллениалы все менее способны к преодолению в отношении сложных тек‑ стов, к преодолению сопротивления тугого материала. А может быть, и к преодолению вообще, предпочитая переключаться на что‑ то иное. Нас (старших) в университетские годы учили не просто читать, но «прорубаться» сквозь сложный текст. Мы этому научились, привыкли к такой работе и ожидаем этого от других. Теперь этот навык утрачивается или часто не воспитывается вовсе. Сегодняшние студенты, похоже, совершенно искренне не понимают, зачем нужно «грызть гранит» текстовых нагромождений. Они хотят получить понимание сразу, в нарезанном и готовом к употреблению виде, чтобы сразу был ясен конечный смысл, да еще было ясно, к чему этот смысл прикладывать. Отсюда у них закономерно возникает стремление к разного рода упрощениям и эрзацам сложных текстов – конспектам, дайджестам, презентациям.
|
|
|
Тексты, которые студенты сами производят в учебных целях (эссе, контрольные и экзаменационные работы), прекрасно высвечивают эту тенденцию. С каждым годом читать их все скучнее. Не потому, что они плохие, а потому что эти тексты кажутся все более похожими друг на друга, без явных провалов и заметных взлетов – все они воспроизводят конспекты и презентации из групповой рассылки.
Говорят, они люди визуальной культуры – им легче смотреть, чем читать или слушать. И что же, скажите, нам теперь делать – отказаться от сложных текстов и вообще от лонгридов, или давать студентам что‑ то покороче и попроще? А то и вовсе перейти с обычных текстов на видео? Или все‑ таки продолжать настаивать на чтении в каких‑ то более проникновенных формах? Пытаться всеми правдами и неправдами сформировать этот непростой навык?
Поиск информации вместо накопления знания
Старшие поколения гордились своими накопленными знаниями, многие вещи помнили наизусть. Многое осваивалось через доступ к уникальным (часто труднодоступным) текстовым источникам. В связи с этим нам кажется, что новые поколения студентов приходят со все более низким уровнем базовых знаний и общей культуры в привычном для нас смысле – т. е. с меньшим объемом того, что прочитано когда‑ то, уложено в голове, освоено и запомнилось надолго.
|
|
|
Но дело заключается в том, что сегодня получение знания все более рассматривается не как накопление и содержательное освоение материала, а как поиск готовой к использованию информации. Я уже говорил, что современные студенты хотят всего и сразу, причем в готовом и нарезанном виде – с краткой «инструкцией по применению». Мы в свое время считали, что все самое важное понимание дается «непосильным трудом». Сегодня ситуация изменилась: любые ответы можно найти в открытом доступе за очень ограниченное время и с множеством альтернативных вариантов. А к этому можно подыскать выжимки, суммировки и дайджесты с готовыми объяснениями. Словом, «зачем учить, если можно прогуглить».
Тем более, не нужно ничего помнить. На место запоминания и формирования запаса знаний пришла работа с потоком информации. Миллениалы значительно быстрее и лучше работают с этой информацией – ее поиском, обработкой, сопоставлением. Их сила не в крепких и глубоких знаниях, а в способности гибко ориентироваться при решении самых разных задач. Но, в свою очередь, это означает, что традиционные формы работы, практикуемые в классическом образовании, у них по определению не вызывают восторга.
Добавим, что в процессе поиска во всей большей степени в работу вовлекается искусственный интеллект, который постепенно замещает профессиональную экспертизу. Поисковые машины подбирают наиболее подходящие варианты по результатам наших собственных прошлых поисков. В результате могут возникать «информационные пузыри» [Pariser, 2011], которые в тенденции способны изолировать пользователя от точек зрения, противоречащих ее/его собственным ранее сложившимся взглядам и предпочтениям.
Впрочем, применительно к преподаванию нас интересует другое. Дело в том, что в этом новом взаимодействии человека и машины происходит вымывание квалифицированных посредников‑ толкователей, утрата безусловных авторитетов, хранителей сакрального знания, а вместе с этим попутно падает и авторитет преподавателя как эксперта и знатока. Конечно, любой средний преподаватель владеет предметом значительно лучше среднего студента. Но знать больше, чем «знает» Интернет, все равно невозможно.
|
|
|
И еще одно наблюдение. Студенты‑ миллениалы больше не задают вопросы на лекциях. Практически совсем. А раньше студенты старших поколений задавали вопросы, пусть и не очень активно. Эта разница бросается в глаза и даже несколько смущает. Ведь формулирование содержательных вопросов – не только один из элементов вовлеченности, но одна из важных форм аналитического мышления. Сами нынешние студенты объясняют это тем, что спрашивать незачем – возникший вопрос можно прогуглить во «всезнающем» Интернете. Но кроме этого, возникает разговор о нежелании потери лица, боязни выставить себя непонятливым, глупым. Высказываются также версии про школу, где им ранее отбили всякую охоту вылезать с вопросами на уроках. Все эти причины существовали и раньше, но к столь заметному снижению активности в аудитории не приводили. Мы вроде стремимся к интерактивности, а она, наоборот, снижается.
|
|
|
