Готовил ли философский факультет диссидентов?

Но едва миновала угроза ликвидации философского факультета МГУ (и вообще всех философских факультетов страны), как через семь лет она вновь замаячила на философском горизонте. На этот раз она шла от органов государственной безопасности. Разумеется, такой факультет, как философский, не оставался без внимания идеологического управления КГБ. К факультету был прикреплен специальный уполномоченный КГБ, а в некоторых случаях, когда у нас разыгрывались страсти и обострялась обстановка, на факультете появлялись два представителя госбезопасности. В целом это были грамотные молодые люди, видимо, окончившие специальные учебные заведения. Непосредственно они не вмешивались в учебную, научную и воспитательную работу и не делали ставку на применение насильственных методов. Занимались, по их словам, «профилактикой», воспитательными мероприятиями, чтобы предостеречь молодых людей от опасных шагов, отвести их от беды. Но были удивительно обо всем осведомлены. О недостатках и пробелах на факультете они сообщали декану факультета, предлагали их ликвидировать, но не навязывали методов их устранения.

В парткоме МГУ, как мне рассказывал бывший секретарь М. В. Солодков, для связи с органами госбезопасности выделялся даже член бюро парткома; им, как правило, был заместитель секретаря парткома по идеологической работе. Через него шла в КГБ информация о положении в университете и на факультетах. Так что вышестоящие органы были хорошо информированы о положении дел.

Нередко из идеологического управления КГБ и партийных органов в деканат факультета присылались книги на рецензирование с точки зрения их идеологической выдержанности: нет ли в них какой-либо крамолы. Из бесед выяснялось, что на эти книги и на их авторов в инстанции поступало много писем как на «неблагонадежных». На все книги, присылаемые для рецензирования, мы давали положительные заключения: в этих книгах нет ни антикоммунизма, ни ревизионизма. На нас иногда даже косо смотрели: не прикрываем ли мы неблагонадежные книги. Мы при этом руководствовались мудрым советом философа Гегеля: нет такого суждения (положения), которое было бы абсолютной истиной или сплошной ложью.

В 1985 г. представители идеологического управления КГБ, прикрепленные к философскому факультету, ошарашили меня тревожным сообщением. Они сообщили мне, что по поручению руководства (я не стал спрашивать какого именно) им поручено довести до сведения декана философского факультета следующее: «Наше управление подсчитало, что философский факультет больше всех дает диссидентов (по сравнению с другими факультетами), вместо того, чтобы бороться с ними. Нам такой факультет не нужен. Идеологическое управление подготовило соответствующий документ в ЦК КПСС с целью коренного улучшения работы факультета». Для меня стало ясно, что, как тогда говорили, дело «пахнет керосином». И действительно, на Всесоюзном совещании заведующих кафедрами общественных наук (конец 1986 г. ) в докладе члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС Е. К. Лигачева философский факультет МГУ был объявлен самым отстающим среди других факультетов по идейно-воспитательной работе, хотя философский факультет МГУ обеспечивал философские кафедры страны учебниками, учебными пособиями, учебно-методологической литературой. Факультет имел большую философскую аспирантуру, на которой успешно готовились кандидаты философских наук, обеспечивая потребности в философских кадрах. За успешную работу факультет получал переходящее Красное знамя МГУ.

Удивительное дело, как могли работники аппарата ЦК партии включать в ответственный доклад секретаря ЦК КПСС непроверенные материалы, без предварительного изучения вопроса, без беседы с работниками факультета. Когда я начал выяснять этот вопрос у помощника секретаря ЦК партии В. П. Кузьмина и спросил у него как этот материал попал в доклад Е. К. Лигачева, то он мне ответил, что до самого последнего часа этого материала в докладе Е. К. Лигачева не было (В. П. Кузьмин курировал подготовку доклада Лигачева). Это положение было включено в доклад в самый последний момент перед произнесением самого доклада. Нечего сказать, хорошая практика, когда сотрудник аппарата ЦК партии мог включить нужный ему материал с определенной практической целью. Это говорит о стиле работы горбачевского ЦК партии.

Для меня стало ясно, что начинает действовать «сакраментальное» предупреждение, сделанное мне представителями идеологического управления КГБ. Конечно, к негативной оценке работы философского факультета приложили руки собственные факультетские «писатели», недовольные требовательностью деканата, наведением порядка и дисциплины на факультете.

Дело принимало опасный для факультета оборот. Надо было немедленно действовать, чтобы не допустить его разгрома. Мы провели ряд научных обсуждений по вышедшим книгам, на которые поступали в вышестоящие инстанции отрицательные отзывы.

Учитывая предупреждение представителей идеологического управления КГБ, я решил написать письмо члену Политбюро ЦК КПСС, председателю КГБ В. М. Чебрикову. Подтолкнуло меня на этот шаг и то обстоятельство, что одновременно с обсуждением книг на Совете факультета в журнале «Коммунист» (№ 9. 1985) появилась его статья, в которой ставились те же вопросы, что и при дискуссии на нашем факультете. Эта синхронность меня еще больше озадачила. В своем письме В. М. Чебрикову, я сообщал о дискуссии на Ученом совете по книгам А. М. Ковалева и дал им характеристику в духе своего выступления на Совете факультета. В ходе обсуждения книг А. М. Ковалева ему не приписывалось извращение марксизма или ревизионизм. Вместе с тем были подвергнуты научной критике некоторые двусмысленные и неточные формулировки, отсутствие в них строгого монизма и фактической аргументации. Я подчеркну, что в целом, на Совете проблемы обсуждались в том же духе, что и в статье В. М. Чебрикова в «Коммунисте».

Письмо преследовало одну-единственную цель: снять те обвинения в подготовке «диссидентов», которые предъявлялись представителями КГБ на философском факультете, и тем спасти последний от возможной реорганизации. В письме Чебрикову я указал, что книги профессора А. М. Ковалева не дают оснований представителям КГБ факультет в том, что он готовит «диссидентов» и что «такой факультет не нужен».

Так как письмо было направлено члену политбюро ЦК КПСС и автору статьи в журнале «Коммунист» (в это время Чебриков уже стал секретарем ЦК) то оно попало в аппарат ЦК КПСС. Оттуда оно было направлено в партком МГУ. Тогдашний секретарь парткома МГУ В. Н. Горохов написал на нем резолюцию: «Поскольку в письме ставятся теоретические вопросы, оно не является предметом для партийного рассмотрения» и отослал письмо обратно в ЦК КПСС.

Так закончилась история этого «спасательного» письма

Но оно, несомненно, помогло спасти факультет от «реорганизации», перетасовки кадров и содействовала снятию с факультета обвинений, что он «готовит диссидентов».

Представители КГБ на философском факультете помогли мне (по моей просьбе) организовать встречу с первым заместителем председателя КГБ (он же начальник идеологического управления КГБ) Ф. Д. Бобковым. Видимо, сыграло роль и мое письмо к председателю КГБ. С Ф. Д. Бобковым я обсудил те вопросы, которые были поставлены в письме В. М. Чебрикову. Они касались прежде всего философского факультета, его дальнейшей жизни и работы. Беседа получилась интересной. Мы обсуждали статьи Андропова и Чебрикова, опубликованные в свое время в журнале «Коммунист». Бобков особенно высоко ценил статьи Андропова. Из беседы было видно, что он очень хорошо знает положение дел на факультете. Главная моя задача заключалась в том, чтобы доказать первому заместителю председателя КГБ и начальнику идеологического Управления, что философский факультет проводит большую работу по подготовке высококвалифицированных философских кадров. Кажется, мне это удалось. И в какой то степени спасти факультет от разгрома. Когда беседа окончилась, он сказал: «Работайте спокойно и пожелал успехов». Я уходил от него с надеждой, что с философским факультетом ничего плохого не случится.

Однако срок моего избрания подходил к концу, и я подал заявление об уходе с поста декана факультета. При освобождении ректор объявил мне благодарность, как было сказано в приказе, за многолетнюю и плодотворную работу на факультете

Вместо себя я рекомендовал профессора Р. И. Косолапова, которого тогда освободили от работы главного редактора журнала «Коммунист». Ректор университета тоже хорошо знал Косолапова (выпускника философского факультета МГУ) и назначил его временно и. о. декана философского факультета с последующим избранием на Совете Университета. Но для утверждения этой кандидатуры надо было еще получить согласие ЦК КПСС.

Два или три раза на Совете МГУ ставился вопрос об избрании Р. И. Косолапова на должность декана факультета. Но каждый раз из ЦК КПСС следовал телефонный указ — снять рассмотрение этого вопроса. Короче: ЦК не давал санкции на. назначение Косолапова на пост декана. Против него в ЦК действовала довольно сильная горбачевская группа. Пробыв в должности и. о. де4ана примерно год и видя нежелание его, Косолапов подал заявление об отставке. Несмотря на вакханалию с руководителями философский факультет продолжал успешно работать: у него был большой запас прочности, приобретенный за предыдущие годы, созданный квалифицированным профессорско-преподавательским составом.