 |
Отзвуки философской дискуссии
|
|
|
|
В 1930 — 1950 гг. действовала своеобразная форма «развития» философских знаний, когда требовалась их апробация в «верхах» или разрешение высших партийных инстанций на предмет обнародования их в печати. Немало было философов, которые для решения сложных философских проблем обращались к руководителям партии, надеясь получить от них исчерпывающее решение этих вопросов, так сказать, «истину в последней инстанции». Эта квазинаучная практика начала культивироваться в нашей стране с начала 1930-х годов и достигла своего апогея в 1950-х гг. И это вместо того, чтобы самим, в своем философском сообществе, на основе последних достижений науки и практики исследовать новые философские проблемы, обсуждать их в научных дискуссиях, на конференциях, публиковать в печати! Подобная практика убивала инициативу к творчеству и новаторству и вела к бездушному восхвалению «гениальных» заслуг вождя или вождей. «Покорность и подхалимаж перед сильными мира сего всегда вознаграждаются».
Вот, например, письмо бывшего заведующего кафедрой истории религии и атеизма философского факультета МГУ, а тогда заведующего кафедрой философии Московского областного педагогического института профессора И. Д. Панцхава секретарю ЦК А. А. Жданову, посланное 4 декабря 1947 г., когда страсти, накаленные дискуссией (июнь 1947 г. ) бушевали на философском горизонте нашей страны. Главную задачу философии Панцхава видел в изучении философских трудов Сталин, особенно его работы «О диалектическом и историческом материализме».
Профессор Панцхава пишет, что в работе И. В. Сталина дается совершенно новое понимание и раскрытие основных проблем марксистской философии. «Можно было бы, — продолжает он, — привести целый ряд важнейших положений из области диалектического и исторического материализма, открытых и во всей полноте разработанных т. Сталиным»*.
|
|
|
##* РГАCПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 492. Л. 70.
Правда, в чем заключается это новое развитие о каких проблемах идет речь, И. Д. Панцхава об этом ничего не говорит. По его мнению, задача советских философов в развитии философии заключается не в обобщении научного познания и практики, а в изучении работы Сталина «О диалектическом и историческом материализме».
Подвергнув разгромной критике работу М. Леонова «Марксистский диалектический метод» и одноименную книгу М. Розенталя за недооценку вклада Сталина в философию марксизма, Панцхава провозглашает «сталинский этап философии марксизма»*. «Лишь товарищ Сталин мог развить диалектический и исторический материализм в соответствии с данным этапом исторического развития. Точнее, сталинская концепция является высшим современным этапом развития марксистсткой философии»**.
##* Там же. Л. 71.
##** Там же. Л. 72.
Большой заслугой Сталина в области философии Панцхава считает то, что он «впервые сформулировал в качестве первого закона диалектики положение о всеобщей связи и взаимозависимости явлений в природе и обществе»*. На самом деле всеобщая связь явлений представляет не отдельный, самостоятельный закон, а совокупность целого ряда законов. Всеобщая связь — это характеристика явлений. Но даже тогда, когда первая черта марксистского диалектического метода в работе Сталина «О диалектическом и историческом материализме» рассматривалось как открытие Сталиным великого закона, некоторые философы втихомолку с этим не соглашались. У меня тогда были частые беседы на эту тему с профессорами Георгиевым и Гаком. Они ставили под сомнение рассматривать всеобщую связь как самостоятельный закон.
|
|
|
##* Там же. Л. 74.
Панцхава одобряет исключение Сталиным закона «отрицание отрицания» из законов диалектики и нападает на тех философов, которые «пытаются прицепить этот закон к какой-нибудь сталинской черте диалектики хотя он не упоминается т. Сталиным среди основных черт диалектики»*
##* Там же. Л. 73.
Профессор Панцхава считает, что Маркс и Энгельс дали законы и категории диалектики изолированно друг от друга, как сумму примеров. «В сталинском же определении законы и категории диалектики представлены во взаимной связи. Благодаря этому явления, выраженные законом лишь в общем виде, у Сталина они даны как нечто конкретное во всей их полноте»*.
##* Там же. Л. 71.
Закон перехода количественных изменений в качественные и обратно, как он был сформулирован в марксистской философии, по Панцхаве, носит абстрактный характер. «В этом вопросе т. Сталин сделал то, чего не мог сделать в свое время Энгельс, трактовавший этот закон абстрактно».
При характеристике закона единства и борьбы противоположностей, Панцхава считает, что только Сталин «дал подлинно научную формулировку этого закона». Панцхава, видимо, не понял ни работы Сталина, ни самого закона единства и борьбы противоположностей. Ведь Сталин свел этот закон лишь к борьбе противоположностей, исключив единство между ними.
Профессор И. Д. Панцхава насчитал двенадцать великих открытий т. Сталина. «Можно было бы привести, — продолжает Панцхава, — еще целый ряд других важнейших положений из области диалектического и исторического материализма, открытых и во всей полноте разработанных Сталиным»*
##* Там же. Л. 71.
В заключении Панцхава предлагает создать особую комиссию по организации «этого дела», т. е. по созданию сталинского этапа философии марксизма и создать достойный труд для освещения сталинского этапа марксистской философии.
Центральный Комитет партии поощрял эту практику вмешивался в решение специфических, социальных вопросов философии и логики, выступая в качестве своеобразного философского арбитра. Так, в июле 1951 г. на имя секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова поступило большое письмо по спорным проблемам логики от преподавателя кафедры диалектического и исторического материализма Ленинградского госуниверситета Л. Еричева. На этом письме Маленков написал такую резолюцию: «1) Ознакомить секретарей ЦК, 2) тт. Жданову и Степанову рассмотреть заявление т. Еричева и доложить заключение, 3) На секретариат ЦК. Г. Маленков. 20. VII. 51»*. Итак, секретарь ЦК ВКП(б) Маленков считал, что даже спорные вопросы логики должны решаться в ЦК ВКП(б).
|
|
|
##* РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 133. Д. 8.
Особенно мешали слаженной работе философов групповщина, борьба между собой за влияние в руководстве партии, за получение влиятельных постов и должностей, которые входили в номенклатуру ЦК ВКП(б). Начальник управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александров 9 марта 1943 г. выступил с большим докладом на Межобластном совещании лекторов и пропагандистов. Это был интересный и содержательный доклад. На доклад Александрова откликнулся тогдашний директор Института Маркса — Энгельса — Ленина академик М. Б. Митин. В письме на имя секретаря ЦК ВКП(б) А. С. Щербакова Митин подверг уничтожающей критике доклад Г. Ф. Александрова. С точки зрения Митина докладчик не дал слушателям нужную политическую ориентировку, доклад был примером абстрактного теоретизирования и профессорского резонерства.
А. С. Щербаков наложил резолюцию: «Дать мне стенограмму». 13. III. 43. Однако уже через 3 дня рядом с этой резолюцией появилась другая: «Тов. Митин в основном прав. А. Щербаков. 16. III. 1943 г. » (Там же)*.
##* Там же. Оп. 125. Д. 131.
Почувствовав определенную опасность второй резолюции А. С. Щербакова Г. Ф. Александров сразу обратился к двум секретарям ЦК ВКП(б) — Щербакову и Андрееву, каждому в отдельности со специальными письмами, в которых доказывал свою правоту. При этом он не приминул уязвить Митина: «лекторам нужно было дать некоторое обобщение, а не перечень примеров, как строит, кстати говоря, свои доклады Митин»*.
##* Там же.
После философской дискуссии Г. Ф. Александров оставаясь еще начальником управления пропаганды и агитации ЦК партии — высшего идеологического и политического арбитра духовной жизни страны, обратился к Сталину и Жданову с развернутой программой перестройки и улучшения всей научной работы по философии и философского образования. Но прежде всего Александров покаялся во всех своих грехах за недостатки и упущения в области философии. Это письмо Александрова Сталину и Жданову интересно тем, что оно, характеризуя духовную атмосферу своего времени, раскрывает взаимоотношения ученых-философов и вождей партии. «После указаний Сталина, после философской дискуссии, — пишет Александров, — я самым пристальным образом пересмотрел то, как и о чем писал все эти пятнадцать лет. Я вполне сознаю, что не поправь меня Центральный Комитет по теоретическим вопросам, мало пользы было бы от меня как профессионального философа для партии. Идеи Сталина и философская дискуссия зарядили нас, философских работников огромной энергией»*. Он предлагал глобальную переподготовку всех философов страны: «Было бы целесообразно, — пишет Александров, — всех профессиональных философов страны, которых насчитывается до 700 чел. переподготовить в Москве в четыре очереди на полугодичных курсах при Академии общественных наук**.
|
|
|
##* РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 492.
##* Там же. Л. 5.
Своим письмом Александров пытался добиться индульгенции в своих философских «грехах» и закрепить свое положение как руководителя управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). Но это подобострастное письмо вызвало у руководителей партии скорее обратное впечатление. Так что судьба Александрова как ответственного за пропаганду и агитацию была уже предрешена.
Большую активность после философской дискуссии 1947 г. развил директор Института философии АН СССР профессор Г. С. Васецкий, будущий заведующий кафедрой истории марксистско-ленинской философии философского факультета МГУ. Он искренне хотел улучшить работу Института и в целом поднять научный уровень философских исследований. Интересно, что Васецкий наметил привлечение в Институт старой философской гвардии 1920-х гг., пострадавшей в бурных событиях 1930-х гг. В частности, он хотел привлечь на работу бывшего внештатного профессора МГУ, академика А. М. Деборина, которого до этого не печатали. Из боязни быть арестованным, он часто ночевал в Нескучном саду*. Деборин в начале 1950-х гг. вновь подвергся незаслуженному гонению (тогда он работал в системе Академии наук СССР). Его обвиняли в том, что он был «главарем» меньшевиствующего идеализма в философии. Напрасно он писал, что давно «признал и исправил свои ошибки как лидера «меньшевиствующего идеализма», что гордится тем, что Ленин в 1909 г. прочитал его работу «Диалектический материализм» и законспектировал ее (конспект опубликован в 29-м томе 5-го издания сочинений Ленина). Ленин не нашел в ней ошибок, а в некоторых местах поставил слово: «Верно! ». Он отметил только тяжеловесный язык и неудачную философскую терминологию. «По указанию В. И. Ленина в 1921 г. мой труд «Введение в философию диалектического материализма», — пишет Деборин, — вышел вторым изданием в СССР, по его же указанию я был назначен главным редактором первого философского журнала в нашей стране «Под знаменем марксизма» и профессором Института Красной профессуры философии. Вопрос о Деборине рассматривали члены Политбюро Маленков, Молотов, Хрущов, Суслов и др. Тем не менее администрация Академии наук СССР и, в частности, Институт истории, где работал Деборин, были непримиримы. Труды Деборина подвергались огульной критике. Профессор философского факультета МГУ И. С. Нарский, работавший тогда научным сотрудником Института философии АН СССР, в рецензии на одну большую работу Деборина писал: «Автор (Деборин) критикует работы советских историков, но почему-то избегает самокритики и критики работ советских философов (например, III тома истории философии»*. Видимо, Деборин положительно оценивал III том «Истории философии» и не присоединился к его огульному разносу.
|
|
|
##* РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 17. Д. 425.
Кроме академика Деборина профессор Васецкий приглашал для работы в Институт философии известного специалиста по истории философии марксизма Серебрякова, видного философа, одного из лидеров «механистов» 1920-х гг. Соробьянова, Фингерта, написавшую интересную книгу по проблемам социальной диалектики. Г. С. Васецкий не побоялся того, что Фингерт обвинялся в том, что он, будучи директором Ленинградского педагогического института и заведующим кафедрой философии этого же Института, проявлял колебания в период борьбы с троцкистско-зиновьевской оппозицией, выступал против удаления из педагогического института Лилиной — жены врага народа Зиновьева*. Кроме того, Васецкий приглашал так же крупных естествоиспытателей академика С. И. Вавилова, академика А. И. Опарина, профессора математики С. А. Яновскую**.
##* РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Д. 64.
##* Там же. Оп. 125. Д. 492. Л. 43.
Вместе с тем, профессор Васецкий понимал, что ему не удержаться на этом посту, особенно после грубой, оскорбительной выходки против него на философской дискуссии академика Юдина, близкого к руководству ЦК партии.
После окончания философской дискуссии состоялось заседание кафедры истории русской философии, на котором присутствовало много преподавателей с других кафедр, студентов и аспирантов факультета, пришли профессор Васецкий — директор Института философии АН СССР и будущий заведующий кафедрой истории марксистско-ленинской философии философского факультета МГУ; профессор В. С. Кружков — директор Института Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК ВКП(б) и профессор на 0, 5 ставки кафедры истории русской философии; а так же бывший заведующий кафедрой истории русской философии, а теперь секретарь ЦК Компартии Белоруссии по пропаганде и агитации член-корресспондент АН СССР М. Т. Иовчук. Они приняли активное участие в заседании кафедры, сделали интересные выступления по итогам философской дискуссии. Но вместе с тем у них был и дальний прицел: в случае их освобождения от прежних высоких должностей (а почва у них под ногами колебалась) выявить возможности работы на философском факультете. Ценился философский факультет!
|
|
|
