 |
Проблемы истины и относительной самостоятельности идеологии
|
|
|
|
ПРОБЛЕМЫ ИСТИНЫ И ОТНОСИТЕЛЬНОЙ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ ИДЕОЛОГИИ
Новое выступление Белецкого
9 апреля 1949 г. З. Я. Белецкий написал И. В. Сталину новое большое теоретическое письмо с изложением своего profession de foi1 по важнейшим вопросам философии. Первое большое теоретическое письмо Белецкого Сталину, написанное в январе 1944 г., касалось главным образом проблем истории философии и, в частности, только что вышедшему третьему тому «Истории философии». В письме от 9 апреля 1949 г. он затрагивает, по существу, весь спектр философских проблем.
## 1 Публичное выражение или изложение своих взглядов и убеждений (фр. ).
Хотя новое теоретическое письмо З. Я. Белецкого Сталину датировано 9 апреля 1949 г., однако официально оно было зарегистрировано в ЦК партии только 21 апреля 1949 г., хотя получено было в ЦК, судя по конверту, 10 апреля 1949 г. На письме стоит еще одна регистрационная дата — 9 сентября 1949 г. Даты, скорее всего, показывают, что в этот период письмо Белецкого находилось в секретариате Сталина, хотя нет никаких данных, был ли знаком Сталин с новым теоретическим письмом Белецкого
В письме к И. В. Сталину от 9 апреля 1949 г. Белецкий пишет уже о принципиальном расхождении концепции его собственной и философского руководства (Г. Ф. Александрова). Речь шла, по существу, об идейном расколе между этими двумя философскими направлениями внутри марксизма. Свое направление З. Я. Белецкий рассматривает как подлинно марксистское, а направление философского руководства в лице Александрова как меньшевистско-оппортунистическое, как отход от марксизма. «Между мной и философским руководством, — пишет Белецкий, — возникли разногласия по коренным проблемам диалектического и исторического материализма. Согласовать или примирить эти разногласия нельзя, так как это не оттенки, а точки зрения»1.
|
|
|
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132. д. 222.
Это уже было серьезное политическое обвинение со стороны Белецкого тогдашнему идеологическому руководству и, в частности, начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александрову. Подобная оценка Белецким характера разногласий в философской среде не могла не вызвать обеспокоенности со стороны ЦК партии. Ведь речь шла не просто о разногласиях по философским вопросам, а о принципиально различных философских системах, короче, о расколе в области марксистской философии, важнейшем теоретическом основании всей идеологической работы партии и деятельности ее ЦК.
Одним из основных вопросов, по которым З. Я. Белецкий расходился, как он выражался, с «философским руководством» (Г. Ф. Александров, Б. М. Кедров, Д. И. Чесноков, Ф. В. Константинов и др. ), был вопрос об объективной истине, один из центральных вопросов теории познания философии.
В чем же заключались расхождения между заведующим кафедрой философии МГУ и так называемым «философским руководством»? Рассмотрим прежде всего точку зрения профессора Белецкого по вопросу об объективной истине. В своем письме Сталину от 9 апреля 1949 г. он писал: «В нашей философской литературе по вопросу об объективной истине сложилось твердое мнение. Считается, что объективная истина — это понятие всецело гносеологическое, т. е. относящееся к области мышления, к процессу познания. Объективную истину создает ученый, мыслитель; вне сознания она невозможна»1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, д. 222.
З. Я. Белецкий в письме к Сталину приводит факты антимарксистского, с его точки зрения, понимания объективной истины. В частности, в тогдашнем философском журнале «Под знаменем марксизма» систематически публиковались статьи, в которых под объективной истиной понималось лишь правильное отражение в сознании людей явлений природы и общества, а не сами явления природы и общества. Так, в 9-м номере этого журнала за 1939 г. появилась статья, в которой доказывалось, что объективная истина — это чисто теоретико-познавательное явление, отражение в сознании людей природы и общества, а не сами явления и процессы природы и общества. Автор статьи подвергал критике «тех путаников» («есть такие среди советских философов»), которые формулируют и отстаивают сногсшибательные «открытия», будто объективной истиной надо считать саму природу, саму объективную действительность, но не содержание наших представлений».
|
|
|
«Через 10 лет после таких статей, — пишет З. Я. Белецкий, — в 1948 г. появляются аналогичные статьи в новом философском журнале «Вопросы философии». Так, в статье главного редактора журнала Б. М. Кедрова (№ 1, 1948 г. ) «Критические заметки на философские темы», а так же в статье «Об одном извращении в преподавании марксистской философии» (последняя статья была специально посвящена анализу ошибок проф. Белецкого. — А. К. ) — повторялось общепринятое положение, что «объективная истина есть верное отражение нашим сознанием материального мира: причем, верность этого отображения проверяется и подтверждается практикой»1.
## 1 Вопросы философии. 1948. № 1. С. 349.
Беда, по Белецкому, не только в том, что эта антимарксистская концепция по проблемам объективной истины гуляет по нашим философским журналам, опасность состоит в том, что она, эта антимарксистская концепция сознательно проводится «философским руководством», главным научным философским учреждением страны — Институтом философии. Так, в вышедшей после окончания Великой Отечественной войны (и последовавшей в 1947 г. философской дискуссии) книге Леонова «Диалектический материализм» (1948), которая была, по существу, учебным пособием для студентов вузов, утверждается, что «объективная истина есть такое содержание наших знаний, которое правильно отображает окружающую нас действительность» (с. 591). Книга Леонова была подготовлена и издана Институтом философии Академии наук СССР1.
|
|
|
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132. д. 222.
На кафедру диалектического и исторического материализма МГУ и особенно на ее заведующего проф. Белецкого посыпался целый град теоретических обвинений в извращении марксизма, в непонимании его основных положений, в отвержении теории отражения, в шулятиковщине.
Комиссия ЦК партии, которая обследовала кафедру, записала в своих выводах, что «подавляющая часть членов кафедры и ее заведующий отождествляют объективную истину с природой».
В письме к Сталину профессор Белецкий пишет, что «кафедра, которой я руковожу, выступила против такого традиционного философского понимания объективной истины, по существу кантианского… Кафедра предложила отказаться от «общепринятой» трактовки этого вопроса и руководствоваться нашей марксистской трактовкой»1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132. д. 222.
Для обоснования своих взглядов по проблемам объективной истины Белецкий апеллирует к работе В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Анализируя ее, профессор приходит к выводу, что «Ленин на протяжении всей работы «Материализм и эмпириокритицизм» обосновывал мысль, что быть материалистом, марксистом — это значит признавать, что объективная истина и есть сам материальный мир, природа и общество, что мышление само по себе никаких истин не создает»1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132. д. 222.
Однако эти выводы З. Я. Белецкого произвольны. Нигде в книге «Материализм и эмпириокритицизм» мы не находим положений о том, что объективная истина — это есть сам объективный мир, сама природа и общество. Цитаты из работы Ленина, на, которые ссылается Белецкий, не подкрепляют его понимание истины. В частности, Белецкий приводит известное положение Ленина, направленное против Богданова, отрицавшего безусловную объективность какой бы то ни было истины» («Эмпириомонизм», кн. III, с. IV — V). «Критикуя Богданова, — продолжает З. Я. Белецкий, — Ленин писал: «Существует ли объективная истина, т. е. может ли в человеческих представлениях быть такое содержание, которое не зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от человечества? Если да, то могут ли человеческие представления, выражающие объективную истину, выражать сразу, целиком, безусловно, абсолютно или же только приблизительно, относительно? Этот второй вопрос есть вопрос о соотношении истины абсолютной и относительной» (Ленин В. И. Соч., т. XIII, с. 100)».
|
|
|
Из этой цитаты Ленина ясно видно, что он отождествляет объективную истину не с природой и обществом, а с человеческими представлениями о них, которые составляют содержание объективной истины.
Видимо, Белецкого смутило то положение из книги Ленина, где говорится, что объективная истина не зависит от познающего субъекта, от человека. Но Ленин здесь только подчеркивает объективное содержание абсолютной истины как правильного отражения внешнего мира в человеческом сознании.
Рассматривая объективную истину как явление самого материального мира, природы и общества, а не как человеческие представления о внешнем мире, Белецкий писал Сталину, что его понимание объективной истины организует и привлекает главное внимание на условия материальной жизни трудящихся, показывает, что изменить условия жизни трудящихся можно только революционно-практической деятельностью»1, в сфере непосредственной жизни людей, а не в области философских абстракций, «уводящих трудящихся от задач революционно-практического преобразования общества»2.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222.
## 2 Там же.
Взгляды З. Я. Белецкого по проблеме объективной истины были противоречивыми и неопределенными. В письме к Сталину профессор З. Я. Белецкий ставил вопрос: «Верно ли, что кафедра пропагандирует подобный взгляд на понимание объективной истины? » — т. е. объективная истина — это сам объективный мир, природа и общество, а не их правильное отражение в сознании человека. И отвечает: «Я должен сказать, что это верно лишь в общем! »1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222.
Это означает, что Белецкий ставит под сомнение свой основной постулат об объективной истине. В письме к Сталину он признает по существу, что объективная истина — есть правильное отражение природы в сознании людей, т. е. содержанием объективной истины являются наши правильные знания и представления о внешнем мире. Излагая взгляды Ленина, профессор указывал: «Ленин, как можно видеть, отождествляет объективную истину с природой. Но Ленин на этом точки не ставил. Он показал, что говоря о природе, как объективной истине, существующей независимо от нас, мы признаем, что она познаваема и что наши знания о ней имеют значение объективной истины» (подчеркнуто мною. — А. К. )1. Итак, «наши знания о природе имеют значение объективной истины» Из этих слов самого Белецкого видно, как рушится его концепция об объективной истине, а именно, что истина — это сама природа, внешний мир.
|
|
|
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 77.
В письме к Сталину профессор приводит известные слова Ленина — «теория Маркса есть объективная истина» (Ленин В. И. Соч., т. XIII, изд. 3-е, с. 117) (подчеркнуто мною. — А. К. ). и не собирается их оспаривать. Но это значит, что объективная истина не есть совокупность самих общественно-экономических отношений, породивших марксизм, а правильное, научное знание об этих отношениях. Таким образом, Белецкий признавал, что содержанием объективной истины являются наши знания о внешнем мире, а не сам внешний мир, как таковой.
Спор между сторонниками профессора Белецкого и группой академика Александрова по проблемам объективной истины был спором двух глухих, не способных и не могущих слушать и понять друг друга. Спорящие стороны зациклились на своих понятиях и определениях объективной истины и дальше не шли. Если бы дискуссия проходила в научных рамках, а не на взаимных обвинениях в ревизионизме, приклеивании ярлыков, если бы аргументами в споре служили не цитаты из произведений классиков философии, а обобщение научного познания и социальной практики, тогда, вполне возможно, спорные вопросы могли быть решены, точки зрения сблизиться, и теория истины получила бы дальнейшее творческое развитие.
Это видно хотя бы из письма Белецкого Сталину, в котором он, с одной стороны, истину отождествляет с самим объектом, внешним миром, а с другой стороны, рассматривает объективную истину как правильное отражение предметов внешнего мира в сознании людей. А ведь на этой точке зрения стояла группа академика Александрова, и значит, возможно было сближение точек зрения.
В лекциях и семинарских занятиях по истории философии советского периода профессора и преподаватели нашего факультета критически рассматривали дискуссию по проблемам объективной истины. Предусматривались даже специальные лекции, освещающие спорные дискуссионные вопросы.
Основная установка факультета и кафедры истории марксистской философии заключалась в обосновании того, что явления природы и общества, их закономерности, как они существуют во внешнем мире, с одной стороны, и их отражение в человеческом сознании, с другой — это не одно и тоже. Явления внешнего мира, природы и общества существуют как объективные, устойчивые повторяющиеся связи и отношения. В сознании человека эти объективные связи отражаются и выступают в идеально-духовной форме, как мысли, научные идеи и теории.
В дискуссиях об объективной истине практически опускался вопрос о ее компонентах. В лекциях по истории философии советского периода отмечались такие ее элементы (компоненты): 1) сам объективный мир, это главная основа объективной истины, ее исток; 2) сам процесс отражения внешнего мира в сознании человека, имеющий свою специфику; 3) результат этого отражения — формирование научных идей, теорий.
Белецкий и его сторонники акцент делали на первом компоненте объективной истины и дальше этого практически не шли, если не считать заявлений Белецкого в письме Сталину, что наши знания о внешнем мире, если они правильны, носят характер объективной истины (об этом было сказано выше).
Важное место в теории истины в лекциях и семинарах занимала проблема адекватности, полноты, точности отражения объекта в сознании человека, а следовательно, и точности и полноты истины как результата этого отражения. Задача научного исследования заключается в том, чтобы выяснить, насколько образ предмета в нашем сознании совпадает с самим предметом, в какой степени между ними имеется сходство, совпадение и различия. Эти вопросы в ходе дискуссии по проблемам объективной истины даже не ставились.
Дискуссия показала слабую разработанность или даже неразработанность многих важных проблем объективной истины. Так, в середине 1920-х гг. в нашей стране имела место концепция об объективной и субъективной истине, автором которой был известный философ В. Н. Сарабьянов. Под объективной истиной он понимал сам объект, предмет, существующий во внешнем мире, а его отражение в нашем сознании он называл субъективной истиной. Например, стол, как таковой, — это объективная истина, а его отражение в нашем сознании — истина субъективная1.
## 1 С а р а б ь я н о в В. Н. О некоторых спорных проблемах диалектики // Под знаменем марксизма. 1925. № 12. С. 191.
По проблемам объективной истины на философском факультете МГУ развертывались оживленные дискуссии как на кафедрах, так и в научных студенческих кружках. А на семинарских занятиях по философии проблемы истины обсуждались особенно бурно. По вопросам истины студенты писали письма самому Сталину! Так, студент-отличник 4-го курса Я. Ф. Аскинази взывал к Сталину: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Обращаюсь к Вам с просьбой внести ясность в вопросе: «что такое объективная истина»1. Видимо, студенты не надеялись получить ответ от участников дискуссии. В дальнейшем студент Аскинази стал видным ученым, заведовал кафедрой диалектического и исторического материализма Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского, написал несколько интересных трудов.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222.
Философское руководство в лице Александрова, Кедрова, Константинова, Чеснокова, сообщал профессор Белецкий Сталину, проводит идеалистическое, а не материалистическое понимание объективной истины. «Вопрос об объективной истине для марксистско-ленинской философии давно решен, давно ясен. Здесь, казалось, не могло быть никаких кривотолков. Однако, кривотолки не только не исчезли и буржуазное понимание этого вопроса не только не отвергнуто, но, наоборот, оно систематически проводится в нашей печати, в преподавании, в пропаганде. Марксистско-ленинское понимание этого важного вопроса систематически истолковывается в духе идеалистической буржуазной философии»1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 69.
Все свои надежды в решении этого сложного научного вопроса, каким является вопрос об объективной истине, профессор возлагал не на философов, не на специальные научные исследования и творческие дискуссии, а на указания товарища Сталина.
Во втором своем теоретическом письме профессор Белецкий рассматривает проблему относительной самостоятельности идеологии и ее понимание в советской философии. «В нашей литературе, — писал он, — имеет широкое распространение точка зрения о том, что идеология во все времена развивалась по особому закону — по закону относительной самостоятельности»1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 69.
Что же понимается под законом относительной самостоятельности идеологии? Профессор З. Я. Белецкий правильно передает, что советские философы понимают под относительной самостоятельностью идеологии: «Это способность мышления предвидеть ход событий, преемственность идей и их активность, обратное влияние надстроек на базис, т. е. все то, что позволяет допустить, что идеология имеет свое собственное содержание и развивается по своим собственным законам — законам мышления»1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 69.
С точки зрения Белецкого признание закона относительной самостоятельности идеологии означало ревизию основного материалистического принципа о возникновении идей, что ведет к отрыву идей от породившего их материального социального базиса. В этой связи Белецкий критиковал работы Кедрова и Александрова, «идущие по линии отрыва идеологии от общественно-политических отношений»1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 70.
Между тем этих авторов нельзя обвинить, что они отрывают идеи от породившего их материального базиса. Так, Б. М. Кедров пишет о необходимости правильного взаимодействия «между развитием философской мысли и материальными условиями жизни… в признании определяющей роли последних (т. е. материальных условий жизни. — А. К. ) и вместе с тем в признании относительной (но лишь относительной) самостоятельности первой» (т. е. философской мысли. — А. К. )
Как видно, Кедров, опасаясь, что его могут уличить в идеалистическом отрыве идей от их материально-социальной основы специально оговаривается, когда говорит об «относительной (но лишь относительной) самостоятельности» философии.
Большинство советских философов того времени, в том числе и профессора философского факультета МГУ, исходили из того, что идеи, будучи порождением материального и социального базиса, преломляясь в дальнейшем через призму политических, юридических и других общественных отношений, приобретают относительную самостоятельность, имеют свою собственную логику и закономерности развития, не определяемые непосредственно породившим их материальным и социальным базисом. Например, древнегреческая философия Демокрита, Аристотеля или Платона, художественное творчество Шекспира и Сервантеса, будучи порождением определенной исторической эпохи, до сих пор не потеряли своего значения и являются для людей XX и XXI веков величайшей ценностью, хотя условия, их породившие, давно исчезли. Об этом в свое время размышляли Маркс и Энгельс. В самом деле, как объяснить непреходящее значение древнегреческой литературы, дающей этическое и эстетическое наслаждение современным людям. В том-то как раз и проявляется относительная самостоятельность идеологии.
Профессор Белецкий допускал существование относительной самостоятельности идеологии «лишь для антагонистических формаций»1, поскольку такое понимание идей считал выгодным господствующим социальным силам, чтобы отвлекать трудящихся от изменения материальных условий их жизни. В антагонистическом обществе, писал ученый, «философия отрывается от материального базиса и рассматривает себя как нечто самостоятельное, стоящее над материальной жизнью и созидающее ее. …Практическим следствием из данной теории является отвлечение внимания трудящихся от их настоящих задач»2. Поэтому для Белецкого, хотя проблема относительной самостоятельности идеологии по видимости носит гносеологический характер, «но ее сущность всецело политическая»3.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 72.
## 2 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 71.
## 3 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 72.
В социалистическом обществе, считал проф. Белецкий, в отличие от антагонистических обществ «идеология по своему существу не может быть относительно самостоятельной». В социалистическом обществе нет оснований для отрыва идеологии от своего материального базиса. Идеология при социализме начала выполнять свою прямую роль — служить интересам трудящихся. «Она вступила в гармоническое отношение со своим материальным базисом… Сутью нашей идеологии является не сохранение относительной самостоятельности, а как раз наоборот, окончательное преодоление ее относительной самостоятельности»1.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 74.
По существу дела, профессор Белецкий отождествлял материальный базис, порождающий идеологию, с самой идеологией, включал ее в материальный базис. Но научная идеология, философия как раз и нужны для того, чтобы дать правильный анализ этого базиса и указать пути его преобразования в интересах развития общества. В свое время В. И. Ленин говорил, что социалистическая идеология, социалистическое сознание не могут возникнуть из стихийного рабочего движения, они вносятся извне идеологами, учеными, овладевшими наукой своего времени и перешедшими на позиции рабочего класса.
Относительная самостоятельность идеологии позволяет на основе практики выявлять ее подлинную научность, делать ее более совершенной и актуальной.
Исключение З. Я. Белецкий делал для русской материалистической философии революционных демократов (Герцен, Чернышевский и др. ), которая в отличие от всей западной «домарксистской философии не обладала относительной самостоятельностью»1. Это он объяснял тем, что она не занималась исследованием абстрактных философских категорий, а непосредственно выражала нужды трудящихся, отвечала их интересам, непосредственно вытекала из их жизненного понимания. Русская философия революционных демократов непосредственно включена в социальную ткань жизни трудового народа. Поэтому этой философии не свойственны относительная самостоятельность, известная независимость от той социально-исторической среды, которая ее породила.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 75.
На самом деле русская философия Герцена, Чернышевского, Белинского занималась именно этими абстрактными философскими проблемами. Достаточно прочитать «Письма об изучении природы» А. И. Герцена или «Антропологический принцип философии» и «Примечания к политэкономии по Миллю» Н. Г. Чернышевского, чтобы убедиться, что их философские взгляды исследуют глубинные основы природного и социального бытия, материи и духа, познаваемости мира. А эти проблемы уже сами по себе характеризуются относительной самостоятельностью и непосредственно не вытекают из производства или экономического базиса жизни общества.
В письме к Сталину Белецкий выдвигал любопытное положение о том, что «отношение между философией революционных демократов и ленинизмом совершенно иное, чем между марксизмом и предшествующей ему философией». Правда, Белецкий подробно не развивал этот тезис, если не считать утверждения, что философия революционных демократов с необходимостью вела к ленинизму1. Но этим утверждением он как бы отвергал свой основной тезис, что идеи, в том числе и философские, рождаются непосредственно из материальной жизни общества, а теперь оказывается, что философские идеи русских революционных демократов неизбежно вели к возникновению ленинизма.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 75.
Как следует из всего содержания письма Белецкого Сталину, передовая западноевропейская философия не могла быть теоретическим источником марксизма. Даже философию Гегеля, которую В. И. Ленин рассматривал как теоретический источник марксизма, Белецкий рассматривал как реакционную.
Белецкий давал резко отрицательную характеристику западноевропейской философии. «На Западе до появления марксизма не было философии, которая выражала бы интересы трудящихся, народа»1. Но это утверждение Белецкого и фактически неправильно. Такие выдающиеся мыслители, которые внесли вклад и в развитие философии, — как Ж. Фурье, К. Сен-Симон, Р. Оуэн, — пусть и в незрелой форме, но отразили интересы и требования того социального слоя людей, которые были предшественниками промышленного пролетариата.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 75.
Вообще Белецкий резко отрицательно относился к проблеме идейной преемственности. Он критиковал советских философов, которые считают, что «философия одной эпохи подготавливает идейный материал для возникновения философии новой эпохи. Так, например, буржуазная философия возникла из античной и средневековой, марксистская — из буржуазной»1. Но, во-первых, так никто не говорил и не писал из группы Александрова — Кедрова, а, во-вторых, Белецкому важно было доказать, что новые идеи, в том числе и марксистские, рождаются непосредственно из материальных и социальных основ общества и никак не связаны с предшествующими прогрессивными идеями.
## 1 РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 222, л. 76.
И тем не менее нет оснований обвинять Белецкого в вульгарной шулятиковщине, хотя ему неоднократно и предъявляли это обвинение. Впрочем, повод для этого он давал сам. Для Шулятикова было характерно непосредственное, прямое выведение идеологических явлений из форм организации производства. Белецкий же все-таки признавал (хотя бы в лекциях), что философские и другие идеи, теории, будучи порождением материального базиса общества, в своем дальнейшем развитии проходят через сложную систему социальных, экономических, политических и других общественных отношений, которые на них воздействуют, только затем они приобретают определенную форму.
В письме к Сталину Белецкий подвергал резкой критике статью Александрова «Возникновение марксизма — революционный переворот»1 за утверждение «о совпадении по существу законов объективного мира и законов мышления».
## 1 Вопросы философии. 1948. № 1.
Но, во-первых, это не «изобретение» Александрова, а известное философское положение, идущее главным образом от Гегеля и которого придерживались и Маркс, и Энгельс, и Ленин, и другие философы. Во-вторых, положение о совпадении законов объективного мира и законов мышления имеет большое значение для правильного понимания предмета философии.
Предметом философии являются, с одной стороны, всеобщие объективные законы внешнего мира — природы и общества, а с другой — законы мышления (недаром некоторые философы называли философию наукой о мышлении). Но эти два слагаемых предмета философии не только не противоречат друг другу, а находятся между собой в органическом единстве.
Такое понимание предмета философии было в нашей стране длительное время господствующим, да и сейчас оно еще сохраняется. Но начиная с 1950-х годов проходят бурные дискуссии о предмете философии, о характере философского знания. Уточняется и углубляется наше понимание предмета и характера философских знаний, но не отбрасывается как ложное то понимание предмета философии и характера философского знания, которое было раньше1.
## 1 См. : Вестник Московского университета. Сер. Филос. 1995. № 2.
Однако идеи профессора Белецкого по вопросу об относительном характере идеологии, об объективной истине не получили распространения на философском факультете. Дело в том, что лекций студентам ученый практически не читал, в основном руководил аспирантскими семинарами по диалектическому и историческому материализму, а лекции студентам читали профессора Ф. И. Георгиев, Г. М. Гак, В. Г. Фомина, которые не только не разделяли указанные взгляды Белецкого, но резко их критиковали.
Профессор З. Я. Белецкий, несомненно, оказал определенное влияние на судьбу философии в Советском Союзе. По его письму Сталину, которое опубликовано и разобрано в данной книге, было принято Постановление ЦК ВКП(б) о 3-м томе «Истории философии», в основу которого были положены идеи Белецкого, изложенные им в письме к Сталину. Письмо З. Я. Белецкого И. В. Сталину с анализом книги Г. Ф. Александрова «История Западно-европейской философии» было рассмотрено на секретариате ЦК партии и было принято решение о необходимости проведения всесоюзной научной философской дискуссии по книге Г. Ф. Александрова (1947).
В концентрированном виде свои философские идеи З. Я. Белецкий изложил на философской дискуссии 1947 г. Сам З. Я. Белецкий на ней не выступал, но будучи участником этой дискуссии представил текст выступления, приложенный к стенограмме дискуссии.
Надо отдать должное профессору З. Я. Белецкому, не побоявшемуся подвергнуть критике некоторые положения марксизма-ленинизма, которые считались тогда незыблемыми. Так, выдвинутое им положение, что понять марксизм можно не с вершины предшествующей истории философии, а, наоборот, «лишь с точки зрения марксизма можно понять всю прошлую философию» (журнал «Вопросы философии» № 1 за 1947 г., с. 319). При этом профессор З. Я. Белецкий руководствовался известным методологическим принципом Маркса, что только с высших ступеней развития предмета можно познать его низшие этапы.
Это положение З. Я. Белецкого противоречило известному положению В. И. Ленина, что учение Маркса «возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представителей философии. политэкономии и социологии» (Ленин В. И. Полн. собр. соч, т. 23, с. 40). В другой работе В. И. Ленин писал: «Маркс явился продолжателем и гениальным завершителем трех главных идейных течений XIX в. — классической немецкой философии, классической английской политической экономии и французского социализма» (Там же, т. 26, с. 50).
Профессор З. Я. Белецкий по существу не соглашался с положением В. И. Ленина о том, что учение о социализме было порождено не самим движением рабочего класса, а было привнесено в него извне. «Учение о социализме, — писал В. И. Ленин, — выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией» (Там же, т. 6, с. 30).
З. Я. Белецкий же считал, что новые идеи возникают не из предшествующих идей, а из самой жизни, из практики. Учение о социализме, считал Белецкий, было порождено самим движением рабочего класса, выросло внутри этого движения. Но он вместе с тем не отвергал роль предшествующих идей, рассматривая их в качестве дополнительного «мыслительного материала».
Интересно, что эти взгляды З. Я. Белецкого, по существу направленные против идей Ленина о возникновении марксизма, были известны руководителям партии. Однако, они его не только не преследовали за это, но, как известно, даже поддерживали.
|
|
|
